Дерондѣ было всего тринадцать лѣтъ, когда его нравственное я начал о опредѣляться, подъ вліяніемъ даннаго жизнью толчка. Случилось его такъ: онъ лежалъ на травѣ, подперевъ кудрявую голову руками, и читалъ: "Исторію Итальянскихъ Республикъ" -- Сисмонди; гувернёръ его, также съ книгой въ рукахъ, сидѣлъ въ нѣсколькихъ шагахъ отъ него. Было чудное іюльское утро, кругомъ цвѣли розы. Вдругъ мальчикъ поднялъ голову, и, пристально взглянувъ на учителя, спросилъ:
-- Мистеръ Фрезеръ, почему у папъ и кардиналовъ всегда бывало такъ много племянниковъ?
-- Они своихъ родныхъ дѣтей называли племянниками.
-- Отчего?
-- Приличія ряди. Вы вѣдь знаете, что католическому духовенству браки воспрещены, а потому и дѣти духовныхъ -- незаконныя дѣти.
Даніэль быстро приподнялся и сѣлъ, повернувшись спиной къ своему ментору. Онъ всегда звалъ сэра Гуго Маллингера, въ домѣ котораго росъ,-- дядей, а когда разъ спросилъ объ отцѣ и матери, баронетъ отвѣтилъ:-- Ты лишился родителей, будучи крошкой, вотъ почему я и забочусь о тебѣ.
Жизнь всегда улыбалась мальчику. Дядя былъ съ нихъ всегда ласковъ и нѣженъ; имѣніе, въ которомъ они жили, лежало въ крайне-живописной мѣстности; самый домъ имѣлъ историческій и романтическій интересъ: то было картинное въ архитектурномъ отношеніи зданіе, построенное на развалинахъ стариннаго аббатства, главныя части котораго доселѣ сохранились въ своей строгой красотѣ; все прекрасное было дорого Даніэлю.
Въ замкѣ дяди была и картинная галерея, наполненная портретами его предковъ; бородатые воины, улыбающіеся дипломаты въ роскошныхъ парикахъ, красивыя дамы -- глядѣли, улыбаясь, со стѣнъ на племянника Даніэля, но между нимъ и обще-семейнымъ типомъ не замѣчалось никакого сходства. Онъ былъ несравненно красивѣе ихъ, и могъ бы легко служить моделью для живописца.
Теперь же, сидя на травѣ, посреди розановъ, Даніэль Дероза впервые знакомился съ горемъ. Новая мысль засѣла у него въ головѣ. Онъ продолжалъ сидѣть неподвижно, яркій румянецъ, валившій его щеки въ первую минуту, понемногу исчезалъ, но лицо сохраняло выраженіе подавленнаго волненія. Онъ слишкомъ много читалъ, чтобы не знать, что такое незаконныя дѣти, но ему никогда на умъ не приходило, чтобы онъ самъ былъ въ числѣ ихъ,-- никогда, до этой роковой минуты, когда у него, какъ молнія, сверкнула въ головѣ мысль: "Вотъ тайна моего рожденія: человѣкъ, котораго я всегда звалъ дядей, навѣрное отецъ мой!" Мальчику казалось, что подлѣ него сидитъ теперь новый для него гость: таинственная фигура, закутанная въ покрывало, имѣющая открыть ему нѣчто ужасное. Дядя, котораго онъ горячо любилъ, преобразился въ отца, хранящаго отъ него тайны; а что сталось съ матерью, отъ которой его оторвали? Минутами ему казалось, что, предаваясь этимъ соображеніямъ, онъ оскорбляетъ сэра Гуго; но все же онъ не могъ не сознавать, что этотъ жаркій іюльскій день -- эпоха въ его жизни.
Мѣсяцъ спустя, новый, повидимому, ничтожный, случай встревожилъ его.
Однажды, въ присутствіи нѣсколькихъ человѣкъ гостей, его заставили пѣть; голосовъ у него былъ прелестный, его осыпали похвалами, а дядя, лаская его, спросилъ:
-- Не желаешь ли учиться серьезно? сдѣлаться великимъ артистомъ, какъ Маріо или Тамберликъ?
-- Ни за что,-- отвѣтилъ Даніэль со слезами въ голосѣ, и тотчасъ убѣжалъ къ себѣ въ комнату.
Сидя на широкомъ подоконникѣ и любуясь разстилавшимся передъ окномъ роскошнымъ паркомъ, съ его величавыми дубами, онъ думалъ горькую думу. До сихъ поръ онъ надѣялся, что его роль въ жизни ничѣмъ не будетъ отличаться отъ роли его воспитателя и друга -- сэра Гуго; а теперь -- сэръ Гуго предлагаетъ ему идти совершенно иной дорогой, да притомъ такой, которая немыслима для англійскаго джентльмена. Его возмущала мысль, что на него станутъ смотрѣть какъ на дорогую игрушку, да и въ самомъ дѣлѣ, не таковъ ли взглядъ большинства на талантливаго артиста?
Изъ ощущеній подобнаго рода выработываются основныя черты характера ребенка, пока взрослые пресерьёзно разсуждаютъ о томъ, чему слѣдуетъ отвести первенствующее мѣсто въ его воспитаніи: наукѣ или литературѣ?
Вскорѣ послѣ того, въ жизни Даніэля совершился переворотъ: его послали въ Итонъ. Тамъ ему жилось хорошо, хотя подчасъ разсказы товарищей объ ихъ семьяхъ, о жизни въ домѣ родительскомъ тревожили его душевную рану. Даніэля всѣ любили, всѣ ласкали; во время его пребыванія въ колледжѣ, онъ получилъ извѣстіе о женитьбѣ сэра Гуго на нѣкоей миссъ Раймондъ, кроткомъ и миломъ созданіи.
Въ тому времени, какъ Дерондѣ пришла пора поступать въ кэмбриджскій университетъ, у лэди Маллингеръ было уже три дочери, и сэръ Гуго съ грустью помышлялъ, что все имѣніе достанется такимъ образомъ Гранкуру, до котораго ему не было никакого дѣла. Даніэль болѣе чѣмъ когда-либо былъ увѣренъ, что сэръ Гуго -- его отецъ; но теперь его окрѣпшій умъ иначе относился къ этому факту, чѣмъ въ дѣтствѣ. Натуры холодныя, эгоистическія легко ожесточаются, видя, что имъ приходится нести вару за чужую вяну; въ глазахъ натуръ исключительныхъ неумолимое горе соединяетъ страдальца съ миріадами другихъ такихъ же несчастныхъ, какъ и онъ. Самосознаніе, такъ рано пробудившееся въ душѣ Деронды, заставило его все болѣе и болѣе углубляться въ изслѣдованіе различныхъ вопросовъ, задаваемыхъ жизнью, и привело его въ заключенію, что онъ -- одна изъ многихъ жертвъ безчеловѣчныхъ предразсудковъ. Въ душѣ его пробудилась ожесточенная ненависть же всякимъ несправедливостямъ и горячее сочувствіе къ несчастнымъ, обдѣленнымъ на жизненномъ пиру. И въ Кембриджѣ, какъ въ Итонѣ, о немъ были очень высокаго мнѣнія. Всѣ профессора говорили въ одинъ голосъ, что этотъ юноша могъ бы быть въ числѣ первыхъ, еслибъ почиталъ, какъ всѣ его товарищи, науку -- средствомъ для достиженія житейскихъ успѣховъ, а не держался бы такъ упорно дикаго мнѣнія, будто научныя свѣдѣнія должны быть разсматриваемы только какъ матеріалъ, изъ котораго человѣкъ имѣетъ выработать себѣ міросозерцаніе. Изъ желанія доставить сэру Гуго удовольствіе, Даніэль усердно занимался высшей математикой, но и она не удовлетворяла его.
О своей будущей карьерѣ онъ думалъ часто, но еще не остановился ни на какомъ опредѣленномъ рѣшеніи; въ душѣ онъ оправдывалъ свою нерѣшительность неопредѣленностью своего положенія; у другихъ есть мѣсто на свѣтѣ, есть и обязанности, говорилъ онъ себѣ, я же все это долженъ создать искусственно. Въ сущности, ему противно было тянуть лямку въ университетѣ, гдѣ ничто не удовлетворяло его живой любознательности, и хотѣлось попутешествовать, познакомиться во-очію съ нравами и обычаями другихъ странъ. Это желаніе свое онъ рѣшился высказать сэру Гуго, и, получивъ его согласіе, покинулъ Англію на продолжительное время.
Былъ прекрасный вечеръ въ концѣ іюля. Деронда катался въ лодкѣ по Темзѣ. Болѣе года прошло съ того дня, какъ онъ возвратился въ Англію, съ сознаніемъ, что образованіе его кончено, и что, такъ или иначе, онъ долженъ занять свое мѣсто въ англійскомъ обществѣ. Подчиняясь желанію сэра Гуго, онъ началъ-было заниматься юриспруденціей, но эта кажущаяся рѣшимость не имѣла другихъ послѣдствій, какъ увеличеніе его нерѣшительности. Онъ болѣе чѣмъ когда-либо любилъ кататься на лодкѣ -- оно и понятно: нигдѣ не находилъ онъ такого мирнаго уединенія, какъ на рѣкѣ. У него была своя лодка, и онъ не гналъ большаго удовольствія, какъ носиться въ ней по волнамъ до поздняго вечера, и возвращаться домой при свѣтѣ звѣздъ. Онъ не былъ сентименталенъ, но его мучилъ вопросъ: стоитъ ли вообще принимать участіе въ житейской битвѣ?
Кто бы ни увидалъ теперь этого красиваго мужчину, въ его синей блузѣ, съ коротко-подстриженными кудрями, съ мягкой и волнистой бородой,-- хотя съ трудомъ, но угналъ бы въ немъ прежняго хорошенькаго мальчика, по мало-измѣнившемуся взгляду, выражавшему по прежнему кроткую вдумчивость. Цвѣтъ кожи у него блѣдно-смуглый, лобъ прямой, выраженіе лица мужественное; значительная мускульная сила видна въ длинныхъ, гибкихъ, крѣпко охватывающихъ весла рукахъ. Онъ вполголоса напѣваетъ своимъ чистымъ и высокимъ баритономъ пѣснь гондольера, изъ "Отелло",-- музыка которой написана Россини на слова Данте:
Neesun maggior dolore
Che ricordarsi del tempo felice
Nella miseria *).
*) Нѣтъ большаго страданія, какъ вспоминать въ минуты горя о минувшемъ счастія.
Каково же изумленіе Деронды, когда онъ, случайно повернувъ голову, замѣчаетъ стоящую на берегу рѣки молоденькую дѣвушку, лѣтъ восемнадцати, служащую какъ-бы олицетвореніемъ того горя; о которомъ онъ только-что пѣлъ. Она очень стройна, личико ея правильно и миловидно, черные кудри закинуты за уши. Она крѣпко сжимаетъ свои безнадежно свѣсившіяся ручки, глаза ея устремлены на рѣку съ выраженіемъ полнаго отчаянія. Сердце Деронды сжалось, но онъ не счелъ себя въ правѣ заговорить съ ней и продолжалъ свою прогулку. Возвращаясь позднимъ вечеромъ, онъ опять наткнулся на свою незнакомку; на этотъ разъ она, казалось, приняла роковое рѣшеніе: она сидѣла на берегу и съ большимъ усиліемъ вытаскивала изъ воды совершенно мокрый плащъ. Дерондѣ въ одинъ мигъ все стало ясно: несчастная хочетъ утопиться, она завернется въ плащъ, чтобы скорѣй пойти ко дну, благодаря его тяжести. Времени терять нечего; Деронда причаливаетъ въ берегу, выскакиваетъ изъ лодки, подбѣгаетъ къ ней:
-- Не пугайтесь, ради Бога. Вы несчастливы. Довѣрьтесь мнѣ. Скажите: чѣмъ я могу помочь вамъ?
Она поднимаетъ голову и пристально смотритъ на него.
-- Это вы давеча пѣли: "Nessun maggior dolore"?
-- Да; но вамъ вредно здѣсь оставаться; позвольте, и я довезу васъ на своей лодкѣ, куда прикажете. Дайте мнѣ этотъ мокрый плащъ.
Въ глазахъ ея отражается недоумѣніе.
-- Вы, кажется, человѣкъ добрый... Можетъ быть, такъ Богу угодно...
-- Довѣрьтесь мнѣ, позвольте мнѣ помочь вамъ.
Она машинально кладетъ свою маленькую ручку въ его руку, но вдругъ отступаетъ, словно пораженная новой мыслью, и шепчетъ:
-- Мнѣ некуда идти, у меня во всей странѣ этой нѣтъ ни души знакомой.
-- Я васъ отвезу въ одной дамѣ, у которой есть дочери; она прекрасная женщина, вамъ у нея будетъ хорошо, не станемъ терять времени: вы можете захворать; повѣрьте, жизнь еще улыбнется вамъ, на свѣтѣ много хорошихъ людей.
Она болѣе не противится, но спокойно входитъ въ лодку и прислоняется въ подушкамъ. Она не глядитъ на него и молча слѣдитъ за движеніемъ вёселъ. Сумерки сгущаются, на небѣ одна за другой загораются звѣзды. Наконецъ, она рѣшается заговорить.
-- Я люблю плескъ вёселъ.
-- Я также.
-- Еслибъ вы не пришли, я бы теперь была мертвая.
-- Надѣюсь, что вы никогда не пожалѣете, что я пришелъ.
-- Не знаю. Maggior dolore и miseria занимаютъ въ моей жизни гораздо болѣе мѣста, чѣмъ tempo felice. Dolore, miseria -- эти слова точно живыя!
Деронда молчитъ, не рѣшаясь ее разспрашивать. Она продолжаетъ съ оттѣнкомъ задумчивости:
-- Мнѣ казалось, что въ моемъ желаніи нѣтъ ничего дурного. Жизнь и смерть равны передъ Предвѣчнымъ. Я знаю, что отцы наши убивали дѣтей своихъ, чтобы соблюсти души ихъ въ чистотѣ. Тоже думала сдѣлать и я. Теперь мнѣ повелѣно жить. Не знаю, какъ я жить буду!
-- Вы найдете друзей въ моихъ друзьяхъ.
Она съ грустью качаетъ головой.
-- Я не найду ни матери, ни брата.
-- Вы навѣрное англичанка, вы такъ хорошо говорите по-англійски.
-- Я родилась въ Англіи, но я еврейка; я пріѣхала изъ-за границы, я убѣжала, я надѣялась найти свою мать, искала тщетно, отчаяніе овладѣло мной, остальное вы знаете!
Деронда успокоиваетъ ее, утѣшаетъ, и болѣе чѣмъ когда-либо утверждается въ своемъ намѣреніи довѣрить бѣдную дѣвушку попеченіямъ нѣкоей миссиссъ Мейрикъ, матери одного изъ его товарищей по университету, имѣющей трехъ дочерей, и совершенно способной отнестись сочувственно къ бѣдной, всѣми покинутой дѣвушкѣ. Къ тому же, вся семья Мейрикъ душой предана Дероидѣ, за его дружбу къ ихъ Гансу, за серьёзныя услуги, какія онъ ему много разъ оказывалъ, и, конечно, рада будетъ помочь ему въ его настоящемъ затруднительномъ положеніи. Въ миссиссъ Мейривъ Деронда привозитъ спасенную имъ отъ смерти молодую незнакомку; и матъ и дочери ласково встрѣчаютъ ее: они готовы датъ ей пріютъ у себя на первое время; завтра она разскажетъ имъ о себѣ, что сочтетъ возможнымъ; сегодня ей всего нужнѣе -- пища, отдыхъ и спокойствіе.