Съ смутнымъ чувствомъ на сердцѣ возвратились миссъ Гвендолина къ себѣ въ Оффендинъ, всю дорогу ее мучилъ вопросъ: что мы теперь дѣлать-то будемъ; она представить себѣ не можетъ, чтобы у нихъ абсолютно ничего не осталось; конечно, это не болѣе какъ реторическая фигура, вѣрно есть кое-какія крохи, съ которыми можно будетъ уѣхать за границу. Во время своего продолжительнаго пребыванія на континентѣ, Гвендолина не разъ видала тамъ семьи разорившихся англичанъ, и сердце ея замирало при мысли о тѣхъ печальныхъ картинахъ, какія рисовало ей услужливое воображеніе. Жить въ захолустьѣ, перебиваться иго дня въ день, давать уроки несноснымъ сестрамъ, глядѣть на горе и слезы матери, скучать, отцвѣтать, состариться, не знавши ни счастья, ни истиннаго блеска,-- вотъ ея будущность; она съ отвращеніемъ отъ нея отворачивалась.

По мѣрѣ приближенія къ дому мысли Гвендолины принимаютъ иное, менѣе эгоистическое направленіе, а когда на порогѣ родного дома показывается мать, съ новыми морщинами на поблѣднѣвшемъ лицѣ и полными слегъ глазами, всѣ лучшія чувства Гвендолина разомъ вырываются наружу; стремительно выскакиваетъ она изъ экипажа и бросается на шею матери со словами:

-- Не горюйте, ради Бога, я -- молодцомъ, у меня много плановъ, что-нибудь да надо устроить, предпринять. Вамъ все это показалось такъ ужасно, вслѣдствіе моего отсутствія; теперь и съ вами,-- посмотрите, какъ все хорошо уладится.

-- Да благословитъ тебя Богъ, мое ненаглядное сокровище!-- мнѣ уже и теперь легче.

Сестры, гувернантка,-- всѣ выбѣгаютъ на встрѣчу своей царицѣ; она, небрежно поздоровавшись съ ними, отсылаетъ ихъ,-- ей хочется поскорѣе остаться наединѣ съ матерью, чтобы угнать охъ нея о настоящемъ положеніи дѣлъ. Приведя свой туалетъ въ порядокъ, Гвендолина, въ сопровожденіи матери, сходитъ въ гостиную и усаживается на уютный диванчикъ; ее окружаетъ прежняя обстановка: въ богато-убранной комнатѣ ничто не напоминаетъ о недавней катастрофѣ; бѣдность еще не даетъ чувствовать своихъ острыхъ когтей.

-- Что же вы теперь думаете дѣлать, мама?

-- Прежде всего, дитя мое, нужно сдать квартиру; намъ немыслимо оставаться въ этомъ домѣ. къ счастью, управляющій лорда Бракеншоу уже нашелъ жильцовъ.

-- Значитъ, мои предположенія оправдываются; я еще дорогой думала, что намъ придется ѣхать за-границу.

-- Помилуй, Гвендолина, это невозможно. На какія же средства мы путешествовать будемъ?

-- Но вѣдь надо же куда-нибудь дѣваться?

Миссиссъ Дэвилоу съ сильнымъ смущеніемъ и глубокимъ состраданіемъ глядитъ на свою дочь.

-- Радость моя, ты все-таки не сознаешь всей тягости нашего настоящаго положенія. У насъ ничего нѣтъ, Гвендолина, понимаешь ли ты: ничего. Мы переѣдемъ въ коттеджъ, принадлежащій м-ру Соэрсу; сестра Гаскойнъ даетъ намъ кое-какую мебель; я съ младшими дочерьми буду искать ручной работы, а тебѣ дядя Гаскойнъ постарается пріискать хорошее мѣсто; онъ даже теперь имѣетъ предложить тебѣ нѣчто весьма приличное: мѣсто гувернантки въ семействѣ нашего почтеннаго епископа мистера Мюмперта.

Всю свою длинную рѣчь бѣдная мать произноситъ, не глядя на дочь.

Гвендолинѣ кажется, что она видитъ какой-то безобразный сонъ. Перемѣна квартиры, жизнь въ этомъ отвратительномъ коттеджѣ, рабство, съ которымъ, по ея понятіямъ, неразрывно связано званіе гувернантки,-- всѣ эти представленія, словно страшные призраки, встаютъ передъ ней.

-- Мама, это немыслимо!-- восклицаетъ она, наконецъ:-- вамъ нельзя поселиться въ этой трущобѣ. Удивляюсь, какъ дядѣ могла придти подобная мысль,-- вѣдь, конечно, онъ одинъ могъ рѣшиться посовѣтовать вамъ перебраться въ эху конуру. Я также не гожусь для смиренно-безцвѣтной роли Гувернантки; у меня есть другіе планы, другія надежды. Вы не знаете: гдѣ теперь Клезмеръ, все еще въ Кветчамѣ, у миссиссъ Арронайнтъ?

-- Да.

-- Такъ пошлите туда Джэмса, верх о мъ, съ запиской;-- я сейчасъ напишу.

-- Увы! дитя, ни Джэмса, ни лошадей уже нѣтъ, но записку можно послать съ кѣмъ-нибудь изъ работниковъ съ сосѣдней фермы.

Гвендолина пишетъ Клезмеру записку, въ которой просятъ его пожаловать въ ней н% слѣдующій день, по очень важному дѣлу.

Со страхомъ и трепетомъ ждетъ Гвендолина строгаго нѣмца; отъ исхода ея разговора съ нихъ будетъ зависѣть весьма многое. Настоящая минута -- важная минута въ ея жизни, гораздо болѣе важная, чѣмъ та, когда рѣшался вопросъ: быть или не быть ей женой Гранкура; тогда дѣло шло только о томъ: принять или не принять предложеніе даннаго субъекта,-- теперь же ей предстояло угнать: нельзя ли достичь матеріальнаго благосостоянія и блестящаго положенія, не налагая на себя никакихъ цѣпей?

Клезмеръ застаетъ Гвендолину совершенно одну дома; она выпроводила мать и сестеръ въ церковь, благо -- день воскресный; ей хотѣлось непремѣнно побесѣдовать съ профессоромъ съ глазу за-глазъ. Она тотчасъ, безъ обиняковъ, приступаетъ къ дѣлу.

-- Herr Klesmer,-- говоритъ она, дружески протягивая ему руку,-- извините, что обезпокоила васъ. Но съ нами случилось несчастье: мы потеряли все свое состояніе, у насъ положительно ничего не осталось; мое желаніе -- завоевать себѣ независимость, и имѣть возможность поддерживать мою мать; я бы хотѣла поступить на сцену въ качествѣ драматической актрисы, а если вы найдете, что мнѣ эта задача по силамъ,-- то и пѣвицы. Я бы ничего такъ не желала, какъ соединить въ лицѣ своемъ эти два высокія призванія,-- быть драматической пѣвицей, какъ Гризи. Скажите по-совѣсти, что вы думаете объ этомъ?

-- Дорогая миссъ Гарлеть,-- отвѣчалъ Клезмеръ,-- вы, насколько я могу судить, незнакомы совершенно съ жизнью актеровъ, пѣвцовъ,-- вообще артистовъ. Позвольте же мнѣ объяснить вамъ, что это такое. Но прежде всего, извините за вопросъ, повидимому, не идущій къ дѣлу: вѣдь вамъ около двадцати лѣтъ,-- не правда ли?

-- Мнѣ двадцать одинъ годъ,-- неужели вы думаете, что я слишкомъ стара?

-- Артистическую карьеру надо начинать гораздо раньше.

-- Да, если начинать съ начала, но вѣдь я знаю что-нибудь,

-- Да, вы поете и даже декламируете очень мило, съ точки зрѣнія гостиныхъ, но если смотрѣть на дѣло серьёзно -- вамъ все это нужно позабыть. Вамъ придется взять себя въ руки, не ждать ни похвалъ, ни рукоплесканій, заслуживать похвалы въ потѣ лица, какъ заработываютъ хлѣбъ; поучиться быть строгой къ себѣ, готовиться во всевозможнымъ неудачамъ, а главное работать, работать и работать. Въ состояніи ли вы вынести все это? вы привыкли въ успѣхамъ, въ всеобщему поклоненію? Прибавьте ко всему сказанному, что ангажемента вамъ долго не дождаться; попробуйте теперь предложить свои услуги любому антрепренеру, онъ скажетъ вамъ: учитесь. Да притомъ голосъ вашъ наврядъ ли подходитъ въ сценическимъ требованіямъ; еще еслибъ вы начали обработывать его нѣсколько лѣтъ тому назадъ -- вы бы могли чего-нибудь добиться, но теперь -- право, я боюсь, что поздно.-- Вотъ все, что я имѣлъ сказать вамъ; извините, если выразился слишкомъ рѣзко, но я бы презиралъ себя, еслибъ не рѣшился высказать вамъ всю истину -- безъ прикрасъ.

Грозный приговоръ строгаго, но честнаго нѣмца поражаетъ Гвендолину, словно ударъ грома съ яснаго неба; она пытается еще убѣдить его, что изъ нея можетъ выдти порядочная драматическая актриса,-- неумолимый Клезмеръ доказываетъ ей, какъ дважды-два четыре, всю призрачность ея надеждъ, объясняя, что много времени пройдетъ, прежде чѣмъ она научится ходить по сценѣ, прежде чѣмъ настолько совладаетъ со своимъ голосомъ, чтобы не говорить шопотомъ,-- словомъ, разбиваетъ въ прахъ ея дѣтскія мечты.

-- Въ теченіи двадцати слишкомъ лѣтъ вы привыкли относиться ко всему легко,-- говоритъ онъ въ заключеніе,-- вамъ будетъ крайне тяжело взяться за серьёзный трудъ. Если же вы рѣшитесь на это, несмотря ни на что, я первый скажу: она задалась высокой цѣлью, это дѣлаетъ ей честь! Служеніе искусству -- великое дѣло, даже и съ малой надеждой на успѣхъ. Но прежде чѣмъ избрать тернистый путь начинающей артистки, подумайте: подъ силу ли онъ вамъ, не благоразумнѣе ли избрать какой-либо другой, менѣе для васъ тяжелый; въ случаѣ же, еслибъ вы рѣшились вступить на артистическое поприще, я всегда въ вашимъ услугамъ, готовъ помочь и словомъ, и дѣломъ; да и не я одинъ, моя невѣста, миссъ Арронайнтъ, съ которой вы всегда были хороши, конечно почувствуетъ къ вамъ еще большую пріязнь, когда узнаетъ о вашей великодушной рѣшимости. Располагайте мной, пожалуйста; вотъ моя карточка, по этому адресу вы всегда можете написать мнѣ, я тотчасъ же явлюсь, а теперь, прощайте, дай вамъ Богъ избрать такую дорогу, на которой вы найдете счастье.

Съ этими словами Клезмеръ взялъ руку Гвендолины, поднесъ ее въ губамъ и вышелъ.

Никогда во всю свою жизнь Гвендолина не бывала такъ несчастна, какъ въ эту минуту; ни слезъ, ни рыданій не было, только глаза ея горѣли, а всѣ окружающіе предметы, не исключая ея собственнаго изображенія въ зеркалѣ, внушали ей живое чувство отвращенія. Первый разъ въ жизни -- увидала себя на одномъ уровнѣ съ другими. До прихода Клезмера она мечтала, что одного года совершенно достаточно, чтобы сдѣлать изъ нея безукоризненную Джульетту, да и казалось, кто же тутъ удивительнаго? Домашніе, знакомые -- всѣ всегда признавали ея превосходство передъ другими, а тутъ вдругъ: -- Поздно, надо было начать нѣсколько лѣтъ назадъ, неустанный трудъ, умѣренныя похвалы, тяжело-достающійся хлѣбъ,-- Господи, того ли она ожидала нѣсколько часовъ тому назадъ!

Послѣ этого разочарованія бѣдной Гвендолинѣ ничего но остается, какъ согласиться на предложеніе дяди; она готовится быть гувернанткой дочерей епископа, старается примириться съ этой мыслью, которая по прежнему возмущаетъ ее до глубины души. Но въ самый разгаръ своихъ печальныхъ размышленій, черезъ нѣсколько дней послѣ разговора съ Блезмеромъ, Гвендолина получаетъ записку отъ Гранкура, который проситъ у нея позволенія явиться на другой день, и сообщаетъ, что только-что возвратился изъ Лейбронна, гдѣ надѣялся-было ее встрѣтить.

Эта записка -- талисманъ, мгновенно выводящій нашу героиню изъ ея тяжкаго раздумья; конечно, она и теперь не приметъ его предложенія, не даромъ въ ней еще живо воспоминаніе о встрѣчѣ съ миссиссъ Глэшеръ: она обѣщала этой несчастной, что не пойдетъ за Гранкура. Но, съ другой стороны, кто знаетъ, быть можетъ она этой самой женщинѣ оказала бы серьёзную услугу, выйдя за него: чего не сдѣлаетъ человѣкъ для жены, съумѣвшей пріобрѣсти надъ нимъ вліяніе, онъ бы обезпечилъ мальчика!.. Но нѣтъ, нѣтъ, это немыслимо, конечно, еслибы...-- и опять длинной вереницей проходятъ передъ ея мысленнымъ вворомъ различные софизмы, могущіе оправдать ее въ случаѣ, еслибъ она поступила именно такъ, какъ ей въ глубинѣ сердца хочется поступить. При всемъ томъ, она не находила въ душѣ своей искры любви къ Гранкуру; да, ей всегда казалось, что въ бракѣ любовь для женщины роскошь, это дѣло мужчины, на долю котораго, по принятому въ свѣтѣ обычаю, выпадаетъ обязанность дѣлать предложеніе.

Всѣ колебанія Гвендолины кончаются тѣмъ, что когда Гранкуръ является, и своимъ обычнымъ флегматичнымъ тономъ проситъ ея руки, она даетъ свое согласіе и сообщаетъ о томъ матери въ слѣдующихъ характеристическихъ выраженіяхъ:

-- Мама, все улажено. Вы не переѣдете въ этотъ противный коттеджъ, я не поѣду къ миссиссъ Мюмперть, а все будетъ такъ, какъ я того пожелаю.