Въ то время какъ несчастья, которыя могли постигнуть Магги въ будущемъ, занимали ея отца, она сама испытывала только горечь настоящаго.
День начался для нея несчастливо. Удовольствіе предстоящей поѣздки въ Герумъ-Ферзъ, гдѣ предстояло слушать органчикъ дяди Пуллета, было совершенно испорчено съ одиннадцати часовъ утра, т. е. съ той минуты какъ изъ Сентъ-Оггса явился парикмахеръ, который весьма сурово отнесся къ ея волосамъ. Онъ приподнималъ одну обрѣзанную прядь за другою, говоря: "Смотрите-ка, ай-ай-ай!" такимъ тономъ брезгливости и жалости, который представлялся Магги высшимъ выраженіемъ общественнаго мнѣнія.
Кромѣ того, сборы въ гости всегда бывали у Добсоновъ весьма серьезнымъ дѣломъ. Къ двѣнадцати часамъ г-жа Тулливеръ была уже готова и расхаживала по комнатамъ, завѣшенная точно мебель, какимъ-то чехломъ изъ суроваго полотна. Магги хмурилась и пожимала плечами подъ давленіемъ ^ужасно стѣснявшаго ее воротничка, между тѣмъ какъ мать усовѣщевала ее: "Не хмурся, Магги, дорогая: это ужасно некрасиво!" Что касается Люси, то она была такъ же мила и аккуратна, какъ наканунѣ: съ ея платьями никогда не приключалось никакихъ бѣдъ, и всегда ей было въ нихъ очень ловко, такъ что она съ изумленіемъ и состраданіемъ смотрѣла на Магги, которая пыхтѣла и вертѣлась подъ стѣснявшимъ ее воротничкомъ. Она непремѣнно сорвала бы его съ себя, если бы не воспоминаніе о недавнемъ огорченіи изъ-за волосъ; она удовлетворилась тѣмъ, что все время дулась и дергалась, и съ неудовольствіемъ приняла участіе въ постройкѣ карточныхъ домовъ, единственной игрѣ, которая была разрѣшена имъ предъ обѣдомъ, въ качествѣ самаго подходящаго развлеченія для дѣтей, одѣтыхъ по праздничному. Томъ умѣлъ строить настоящія пирамиды; но Магги никогда не удавалось накрыть крышу: такъ всегда бывало со всѣмъ, за что бы она ни бралась, и Томъ отсюда вывелъ заключеніе, что дѣвочки вообще ничего не умѣютъ. За то Люси оказалась удивительно искусной строительницею: она бралась за карты такъ легко, прикасалась къ нимъ такъ нѣжно, что Томъ снизошелъ до того, что одобрилъ ее. Магги тоже любовалась бы постройками Люси и, ради того, чтобы смотрѣть на нихъ, безъ неудовольствія прекратила бы собственныя неудачныя попытки, не будь раздражавшаго ее воротничка и не смѣйся Томъ такъ безмѣрно, когда обрушивались ея дома, причемъ онъ приговаривалъ, что она -- глупышка.
-- Не смѣйся надо мною, Томъ!-- сердито выпалила она.-- Я не глупышка; я знаю многое, чего не знаешь ты!
-- О, разумѣется, дѣвица-кипятокъ! Я никогда не буду такой злючкою, какъ ты, и не стану корчить такихъ рожъ. Люси никогда не дѣлаетъ такъ. Я люблю ее больше, чѣмъ тебя. Я хотѣлъ бы, чтобы она была моей сестрой.
-- Какой ты злой и жестокій, если хочешь такихъ вещей, -- сказала Магги, быстро вскакивая съ своего мѣста на полу и, задѣвъ восхитительное сооруженіе Тома, опрокинула его. Она сдѣлала это безъ намѣренія. Томъ побѣлѣлъ отъ злости, хотя не сказалъ ни слова; ему хотѣлось ударить ее, но онъ зналъ, что бить дѣвочку -- подло, а Томъ Тулливеръ имѣлъ весьма твердое намѣреніе никогда не дѣлать подлостей. Магги замерла въ ужасѣ, между тѣмъ какъ Томъ всталъ съ пола и, блѣдный, ушелъ прочь отъ развалинъ своего разрушеннаго сооруженія.
-- О, Томъ!-- сказала Магги, наконецъ, подходя къ нему поближе.-- Я не хотѣла разорить его,-- право, я не хотѣла!
Томъ не обратилъ на нее вниманія, а вынулъ изъ кармана двѣ или три сухихъ горошины и сталъ пускать ими въ окно, сначала безцѣльно, а потомъ съ весьма опредѣленнымъ намѣреніемъ попасть въ какую-то муху, грѣвшуюся на солнцѣ.
Такимъ образомъ, съ самаго утра Магги была несчастлива, а не прекращавшаяся во время пути холодность Тома мѣшала ей наслаждаться свѣжимъ воздухомъ и яркимъ солнцемъ. Онъ позвалъ Люси посмотрѣть недостроенное птичье гнѣздо, и не подумавъ показать его Магги, а потомъ вырѣзалъ по ивовому хлысту для себя и для Люси, но не предложилъ хлыста сестрѣ. Люси сказала:-- "Магги! можетъ быть и тебѣ дать"!-- но Томъ былъ глухъ.
Впрочемъ, видъ павлина, распустившаго хвостъ на заборѣ какъ разъ въ ту минуту, когда они пришли въ Герумъ-Ферзъ, отвлекъ на время всѣ умы отъ личныхъ невзгодъ. А это было только началомъ всѣхъ прелестей, какія предстояло увидѣть здѣсь. Одинъ птичій дворъ чего стоилъ. Какихъ тамъ не было куръ самыхъ удивительныхъ породъ! Были разные голуби и даже ручная сорока. Кромѣ того, во дворѣ ходили козелъ и изумительная собака, громадная, какъ левъ. Все было обнесено бѣлой оградой съ бѣлыми воротами. Повсюду вертѣлись разные флюгера, а садовыя дорожки были выложены камешками. Словомъ, все было поразительно въ Герумъ-Ферзѣ.
Дядя Пуллетъ, увидѣвъ ожидаемыхъ гостей въ окно поспѣшилъ отпереть входную дверь, вѣчно бывшую на крѣпкомъ запорѣ изъ боязни бродягъ. Тетя Пуллетъ тоже показалась на порогѣ и сказала, какъ только сестра ея приблизилась настолько, что могла слышать:
-- Останови дѣтей, ради Бога, Бесси! Не пускай ихъ на крыльцо: Салли сейчасъ принесетъ старый половикъ и тряпку, и вытретъ имъ ноги.
Половики на подъѣздѣ г-жи Пуллетъ предназначались никакъ не для вытиранія грязныхъ ногъ. Томъ особенно возмущался этой церемоніей вытиранія, которую считалъ за оскорбленіе своего мужскаго достоинства. Онъ причислялъ ее къ непріятнымъ сторонамъ пребыванія у тетки Пуллетъ.
-- Модистка прислала мнѣ новую шляпу, Бесси,-- плачевнымъ тономъ сообщила г-жа Пуллетъ.
-- Въ самомъ дѣлѣ, Соня?-- сказала г-жа Тулливеръ съ видомъ глубокаго интереса, -- А хороша она?
-- Да вотъ увидишь!-- сказала г-жа Пуллетъ, вытаскивая изъ кармана связку ключей и выбирая изъ нихъ одинъ.
Затѣмъ она встала и подошла къ блестяще отполированному шкапу; но напрасно вы стали бы ожидать, что увидите шляпу, когда она отворила одну его дверцу. Такое предположеніе могло бы возникнуть только у лица, совершенно незнакомаго съ обычаями семьи Додсоновъ. Изъ этого шкапа г-жа Пуллетъ вынула что-то маленькое, скрывавшееся тамъ подъ слоями бѣлья и оказавшееся двернымъ клюнемъ.
-- Пойдемъ со мной въ парадную комнату,-- сказала г-жа Пуллетъ.
-- Можно дѣвочкамъ пойти съ нами?-- спросила г-жа Тулливеръ.
-- Хорошо,-- подумавши отвѣтила тетка Пуллетъ.-- Пожалуй, лучше взять ихъ; а то какъ-бы онѣ здѣсь не нашалили.
Онѣ гуськомъ прошли по скользкому корридору, слабо освѣщенному полулунной вырѣзкой въ ставнѣ, закрывавшей окно: это шествіе выходило довольно торжественно. Тетка Пуллетъ отперла дверь въ полутемную комнату, уставленную какими-то призраками въ саванахъ. Все тутъ было въ чехлахъ, или же стояло ножками кверху. Люси схватилась за платье Магги, а у послѣдней сердце забилось сильнѣе.
Тетка Пуллетъ полуоткрыла ставню, а затѣмъ меланхолично отперла шкапъ, откуда понеслось благоуханіе розовыхъ лепестковъ. Шляпа была окутана тонкою бумагою въ нѣсколько слоевъ и, когда наконецъ показалась на свѣтъ Божій, то заслужила полное одобреніе г-жи Тулливеръ. Полюбовавшись шляпой и посмотрѣвъ, идетъ-ли она къ обладательницѣ, сестры принялись укладывать ее обратно въ шкапъ, причемъ хозяйка печально покачала головою и произнесла: "Ахъ, кто знаетъ, долго-ли мнѣ придется ее носить"!
Когда всѣ сошли внизъ, дядя Пуллетъ не безъ язвительности замѣтилъ, что его хозяюшка вѣроятно показывала новую шляпу и потому онѣ такъ долго пробыли наверху. Тому же ихъ отсутствіе показалось еще продолжительнѣе, такъ какъ онъ все время просидѣлъ, точно проглотилъ аршинъ, на краю дивана, прямо противъ дяди, который глядѣлъ на него мигающими сѣрыми глазами и называлъ его "молодымъ человѣкомъ".
-- Ну-съ, молодой человѣкъ, чему же вы учитесь въ школѣ?-- таковъ былъ постоянный вопросъ дяди Пуллета, на что Томъ, неизмѣнно конфузясь каждый разъ, отвѣчалъ: "Не знаю". Пребываніе вдвоемъ съ дядей Пуллетомъ настолько стѣсняло Тома, что онъ не въ состояніи былъ глядѣть ни на картины по стѣнамъ, ни на клѣтки съ птицами, ни на чудесные цвѣточные горшки, а видѣлъ только дядины панталоны.
Единственнымъ утѣшеніемъ для Тома въ этомъ стѣснительномъ пребываніи съ глазу на глазъ съ дядею являлись конфекты, которыя тотъ всегда носилъ при себѣ и которыми угощалъ собесѣдника.
-- Любите вы конфекты, молодой человѣкъ?-- освѣдомлялся онъ, наскучивъ молчаніемъ. Но этотъ вопросъ даже не требовалъ отвѣта, такъ какъ тутъ же преподносилась и коробка.
Появленіе дѣвочекъ навело дядю на мысль объ угощеніи ихъ пряниками, но едва дѣтямъ было роздано это соблазнительное лакомство, какъ тетя Пуллетъ потребовала, чтобы они не начинали ѣсть, пока имъ не подадутъ тарелокъ, изъ опасенія, что въ противномъ случаѣ они раскрошатъ пряники "по всему полу". Люси этимъ не огорчилась -- ей пряникъ казался такимъ хорошенькимъ, что какъ будто жалко даже было ѣсть его; но Томъ, улучивъ минутку, когда старшіе разговорились, торопливо набилъ себѣ полный ротъ пряниковъ. Что-же касается Магги, то, уставившись, по обыкновенію, на гравюру съ изображеніемъ Одиссея и Навзикая, она уронила свой пряникъ, а затѣмъ раздавила его неловкимъ движеніемъ ноги, что чрезвычайно взволновало тетку Пуллетъ, а у самой виновницы происшествія отняло всякую надежду услышать органчикъ. Впрочемъ, послѣ нѣкотораго размышленія она сообразила, что Люси еще не сдѣлала ничего предосудительнаго и потому можетъ попросить дядю доставить ей это удовольствіе. Она шепнула объ этомъ Люси, которая никому ни въ чемъ не отказывала и тотчасъ спокойно подошла къ дядѣ, краснѣя и перебирая свое ожерелье:
-- Пожалуйста, сыграйте намъ что-нибудь, дядя,-- сказала Люси, полагая, что прекрасная музыка табакерки обязана своимъ происхожденіемъ какому-нибудь особенному таланту дяди Пуллета.
Когда раздались чудные звуки музыки, Магги сразу совершенно забыла, что на душѣ у нея тяжело, что Томъ съ нею въ ссорѣ; она застыла неподвижно, сложивъ руки на колѣняхъ, и лицо ея сіяло такимъ счастіемъ, что мать, взглянувши на нее, удивилась, какою хорошенькою можетъ быть иногда Магги, несмотря на свою смуглую кожу. Какъ только замолкли волшебные звуки, дѣвочка вскочила, подбѣжала къ Тому и, обнявши его, сказала: "О, Томъ, не правда-ли какъ хорошо?"
Чтобы вы не обвинили Тома въ возмутительномъ безчувствіи, надо вамъ знать, что онъ какъ разъ въ эту минуту держалъ въ рукѣ рюмочку наливки, а сестра, налетѣвши на него, заставила его расплескать ее. Поэтому онъ сердито воскликнулъ: "Да что-же ты? Смотри!" тѣмъ болѣе, что его неудовольствіе нашло поддержку въ старшихъ.
-- Чего ты не сидишь смирно, Магги?-- съ досадою замѣтила ей мать.
-- Я не буду приглашать къ себѣ въ гости дѣвочекъ, которыя такъ кидаются,-- прибавила тетя Пуллетъ.
-- Какая неосторожная молодая дѣвица!-- сказалъ дядя.
Когда бѣдная Манги опять садилась на мѣсто, нѣжная музыка уже улетучилась изъ ея души, куда опять вселились демоны.
Г-жа Тулливеръ, не предвидя ничего, кромѣ шалостей, пока дѣти будутъ находиться въ домѣ, вздумала отпустить ихъ погулять; тетя Пуллетъ изъявила согласіе только съ условіемъ, чтобъ они не сходили съ дорожекъ въ саду, а если пожелаютъ видѣть, какъ кормятъ птицу, то смотрѣли бы издали, съ чурбана передъ конюшней. Эта строгость была вызвана тѣмъ, что Тома разъ застали преслѣдующимъ павлина, въ неосновательной надеждѣ, что тотъ отъ страха уронитъ хоть одно перо.
До сихъ поръ, мысли г-жи Тулливеръ были отвлечены шляпою и заботами о дѣтяхъ отъ ссоры съ сестрой, когда же дѣти удалились, то вчерашнія опасенія завладѣли его снова.
-- Мнѣ такъ тяжело,-- начала она, приступая къ дѣлу,-- что сестрица Глеггъ покинула мой домъ такимъ образомъ. Я никакъ не желала обидѣть сестру.
-- Ну, твой мужъ поступилъ неловко, знаешь,-- отвѣтила г-жа Пулеттъ, перенося свое сокрушеніе съ собственной особы на сестру.-- Онъ такъ нелюбезенъ ко всей нашей семьѣ, и дѣти всѣ пошли въ него: мальчикъ -- страшный шалунъ и постоянно убѣгаетъ отъ дяди и тетокъ, а дѣвочка черномаза и груба. Ужъ такое тебѣ несчастіе, Бесси, и мнѣ очень жаль тебя.
-- Я знаю, что мужъ вспыльчивъ и часто говоритъ, не подумавши,-- сказала г-жа Тулливеръ, вытирая слезинку,-- но съ тѣхъ поръ, какъ я замужемъ, онъ никогда не мѣшалъ моей дружбѣ съ родными, съ которыми я всегда въ хорошихъ отношеніяхъ.
-- Я не осуждаю тебя, Бесси,-- сострадательно про изнесла г-жа Пуллетъ:-- тебя и такъ ждетъ не мало горя. У твоего мужа еще эта сестра съ ребятами на шеѣ, и онъ у тебя, говорятъ, такой сутяга. Онъ навѣрно оставитъ тебя ни съ чѣмъ.
Такой взглядъ на ея положеніе, конечно, не могъ обрадовать г-жу Тулливеръ. Она поневолѣ подумала, что дѣла ея, конечно, обстоятъ плохо, разъ другіе считаютъ ихъ плохими.
-- Что же я тутъ подѣлаю, сестрица?-- возразила она, опасаясь, какъ бы ее же не обвинили въ ея грядущихъ бѣдствіяхъ.-- Какъ я забочусь о дѣтяхъ, какъ чисто держу домъ! Ну, право, каждый праздникъ снимаю всѣ занавѣски и сама работаю за двухъ поденщицъ. Всякіе у меня есть запасы: и наливка, и все; а ужъ сплетницей или злючкой меня во всемъ приходѣ никто не назоветъ. Бѣлье у меня все въ такомъ порядкѣ, что хоть бы завтра мнѣ умереть, и то бы не стыдно. Но никто не можетъ сдѣлать больше, чѣмъ въ силахъ.
-- Да вѣдь это все ни къ чему, знаешь, Бесси,-- проговорила г-жа Пуллетъ, склонивъ голову на бокъ и устремивъ грустный взоръ на сестру,-- если твой мужъ просудитъ всѣ свои денежки. И если будутъ продавать ваше добро и твое бѣлье съ дѣвическими вензелями разойдется повсюду, какъ это будетъ непріятно всей нашей роднѣ!..
Г-жа Пуллетъ медленно покачала головой.
-- Такъ что-жъ мнѣ дѣлать?-- сказала г-жа Тулливеръ.-- Мой мужъ привыкъ дѣлать все по своему. Да я и ничего не понимаю во всѣхъ этихъ дѣлахъ, деньгахъ и во всемъ такомъ. Я никогда не суюсь въ мужскія дѣла. Но если бы ты повидалась съ сестрицею Дженъ и уговорила ее помириться съ моимъ мужемъ, то я была бы тебѣ очень благодарна. Ты всегда была мнѣ доброю сестрою.
-- Но по настоящему Тулливеру слѣдовало бы самому извиниться за свою вспышку: разъ онъ бралъ у нея взаймы деньги, то долженъ вести себя смирнѣе,-- сказала г-жа Пуллетъ.
-- Объ этомъ нечего и толковать,-- почти сердито возразила г-жа Тулливеръ.-- Если умолять его на колѣняхъ, такъ и то ничего не выйдетъ.
-- Ну, не могу же я убѣждать Дженъ, чтобы она просила прощенія,-- сказала г-жа Пуллетъ;-- тогда она и вовсе выйдетъ изъ себя.
-- Я совсѣмъ не говорю о выпрашиваніи прощенія,-- сказала г-жа Тулливеръ;-- но пусть не обращаетъ вниманія, пусть не требуетъ назадъ своихъ денегъ. Я думаю, этого можно ожидать отъ родной сестры. Современемъ все устроится, забудется и опять все пойдетъ попрежнему.
-- Хорошо, Бесси,-- печально произнесла г-жа Пуллетъ; -- я не хочу способствовать твоему разоренію и потому сдѣлаю, что могу. Я не хочу, чтобы знакомые толковали, будто у насъ въ семьѣ все ссоры. Я скажу это Дженъ и поѣду къ ней завтра, если мужъ согласенъ. Какъ ты скажешь?
-- Мнѣ все равно, -- отвѣтилъ г-нъ Пуллетъ, который былъ доволенъ всякимъ способомъ прекращенія ссоры, лишь бы только Тулливеръ не обращался за деньгами кг нему. Сказавъ еще нѣсколько словъ о томъ же предметѣ, г-жа Пуллетъ замѣтила, что пора пить чай и, доставши тонкую камчатную салфетку, нашпилила ее на себя въ видѣ передника. Дѣйствительно, дверь вскорѣ распахнулась; но вмѣсто чайнаго прибора, служанка Салли явилась съ чѣмъ-то, настолько поразительнымъ, что обѣ вскрикнули, а дядя Пуллетъ чуть не подавился сахарной лепешкой.