Оставивъ Эстеръ, Феликсъ не могъ сейчасъ же вернуться домой. Онъ вышелъ за городъ, походилъ тамъ немного, любуясь декабрскою тишиною полей, и возвратился въ городъ по большей улицѣ, которая вела на базарную площадь.
Было около половины втораго; Феликсъ замѣтилъ, что улица была наполнена народомъ больше, чѣмъ прежде. Все время, пока онъ шелъ до избирательныхъ шалашей, давка въ толпѣ была такъ сильна, что возвратиться назадъ оказывалось совершенно невозможнымъ; онъ шелъ почти поневолѣ, хотя высокій ростъ и сильное сложеніе Феликса выходили изъ ряда обыкновенныхъ даже въ толпѣ, гдѣ было много дюжихъ рабочихъ, привыкшихъ управляться съ тяжелыми инструментами. Тутъ находились почти всѣ, самые бѣдные и неприглядные съ вида жители Треби. Феликсъ, увлекаемый все болѣе и болѣе впередъ движеніемъ толпы, замѣтилъ въ разныхъ мѣстахъ людей, наружность которыхъ носила на себѣ тотъ рѣзкій отпечатокъ, который свойственъ только мануфактурнымъ городамъ.
Однакожъ признаковъ какихъ-нибудь опредѣленныхъ дурныхъ намѣреній въ толпѣ еще не было. Очевидно было только, что большая часть этой толпы разгорячена виномъ, и что поступки подобныхъ людей едва-ли могутъ быть болѣе обдуманны, чѣмъ, напримѣръ, поступки быковъ или свиней, собранныхъ въ кучу и сбитыхъ съ толку крикомъ и толчками. Смѣшанные, оглушительные крики, случайныя стычки, удары и даже драка, казалось увеличивались каждую минуту. Констебли, находившіеся въ толпѣ, были совершенно безсильны. Оффиціальная особа, которая виднѣлась иногда въ толпѣ двигаясь вмѣстѣ съ ней, столь же мало могла сдерживать послѣднюю, какъ вѣха, поставленная на водѣ, можетъ дѣйствовать на расходившіеся валы. Безъ сомнѣнія, дѣло не обошлось безъ множества ушибовъ и даже ранъ, а сколько оскорбленій разнаго рода разсѣяно было въ тоже время -- этого никто и опредѣлить не можетъ.
Очевидно было, что подача голосовъ болѣе продолжаться не можетъ, и потому эту церемонію пришлось отложить. Вѣроятность серьезныхъ безпорядковъ возросла такъ сильно, что даже поколебала сопротивленіе ректора предложенію послать за войскомъ; когда Феликсъ возвращался въ городъ, нарочный съ этой цѣлью уже былъ отправленъ въ Дуффильдъ. Ректоръ хотѣлъ опять выѣхать къ толпѣ и прочитать законъ о мятежахъ съ такого пункта, откуда его можно бы было лучше разслышать, чѣмъ изъ окна "Маркиза Гренби"; но м-ръ Кроу, старшій констебль, только что вернувшійся съ мѣста и ближе наблюдавшій положеніе дѣлъ, утверждалъ, что рискъ былъ бы слишкомъ великъ. Привели къ присягѣ нѣсколько новыхъ констеблей; впрочемъ м-ръ Кроу пророчески выразился, что если разъ безпорядки начнутся, то толпа уже не будетъ заботиться ни о какихъ констебляхъ.
Однакожь когда ректоръ, обладавшій сильнымъ и звучнымъ голосомъ, показался на балконѣ и прочиталъ слова закона, повелѣвающія всѣмъ и каждому расходиться по домамъ или приниматься за обыкновенныя дозволенныя занятія, то это произвело на толпу сильное, хотя и преходящее дѣйствіе. Всѣ, стоявшіе ближе, слушали чтеніе и въ теченіе нѣсколькихъ минутъ послѣ заключительныхъ словъ, продолжалась сравнительная тишина. Но потомъ народъ опять началъ волноваться, снова поднялся говоръ, который, постепенно возрастая, обратился въ крики и ревъ, какъ прежде. Движеніе это было подобно потоку, который пытаются остановить и который все увлекаетъ въ своемъ стремленіи. Расположена-ли была толпа повиноваться приказанію разойтись въ теченіе часа -- это оставалось подвержено сомнѣнію, которое все болѣе и болѣе дѣлалось похожимъ на отрицаніе.
Въ это время м-ръ Кроу, считавшій себя человѣкомъ дальновиднымъ, предпринялъ шагъ, значительно ускорившій исполненіе собственнаго его пророчества. Этотъ констебль, вмѣстѣ съ судьями, прибылъ, по заднимъ улицамъ, въ гостинницу Семи Звѣздъ, и здѣсь законъ о, мятежахъ опять былъ прочитанъ изъ окна съ тѣмъ же результатомъ, какъ и въ первый разъ. Ректоръ возвратился прежнимъ путемъ въ гостинницу "Маркиза Гренби", какъ такое мѣсто, которое наиболѣе прилично для пребыванія администраціи, а м-ръ Кроу остался на другомъ концѣ Королевской улицы, гдѣ также присутствіе какого-нибудь начальственнаго лица было, безъ сомнѣнія, необходимо. Видя, что срокъ, данный народу на возвращеніе по домамъ уже истекъ, и голосъ закона оказался безсильнымъ, Кроу самъ показался въ верхнемъ окнѣ гостинницы и, обратившись къ толпѣ, объяснилъ ей, что уже послали за войскомъ и что если народъ не разойдется, то, вмѣсто констеблей, будетъ имѣть дѣло съ кавалеріей.
М-ръ Кроу, подобно нѣкоторымъ другимъ прославленнымъ въ исторіи полицейскимъ властямъ, "пользовался дурной репутаціей," то-есть, позволялъ себѣ такіе поступки, которые испортили его репутацію; онъ не имѣлъ ни малѣйшей популярности въ Треби. Весьма вѣроятно, что даже и другое сообщеніе, болѣе пріятнаго свойства, сказанное имъ, много потеряло бы въ глазахъ слушателей, именно по этой причинѣ, а слова, которыя онъ теперь произнесъ, были сами по себѣ такъ неутѣшительны, что, вмѣсто вразумленія толпы, казалось, только раздражили ее. Кто-то изъ числа окружавшихъ гостинницу схватилъ изъ стоявшаго по близости, въ зеленной лавкѣ, куля, сырую картофелину, бросилъ ею въ констебля и попалъ ему въ ротъ. Немедленно затѣмъ картофель и рѣпа въ большомъ количествѣ полетѣли въ окна "Семи звѣздъ" и перебили въ нихъ стекла. Феликсъ, находившійся въ это время на половинѣ своего пути по главной улицѣ, слышалъ, какъ крики слились въ дикій ревъ, и видѣлъ, какъ масса народа бросилась въ лавки гдѣ можно было найти болѣе приличные метательные снаряды, чѣмъ картофель и рѣпа. Раздался крикъ, что тори послали за солдатами, и что если въ народѣ находятся люди, которые, называясь торіями, будутъ -- добровольно или какъ нибудь иначе -- тянуть торійскую сторону, то такихъ должно считать главными виновниками безпорядковъ.
Въ толпѣ видны были такія явленія, которыя показывали, что преобладающее настроеніе ея обращалось противъ приверженцевъ Дебари и въ пользу Трансома. Нѣсколько лавокъ было попорчено и всѣ они были "торійскія лавки." Торговцы, которые только могли, заперли у себя двори и загородили извнутри окна. Паническій страхъ распространился между домовладѣльцами этого до сихъ поръ мирнаго города; съ тревогой ждали прибытія военной силы. Ректоръ находился въ мучительномъ безпокойствѣ по поводу этого обстоятельства: онъ послалъ уже, подъ величайшимъ секретомъ, въ Гэсеркотъ двухъ гонцовъ съ приказаніемъ, чтобъ солдаты ѣхали прямо въ городъ, но боялся,-- не перехвачены-ли посланные.
Было три часа: протекло ужо болѣе часу со времени чтенія закона о мятежахъ. Ректоръ большого Треби отправилъ исполненное негодованія посланіе въ гостинницу Барана, къ м-ру Линтону, ректору малаго Треби,-- говоря, что въ толпѣ очевидно господствуетъ радикальный духъ, и что особенная отвѣтственность за это должна пасть на партію м-ра Трансома. Гдѣ былъ м-ръ Джерминъ?
М-ръ Линтонъ отвѣчалъ, что онъ самъ ходилъ по направленію къ Дуффильду,-- посмотрѣть, не идутъ-ли солдаты? Что касается до Джермина, то онъ, пасторъ Линтонъ, не можетъ отвѣчать за этого стряпчаго: онъ думалъ, что Джерминъ отправился куда-нибудь по дѣлу -- доставать избирательные голоса.
Теперь должно было сдѣлать серьезное усиліе къ прекращенію волненія, нужно было употребить въ дѣло всѣ силы, какія находились въ распоряженіи гражданской власти. Декабрскій день скоро долженъ былъ склониться къ вечеру, а въ темнотѣ всякій безпорядокъ усиливается. Тутъ ужасы, подобные пожару, также легко могли случиться, какъ всякое другое меньшее несчаетіе. Констебли, которые могли, вооружались карабинами и саблями: всѣ достопочтенные обыватели, обладавшіе хотя какой-нибудь долей мужества, приготовились вступить въ борьбу на защиту порядка, многіе изъ нихъ, какъ, напримѣръ, м-ръ Уасъ и м-ръ Тиліотъ выразили убѣжденіе, что главнѣйшею обязанностью ихъ было защищать пивоварни, а также водочные и винные погреба, такъ какъ находящіеся въ этихъ мѣстахъ предметы собственности скорѣе всего могли подвергнуться грабежу и самое нападеніе на нихъ, по своимъ послѣдствіямъ, было опаснѣе нападенія на всякое другое мѣсто. Ректоръ, полный твердой рѣшимости, сѣлъ опять на коня, такъ какъ это казалось лучшимъ способомъ предводительствовать констеблями, чтобы послѣдніе могли дѣйствовать сомкнутой массой. По его приказанію, отрядъ вооруженныхъ людей, миновавъ большую улицу, проѣхалъ по заднимъ улицамъ города и занялъ два главныхъ переулка, изъ которыхъ былъ ходъ въ винные погреба и пивоварню; эти пункты признавалось особенно необходимымъ стеречь, чтобъ изъ нихъ, какъ изъ узкихъ отверстій, можно было поражать толпу.
Между тѣмъ Феликсу Гольту досталось довольно серьезное дѣло на Королевской улицѣ. Какъ только нѣсколько стеколъ въ гостинницѣ "Семи Звѣздъ", было разбито, то это уже послужило достаточнымъ поводомъ къ тому, чтобъ разбивать ее до послѣдней возможности. Духъ разрушенія имѣетъ свойство возрастать по мѣрѣ своихъ успѣховъ; предметъ, который уже подвергся разрушенію или хотя только поврежденію, съ равною охотою осуждается на окончательное потребленіе и взрослыми людьми и безразсудными мальчиками. Кромѣ того, гостинница "Семи Звѣздъ" прикрывала собой Спратта; а на нѣкоторыхъ спрокстонцевъ, стоявшихъ прямо передъ зданіемъ, раздражительно дѣйствовало сознаніе, что Спраттъ оставался здравъ и невредимъ въ такой день, когда за ударами вообще не гнались и когда можно бы было воздать ему должное. Теперь желаніе попасть во внутренность гостинницы сдѣлалось всеобщимъ.
Феликсъ, наконецъ, добровольно поспѣшилъ къ гостинницѣ. До тѣхъ поръ, влекомый толпою, онъ могъ развѣ защищаться отъ толчковъ да удерживаться на ногахъ; онъ предвидѣлъ, что народъ ворвется въ гостинницу; уже слышны были крики: "Спратта! Вывести его сюда! Мы его выбросимъ изъ окошка! Бить его!" При такомъ положеніи дѣла не было ничего невѣроятнаго, что человѣческая жизнь пострадаетъ, а для Феликса было невыносимо присутствовать при слѣпомъ неистовствѣ разъяренной толпы и не попытаться противодѣйствовать ей. Усилія, направленныя къ этой цѣли, хотя бы даже и тщетно, все-таки доставили бы ему больше удовольствія, чѣмъ простое зрѣлище этого буйства. Въ стѣнахъ гостинницы онъ все-таки могъ кого нибудь спасти. Феликсъ вошелъ туда вмѣстѣ съ разнородной толпой, которая сейчасъ же разсѣялась по зданію съ различными цѣлями: нѣкоторые направились въ столовую въ намѣреніи пробраться въ погребъ; другіе поднимались на лѣстницу, ища по всѣмъ комнатамъ Спратта или кого нибудь другаго, кто бы могъ до времени, вмѣсто него, послужить козломъ отпущеніи. Заслышавъ женскій крикъ, Феликсъ пошелъ по тому направленію откуда онъ слышался, и наконецъ достигъ верхняго корридора на лѣстницѣ, гдѣ жена хозяина гостинницы съ нѣсколькими служанками, въ безпомощномъ ужасѣ, старалась спастись отъ двухъ или трехъ полупьяныхъ людей, опорожнившихъ стоявшій внизу графинъ съ водкой. Принявъ на себя тонъ предводителя толпы, Феликсъ закричалъ; "сюда, ребята, здѣсь штука будетъ лучше, ступайте за мной!" и увлекъ этихъ людей съ собой назадъ по корридору. Они достигли нижняго крыльца въ то самое время, когда несчастнаго Спратта тащили съ лѣстницы; онъ былъ безъ сюртука и испускалъ жалобные вопли. Однакожь пока еще никто не надѣлялъ его ни ударами, ни пинками; казалось, жертву нарочно берегли, чтобъ наказать на болѣе просторномъ мѣстѣ, гдѣ притомъ и большое число желающихъ могли бы принять участіе въ этомъ удовольствіи. Феликсъ слѣдовалъ за ними, рѣшившись освободить, если можно, какъ напавшихъ, такъ и жертву нападенія отъ худшихъ послѣдствій. Его умъ былъ занятъ обдумываніемъ различныхъ проектовъ, имѣвшихъ эту цѣль.
Спратта протащили съ лѣстницы и далѣе, вдоль двора, черезъ ворота, какъ простую кучу холста и лоскутьевъ. За воротами онъ встрѣченъ былъ оглушительными криками и свистомъ толпы, хотя многіе въ ней не питали къ Спратту никакой непріязни и только догадывались, что другіе ее имѣютъ. Это была довольно узкая часть улицы,-- далѣе улица становилась шире, и Спратта потащили туда, при крикахъ его враговъ: "мы хотимъ прогуляться съ нимъ, посмотримъ, дѣйствительно-ли онъ такъ перепуганъ, какъ кажется!"
-- Отколотить его да и бросить, раздалось около Феликса.-- Пойдемте-ка въ погреба Тиліота,-- тамъ теперь много джину.
Въ этихъ словахъ заключались двѣ страшныя угрозы. Влача Спратта далѣе, толпа была уже очень близка къ переулку, въ которомъ находился погребъ Тиліота. Феликсъ старался держаться какъ можно ближе къ несчастной жертвѣ. Онъ бросилъ свою собственную палку и несъ дубину, выпавшую изъ рукъ у одного изъ нападавшихъ на гостинницу "Семи Звѣздъ;" голова Феликса была обнажена и вообще, съ перваго взгляда, онъ казался предводителемъ толпы. Въ такомъ положеніи Феликса замѣтили разныя лица, смотрѣвшія съ тревогой на всю эту свалку изъ оконъ верхнихъ этажей,-- замѣтили именно, что онъ употреблялъ всѣ усилія, чтобы протѣсниться сколько можно ближе къ человѣку, котораго тащили.
Между тѣмъ первые изъ констеблей, достигшіе задними путями переулка около дома м-ра Тиліота, разглядѣли, что въ толпѣ находится жертва. Одинъ изъ настоящихъ констеблей, ретивый малый, по имени Тукеръ,-- видя, что нельзя терять времени на размышленіе, пригласилъ своего сосѣда слѣдовать за собой и, схвативъ случившуюся у него саблю, быстро прорвался туда, гдѣ его не ожидали. Въ эту минуту Спраттъ былъ брошенъ, полумертвый отъ страха, на уличныхъ каменьяхъ и окружавшіе его люди немного отступили, какъ бы для того, чтобъ потѣшиться такимъ зрѣлищемъ. Феликсъ воспользовался случаемъ, и, замѣтивъ первое движеніе толпы къ тому мѣсту, на которомъ лежалъ Спраттъ, сдѣлалъ скачокъ впередъ, чтобы можно было защитить несчастнаго. Въ эту минуту Тукеръ загородилъ ему дорогу и думая, что Феликсъ предназначался быть палачомъ Спрятта,-- способность различать предметы находилась у Тукера болѣе въ мускулахъ, чѣмъ въ глазахъ,-- онъ бросился на Феликса, намѣреваясь схватить его за воротъ и повалить. Но Феликсъ, обладавшій быстротою соображенія, понялъ въ чемъ дѣло и выбралъ изъ двухъ золъ, казалось ему, меньшее. Проворный, какъ молнія, онъ увернулся отъ констебля, самъ напалъ на него и попытался овладѣть его оружіемъ. Эти борьба, въ которой окружающіе были простыми зрителями, кончилась тѣмъ, что констебль упалъ на землю, а Феликсъ овладѣлъ его саблей. Онъ выпрямился, держа ее въ рукахъ. Толпа заревѣла "ура!" предполагая, что побѣдитель въ самомъ дѣлѣ былъ на ея сторонѣ и чистосердечно сразился съ констеблемъ. Тукеръ, однакожъ, не вставалъ съ мостовой;
Феликсъ впрочемъ не предполагалъ, чтобы констебль получилъ сильное поврежденіе.
-- Не трогайте его! сказалъ Феликсъ.-- Пусть онъ идетъ. Сюда несите Спратта и слѣдуйте за мной!
Феликсъ хорошо понималъ, что впутался въ опасное дѣло. Но въ его воображеніи все еще носились ужасы, которые могли бы произойти, еслибы ему не удалось удержать окружавшую его массу хаотическихъ стремленій и порывовъ отъ всякихъ дальнѣйшихъ нападеній на тѣ мѣста, гдѣ эти порывы, подъ вліяніемъ одуряющихъ и разгорячающихъ веществъ, могли обратиться въ пламя. Въ такую минуту человѣкъ, подобный Феликсу, не въ состояніи былъ разсчитывать, каковы будутъ для него самого слѣдствія недоразумѣнія относительно той роли, которую онъ игралъ въ сегодняшнемъ бунтѣ. Природа никогда не производитъ такихъ людей, которые обладали бы въ одно время и энергическою симпатіею къ людямъ и мелочною разсчетливостью. Феликсъ увѣренъ былъ, что имѣетъ достаточную власть надъ умами окружающихъ и потому рѣшился постараться отвлечь раздраженную толпу отъ совершенія какого нибудь преступленія, до того времени, пока она не будетъ окончательно усмирена войскомъ, которое,-- какъ онъ полагалъ на основаніи словъ м-ра Кроу, сказанныхъ уже довольно давно,-- должно было скоро прибыть.
За Феликсомъ послѣдовала толпа тѣмъ охотнѣе, что переулокъ Тиліота защищался констеблями, часть которыхъ имѣла огнестрѣльное оружіе; притомъ же людямъ ограниченнымъ вообще нравится всякая возможность совершить что нибудь, стоящее внѣ заранѣе назначенной программы дѣйствій, особенно если нѣтъ никакого противоположнаго порыванія. Многимъ изъ спрокстонцевъ, которые теперь видѣли Феликса, онъ уже прежде былъ извѣстенъ лично; о немъ составилось понятіе какъ о такомъ человѣкѣ, который проповѣдываетъ многія странныя вещи,-- вовсе необычнаго свойства. Когда онъ двинулся впередъ, какъ предводитель, съ саблей въ рукѣ, и велѣлъ поднять Спратта, то самый тонъ его голоса казался достаточной причиной, чтобы слѣдовать за нимъ. Человѣкъ твердый и энергическій всегда можетъ увлечь и соединить въ одно цѣлое тѣ неразумныя единицы, которыя находятся вмѣстѣ съ нимъ въ толпѣ. Феликсъ рискнулъ расчитывать именно на подобное вліяніе въ средѣ окружающихъ людей, умственное состояніе которыхъ представляло простую смѣсь различныхъ неопредѣленныхъ представленіи съ духомъ хищности. Онъ торопилъ ихъ идти далѣе и вмѣстѣ съ тѣмъ распорядился, чтобъ они подняли Спратта и несли, а не тащили; стоявшіе назади послѣдовали за Феликсомъ съ возрастающимъ убѣжденіемъ, что у него былъ какой нибудь ловкій замыселъ,-- а тѣ, которые находились впереди, отчасти руководились той же самой мыслью, отчасти были принуждены двигаться вслѣдствіе натиска заднихъ рядовъ, хотя не знали причины движенія послѣднихъ. Короче, произошла такая же путанница, какая бываетъ въ большей части человѣческихъ дѣлъ: одни подвигались впередъ сами, а другіе были безсознательно увлекаемы движеніемъ первыхъ.
Въ дѣйствительности, Феликсъ намѣревался вывести толпу ближайшимъ путемъ за городъ и обогнуть сѣверную его сторону, въ тоже время поддерживая въ этихъ людяхъ убѣжденіе, что онъ ведетъ ихъ сообразно заранѣе обдуманному плану, по исполненіи котораго имъ можно будетъ неожиданно напасть на то, что стоитъ нападенія, а вмѣстѣ съ тѣмъ и обмануть констеблей, сторожившихъ переулки. Между тѣмъ онъ надѣялся, что явятся солдаты и тогда нѣтъ никакого сомнѣнія, что эта толпа, не одушевляемая никакою политическою страстью и не питавшая ни къ кому особенной вражды, а шумящая просто вслѣдствіе винныхъ паровъ, разгуливавшихъ въ головахъ, не будетъ сопротивляться военной силѣ. Пятидесяти солдатъ, вѣроятно, будетъ довольно, чтобъ разогнать эти сотни недовольныхъ. Численности толпы никто не зналъ: впрочемъ потомъ многіе обыватели готовы были присягнуть, что она должніа была состоять, по крайней мѣрѣ, изъ двухъ тысячъ человѣкъ. Феликсъ зналъ, что самъ онъ подвергался большой опасности: но "кровь у него воспламенилась": въ обыкновенной жизни мы неохотно допускаемъ вліяніе на свои дѣла такого пламеннаго, страстнаго энтузіазма, а между тѣмъ съ помощью этого антузізма, при другихъ условіяхъ, совершаются подиніи, имѣющіе всемірное значеніе.
Феликсъ достигъ мѣста, гдѣ улица раздѣлалась на двѣ вѣтви; одна оканчивалась узкимъ проходомъ между плетнями и изгородями, въ глубинѣ другой виднѣлась мрачная пустота оленьяго конца. При раздвоеніи улицы была довольно широкая площадка, въ центрѣ которой находилась маленькая каменная платформа съ тремя ступенями; на ней стоялъ позеленѣвшій отъ времени столбъ. Феликсъ пошелъ прямо къ этой платформѣ и, взойдя на нее, громко закричалъ шедшимъ спереди и сзади людямъ: "стой!" и тутъ же велѣлъ привести къ себѣ Спратта. Взоры остановившейся толпы обратились на платформу и, быть можетъ, тутъ въ первый разъ у находившихся въ толпѣ людей явилось опредѣленное сознаніе, что этотъ человѣкъ съ саблей въ рукѣ былъ ихъ начальникъ!
-- Теперь, сказалъ Феликсъ, когда блѣднаго и трепещущаго Спратта привели на каменную платформу, есть-ли у кого нибудь веревка? если нѣтъ веревки, такъ дайте маѣ нѣсколько связанныхъ платковъ.
Онъ вынулъ свой платокъ,-- собрали еще два или три и передали ему. Онъ велѣлъ связать ихъ всѣ вмѣстѣ: глаза присутствующихъ были устремлены на него. Не хотѣлъ-ли онъ повѣсить Спратта? Феликсъ оперся на свою саблю и отдавалъ приказанія окружающимъ:
-- Теперь обвяжите нашу веревку около него, стяните руки немного назадъ -- вотъ такъ! а другой конецъ привяжите покрѣпче къ столбу.
Когда это было сдѣлано, Феликсъ сказалъ повелительнымъ тономъ:
-- Оставьте его тутъ -- мы еще вернемся сюда, а теперь надо спѣшить; впередъ, ребята! Въ улицу парка, а потомъ въ Гобсонъ пероулокъ!..
Это было самымъ лучшимъ способомъ, какой только Феликсъ могъ придумать, чтобъ спасти Спратта. И онъ не ошибся. Удовольствія видѣть беззащитнаго человѣка связаннымъ было достаточно на нѣкоторое время даже для тѣхъ, кто дѣйствительно имѣлъ жестокость разсчитывать, что можно будетъ опять придти помучить несчастнаго. Никому не пришло и въ голову, что когда Спраттъ останется одинъ, то изъ сосѣднихъ домовъ можетъ кто-нибудь придти и развязать его.
Шумящая толпа устремилась по улицѣ парка быстрымъ потокомъ, держа Феликса все еще въ среднихъ рядахъ, хотя онъ и употреблялъ всѣ усилія, чтобъ проложить себѣ дорогу впередъ. Онъ хотѣлъ направить толпу по боковой улицѣ, называемой Гобсовымъ переулкомъ, которая вела къ другой -- Дуффильдской части города. Феликсъ заставилъ нѣсколькихъ людей, окружавшихъ его (одинъ изъ нихъ былъ нашъ старый спрокстонскій знакомый, толстый Дреджъ), пробиться впередъ и увѣрилъ ихъ, что всѣ ребята направятся вдоль по переулку, что въ противномъ случаѣ все дѣло будетъ испорчено. До сихъ поръ Феликсу все удавалось, и онъ продолжалъ путь безпрепятственно. Но вскорѣ случилось обстоятельство, поразившее его, подобно громовому удару; оно доказало, что весь его планъ столько же неоснователенъ, какъ неосновательны кажутся всѣ смѣлые проэкты, когда они терпятъ неудачу.
Въ толпѣ, на ряду съ ограниченными и полупьяныными субъектами, находились и люди дальновидные, которые любили безпорядокъ по нѣкоторымъ другимъ причинамъ, независимымъ отъ цѣли его самого; они несчитали себя достаточно вознагражденными за тотъ трудъ, который они на себя взяли, прибывъ въ Треби на выборы; къ этому труду они были побуждены нѣкоторыми слухами, собранными въ Дуффильдѣ -- слухами, которые давали возможность надѣяться, что положеніе дѣлъ въ Треби благопріятно смутамъ, составлявшимъ для подобныхъ людей время жатвы. Нѣкоторымъ изъ этихъ предусмотрительныхъ личностой было извѣстно, что улица парка ведетъ къ большому дому требійскаго замка, который для ихъ спеціальныхъ цѣлей оказывался столь же пригоденъ, какъ настоящій банкъ, или даже еще лучше пока Феликсъ пламенно стремился къ своей цѣли эти сыны Адама также неуклонно преслѣдовали свою цѣль (какъ мы видѣли совершенно особаго свойства), Феликсъ имѣлъ уже минуты торжества своего вліянія надъ толпой: настали другія минуты, когда и на долю этихъ людей также выпадалъ тріумфъ въ томъ смыслѣ, какъ они его понимали.
Въ переднихъ рядахъ, шедшихъ задомъ къ Феликсу, раздался новый вызовъ, новаго свойства предложеніе.
-- Пойдемъ въ замокъ Треби!
Съ этой минуты Феликсъ былъ безсиленъ; его неопредѣленное вліяніе на толпу было побѣждено новымъ, совершенно опредѣлительнымъ указаніемъ предположенной цѣли. Толпа бросилась не по Гобсову переулку, какъ хотѣлъ Феликсъ, а мимо его. Феликсъ былъ также увлеченъ общимъ потокомъ. Онъ не зналъ какъ добиться противнаго. Какъ только толпа вышла на дорогу, ведущую за городъ, гдѣ было сообщеніе съ полемъ, и кромѣ того, подъ рукой, находился обширный паркъ, то для Феликса было уже нетрудно высвободиться изъ толпы. Сначала онъ думалъ, что это будетъ лучше всего, и поэтому намѣренъ былъ какъ можно скорѣе вернуться въ городъ въ надеждѣ найти тамъ войско и съ отрядомъ его спасти замокъ. Но потомъ Феликсъ сообразилъ, что толпа стремилась къ замку на виду у всѣхъ, и что въ той самой улицѣ, по которой они шли, находилось много народа, который могъ принести вѣсть объ этомъ въ городъ скорѣе, чѣмъ онъ самъ. Болѣе необходимымъ казалось теперь Феликсу самому явиться въ замокъ, и этимъ путемъ обезпечить, сколько можно, личную безопасность его обитателей. Конечно, Дебари принадлежали къ числу такихъ людей, о которыхъ Феликсъ вообще не привыкъ много безпокоиться; но въ настоящемъ случаѣ онъ понималъ, что если это семейство подвергнется какой бы то ни было опасности, то обвиненіе въ томъ падетъ на него. Въ эти минуты, минуты горькой досады и разочарованія, Феликсу пришло на мысль, что, независимо отъ внутренняго недовольства, ему угрожаютъ еще другія, совершенно инаго свойства, но также очень непріятныя послѣдствія сегодняшней исторіи; стараться избѣгнуть ихъ теперь было безполезно. Когда Феликсъ, вмѣстѣ съ толпой, подвигался впередъ по требійскому парку, то ему пришло на мысль, что это движеніе составляетъ лишь одно звено въ цѣпи роковыхъ случайностей цѣлаго дня, въ которомъ мелкія, злобно эгоистическія стремленія толпы, не направленныя ни къ какой болѣе широкой цѣли, выразились въ зловредномъ дѣлѣ, угрожавшимъ принять страшные размѣры.
Наступали сумерки; изъ многихъ оконъ замка видны были огни. Уже передняя часть толпы ворвалась во флигеля замка, и ловкіе люди занимались въ надлежащихъ мѣстахъ отыскиваніемъ столоваго серебра, а другихъ побуждали найти дворецкаго и заставить его отпееть погреба; Феликсъ только-что успѣлъ проложить себѣ дорогу къ главной террассѣ, надѣясь пройти въ комнаты, встрѣтить тамъ обитательницъ дома и успокоить ихъ, сказавъ, что скоро прибудутъ на выручку солдаты, какъ стукъ лошадиныхъ копытъ убѣдилъ его, что избавленіе ближе, чѣмъ онъ самъ думалъ. Какъ только онъ услыхалъ приближеніе этихъ защитниковъ, сейчасъ же подошелъ къ большому окну комнаты, гдѣ яркій свѣтъ, падавшій съ потолка, освѣщалъ группу женщинъ, собравшихся вмѣстѣ въ невыразимомъ ужасѣ. Нѣсколько человѣкъ изъ толпы достигли уже ступеней террасы и песчаной насыпи, ведущей къ ней. Заслышавъ лошадиный топотъ, Феликсъ сталъ у окна и, махая саблей, кричалъ наступавшимъ: "назадъ! ѣдутъ солдаты". Одни, вслѣдствіе этихъ словъ, бросились назадъ и другіе машинально остановились.
Между тѣмъ равномѣрный стукъ копытъ уже смѣнился громкими криками. "Держи! Пали! Бей! Бей! Бей!" Восклицанія эти оглушали людей, стоявшихъ на террасѣ.
Прежде чѣмъ послѣдніе имѣли время собраться съ духомъ, двинуться съ мѣста, оглушительный крикъ раздался уже подлѣ нихъ, пуля просвистѣла и пронизала плечо Феликса Гольта, плечо у той самой руки, которая держала обнаженную сабло, блестѣвшую при свѣтѣ, падавшемъ изъ окна.
Феликсъ упалъ. Толпа обратилась въ безпорядочное бѣгство, какъ перепуганное стадо барановъ.
Ректоръ, его товарищъ судья и нѣсколько другихъ джентльменовъ, пріѣхавшіе верхомъ вмѣстѣ съ солдатами, вскочили на террасу и поспѣшили успокоить дамъ.
Вскорѣ группа людей окружила Феликса, который былъ въ обморокѣ и оправившись немного, снова потерялъ сознаніе. Въ теченій цѣлаго дня онъ очень мало ѣлъ и потому пришелъ въ совершенное изнеможеніе. Два человѣка изъ этой группы были въ гражданскомъ платьѣ, но только одинъ изъ нихъ зналъ лично Феликса, другой былъ судья, который но жилъ постоянно въ Треби. Первый, знавшій Феликса, былъ не кто иной, какъ м-ръ Джонъ Джонсонъ, котораго рвеніе къ общественному спокойствію побудило отправиться изъ Дуффильда въ Треби тотчасъ, какъ только онъ узналъ, что туда требовали солдатъ.
-- Я очень хорошо знаю этого человѣка, сказалъ Джонсонъ. Это опасная личность, это настоящій революціонеръ.
Прошла невыносимая ночь, а на слѣдующій день Феликсъ, рану котораго признали маловажною, былъ помѣщенъ въ лонфордскую тюрьму. Его обвиняли въ трехъ преступленіяхъ: въ нападеніи на констебля, въ смертоубійствѣ (Тукеръ умеръ отъ ушиба спиннаго мозга) и въ предводительствованіи нападеніемъ на обитаемый домъ.
Четверо другихъ людей также были схвачены: одинъ за покражу золотой чаши съ гербомъ Дебари, а остальные трое, въ томъ числѣ углекопъ Дреджъ, за буйство и насиліе,
Въ это утро городокъ Треби уже болѣе не былъ въ тревогѣ; онъ имѣлъ только печальный видъ. Люди, гораздо болѣе невинные, чѣмъ ненавистный Спраттъ, получили въ свалкѣ серьезные ушибы. Трупъ бѣднаго Тукера былъ не единственный, который пришлось убрать съ мостовой. Правда, что о другомъ трупѣ никто много по жалѣлъ, если не считать сожалѣніемъ слова: "Бѣдный старикъ!" Его задавили, безъ сомнѣнія пьянаго, близь входа въ гостинницу "Семи звѣздъ". Этотъ второй трупъ былъ старый Томми Траунсемъ, наклейщикъ избирательныхъ афишъ, или другими словами, Томасъ Трансомъ, послѣдній представитель старинной фамиліи.