Уже светало, когда всадники достигли приюта Святого Антония. Они поехали тише, сняли маски, кое-как привели в порядок платье, сильно пострадавшее от ночных хождений.
Не доезжая приюта, смешались с толпой индейцев, спешивших на базар, и таким образом вошли в город незамеченными.
Дон Хаиме поехал к себе на улицу Сан-Франциско.
Лопес буквально падал от усталости, несмотря на то что славно вздремнул, пока его господин находился в Пало-Кемадо, и дон Хаиме отпустил его на весь день, приказав явиться лишь к вечеру. После этого он пошел к себе в комнату. Это было типичное жилище спартанца. Деревянная кровать, покрытая шкурой буйвола, вместо подушки старое седло и еще медвежья шкура, служившая одеялом, стол, заваленный бумагами и книгами, скамья, сундук, на стенах всевозможное оружие, сбруя. В углу, за занавеской, умывальник с туалетными принадлежностями.
Дон Хаиме промыл раны соленой водой, как это делают индейцы, перевязал, сел к столу и принялся разбирать бумаги, доставшиеся ему такой дорогой ценой.
Часов в десять он сложил бумаги, спрятал в карман, накинул сарапе, надел шляпу, отороченную золотой тесьмой, и вышел из дому.
Он помнил, что дал обещание дону Фелиппе выполнить его последнюю просьбу, и с этой целью направился в город.
Домой он вернулся часам к шести вечера, сделав все, о чем его просил дон Фелиппе.
Лопес уже ждал его у дверей.
-- Что нового? -- спросил дон Хаиме, усаживаясь за стол и с аппетитом принимаясь за обед, который ему подал Лопес.
-- Ничего особенного, -- ответил слуга, -- если не считать того, что приходил капитан, адъютант его превосходительства президента. Президент просит вас явиться к восьми часам во дворец.
-- А еще какие ты слышал новости? Разве ты нигде не был?
-- Извините, господин, я был у цирюльника.
-- Что же ты там слышал?
-- Только две вещи.
-- Скажи-ка первую.
-- Говорят, сторонники Хуареса идут сюда форсированным маршем и, возможно, через три дня будут здесь.
-- Вполне возможно. Неприятель стягивает свои войска. Дальше что? Лопес засмеялся.
-- Ты чего зубы скалишь, скотина? -- рассердился дон Хаиме.
-- Да уж очень смешная новость, господин.
-- Что же в ней смешного?
-- А вы послушайте! Говорят, один из самых грозных военачальников дона Бенито Хуареса найден сегодня мертвым на ранчо Пало-Кемадо. Он убит ударом ножа в грудь.
-- Неужели? -- тоже с улыбкой произнес дон Хаиме. -- Как же это случилось?
-- Никто ничего не знает. Говорят, что полковник ездил на разведку и остановился на ночь в Пало-Кемадо. Кругом были расставлены часовые, в ранчо никто не входил, кроме двух неизвестных. Они долго разговаривали с полковником, а потом его нашли мертвым. Неизвестные скрылись. Говорят, будто они затеяли ссору с полковником и убили его. Солдаты находились всего в нескольких шагах от ранчо и ничего не слышали.
-- В самом деле, очень странно!
-- Кажется, этого полковника зовут дон Фелиппе Ирсабаль, -- он был сущий разбойник. Чего только о нем не рассказывают!
-- Что ни делается, все к лучшему, милый Лопес, не будем больше об этом говорить. -- Дон Хаиме поднялся из-за стола.
-- Он наверняка попадет в ад.
-- Вполне возможно, если уже не попал. Я пойду немного пройдусь, до восьми еще есть время, а к десяти жди меня у ворот дворца с лошадьми и оружием. Может быть, нам снова придется совершить небольшую прогулку при лунном свете.
-- Хорошо, господин, я буду ждать вас.
-- Может случиться, я пришлю сказать тебе, что ты мне не нужен.
-- Как вы прикажете, так и будет! Не беспокойтесь, господин!
Ровно в восемь дон Хаиме явился во дворец.
Его провели прямо к президенту.
Генерал Мирамон, печальный и задумчивый, расхаживал по маленькому салону в своих покоях. При виде дона Хаиме лицо его прояснилось.
-- Добро пожаловать, друг мой! -- сказал он, протягивая дону Хаиме руку. -- Я с нетерпением жду вас, вы единственный, кто меня понимает и с кем я могу быть до конца откровенным. Давайте-ка сядем и поболтаем немного!
-- Вы так печальны, генерал! У вас неприятности?
-- Нет, друг мой, никаких неприятностей, но вы же знаете, что давно прошли те времена, когда я бывал весел. Я только что говорил с женой. Она так боится! Не за себя -- ее томит какое-то ужасное предчувствие. Бедняжка все время плачет. Как же мне не быть печальным?
-- Но почему госпоже Мирамон не уехать из города? Ведь каждую минуту можно ждать осады.
-- Я предлагал ей, пытался уговорить, все напрасно. Она и слышать не хочет. Боится оставить меня. И за детей душа болит. Она просто не знает, на что решиться. Генерал подавил вздох. Наступило молчание. Дон Хаиме решил отвлечь президента от мрачных мыслей и спросил:
-- А что ваши пленные?
-- Слава Богу, все обошлось, теперь им нечего бояться за свою жизнь, и я позволил им выйти из города повидаться с родными и друзьями.
-- Вот и хорошо, генерал, признаться, был момент, когда я очень боялся за них.
-- Я тоже очень боялся. Ведь, кроме всего прочего, речь шла о моей чести!
-- Скажите, нет ли у вас каких-нибудь новых планов? Прежде чем ответить, генерал заглянул за портьеры, не подслушивает ли их кто-нибудь, и сказал:
-- Есть. Я хочу дать решительный бои. Либо я сам паду, либо разобью врагов наголову.
-- Да поможет вам Бог, генерал!
-- Последняя победа вернула мне если не надежду, то мужество. Мне нечего терять, и я хочу рискнуть. Кто знает, быть может, мне повезет.
Они подошли к столу, где лежала карта Мексиканских Штатов, вся утыканная булавками.
-- Дон Бенито Хуарес, -- продолжал президент, -- издал приказ своим войскам соединиться и двинуться форсированным маршем на Мехико, единственную нашу крепость на всей территории. Вот, взгляните, корпус генерала Ортего, численностью в одиннадцать тысяч человек, преимущественно опытных солдат, двигается из центра страны, из Гвадалахары! По пути к нему присоединяются малочисленные отряды, рассеянные по окрестностям. Амопдиа и Гааза идут из Ялапы; у них десять тысяч регулярного войска, герильеры Гилляра, Карвахалы и дона Фелиппе Нери Ирсабала.
-- Дона Фелиппе не принимайте в расчет, генерал. Он мертв.
-- Да, но его банда осталась!
-- Это верно.
-- Итак, все эти войска не замедлят соединиться, если мы им не воспрепятствуем, и возьмут нас в желанное кольцо.
-- У неприятеля двадцать тысяч солдат, а чем располагаем мы?
-- Но...
-- Позвольте, сейчас я вам скажу: мне удастся собрать всего тысяч семь-восемь, не больше. Не густо, надо сознаться.
-- На поле брани маловато, но здесь, в городе, имея превосходную артиллерию, более двухсот пушек, нетрудно организовать надежную оборону. И если неприятель пойдет на осаду, это будет стоить ему большой крови.
-- Допустим, мой друг. Но я -- человек мирный и против кровопролитий. Город не подготовлен к осаде. Нет ни провианта, ни военных припасов, а достать негде, все вокруг к нам враждебно относятся. Вот и представьте, что будет, если столица Мексики, самый прекрасный город Нового Света, подвергнется осаде. Что станет с нашими несчастными жителями! При одной мысли об этом меня бросает в дрожь!
-- Я всегда знал, что вы истинный патриот. Жаль, что враги не могут вас сейчас услышать!
-- Ах, Боже мой, ведь, в сущности, у меня нет врагов, я уверен. После моей гибели мексиканцы, к своему удивлению, увидят президента, свергнутого теми, кто его уважал и чьими симпатиями он пользовался.
-- Да, да, генерал. Еще недавно стоило кое-кого удалить, не стану называть их имен, и все устроилось бы наилучшим образом.
-- Знаю, мой друг, но это было бы подло с моей стороны. Люди, на которых вы намекаете, преданы мне, любят меня. Мы вместе либо погибнем, либо победим.
-- Не стану с вами спорить, генерал, у вас слишком благородное сердце.
-- Благодарю вас. И оставим это, и перейдем к делу. Я не хочу быть виновником падения столицы. Герильерос Хуареса -- настоящие разбойники. Они не оставят здесь камня на камне, поверьте!
-- К несчастью, вы правы, генерал. Но что все же вы намерены делать? Ведь не собираетесь вы отдать самого себя в руки врага?
-- Собирался, но потом раздумал. Вот мой план, он очень прост: я возьму шесть тысяч отборных воинов, выйду из города и нападу на неприятеля, прежде чем его войска успеют соединиться. Я разобью их по частям.
-- План и в самом деле очень простой, генерал, и много шансов на успех.
-- Все будет зависеть от первого боя. Выиграю -- значит спасен, проиграю -- безвозвратно погиб!
-- Бог поможет вам, генерал! Численность войск не всегда решает исход сражения.
-- Поживем -- увидим!
-- Когда вы начнете действовать?
-- Как только подготовлюсь. Думаю, дней через десять. Я очень надеюсь на вас, мой друг.
-- Не сомневайтесь. Я вам предан душой и телом!
-- А я и не сомневаюсь. Но хватит о политике! Пойдемте к госпоже Мирамон, она желает вас видеть.
-- Сердечно тронут ее вниманием, но мне хотелось бы еще кое о чем поговорить с вами. Речь пойдет об очень серьезном деле.
-- После! Бог с ними, с делами! Наверняка, вы опять станете говорить о заговорах и изменах. Дайте мне хоть немного отдохнуть.
-- Но, -- возразил дон Хаиме, -- завтра может быть поздно.
-- Может быть, -- промолвил Мирамон, -- и все же не надо упускать приятных минут, ведь неизвестно, что сулит нам будущее, -- и, взяв дона Хаиме под руку, Мирамон повел его во внутренние покои, где их ждала госпожа Мирамон. Это была очаровательная женщина, любящая и кроткая, истинный ангел-хранитель генерала. Высокое положение мужа ее пугало, она чувствовала себя счастливой только в семье, среди своих детей.