Наступила Пасха; стряпня у г-жи Тулливеръ удалась на славу, такъ что даже служанка Кезя возгордилась своею хозяйкою; словомъ, обстоятельства вполнѣ благопріятствовали приглашенію гостей, даже если бы не было нужды посовѣтоваться съ сестрами относительно помѣщенія Тома къ учителю.
-- Только на этотъ разъ мнѣ не хочется звать сестру Динъ: она такъ завистлива и властолюбива и всегда старается представить моихъ бѣдныхъ дѣтей ихъ дядямъ и тетямъ съ самой дурной стороны,-- сказала г-жа Тулливеръ.
-- Нѣтъ, нѣтъ, позови,-- возразилъ ей мужъ.-- Мнѣ едва удается перекинуться словечкомъ съ Диномъ. Они не были у насъ уже съ полгода. А что она болтаетъ -- не все ли равно? Мои дѣти, слава Богу, ни въ комъ не нуждаются.
-- Да, вотъ такъ ты всегда говоришь!-- былъ отвѣтъ.-- Отъ твоей-то родни имъ нечего ждать наслѣдства; а у сестры Глеггъ и у сестры Пуллетъ сколько накоплено денегъ!
Г-жа Тулливеръ обыкновенно отличалась уступчивостью, но даже овца становится храброй, когда дѣло идетъ о ягнятахъ.
-- Фу!-- сказалъ Тулливеръ.-- Придется дѣлить между столькими племянниками и племянницами, такъ и достанутся каждому сущіе пустяки. Не станетъ же сестра Динъ уговаривать ихъ завѣщать все однимъ нашимъ!
-- Ужъ и не знаю, кто и что завѣщаетъ нашимъ,-- вздохнула мать,-- потому что наши дѣти такъ нелѣпо себя держатъ при дядяхъ и тетяхъ: Магги шалитъ въ десять разъ хуже обыкновеннаго, а Томъ совсѣмъ не любитъ ихъ. Между тѣмъ, у Диновъ Люси -- такой милый ребенокъ: посади ее на стулъ, часъ просидитъ, а не сойдетъ безъ спросу. Я люблю эту дѣвочку, какъ дочь; да и то сказать: она вся въ меня!
-- Что-жъ, если любишь дѣвочку, скажи ея родителямъ, чтобы привезли и ее. Да не позвать ли и Моссовъ, и кого нибудь изъ ихъ ребятъ?
-- Охъ, нѣтъ! И такъ будетъ восемь человѣкъ за столомъ, кромѣ дѣтей; да и ты знаешь, что моимъ сестрамъ съ твоею сестрою не спѣться.
-- Ну, ладно: дѣлай какъ знаешь!-- закончилъ мужъ и пошелъ на мельницу.
Кроткая и покорная какъ немногія, г-жа Тулливеръ, однако, умѣла постоять на своемъ, когда дѣло шло объ отношеніяхъ къ роднѣ. Не даромъ она происходила изъ семьи Додсоновъ, семьи весьма почтенной, всѣ члены которой немало гордились тѣмъ обстоятельствомъ, что родились именно Додсонами, а не какими-нибудь Ватсонами или Гибсонами. Въ этой семьѣ на все существовали свои правила: стиралось бѣлье, настаивалась наливка, коптилась ветчина особымъ неизмѣннымъ образомъ, почему женская половина семьи Додсоновъ обыкновенно почти ничего не ѣла въ чужихъ домахъ, подозрѣвая, что всѣ припасы приготовлены неправильно и варенье непремѣнно или переварено, или недоварено.
Замѣчательно, что хотя никто изъ Додсоновъ не былъ доволенъ ни однимъ членомъ своей семьи въ отдѣльности, но каждый былъ вполнѣ доволенъ самъ собою и всѣми Додсонами въ совокупности. Г-жа Тулливеръ не представляла исключенія изъ своей семьи и, хотя въ дѣвицахъ, при своей слабохарактерности, не разъ доходила до слезъ подъ игомъ старшихъ сестеръ, однако была благодарна судьбѣ, что происходила отъ Додсоновъ и что сынъ ея удался въ ея родню, по крайней мѣрѣ хоть наружностью.
Въ остальныхъ же отношеніяхъ Томъ никакъ не могъ назваться "истымъ Додсономъ" и въ нелюбви къ материнской роднѣ ничуть не уступалъ Магги. Обыкновенно, узнавъ объ ожидаемомъ посѣщеніи дядей и тетокъ, онъ удиралъ изъ дому, забравши съ собою побольше ѣды. Магги бывала недовольна, что Томъ скрывался, не посвятивъ ее въ свою тайну; но извѣстно, что женскій полъ вообще считается серьезнымъ тормазомъ въ случаяхъ бѣгства.
Въ среду, наканунѣ дня, когда ожидались гости, по дому носились такіе вкусные запахи, что унывать было невозможно: самый воздухъ пропитанъ былъ надеждою. Томъ и Магги сдѣлали нѣсколько набѣговъ въ кухню и удалились, только получивъ выкупъ, заключавшійся въ пирожкахъ.
-- Томъ,-- спросила Магги, сидя съ нимъ на сучьяхъ бузины и поѣдая пирожокъ съ вареньемъ,-- ты завтра убѣжишь?
-- Нѣтъ,-- медленно отвѣтилъ Томъ, докончивъ свой пирожокъ и поглядывая на третій, который предстояло дѣлить пополамъ.
-- Почему? Потому что Люси пріѣдетъ?
-- Нѣтъ, -- сказалъ Томъ, открывъ карманный ножикъ и держа его въ нерѣшительности надъ пирожкомъ: представлялась мудреная задана раздѣлить этотъ весьма неправильный многоугольникъ на двѣ равныя части.-- На что мнѣ Люси? Она вѣдь дѣвочка. Съ ней не сыграть въ чехарду.
-- Значитъ изъ за ромоваго торта?-- продолжала Магги, теряясь въ догадкахъ, причемъ, наклонившись къ Тому, не спускала глазъ съ пирожка.
-- Нѣтъ, дурочка: онъ будетъ вкусенъ и на другой день. Я остаюсь изъ за пирожнаго: блинчики съ абрикосами... Охъ-охъ-охъ!
При этомъ восклицаніи ножъ опустился на пирожокъ, но результатъ дѣлежа не удовлетворилъ Тома, который все еще сомнительно присматривался къ обѣимъ половинкамъ. Наконецъ онъ сказалъ:
-- Закрой глаза, Магги!
-- Зачѣмъ?
-- Не все ли тебѣ равно, зачѣмъ? Закрывай, когда говорю!
Магги повиновалась.
-- Ну, которую хочешь: правую или лѣвую?
-- Я возьму ту, откуда вытекло варенье, -- сказала Магги, закрывъ глаза, въ угоду Тому.
-- Какъ? Да, вѣдь, ты не любишь безъ варенья, дурочка. Тебѣ она можетъ достаться по жребію, а такъ я не дамъ. Правую или лѣвую -- выбирай! А-га!-- прибавилъ Томъ негодующимъ голо сомъ, когда Магги пріоткрыла глаза.-- Держи закрытыми, а то не дамъ!
Самопожертвованіе Магги не простиралось такъ далеко; боюсь даже, что она менѣе желала, чтобы Томъ насладился лучшимъ кускомъ пирога, чѣмъ привлечь къ себѣ его благоволеніе за то, что она уступила ему. Поэтому она крѣпко зажмурилась, пока Томъ не сказалъ ей: "Ну, говори!" и затѣмъ отвѣтила: -- "Лѣвую!"
-- Такъ и есть!-- замѣтилъ Томъ не безъ горечи.
-- Какъ? та половина, откуда вытекло варенье?
-- Нѣтъ; вотъ, бери!-- И Томъ съ твердостью вручилъ Магги лучшій кусокъ.
-- О, пожалуйста, Томъ, возьми себѣ. Мнѣ все равно, я съѣмъ и ту!
-- Нѣтъ, бери!-- отвѣтилъ Томъ почти сердито, принимаясь за худшій кусокъ.
Магги, полагая, что дальнѣйшій споръ безполезенъ, тоже стала ѣсть и уничтожила свою долю съ большимъ удовольствіемъ и быстротою. Но Томъ кончилъ свою часть раньше и долженъ былъ смотрѣть, какъ Магги доѣдала послѣднія крохи; онъ не отказался бы отъ прибавки. Магги не замѣтила, что Томъ смотритъ на нее.
-- Ахъ ты, жадная!-- сказалъ Томъ, какъ только она проглотила послѣдній кусочекъ. Онъ сознавалъ, что поступилъ весьма добросовѣстно, и полагалъ, что она должна была принять это въ соображеніе и вознаградить его. Раньше онъ отказался бы отъ части ея доли; но человѣку естественно смотрѣть на вещи съ разныхъ точекъ зрѣнія до и послѣ'уничтоженія собственной половины пирога.
Магги поблѣднѣла.
-- Ахъ, Томъ! Чтожъ ты не спросилъ у меня раньше?
-- Я не стану выпрашивать у тебя кусочки, жадная ты! Могла-бы догадаться и сама: вѣдь видѣла, что мнѣ досталась худшая половина.
-- Да, вѣдь, я тебѣ предлагала, ты же знаешь,-- сказала Магги обиженнымъ тономъ.
-- Да; но я не хотѣлъ дѣлать не по совѣсти, какъ Спауксеръ. Тотъ всегда возьметъ лучшій кусокъ, если его не вздуть за это, а если выбирать, закрывъ глаза, то перемѣнитъ руки и подсунетъ тебѣ худшій. А я, если ужъ дѣлаю, то по совѣсти. Только я не хотѣлъ бы быть такимъ жаднымъ...
Съ этимъ язвительнымъ заключеніемъ, Томъ соскочилъ со своего сука и швырнулъ камень съ крикомъ "гой!" въ видѣ дружественнаго привѣтствія Япу, который тоже облизывался, глядя на ѣду дѣтей, причемъ трясъ ушами и, вѣроятно, ощущалъ въ душѣ нѣкоторую горечь. Однако, добродушная собака приняла вниманіе Тома съ такою же готовностью, какъ если бы ее щедро угостили.
Но Магги, одаренная тою сильнѣйшею способностью къ страданію, которая отличаетъ человѣческое существо отъ животнаго, продолжала сидѣть на суку, мучась незаслуженнымъ упрекомъ. Она отдала-бы все на свѣтѣ, лишь бы ея половинка была еще цѣла и она могла бы оставить частичку для брата. Правда, пирогъ былъ вкусенъ, и Магги не пренебрегала сластями; но лучше бы ей вовсе его не ѣсть, лишь бы Томъ не сердился на нее. А онъ сказалъ, что не хочетъ... и она ѣла, не думая... чѣмъ-же она виновата?.. Слезы застилали ей глаза, такъ что минутъ десять она не видѣла ничего вокругъ себя; затѣмъ обида смѣнилась желаніемъ примиренія,-- она соскочила съ сука и стала искать Тома. По близости его не было. Дѣвочка побѣжала къ рѣкѣ, и у нея упало сердце. Томъ ушелъ уже далеко по берегу и съ нимъ былъ, кромѣ Япа, скверный Бобъ Джакинъ. Магги не знала, за что считала Боба сквернымъ, но этотъ самый мальчикъ приносилъ показать Тому змѣю, а въ другой разъ пригоршню молодыхъ летучихъ мышей; главная же его вина состояла въ томъ, что когда ея братъ бывалъ съ нимъ, то на сестру уже не обращалъ ни малѣйшаго вниманія.
Надо сознаться, что Томъ любилъ общество Боба. Да и какъ было не любить его? Бобъ съ перваго взгляда на птичье яйцо, узнавалъ, снесено-ли оно ласточкой, синицей или воробьемъ; онъ отыскивалъ осиныя гнѣзда, умѣлъ ставить всякія западни, могъ лазать по деревьямъ не хуже бѣлки и какимъ-то волшебнымъ образомъ выслѣживалъ ежей и куницъ; сверхъ того, онъ имѣлъ храбрость дѣлать вещи, которыя считались запрещенными: проковыривать дыры въ заборахъ, бросать камнями въ овецъ и убивать бездомныхъ кошекъ. Подобныя качества въ существѣ низшаго сословія, съ которымъ можно было обращаться повелительно, несмотря на превосходство его познаній, не могли не имѣть роковой привлекательности для Тома; и каждый праздникъ или каникулы Магги горевала, потому что онъ уходилъ съ Бобомъ.
Магги потеряла всякую надежду на Тома: онъ уже ушелъ! Ей оставалось только усѣсться подъ деревомъ или расхаживать вдоль забора и воображать, что все обстоитъ совсѣмъ иначе: такія мечты бывали обычнымъ прибѣжищемъ Магги, когда дѣйствительная жизнь не давала ей удовлетворенія.
Между тѣмъ Томъ, совершенно забывъ о Магги и о своемъ упрекѣ, отравившемъ ея сердце, спѣшилъ вмѣстѣ съ Бобомъ смотрѣть на большую крысиную травлю на гумнѣ одного сосѣда. Въ такихъ дѣлахъ Бобъ былъ настоящимъ знатокомъ и толковалъ о нихъ съ невообразимымъ воодушевленіемъ.
-- Я знаю молодца, который держитъ хорьковъ,-- говорилъ Бобъ хриплымъ дискантомъ, шаркая на ходу ногами и не сводя своихъ голубыхъ глазъ съ рѣки, точно земноводное животное, всегда готовое юркнуть въ воду.-- Онъ живетъ въ С.-Оггсѣ. Вотъ ужъ крысъ то ловитъ! Ахъ, завести бы вамъ хорьковъ! А собаки -- дрянь. Ну, что это за собака?-- Бобъ съ пренебреженіемъ указалъ на Япа.-- Я видѣлъ, какъ она ловила крысъ у вашего отца на гумнѣ. Никуда она не годна.
Япъ сконфузился и прижался къ ногѣ Тома, который почувствовалъ за него нѣкоторую обиду, но не имѣлъ духу противорѣчить такому знатоку какъ Бобъ.
-- Да, да,-- отвѣтилъ онъ:-- Япъ и въ самомъ дѣлѣ не годится. Вотъ, когда кончу ученье, заведу настоящихъ крысоловокъ и все такое.
-- Заведите хорьковъ,-- съ живостью сказалъ Бобъ,-- знаете, бѣлыхъ съ красными глазами. Ухъ, сколько тогда наловите крысъ! И можете даже поймать крысу и посадить ее въ клѣтку съ хорькомъ, а потомъ смотрѣть, какъ они станутъ драться. Я бы непремѣнно такъ сдѣлалъ: это еще веселѣе чѣмъ, когда два молодца дерутся... А и смѣшно сцѣпились вчера на ярмаркѣ два разносчика, и всѣ ихъ апельсины разлетѣлись, и пирожковъ сколько подавили!.. Ну, все таки они были вкусные!..-- помолчавъ, прибавилъ Бобъ.
-- Но знаешь, Бобъ,-- подумавши возразилъ Томъ,-- вѣдь хорьки-то злые: они кусаются и могутъ броситься на кого-нибудь, хоть и не натравлены.
-- Господи! Вотъ то-то и хорошо. Попробуй-ка кто взять вашего хорька: сейчасъ тотъ выгрызетъ изъ него кусокъ.
Въ эту минуту что-то заплескалось въ водѣ, и Бобъ объявилъ, что это водяная крыса.
-- Эй, Япъ! Схода! сюда!-- крикнулъ Томъ.-- Кусь его! кусь, дружокъ!
Япъ потрясъ ушами и подергалъ ртомъ, но кидаться въ воду не захотѣлъ и попробовалъ, нельзя ли обойтись однимъ лаемъ.
-- Ухъ, ты трусъ!-- крикнулъ Томъ и толкнулъ его ногою. Бобъ изъ деликатности воздержался отъ замѣчаній и пошелъ дальше, выбравъ себѣ путь по мелкой водѣ, близь берега.
-- Не очень-то глубока сейчасъ Флосса!-- замѣтилъ онъ, шлепая по водѣ ногами съ пріятнымъ сознаніемъ своей дерзости по отношенію къ рѣкѣ.-- Въ прошломъ-то году всѣ луга были залиты.
-- Да,-- сказалъ Томъ, умъ котораго былъ склоненъ находить противорѣчіе между двумя совершенно одинаковыми фактами,-- то разъ было такое наводненіе, отъ котораго сдѣлался Круглый прудъ. Я знаю: мнѣ папа говорилъ. И скотина вся потонула, и по полямъ далеко ѣздили на лодкахъ.
-- Я не боюсь наводненія, -- заявилъ Бобъ.-- Мнѣ все равно, что земля, что вода. Я сталъ бы плавать.
-- Да, а коли-бъ ѣсть стало нечего?-- возразилъ Томъ, у котораго подъ вліяніемъ этого опасенія заработала фантазія.-- Когда я выросту большой, то построю лодку, а на ней -- домъ, какъ Ноевъ ковчегъ, туда наложу всяческой ѣды, насажаю кроликовъ и всего, чтобы все было готово. А тогда, хоть бы и наводненіе, мнѣ все равно... И если я увижу, что ты плывешь, то заберу тебя къ себѣ, -- прибавилъ онъ тономъ великодушнаго покровителя.
-- Я не боюсь, -- отвѣтилъ Бобъ, которому голодъ казался не столь страшнымъ.-- Но я бы влѣзъ къ вамъ и дулъ бы кроликовъ по головѣ, каждый разъ какъ вамъ потребовался бы кроликъ для ѣды.
-- И я набралъ бы съ собою копеекъ, и мы стали бы играть въ орла и рѣшетку,-- продолжалъ Томъ, которому и въ голову не приходило, чтобы это развлеченіе могло утратить для него свою прелесть по достиженіи имъ зрѣлаго возраста.-- Сначала раздѣлили-бы поровну, а потомъ посмотрѣли бы, кто выиграетъ.
-- Да у меня есть собственная копейка, -- провозгласилъ Бобъ съ гордостью, вылѣзая изъ воды и подбрасывая кверху свою монету.-- Орелъ или рѣшетка?
-- Рѣшетка!-- отвѣтилъ Томъ, сразу загорѣвшись желаніемъ выиграть.
-- А вышелъ орелъ!-- поспѣшно проговорилъ Бобъ, подхватывая монету налету.
-- Неправда!-- возразилъ Томъ громко и рѣшительно.-- Отдай мнѣ копейку: я ее выигралъ.
-- Не дамъ!-- отвѣтилъ Бобъ, держась за карманъ.
-- Такъ я заставлю тебя... Вотъ увидишь!
-- Меня не заставишь!-- отвѣтилъ Бобъ.
-- Вѣдь я -- хозяйскій сынъ!
-- А мнѣ плевать.
-- Не очень-то наплюешь, мошенникъ!-- проговорилъ Томъ, хватая Боба за шиворотъ и тряся его.
-- Убирайся ты!-- сказалъ Бобъ, отталкивая Тома.
Въ Томѣ закипѣла вся кровь: онъ кинулся на Боба и повалилъ его, но Бобъ сумѣлъ вывернуться и въ свою очередь свалилъ Тома. Нѣкоторое время они катались по землѣ; наконецъ Томъ, схвативъ Боба за плечи и придерживая его руки, счелъ себя побѣдителемъ и, среди усилій не выпустить противника, съ трудомъ выговорилъ:
-- Скажи сейчасъ, что отдашь мнѣ копейку!
Въ эту минуту Япъ, убѣжавшій было впередъ, вернулся съ лаемъ и, воспользовавшись удобнымъ случаемъ, укусилъ Боба за голую ногу не только безнаказанно, но и съ честью. Боль вовсе не заставила Боба выпустить Тома, но, напротивъ, удвоила его силы: онъ стряхнулъ съ себя Тома и самъ на него навалился. Япъ запустилъ зубы въ новое мѣсто; тогда взбѣшенный Бобъ схватилъ его и, чуть не удушивши, бросилъ въ рѣку. Тѣмъ временемъ Томъ отдышался и ужъ окончательно одолѣлъ Боба, поваливъ его, прежде, чѣмъ тотъ успѣлъ придти въ равновѣсіе послѣ усилія, которымъ швырнулъ собаку. Придавивши колѣнями грудь Боба, побѣдитель проговорилъ:
-- Теперь отдавай копейку!
-- Берите!-- угрюмо отвѣтилъ Бобъ.
-- Нѣтъ, не возьму: отдай самъ!
Бобъ вытащилъ копейку изъ кармана и бросилъ ее на землю. Томъ выпустилъ Боба и далъ ему встать.
-- Пусть валяется,-- сказалъ Томъ:-- я ее не возьму. Мнѣ и прежде ее не нужно было. Но ты хотѣлъ смошенничать, а я этого не терплю. Больше не желаю съ тобой водиться,-- прибавилъ онъ, поворачивая къ дому съ полнымъ пренебреженіемъ къ крысиной травлѣ и другимъ удовольствіямъ, которыхъ онъ лишался вмѣстѣ съ обществомъ Боба.
-- Какъ угодно!-- крикнулъ Бобъ ему вслѣдъ.-- А я все-таки буду плутовать, какъ только вздумаю; а то стоитъ ли и играть? И я нашелъ гнѣздо щегленка, а вамъ не покажу... Вы -- скверный драчунъ, индѣйскій пѣтухъ, вотъ вамъ!..
Томъ шелъ, не оглядываясь; Япъ слѣдовалъ его примѣру: ванна охладила его пылкія чувства.
-- И убирайтесь со своимъ утопленникомъ-псомъ. Вотъ ужъ не хотѣлъ бы имѣть такого пса! Да ни за что на свѣтѣ!-- говорилъ Бобъ все громче, чтобъ его слышали издали. Но Томъ не оборачивался.
-- И я вамъ всегда все приносилъ, и все показывалъ, и никогда ничего съ васъ не спрашивалъ... И вотъ вашъ ножикъ, что вы мнѣ дали...
Тутъ Бобъ бросилъ ножикъ какъ можно дальше вслѣдъ Тому; но изъ этого ничего не вышло, кромѣ ощущенія горькой утраты въ душѣ Боба.
Томъ вошелъ въ ворота и исчезъ за заборомъ, а Бобъ все стоялъ. Руки его такъ и тянулись за ножомъ, такимъ прекраснымъ, только что наточеннымъ! Вѣдь Томъ его уже не видитъ, такъ чего же ему такъ лежать? А жизнь безъ карманнаго ножа утрачивала въ глазахъ Боба всю свою прелесть. Онъ приблизился къ тому мѣсту, гдѣ лежалъ въ грязи его любимый ножикъ, и, поднявши его, началъ раскрывать и закрывать съ новымъ удовольствіемъ послѣ временной разлуки. Бѣдный Бобъ! Онъ былъ не особенно щекотливъ въ вопросахъ чести. Вмѣстѣ съ тѣмъ, однако, онъ вовсе не былъ воромъ и змѣею, какъ честилъ его про себя нашъ пріятель Томъ.
Но Тома всегда одушевляла мысль о возмездіи виновнымъ, причемъ онъ не затруднялъ себя разборомъ, такъ ли ужъ велики ихъ прегрѣшенія. Магги, съ радостью увидѣвшая его возвращеніе, замѣтила облако на его лицѣ: не особенно было пріятно лишаться зрѣлища крысиной травли изъ-за какого-то дрянного мальчишки. Но все же Томъ про себя думалъ, что при подобныхъ обстоятельствахъ и еще разъ поступилъ бы точно такъ-же. Такъ онъ судилъ обыкновенно о своихъ прошедшихъ поступкахъ, въ противоположность Магги, которая всегда жалѣла, зачѣмъ поступила такъ, а не иначе.