Въ эту ночь, послѣ 12 часовъ, Мэри Гартъ явилась по обыкновенію на дежурство въ спальню м-ра Фэтерстона съ тѣмъ, чтобы просидѣть тамъ одной нѣсколько часовъ сряду. Молодая дѣвушка нерѣдко сама напрашивалась на эту обязанность, несмотря на то, что старикъ сильно капризничалъ, когда ему приходилось пользоваться услугами Мэри. Но ей какъ-то особенно нравилось сидѣть молча среди ночной тишины и полусвѣта. Тихо мерцавшій огонь въ каминѣ представлялъ ей картину жизни человѣка спокойнаго, неволнуемаго безумными страстями, нелѣпыми прихотями, стремленіями къ суетнымъ наслажденіямъ, словомъ, удаленнаго отъ всѣхъ будничныхъ дрязгъ, которыя ежедневно раздражали ее. Мэри очень любила мечтать и находила большое удовольствіе сидѣть одна въ полусвѣтѣ, со сложенными на колѣняхъ руками. Убѣдившись уже давно, что обстоятельства ея жизни складываются далеко не такъ, какъ-бы ей хотѣлось, она съумѣла примириться съ своей судьбой и никогда не роптала на нее. На жизнь вообще она стала смотрѣть, какъ на комедію, въ которой, впрочемъ, она твердо рѣшилась никогда не играть унизительной или фальшивой роли. Изъ Мэри могъ-бы выйдти циникъ, если-бы у нея не было родителей, которыхъ она уважала и если-бы ея сердце не имѣло способности исполняться благодарностію за все хорошее, что ей давала жизнь, не требуя отъ нея ничего излишняго.
Въ эту ночь она размышляла по обыкновенію о сценахъ, происходившихъ днемъ; легкая усмѣшка играла на ея губахъ при воспоминаніи о странныхъ выходкахъ перебывавшихъ въ домѣ гостей. Всѣ они казались ей такъ смѣшны своими иллюзіями. Всѣ они, думала Мэри, не замѣчаютъ на себѣ дурацкаго колпака; каждый изъ нихъ воображаетъ, что видитъ насквозь всѣхъ прочихъ, а что его собственныя мысли непроницаемы для другихъ. Но иллюзіи нѣкоторыхъ не имѣли ничего смѣшного въ ея глазахъ; такъ, напримѣръ, она была внутренно убѣждена, на основаніи своихъ личныхъ наблюденій надъ характеромъ м-ра Фэтерстона, что, несмотря на предпочтеніе, оказываемое имъ семьѣ Винци, онъ точно также надуетъ ихъ, какъ и тѣхъ родственниковъ, которыхъ держитъ вдали отъ себя. Мэри сильно возмущалась тѣмъ безпокойствомъ, которое обнаруживала м-съ Винци каждый разъ, когда ей случалось быть наединѣ съ нею; а между тѣмъ Мэри не могла равнодушно подумать о томъ, какъ пораженъ будетъ Фрэдъ, если окажется впослѣдствіи, что дядя оставилъ его не при чемъ. Она не щадила Фреда и подтрунивала надъ нимъ въ глаза, но за-глаза она близко принимала къ сердцу всѣ его безразсудства.
Мэри не даромъ любила размышлять. Каждая сильная, молодая натура, неподчиненная чувствамъ, находитъ удовольствіе въ изученіи другихъ людей и самой себя; Мэри-же при этомъ относилась по всему съ большимъ юморомъ.
Видъ лежащаго передъ нею больного старика не въ состояніи былъ настроить ее на торжественный ладъ или пробудить въ ней какія-нибудь нѣжныя чувства къ нему. Да и можно-ли было питать такія чувства къ дряхлому старику, жизнь котораго въ столкновеніяхъ съ Мэри представляла лишь рядъ невыносимыхъ причудъ и капризовъ? Мэри видѣла только одну непріятную сторону характера м-ра Фэтерстона; онъ никогда не былъ къ ней ласковъ, а она старалась лишь о томъ, чтобы быть ему полезной. Чувствовать-же сердечное участіе къ существу, вѣчно брюзгливому, способны однѣ избранныя души, а Мэри не принадлежала къ ихъ числу. Она никогда не отвѣчала на его брань, усердно ухаживала за нимъ, но дальше этого ужь не шла. О душѣ своей м-ръ Фэтерстонъ нимало не заботился и даже отказался принять священника, м-ра Тюкэра.
Въ эту ночь больной ни разу не огрызнулся на Мэри и съ вечера, часа два сряду, лежалъ необыкновенно тихо; но вдругъ Мэри услышала, что о жестяной ящикъ, постоянно находившійся при немъ въ постели, звякнула связка съ ключами. Вслѣдъ затѣмъ, часа въ три ночи, онъ произнесъ весьма явственно:
-- Мисси, подойдите сюда.
Мэри повиновалась. Она увидѣла, что старикъ самъ вытащилъ жестяной ящикъ изъ подъ одѣяла -- тогда какъ прежде это дѣлала всегда она -- и вложилъ уже ключъ въ замочную скважину. Отворивъ ящикъ, м-ръ Фэтерстонъ вынулъ изъ него другой ключъ и вперивъ въ молодую дѣвушку пристальный, острый взглядъ, тихо спросилъ ее:
-- Много-ли ихъ у насъ въ домѣ?
-- Вы говорите о вашихъ родственникахъ, сэръ? сказала Мэри, привыкшая къ своеобразной рѣчи старика.
Онъ медленно кивнулъ головой и Мэри продолжала:
-- М-ръ Фэтерстонъ и молодой Крэнчъ ночуютъ здѣсь.
-- А! понимаю; эти пьявки не отваливаются, а прочіе, вѣроятно, являются каждый день -- и Соломонъ, и Джэнъ со всѣми домочадцами? Приходятъ, конечно, подглядывать, усчитывать, распоряжаться у меня?
-- Они не всѣ бываютъ каждый день,-- м-ръ Соломонъ и м-съ Уоль -- тѣ ходятъ ежедневно, а прочіе -- время отъ времени.
Старикъ слушалъ Мери молча, дѣлая гримасы, и потомъ замѣтилъ:
-- Дураки они всѣ. Слушайте, мисси; теперь три часа утра. Я въ полномъ сознаніи, какъ человѣкъ совершенно здоровый. Я могу съ точностію опредѣлить мое состояніе, указать, гдѣ помѣщены мои деньги, словомъ, все. У меня все готово, чтобы измѣнить мои распоряженія; я до послѣдней минуты моей жизни буду дѣлать то, что хочу. Слушайте, мисси! Я въ здравомъ умѣ и твердой памяти!
-- Что-жь дальше, сэръ? произнесла очень спокойно Мэри.
Старикъ понизилъ голосъ и, нагнувшись немного въ Мэри, многозначительно произнесъ:
-- Я сдѣлалъ два духовныя завѣщанія и намѣренъ сжечь одно изъ нихъ. Теперь дѣлайте, что я вамъ скажу. Вотъ ключъ отъ моего желѣзнаго ящика, который стоитъ въ кладовой. Отодвиньте мѣдную дощечку, что на крышкѣ,-- она устроена, какъ задвижка,-- вложите ключъ въ замочную скважину и отоприте замокъ. Смотрите, дѣлайте такъ, какъ я вамъ говорю... Изъ ящика выньте бумагу, которая лежитъ сверху; на ней крупными буквами напечатано: послѣдняя моя воля и духовное завѣщаніе.
-- Нѣтъ, сэръ, возразила съ твердостію Мэри,-- я не могу этого сдѣлать.
-- Не можете этого сдѣлать? А я вамъ говорю, что вы должны! прервалъ старикъ, дрожащимъ отъ волненія голосомъ.
-- Я не имѣю права дотронуться до вашего желѣзнаго ящика и до вашего духовнаго завѣщанія. Я обязана отказаться исполнить то, что можетъ бросить на меня тѣнь подозрѣнія.
-- Повторяю вамъ, что я въ здравомъ умѣ! Развѣ я не имѣю права сдѣлать передъ смертью то, что хочу? Я съ умысломъ написалъ два духовныя завѣщанія. Возьмите ключъ, говорю вамъ!
-- Нѣтъ, сэръ, я не возьму, еще рѣшительнѣе возразила Мэри. Въ душѣ ея закипѣло отвращеніе въ больному.
-- Помните, что время уходитъ.
-- Что-жь дѣлать, сэръ. Я все-таки не допущу, чтобы вы въ послѣднія минуты своей жизни положили пятно на всю мою будущность. Повторяю -- я не дотронусь ни до вашего ящика, ни до вашего завѣщанія.
Съ этимъ словомъ она отодвинулась отъ постели.
Старикъ умолкъ и, продѣвъ палецъ сквозь ручку ключа, задумался на мгновеніе; затѣмъ онъ сталъ торопливо вытаскивать костлявой лѣвой рукой все, что заключалось въ жестяномъ маленькомъ ящикѣ, стоявшемъ передъ нимъ.
-- Мисси, заговорилъ онъ снова, задыхаясь,-- подойдите сюда... берите -- вотъ банковые билеты, золото...-- это все ваше, исполните только то, что я вамъ говорю...
Онъ съ страшнымъ усиліемъ протянулъ къ Мэри руку съ ключомъ; но она отступила назадъ.
-- Я не дотронусь ни до вашего ключа, ни до вашихъ денегъ, сэръ, сказала она.-- Бога ради, не принуждайте меня! Если вы будете настаивать, я позову вашего брата.
Рука старика упала въ изнеможеніи и Мэри первый разъ въ жизни увидѣла, что Питэръ Фэтерстонъ зарыдалъ, какъ ребенокъ.
-- Сэръ, спрячьте ваши деньги, прошу васъ, произнесла она, какъ можно ласковѣе, и отошла въ камину, желая показать ему тѣмъ, что продолжать разговоръ будетъ безполезно. Спустя нѣсколько минутъ больной оправился и заговорилъ прерывисто:
-- Ну, послушайте... позовите хоть его... этого мальчишку... Фрэда Винци...
При этомъ имени сердце Мэри сильно забилось; въ ея голосѣ, какъ молнія, пронеслась мысль -- что можетъ произойти, если другое завѣщаніе будетъ уничтожено?
-- Я позову его, отвѣтила она, если вмѣстѣ съ нимъ вы позволите пригласить м-ра Іону и другихъ.
-- Никого больше! я вамъ говорю! Мнѣ нуженъ онъ одинъ. Я такъ хочу.
-- Погодите, сэръ, пока совсѣмъ разсвѣтетъ, когда всѣ въ домѣ встанутъ, а не то, позвольте я позову Симмонса; онъ сбѣгаетъ за нотаріусомъ. Черезъ два часа онъ будетъ здѣсь.
-- Нотаріусъ? Зачѣмъ мнѣ нотаріусъ? Никто не долженъ знать... Слышите?... никто! я такъ хочу...
-- Позвольте мнѣ все-таки кого-нибудь позвать, сэръ, произнесла Мэри убѣдительнымъ тономъ. Ей вдругъ сдѣлалось страшно оставаться глазъ-на-глазъ съ старикомъ, который находился въ какомъ-то неестественномъ раздраженіи, говорилъ безъ умолку и ни разу не кашлянулъ. При этомъ она опасалась долѣе противорѣчить ему, чтобы не усилить волненія.
-- Откажитесь, я вамъ говорю... Берите деньги... другого такого случая не будетъ... вѣдь тутъ почти двѣсти фунтовъ стерлинговъ, а въ ящикѣ еще есть... никто не знаетъ, сколько тамъ было... Берите, говорю вамъ, слушайтесь меня...
Стоя у камина, Мэри видѣла, какъ красное пламя освѣщало старика, окруженнаго подушками, съ ключомъ въ протянутой рукѣ и съ разсыпанными на одѣялѣ деньгами. Образъ этого упрямаго человѣка, требовавшаго до послѣдней минуты жизни слѣпого повиновенія своей волѣ, запечатлѣлся навсегда въ ея памяти. Но, возмущенная предложеннымъ ей способомъ воспользоваться деньгами, она вооружилась твердостью и смѣло проговорила:
-- Нечего больше объ этомъ толковать, сэръ; я васъ не послушаюсь; спрячьте ваши деньги, я до нихъ не дотронусь. Требуйте отъ меня, что угодно для вашего спокойствія -- я все сдѣлаю, но до ключей вашихъ и до денегъ -- не дотронусь!
-- Что мнѣ угодно!... Что мнѣ угодно!... повторилъ старикъ охрипнувшимъ отъ бѣшенства голосомъ. Онъ задыхался, точно подъ вліяніемъ кошмара и едва шевелилъ коснѣющимъ языкомъ.-- Мнѣ одно угодно... чтобы вы подошли сюда... ближе... ближе...
Мэри, зная натуру старика, нерѣшительно приближалась къ нему. Онъ выронилъ ключи изъ рукъ и началъ хвататься за палку. Всѣ мускулы его лица до такой степени исказились отъ напряженія, что онъ въ эту минуту походилъ на разсвирѣпѣвшую, дряхлую гіену. Мэри остановилась въ нѣсколькихъ шагахъ отъ постели.
-- Примите лекарство, сказала она кротко,-- и постарайтесь успокоиться. Можетъ быть, вы заснете, а утромъ, когда разсвѣтетъ, вы сдѣлаете все, что хотите.
Больной поднялъ палку, съ намѣреніемъ пустить ее въ Мери; но обезсилѣвшая рука измѣнила ему и палка покатилась на полъ, скользнувъ по ножкѣ постели. Мэри не подняла ее и вернулась на свое мѣсто, къ камину. Переждавъ нѣсколько времени, она стала давать лекарство больному, неподвижно лежавшему теперь отъ утомленія. Стало свѣтать. Огонь въ каминѣ медленно потухалъ и, сквозь щель темныхъ шерстяныхъ занавѣсокъ, въ комнату проникъ блѣдный утренній свѣтъ. Подложивъ дровъ въ каминъ и завернувшись плотнѣе въ шаль, Мэри съ легкой дрожью въ тѣлѣ опустилась на стулъ, въ надеждѣ, что м-ръ Фэтерстонъ заснетъ. Она рѣшилась не подходить болѣе къ нему, чтобы не раздражать его. Послѣ сцены съ палкой старикъ не произнесъ ни слова; ключи онъ спряталъ, а лѣвую руку положилъ на деньги. Видя, что онъ лежитъ неподвижно, Мэри подумала, что онъ заснулъ.
Сухія дрова вдругъ вспыхнули и освѣтили всѣ углы комнаты. Мэри взглянула на кровать -- старикъ лежалъ по-прежнему спокойно, свернувъ голову нѣсколько на бокъ. Мэри тихо поднялась съ мѣста и на ципочкахъ подошла къ нему. Въ первую минуту ее поразила странная неподвижность лица больного; но вслѣдъ затѣмъ черты его, подъ вліяніемъ отразившагося на нихъ пламени, оживились. Съ сильно бьющимся сердцемъ, Мэри начала трогать его, прислушиваться къ его дыханію, все еще не довѣряя себѣ; наконецъ, она бросилась къ окну, осторожно подняла занавѣси и штору, а когда дневной свѣтъ озарилъ комнату, она опрометью кинулась къ звонку и изо всѣхъ силъ дернула шнуровъ. Теперь уже не оставалось никакого сомнѣнія: Питэръ Фэтерстонъ лежалъ мертвый, сжавъ въ правой рукѣ ключи, а лѣвую опустивъ на груды банковыхъ билетовъ и золота.
КОНЕЦЪ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ.