По поводу переговоровъ о землѣ, приписанной въ Стое-Корту,-- о чемъ упомянулъ Калэбъ Гартъ своей женѣ,-- между м-ромъ Бюльстродомъ и м-ромъ Іоссіей Риггъ-Фэтерстономъ началась переписка.

Іоссія Риггъ, въ общественномъ отношеніи, былъ никому не нужный человѣкъ. По своему наружному виду онъ представлялъ живую копію своей матери, свѣжія щеки и круглыя формы которой, не взирая на лягушечье выраженіе лица, привлекали къ ней извѣстнаго рода обожателей. Послѣдствіемъ ухаживанья одного изъ нихъ былъ мальчикъ, также похожій на лягушку, съ весьма ограниченными умственными способностями, выброшенный обстоятельствами на видъ и ставшій поперегъ дороги наслѣдникамъ своего отца.

М-ръ Риггъ-Фэтерстонъ съ ранняго дѣтства отличался свойствами того животнаго, типъ котораго онъ носилъ: въ немъ было что-то слизистое, холодное, прилизанное. Старикъ Питэръ нерѣдко подсмѣивался изподтишка, видя, что его отпрыскъ перещеголялъ батюшку въ расчетливости и бездушности. Молодой Риггъ тщательно занимался своими ногтями, собираясь жениться на какой-нибудь благовоспитанной леди, которая была-бы хороша собой, имѣла-бы богатое родство и принадлежала-бы въ почтенной семьѣ средняго сословія. По ногтямъ и врожденной скромности онъ походилъ на многихъ джентльменовъ, а по честолюбію онъ не шелъ далѣе званія клерка и счетчика въ неважномъ коммерческомъ домѣ приморскаго города. Въ его глазахъ фермеры Фэтерстоны были ничтожные люди, а тѣ, въ свою очередь, ужасались при мысли, что имѣніе братца Питэра перешло въ руки какого-то неизвѣстнаго человѣка, проведшаго всю жизнь въ маленькомъ приморскомъ городкѣ.

Садъ и аллея, усыпанная гравіемъ, видимые изъ двухъ оконъ гостиной съ рѣзными панелями Стон-Корта, никогда не были такъ тщательно вычищены, какъ въ ту минуту, когда м-ръ Ритъ-Фэтерстонъ стоялъ у окна, заложивъ руки назадъ. Трудно было однако рѣшить, зачѣмъ онъ такъ стоялъ: для того-ли, чтобъ любоваться садомъ, или, чтобъ отвернуться отъ человѣка, который красовался посреди комнаты съ широко-разставленными ногами и съ руками, засунутыми въ карманы панталонъ. Это былъ старикъ лѣтъ шестидесяти, красный, волосатый, съ большой просѣдью въ густыхъ бакенбардахъ и курчавой головѣ, съ огромнымъ животомъ, обнаруживавшимъ бѣлые швы его поношеннаго платья,-- съ выраженіемъ наглаго самохвальства въ лицѣ. Говоря, онъ оралъ, воображая, что каждое его слово достойно вниманія слушателей.

Человѣкъ этотъ прозывался Джонъ Рафльсъ; его наружность и манеры сильно отзывались конюшней и трактирами, гдѣ останавливались commis-voyageurs тогдашняго времени.

-- Полно, полно Іошъ, гремѣлъ онъ во всю глотку,-- взгляни на это обстоятельство съ другой точки зрѣнія; вѣдь твоя бѣдная мать уже въ очень преклонныхъ лѣтахъ, и тебѣ слѣдовало-бы обезпечить ее хорошенько, чтобы она могла спокойно доживать свою старость.

-- Покуда вы живы, это вещь невозможная: она никогда не будетъ спокойна, вы у нее отнимете все, что я дамъ ей, отвѣчалъ Риггъ холодно и сухо.

-- Ты на меня золъ, Іошъ, это я понимаю. Ну, да полно-же, давай разсуждать, какъ слѣдуетъ людямъ дѣловымъ -- кромѣ шутокъ.-- Съ помощію небольшого капитала я могъ-бы завести лавку перваго сорта. Нынче торговля табакомъ идетъ шибко,-- позволю себѣ носъ отрѣзать, если я не слажу съ этимъ дѣломъ -- я вопьюсь въ него, какъ блоха въ шерсть. У меня торговля пойдетъ какъ по маслу. А ужь мать-то, мать-то какъ будетъ счастлива! Съ овсяной крупой я отлично обработалъ дѣло, получилъ 55 процентовъ. Хочу теперь отдохнуть, посидѣть дома. Но если мнѣ удастся завести табачную лавочку, ты увидишь, какъ ловко и умно я возьмусь за дѣло; да къ тому-жь мнѣ-бы не хотѣлось безпрестанно надоѣдать тебѣ просьбами о деньгахъ... ужь лучше разомъ все устроить. Разсуди хорошенько, Іошъ, какъ слѣдуетъ дѣловому человѣку; подумай, вѣдь ты свою бѣдную мать успокоишь на всю жизнь. Я всегда любилъ старуху, клянусь Юпитеромъ!

-- Кончили вы? спросилъ Риггъ очень спокойно, не поворачивая головы.

-- Да, кончилъ, отвѣчалъ Рафльсъ, взявшись за шляпу, которая стояла передъ нимъ на столѣ и энергически хвативъ по ней кулакомъ.

-- Ну, такъ вислушайте-же меня. Чѣмъ больше вы будете мнѣ разсказывать, тѣмъ меньше я буду вамъ вѣрить; чѣмъ болѣе вы будете требовать, тѣмъ менѣе я буду имѣть основаній исполнять ваши требованія. Вы думаете, я забылъ пинки, которыми вы угощали меня въ дѣтствѣ? Вы думаете, я забылъ, какъ вы объѣдали насъ съ матерью и тащили все, что было получше въ домѣ, а насъ оставляли въ крайности! Я-бы съ удовольствіемъ отдулъ васъ плетьми за всѣ ваши оскорбленія и злобу. Моя мать была страстно привязана къ вамъ, но она не имѣла права подарить меня такимъ вотчимомъ,-- вотъ судьба и наказала ее за это. Я стану по-прежнему выдавать ей еженедѣльное содержаніе и не прибавлю ничего, если-же вы осмѣлитесь вторично войти ко мнѣ въ домъ и вообще преслѣдовать меня, то я прекращу и это пособіе. Даю вамъ слово, что если вы еще разъ появитесь у моихъ воротъ, я велю прогнать васъ кнутомъ, или затравлю собаками.

При послѣднихъ словахъ Риггъ повернулся лицомъ къ Рафльсу и смотрѣлъ на него своими выпученными, ледяными глазами. Если припомнить взаимныя отношенія этихъ двухъ людей восемнадцать лѣтъ тому назадъ, когда Риггъ былъ безобразнымъ и упрямымъ мальчишкой, а Рафльсъ -- толстымъ Адонисомъ трактировъ и погребковъ, и сравнить съ ихъ настоящимъ положеніемъ, то контрастъ окажется поразительный, такъ-какъ теперь всѣ выгоды были на сторонѣ Ригга. Читатель въ правѣ ожидать, что Рафльсъ, послѣ такой выходки хозяина дома, удалится немедленно съ видомъ ошпаренной собаки; ни чуть не бывало. Онъ скорчилъ свою обычную гримасу, расхохотался и вытащилъ изъ кармана пустую фляжку.

-- Перестань, Іошъ, сказалъ онъ заискивающимъ тономъ;-- налей-ка мнѣ лучше сюда водки, да дай соверенъ на дорогу -- и я уѣду. Покачу, какъ шаръ, клянусь Юпитеромъ -- и да здравствуетъ честь!

-- Не забудьте, отвѣчалъ Ригъ, вынимая изъ кармана связку ключей,-- что если вы еще разъ покажетесь мнѣ на глаза,-- я слова вамъ не скажу, я обращу на васъ столько-же вниманія, какъ на эту вотъ ворону; если-же вы вздумаете заговорить со мной, я въ глаза отпою вамъ все, что думаю о васъ, а именно, что вы негодяй, мѣдный лобъ, буянъ и мошенникъ.

-- Эхъ, жаль, право, Іошъ, возразилъ Рафльсъ, почесывая голову и подымая брови, стараясь показать видъ, что онъ не обидѣлся.-- Я вѣдь чрезвычайно тебя люблю, клянусь Юпитеромъ -- люблю! Мнѣ-бы такъ пріятно было ходить къ тебѣ -- ты такъ похожъ на свою мать, а вотъ теперь ты меня и лишаешь этого. По крайней мѣрѣ, хоть водкой-то и совереномъ уважь.

Риггъ сталъ отпирать старый дубовый шкафъ, а Рафльсъ, въ это время, намѣреваясь подбросить вверхъ свою фляжку, и замѣтивъ, что обтягивавшая ее кожа растянулась и что фляжка можетъ выскочить изъ нея, поднялъ съ пола упавшую бумагу и васунулъ ее подъ кожу.

Между тѣмъ, Риггъ вынулъ бутыль съ водкой, налилъ фляжку и, неговоря ни слова Рафльсу и не глядя на него, подалъ ему соверенъ; потомъ заперъ шкафъ, подошелъ къ окну и сталъ смотрѣть въ него съ тѣмъ-же невозмутимомъ спокойствіемъ, какъ и прежде. Рафдьсъ глотнулъ раза два водки, прямо изъ горлышка, заткнулъ пробку и, медленно засовывая фляжку въ боковой карманъ, показалъ языкъ за спиной своего пасынка.

-- Прощай, Іощъ, и, быть можетъ, навсегда, проговорилъ онъ уходя и поворачивая голову въ дверяхъ.

Риггъ видѣлъ, какъ онъ прошелъ садомъ и вышелъ въ поле. Сѣрый сумрачный день разрѣшился мелкимъ и частымъ дождемъ, освѣжившимъ зелень. Поселяне спѣшили убирать оставшіеся на поляхъ снопы; неуклюжій Рафльсъ, идущій въ перевалку и поминутно спотыкавшійся, какъ настоящій городской житель, непривыкшій къ деревенскимъ дорогахъ, напоминалъ огромную обезьяну, вырвавшуюся изъ звѣринца.

Онъ добрался до большой дороги и очень удачно встрѣтилъ омнибусъ, который доставилъ его въ Брасдигъ; тамъ онъ сѣлъ въ вагонъ вновь открытой желѣзной дороги и доѣхалъ до дому, приставая съ разговорами въ пассажирамъ, и не забывая въ то-же время прихлебывать изъ своей фляжки.

Бумага, засунутая имъ подъ кожу фляжки, было ничто иное, какъ письмо Бюльстрода въ Риггу; но Рафльсъ не счелъ за нужное вытащить его оттуда.