Мистеръ и миссиссъ Гранкуръ должны бы были быть очень довольны своей поѣздкой: все имъ, казалось, благопріятствовало: погода стояла дивная; маленькая, изящная яхта была отдѣлана какъ игрушка; каюта, съ своими шелковыми драпировками, мягкими подушками, большими зеркалами, напоминала плавучую гостиную; команда не оставляла желать ничего лучшаго: она состояла изъ опытныхъ, искусныхъ, прекрасно обученныхъ матросовъ. Спокойно носились они по голубымъ волнамъ Средиземнаго моря, прошли мимо Балеарскихъ острововъ, мимо цвѣтущихъ береговъ Сардиніи, и держали путь на сѣверъ, къ берегамъ Корсики. Гранкуръ, со времени отъѣзда изъ Англіи, постоянно пользовался отличнымъ расположеніемъ духа; его радовала мысль, что онъ увезъ жену подальше отъ Деронды и всего этою вздора, и, кромѣ того, самая жизнь, которую онъ велъ, была ему но душѣ; носиться но морю, на яхтѣ, на которой онъ чувствовалъ себя полновластнымъ господиномъ, вдали отъ невыносимыхъ для него условій общественной жизни,-- лучше этого онъ ничего не зналъ.
На жену онъ по-прежнему продолжалъ смотрѣть, какъ на свою неотъемлемую собственность; еслибъ ему сказали, что Гвендолна имѣетъ что-нибудь противъ него, онъ ба очень удивился, пожалуй, даже не повѣрилъ. Онъ считалъ, что миссъ Гарлетъ, сдѣлавшись его женой, заключила условіе, контрактъ, причемъ всѣ выгода боли на ея сторонѣ; онъ прекрасно сознавалъ, что ее къ тому побудила не привязанность къ нему, а иная соображенія,-- жажда почестей, любовь къ богатству, все, чего она желала; она получила даже больше того, такъ какъ онъ счелъ своимъ долгомъ обезпечить ея мать,-- большаго она и требовать не могла.
Обращеніе его съ нею было въ высшей степени прилично; онъ всегда приносилъ ей шаль, когда начинало свѣжѣть, подавалъ всякую вещь, которая была ей нужна. Часто, расхаживая большими шагами по палубѣ, онъ останавливался у дивана, на которомъ она лежала, и, съ улыбкой подавая ей морской бинокль, говорилъ:
-- Вонъ тамъ, вправо, у подножія скалы, виднѣется плантація сахарнаго тростника,-- не желаете ли взглянуть?
-- Какже, какже, непремѣнно,-- отвѣчала Гвендолина.
За обѣдомъ они разговаривали, причемъ мужъ замѣчалъ, что фрукта начинаютъ портиться, пора запастись свѣжими; или, видя, что она не пьетъ вина, заботливо спрашивалъ: какой сортъ ш предпочитаетъ?
Всѣ окружающіе, горничная француженка, камердинеръ супруга, матросы -- почитали мистера и миссиссь Гранкуръ примѣрной четой, а между тѣмъ душа молодой женщины рвалась на части. Для нея чистилище началось еще на землѣ. Съ каждымъ даемъ она все сильнѣе и сильнѣе чувствовала, что продала себя. Иногда ей, въ видѣ надежды, представлялась возможность какой-либо катастрофы, по она тотчасъ, усиліемъ воли, старалась разогнать преслѣдовавшіе ее образы;-- ужасъ овладѣвалъ ея душой, тогда она припоминала слова Деронди:
-- Превратите ваiъ страхъ въ свою нравственную охрану,-- говаривалъ онъ ей: она цѣплялась за этотъ совѣть, какъ утопающій за соломенку.
Нерѣдко, во время безсонныхъ ночей, изъ души ея, подобно крику, вырывалась страстная молитва о помощи, о заступничествѣ; она билась и страдала, а кругомъ все было такъ мирно: мертвое молчаніе нарушалось развѣ дыханьемъ мужа, плескомъ волнъ о-бортъ, или скрипомъ мачты.
Обыкновенно эти молитвы, это обращеніе въ Богу, бывали слѣдствіемъ другихъ порывовъ, являлись на смѣну мрачныхъ, ужасныхъ мыслей! Послѣ подобныхъ душевныхъ бурь Гвендолина нерѣдко до утра лежала съ широко-раскрытыми глазами.
Однажды утромъ, послѣ шквала, свирѣпствовавшаго всю ночь, мужъ зашелъ къ ней и, не безъ досады, сообщилъ, что имъ придется бросить якорь въ Генуэзской бухтѣ, такъ какъ яхта нуждается въ починкѣ.
Молодая женщина очень обрадовалась этому извѣстію: "хотъ какая-нибудь перемѣна ", думала она! Но радость ея возросла до крайнихъ предѣловъ, когда на лѣстницѣ "Albergo dell' Italia" она совершенно неожиданно встрѣтила Деронду. Даніэль вздрогнулъ, увидавъ ее, но только приподнялъ шляпу и проскользнулъ мимо.
Гвендолина же за завтракомъ была веселѣе обыкновеннаго; надежда на скорое свиданіе съ дорогимъ ей человѣкомъ придавала блескъ глазамъ ея, вызывала улыбку на уста. Мужъ молча слѣдилъ за нею.
-- Потрудитесь позвонить,-- проговорилъ онъ, наконецъ, своимъ ровнымъ, спокойнымъ тономъ.-- Надо сказать, чтобы обѣдъ былъ поданъ въ тремъ часамъ,-- я хочу добыть парусную лодку, самъ буду ею править, а васъ попрошу сидѣть на рулѣ; это лучшее времяпровожденіе, какое можно придумать;-- здѣсь того-и-гляди задохнешься отъ жары.
Гвендолина помертвѣла.
-- Я не хочу ѣхать кататься,-- проговорила она, какъ могла рѣшительнѣе.
-- Не хотите? Какъ угодно, посидимъ и въ духотѣ.
Желаніе ее мучить было такъ очевидно, что бѣдняжка не выдержала и разрыдалась.
-- Что умно, то умно,-- спокойно замѣтилъ мужъ.-- Не позвольте васъ спросить: о чемъ вы плачете? Ужъ не о томъ ли, что я нейду со двора, когда вы желаете остаться дома?
-- Что-жъ, пожалуй, поѣдемте,-- порывисто воскликнула Гвендолина.-- Можетъ, Богъ дастъ, утонемъ!
Рыданія возобновились.
Гранкуръ нѣсколько пододвинулся, и, понизивъ голосъ, сказалъ:
-- Потрудитесь успокоиться и выслушать меня.
Гвендолина стихла; она сидѣла молча, опустивъ глаза и крѣпко-крѣпко стиснувъ руки.
-- Постараемся понять другъ друга,-- продолжалъ Гранкуръ все тѣмъ же тономъ,-- Если вы воображаете, что я позволю вамъ себя дурачить, выкиньте этотъ вздоръ изъ головы. Что васъ можетъ ожидать, кромѣ позора, если вы не съумѣете вести себя, какъ приличествуетъ моей женѣ? Съ тому же, Деронда очевидно избѣгаетъ васъ.
-- Все это неправда,-- съ горечью отвѣтила ему Гвендолина,-- вы и вообразить не можете, что у меня въ мысляхъ. Съ меня и такъ довольно позора. Вы бы поступили гораздо благоразумнѣе, предоставивъ мнѣ полную свободу говорить съ кѣмъ я хочу.
-- Объ этомъ предоставьте судить мнѣ.
Ровно въ пять часовъ красивая чета англійскихъ аристократовъ садилась въ лодку съ набережной; прохожіе останавливались, чтобы полюбоваться ею.
Спустя нѣсколько часовъ, Даніэль Деронда, возвращавшійся съ вечерней прогулки, замѣтилъ на набережной толпу народа. Взоры всѣхъ были устремлены на виднѣвшуюся вдали парусную лодку; двое сидѣвшихъ въ ней матросовъ усердно гребли, держа жъ берегу. Въ толпѣ слышались вопросы, восклицанія, объясненія на всевозможныхъ языкахъ; какой-то французъ увѣрялъ, что англійскій лордъ, согласно обычаю своей страны, привезъ жену сюда, чтобы утопить ее; другіе спорили, утверждая, что распростертая въ лодкѣ фигура -- милэди. Волненіе было всеобщее.
Деронда, томимый мрачными предчувствіями, живо протолкался впередъ; въ эту самую минуту лодка причалила къ берегу и изъ нея, заботливо поддерживаемая матросами, вышла Гвендолина, блѣдная какъ смерть, съ распущенными волосами.
Совершенно мокрое платье своей тяжестью еще болѣе затрудняло ея и безъ того слабую походку.
Ея блуждающій взглядъ остановился на Дерондѣ, она протянула къ нему руки и прошептала:
-- Совершилось, совершилось! Онъ умеръ!
-- Тише, тише, успокойтесь,-- повелительнымъ тономъ проговорилъ Деронда; и обратившись въ матросамъ, прибавилъ:
-- А родственникъ мужа этой дамы; потрудитесь доставить ее въ "Italia" какъ можно скорѣй, объ остальномъ я позабочусь.
Вечеромъ слѣдующаго дня Дерондѣ пришли сказать? что миссиссъ Гранкуръ встала съ постели и желаетъ его видѣть.
Немедля ни минуты, онъ отправился къ ней. Она сидѣла въ большомъ креслѣ, закутавшись въ бѣлую шаль; въ комнатѣ было темно отъ спущенныхъ сторъ и занавѣсокъ.
-- Садитесь поближе,-- проговорила она,-- я говорю очень тихо.
Онъ молча придвинулъ стулъ въ ея креслу.
Она обратило къ нему свое мраморно-блѣдное лицо, и чуть слышно прошептала:
-- Вы знаете, что я преступница?
-- Я ничего не знаю,-- проговорилъ Деронда.
-- Онъ умеръ.
Слова эти она произнесла тихо, но рѣшительно.
-- Да,-- промолвилъ Деронда, не зная, что сказать.
-- Лицо его уже болѣе не покажется надъ водой,-- продолжала она,-- только я одна вѣчно буду видѣть это мертвое лицо, и никуда не уйду отъ него.
Деронда испугался неминуемаго признанія; онъ мысленно пожелалъ, чтобы эта женщина сохранила въ груди своей роковую тайну.
Она поспѣшно продолжала:
-- Вы не скажете, что я должна объявить объ этомъ всему свѣту? Я не могу, мнѣ этого не вынести, особенно, если мать узнаетъ; нѣтъ, нѣтъ... Вамъ я все скажу, не говорите только, что и другимъ надо сказать.
-- Ничего не зная, я ничего совѣтовать не могу,-- грустно проговорилъ Деронда.-- Я желалъ бы одного -- помочь вамъ.
-- Я вамъ говорила съ самаго начала, что я боюсь за себя! Я ощущала въ душѣ страшную ненависть; я пріискивала всякія средства для своего освобожденія, это состояніе становилось все хуже и хуже. Тогда -- я попросила васъ пріѣхать ко мнѣ, помните, въ Лондонѣ, я хотѣла все высказать вамъ, я пыталась, но не могла, а потомъ онъ вошелъ.
Она остановилась, дрожь пробѣжала по тѣлу ея; однако она скоро овладѣла собой и продолжала:
-- Теперь я все скажу вамъ. Неужели женщина, которая плакала, молилась, боролась, можетъ быть убійцей?
-- Великій Боже!-- простоналъ Деронда:-- не мучьте меня понапрасну. Вы не убили его, вы бросились въ воду съ желаніемъ спасти его: это видѣли съ набережной.
-- Будьте терпѣливы.
Дѣтская мольба, звучавшая въ этихъ словахъ, заставила Деронду повернутъ голову и взглянуть на нее. Бѣдныя, дрожащія губы продолжали:
-- Вы говорили, что жалѣете тѣхъ, кто, совершивъ дурной поступокъ, страдаетъ отъ него. Я помнила ваши слова, они-то и заставили меня... Не повидайте меня, я теперь не хуже, чѣмъ была, когда вы меня встрѣтили и пожелали исправить.
-- Я васъ не покину,-- промолвилъ Деронда, взялъ ея руку и пожалъ.
Его прикосновеніе подѣйствовало, но не успокоительно; она продолжала:
-- Я боролась, я боялась; давно, давно уже я стала видѣть его мертвое лицо; съ тѣхъ поръ, какъ начала желать его смерти, это меня пугало. Во мнѣ точно было два существа. Я не могла высказаться -- я хотѣла убить его. Это была какая-то жажда. А потомъ я начинала чувствовать, будто совершила нѣчто ужасное, безвозвратное, нѣчто такое, что превратило меня въ отверженную душу, и все это сбылось, сбылось. Давно, давно, еще когда мы жили въ Рейландсѣ, я припасла маленькій, но острый, хорошо отточенный кинжалъ, въ серебряныхъ ножнахъ; я нашла его въ шкапикѣ съ равными рѣдкостями, у себя въ будуарѣ; я заперла его въ одинъ изъ моихъ ящиковъ. У этого ящика былъ особый ключъ; я боялась заглянуть въ него, и, долгое время спустя уже, на яхтѣ, бросила ключъ въ воду. Потомъ -- начала думать, какъ бы открыть ящикъ безъ ключа; а когда узнала, что мы остановимся въ Генуѣ, рѣшила, что поручу раскрыть его кому-нибудь здѣсь, въ отелѣ. Потомъ, всходя по лѣстницѣ, я васъ встрѣтила, и сейчасъ же положила: повидаться съ вами, разсказать вамъ все,-- все, чего не успѣла высказать тогда -- въ городѣ, но онъ принудилъ меня ѣхать съ нимъ кататься въ лодкѣ...
Голосъ ея оборвался, послышались глухія рыданія. Деронда, не глядя на нее, спросилъ:
-- Но все это, конечно, осталось въ вашемъ воображеніи. Вы устояли до конца?
Молчаніе. Она сидѣла, выпрямившись, въ креслѣ; обильныя слезы текли по щекамъ.
Наконецъ, Гвендолина, казалось, собралась съ духомъ, она наклонилась къ Дерондѣ и шопотомъ продолжала.
-- Нѣтъ, нѣтъ, вамъ я все выскажу, всю правду, какъ передъ Богомъ. Прежде мнѣ казалось, что я никогда не сдѣлаю ничего дурного, а между тѣмъ... Я не должна была выходить замужъ, это было начало всего. Я нарушила данное слово, а заняла чужое мѣсто. Я не думала ни о чемъ, кромѣ собственнаго удовольствія. Я захотѣла основать свой выигрышъ на чужомъ проигрышѣ,-- какъ тогда при игрѣ въ рулетку -- и эти деньги жгли меня! Жаловаться я не могла, я желала выиграть, и выиграла. Часто вовремя нашего плаванія, я, лежа въ каютѣ, ночью, думала, думала и не находила для себя оправданія. Мнѣ казалось, что вы, только вы одни, можете помочь мнѣ; одна эта мысль ужъ облегчала меня. Вы не измѣнитесь во мнѣ? вы не захотите наказать меня?
-- Сохрани меня Богъ,-- простоналъ Деронда ей въ отвѣтъ, продолжая сидѣть неподвижно.
Послѣ непродолжительнаго молчанія, она опять заговорила:
-- Мнѣ невыносимо тяжело было ѣхать кататься, я такъ жаждала свиданія съ вами; а когда увидала, что этому свиданію не бывать, я почувствовала, что меня словно заперли въ тюрьму, изъ которой мнѣ никогда не вырваться. Мнѣ теперь кажется, что цѣлая вѣчность прошла съ тѣхъ поръ, какъ я сѣла въ лодку.
Спустя минуту, она продолжала:
-- Что бы было со мной, еслибъ онъ былъ здѣсь теперь? А бы этого не желала, но не могу, не могу я выносить видъ его мертваго лица! Я знаю, что была трусихой, мнѣ слѣдовало уйти отъ него... Вамъ тяжело меня слушать,-- вдругъ оборвала она свою рѣчь,-- я васъ огорчаю?
-- Вопросъ не въ томъ: огорчаете вы меня или нѣтъ,-- мягко отвѣтилъ Деронда.-- Говорите мнѣ все, если только это можетъ облегчить васъ.
Она заговорила еще быстрѣе прежняго, еле переводя духъ.
-- Сидя въ лодкѣ, я чувствовала, что задыхаюсь отъ бѣшенства, а между тѣмъ сидѣла смирно, какъ раба. Потомъ мы вышли изъ гавани въ открытое море; кругомъ была полная тишина, мы не глядѣли другъ на друга, онъ заговаривалъ со мной только, чтобы отдать какое-либо приказаніе. Мнѣ пришло на память, что, будучи ребенкомъ, я часто мечтала, какъ бы хорошо было сѣсть въ лодку и уплыть на ней въ такую страну, гдѣ бы не приходилось жить съ людьми, которыхъ не любишь. Теперь, думалось мнѣ, со мной случилось противное: я сѣла въ лодку и буду плыть въ ней все дальше и дальше, съ глазу на глазъ съ нимъ. Чувствуя свою безпомощность, я начала изыскивать различные способы избавиться отъ него, я не хотѣла умереть сама. Мнѣ кажется, въ эту минуту, я была въ состояніи помолиться, чтобы съ нимъ случилось какое-либо несчастіе.
Она заплакала, подавленная воспоминаніями, потомъ продолжала:
-- Я чувствовала, что ожесточаюсь. Тутъ мнѣ припомнились ваши слова: насчетъ страха, который я должна была превратятъ въ свою нравственную охрану, но и они не помогли, отчаяніе овладѣло мной, зло взяло верхъ въ душѣ моей. Я помню, что въ эту минуту выпустила руль, и проговорила:-- Господи, сжалься надо мною.
Потомъ онъ заставилъ меня снова взятъ руль, и злыя желанія, страшныя молитвы опять наполнили душу мою, всѣ другія впечатлѣнія изгладились... и тутъ я ужъ ничего не помню хорошенько, онъ переставлялъ парусъ, порывъ вѣтра налетѣлъ, онъ упалъ въ воду, я ничего не помню, знаю одно: желаніе мое исполнилось.
Я видѣла, какъ онъ погружался, и сердце билось въ груди, словно хотѣло выскочить. Я сидѣла неподвижно, съ крѣпко сжатыми руками. Я обрадовалась, и тутъ же подумала, что радоваться нечему: онъ выплыветъ. И онъ выплылъ -- немного подальше, лодка нѣсколько подвинулась. Все это произошло въ мгновеніе ока.
-- Веревку! закричалъ онъ не своимъ голосомъ; я и теперь слышу этотъ голосъ;-- я наклонилась за веревкой. Я гнала, что онъ умѣетъ плавать, гнала, что онъ вернется, и боялась его. Одна мысль наполняла мою душу: онъ вернется! Онъ опять ушелъ въ воду, я продолжала держать веревку, онъ снова выплылъ, лицо его показалось надъ водой; онъ опять закричалъ, я удержала свою руку, сердце мое ему шепнуло: -- Умри! онъ повелъ ко дну, а я сказала себѣ:-- Все, я погибла! Не знаю, что я подумала, мнѣ хотѣлось уйти отъ самой себя, отъ своего преступленія, я бросилась въ воду, въ эту минуту я бы его спасла. Вотъ что случилось, вотъ что я сдѣлала; теперь вы все сдаете, и ничего уже измѣнить нельзя!
Деронда почувствовалъ, что съ души его сняли бремя тяжкое; слово: преступница -- заставило его вообразить нѣчто болѣе страшное; исповѣдь Гвендолины убѣдила его въ томъ, что она боролась до конца, а ея раскаяніе" -- было признакомъ хорошей натуры, оно было вѣнцомъ того самоосужденія, которое, разъ пробудившись въ ней, вызвало ее въ новой жизни.
-- Отдохните теперь,-- промолвилъ онъ, склоняясь въ ней,-- попытайтесь гаснуть. Мы еще увидимся, вамъ надо поберечь себя.
Она заплакала, и отвѣтила ему только легкимъ наклоненіемъ головы. Деронда вышелъ.
Вечеромъ она снова послала за нимъ; когда онъ вошелъ, она сидѣла у открытаго окна, пристально глядѣла на море, и кивать нѣсколько спокойнѣе.
-- Какъ вы думаете,-- спросила она,-- еслибъ я бросила веревку, спасло-бы это его?
-- Нѣтъ, не думаю,-- медленно отвѣтилъ Дероида.-- Если онъ точно умѣлъ плавать, то съ нимъ вѣроятно сдѣлалась судорога. При всемъ желаніи, вамъ бы наврядъ удалось спасти его; ваши чувства -- дѣло вашей совѣсти, но я увѣренъ, что вы еще заживете иной, лучшей жизнью. Человѣкъ только тогда безнадежно погибъ, когда онъ полюбилъ зло, упорствуетъ въ немъ, не дѣлаетъ никакихъ усилій, чтобы уйти отъ него. Вы же боролись и будете бороться.
-- Моя борьба началась со времени знакомства съ вами,-- проговорила Гвендолина, охвативъ руками ручку кресла, и пристально глядя на Деронду: -- не покидайте меня. Еслибъ я всегда могла все говорить вамъ, я бы не такая была. Вы меня не покинете?
-- Далека отъ меня эта мысль,-- быстро отвѣтилъ Даніэль, и продолжалъ:-- я ожидаю сэра Гуго Маллингера, и телеграфировалъ также миссисъ Давилоу; ея присутствіе облегчитъ васъ, не правда-ли?
-- Да, да! Однако,-- прибавила она помолчавъ,-- надо мнѣ взглянутъ на себя, на что я похожа, а то пожалуй напугаю ее.
Она подошла къ зеркалу, заглянула въ него, и, обернувшись къ Дерондѣ, спросила:
-- Узнали ли бы вы меня, еслибъ встрѣтили теперь, въ первый разъ послѣ встрѣчи въ Лейброннѣ?
-- Да, я бы узналъ васъ,-- печально отвѣтилъ Деронда. Внѣшняя перемѣна незначительна. Я бы сейчасъ сказалъ, что это вы, и что вы прошли черезъ великое испытаніе. А теперь, до свиданія, постарайтесь поправиться и успокоиться до пріѣзда вашей матушки, и прочихъ друзей.
Съ этими словами онъ поднялся, и, молча пожавъ ея протянутую руку -- вышелъ. А она упала на колѣни и разразилась истерическими рыданіями. Разстояніе между ними было слишкомъ велико. Вошедшая въ комнату горничная нашла ее лежащей на полу, подавленной тяжкимъ горемъ.
Такое отчаяніе казалось вполнѣ естественнымъ въ бѣдной лэди, мужъ которой утонулъ на ея главахъ.