Давно уже зашло солнце; стояла туманная и темная ночь; на небе не было ни одной звездочки. Джордж Клинтон сидел на своей обсервационной возвышенности напротив хижины, где он жил, и поджидал возвращения Верной Опоры, который в сопровождении громадных собак, Надежи и Драка, пошел проводить трех охотников по довольно опасной дороге, где немудрено было заблудиться в такую темную ночь. Слуги уже спали.

Джордж Клинтон за полчаса перед тем удостоверился, что человек, которого он так горячо защищал, укрыв его в своем убежище, тоже спал спокойным и крепким сном.

Глаза Клинтона бесцельно устремились в пространство; вечерние сумерки сгущались, а мечты юности текли тихим и грустным потоком; его душа далеко унеслась на крыльях фантазии и блуждала по следам любимой особы, для которой он все бросил, всем пожертвовал и едва осмеливался произнести ее имя, полное волшебного для него очарования.

Подстегиваемый прихотливым воображением, он пролетал пространства, погружаясь в восторженное состояние, которое нельзя назвать ни бдением, ни сном, когда душа, сбросив земные узы, возносится в родную ей область эфира... как вдруг пронзительный, почти нечеловеческий вопль заставил его содрогнуться и, резко бросив с неба на землю, внезапно напомнил ему о действительности.

Молодой человек вскочил, словно от электрического удара. Он побледнел, судорожно схватил винтовку, наклонился вперед и принялся внимательно прислушиваться, напрасно пытаясь острым взором пронизать ночную тьму, окружавшую его могильным саваном.

Прошло несколько минут; повсюду царила тишина, ни малейший шорох не нарушал глубокого безмолвия прерии.

Джордж Клинтон вздохнул с облегчением, отер пот, выступивший холодными каплями на его лбу, и еще раз окинул взором местность.

-- Слава Богу! Я ошибся, -- прошептал он.

Не успел он произнести этих слов, которым и сам едва ли верил, как другой вопль, еще пронзительнее, еще отчаяннее, пронизал пространство и замер в угрюмых отголосках дали.

-- Помоги Господи! -- воскликнул отважный юноша. -- Это предвестник Неба, возвещающий страшное преступление, готовое свершиться. Выбора нет, я должен спешить на помощь взывающему ко мне брату.

Не раздумывая ни секунды, великодушный юноша бросился в том направлении, откуда раздался вопль отчаяния.

Едва Джордж Клинтон скрылся во мраке, как дважды раздался тихий свист, и вслед за тем появилась черная тень, ползком крадущаяся к хижине, изредка приостанавливаясь и потом снова продолжая свой путь; за этой необъяснимой тенью следовала другая, за ней третья, и так далее до десяти.

Через несколько минут все тени залегли у входа в хижину.

Опять раздался свист, вероятно служивший сигналом, потому что все тени разом поднялись, и, несмотря на темноту ночи, можно было разглядеть, что все десятеро хорошо вооружены, в костюмах лесных охотников, с грозным видом и свирепыми лицами.

-- Теперь мы здесь хозяева, -- сказал один из них -- видимо, их предводитель. -- Слуги спят, хозяин далеко -- надо торопиться.

-- Ты знаешь, куда его запрятали? -- спросил другой.

-- Без сомнения. Случай мне благоприятствовал, я уже заглядывал в эту хижину и знаю все ее углы и закоулки.

-- Так войдем туда.

-- Погодите минуту. Расставлены ли часовые? У меня нет охоты быть захваченным врасплох в этой лачуге.

-- Не беспокойся, Версанкор, поверь, что Птичья Голова и Джонатан не покинули своего поста, да и Подди не прозевает и малейшего шороха. Нечего бояться, старик, часовые надежны.

-- Я уже доказал, кажется, что не ведаю страха не хуже тебя, Лентяй, но я люблю, чтобы все дела были в порядке.

-- Хорошо, хорошо, приятель, но мне кажется, что на болтовню потрачено слишком много времени, лучше бы дело делать.

-- На этот раз ты прав, Лентяй... но мне удивительно, что капитан, вероятно, слышал наш сигнал, а между тем не подает и признака жизни. Это меня беспокоит.

-- Уж не ранен ли он? Как ты думаешь?

-- Ранен-то он ранен, это я знаю, но мне также хорошо известно, что наш капитан не баба и что самая большая рана не свалит его с ног... Но делать нечего, пойдем сами на его розыски.

-- Напрасно, вот я и сам, -- ответил суровый голос. В дверях обрисовалась мужская фигура.

Этот человек подвигался с большим трудом, опираясь на винтовку; лицо его было покрыто смертельной бледностью.

-- Атаман! -- радостно воскликнули неизвестные люди, столпившиеся вокруг него.

-- Тише, ребята, тише! -- остановил он их, повелительно махнув рукой. -- Я рад видеть, что вы не покинули меня.

-- Чтобы мы вас покинули! -- воскликнул Версанкор с угрюмым удивлением. -- Вот странная мысль! Разве мы давали когда-нибудь повод так думать? Но вы, верно, шутите, атаман, кому же известно, как не вам, что мы душой и телом преданы вашей особе. Да и куда же мы денемся и что сделается с нами без вас?

-- Правда, -- угрюмо процедил атаман сквозь зубы. -- Довольно об этом. Вот я и опять с вами, и теперь все пойдет как по маслу.

-- Мы ждем ваших приказаний. За чем дело стало?

-- Какое дело?

-- Какое вашей милости угодно. Все зависит от вас.

-- Правда, я и забыл... Сколько вас тут?

-- Здесь десять человек, готовых на все, чтобы защищать вас, и еще трое оставлены на часах.

-- А есть ли у вас лошади?

-- Пятнадцать, и все самые отборные, стоят справа в кустах.

-- И прекрасно! Слушайте, ребята, здесь нам делать нечего, поехали отсюда.

-- Как это "поехали"? -- заворчал Лентяй. -- И с пустыми-то карманами? Это что за новости?

-- А что же ты намерен делать, Лентяй? -- спросил атаман, улыбаясь.

-- Что делать? Кажется, не мудрено угадать, -- ответил разбойник, пожимая плечами. -- В хижине добра немало, хозяин-то богат...

-- Ну, а потом что? -- спросил Том Митчелл, видя, что он запнулся.

-- Как, что потом? Дело понятное.

-- Ну, а я тебе скажу, что ты ошибаешься, приятель, -- ответил атаман резко, -- дело совсем не понятное для тебя.

-- Вот оно что! -- проворчал разбойник и, тотчас оправившись, продолжал почтительно: -- Впрочем, атаман, ваша воля прежде всего. Приказывайте.

-- Да, тут моя воля, приятель, -- заметил Том Митчелл сурово, -- хозяин этого дома поднял меня, лежавшего без чувств в прерии, перенес под свой кров и оказал великодушное гостеприимство.

-- Ну, мы знали это и прежде, но что же из этого? -- прервал его Лентяй.

-- А то, что Джордж Клинтон не только приютил меня под своим кровом, но и защищал меня против людей, которые два часа тому назад хотели во что бы то ни стало повесить меня по закону Линча. Короче говоря, он спас мне жизнь. Ясно вам это? Довольно ли этого для вас?

-- Совершенно ясно, -- ответил Версанкор, -- теперь, когда вы объяснились, я не жалею, что хитростью отозвал его подальше от дома.

-- Надеюсь, без насилия? -- воскликнул атаман.

-- Без малейшего. Он бросился по ложному следу, ничего более.

-- Ну что же, друзья, согласны ли вы с моим мнением или не намерены уходить отсюда с пустыми карманами, как сказал Лентяй?

-- Только не я, не я! -- в один голос воскликнули разбойники.

-- Спасибо, ребята! Теперь скорее на коней -- ив путь-дорогу!

Разбойники, не переступив порога дома, повернули с намерением удалиться, покорно повинуясь приказанию своего атамана. Но в эту минуту появился Джордж Клинтон.

Он едва переводил дыхание, но, отважно встав поперек дороги, сказал:

-- Позвольте, господа, прежде, чем удалиться, не угодно ли вам ответить м ie, зачем вы пожаловали сюда во время моего отсутствия.

-- Вот принесла его нелегкая! -- закричал Версанкор. -- А эти дуралеи даже сигнала не подали!

-- Вы не так далеко заманили меня, как воображаете, -- возразил Джордж насмешливо, -- я слышал почти все, о чем вы тут беседовали.

-- Да послужит это вам на пользу! -- воскликнул Версанкор. -- А так как вы уже знаете, в чем дело, то не мешайте нам идти своей дорогой.

-- Вот уж этому не бывать! Напротив, я помешаю вам, насколько это зависит от меня.

-- Ну и прекрасно, -- вмешался Лентяй, -- и выйдет у нас ломка костей. Я так и думал, что дело кончится именно этим.

-- Может быть, -- ответил Джордж, прицеливаясь из ружья.

-- Оно и лучше, смеха будет больше, -- подхватил разбойник.

-- Молчать! -- крикнул атаман грозно. -- Молчать и отступить! Все разом!

Разбойники смутились и отступили. Атаман медленно подошел к Джорджу Клинтону и, кланяясь ему с изящной вежливостью, сказал:

-- Если вы слышали наш разговор, то позвольте спросить, по какой же причине вы сопротивляетесь нашему отъезду? Прошу вас объясниться.

-- Причина очень простая, -- ответил молодой человек тоже вежливо.

-- А не позволите ли узнать?

-- Извольте; я ручался своей головой за вашу голову, я дал честное слово, что вы не оставите моего дома, пока вполне не оправитесь от ран.

-- Такая забота о моем здоровье очень трогает меня, -- произнес атаман с насмешкой, -- даже не знаю, как и благодарить вас за такое живое участие к незнакомому человеку.

-- Не смейтесь, а поймите, что мое участие к вам очень посредственно, но за вас порукой моя честь, и потому во что бы то ни стало честь моя останется незапятнанной.

-- Ваши слова жестоки, тогда как мои вежливы. Но я не желаю спорить с вами относительно этого вопроса и только ограничусь замечанием, что сила на моей стороне, по крайней мере, в настоящую минуту.

-- Может быть, зато на моей стороне право.

-- Я буду в отчаянии, если вы вынудите меня прибегнуть к крайним мерам.

-- Пожалуйста, без угроз! Угодно вам возвратиться в мой дом или нет?

-- Однако, это требование довольно странно.

-- Почему же? -- воскликнул насмешливый голос из ближайшей чащи.

В ту же минуту из кустов выскочили две громадные собаки и с глухим рычанием встали по обеим сторонам от Клинтона, показывая страшные ряды зубов разбойникам.

Последовало минутное молчание; неожиданная помощь, подоспевшая к отважному юноше, ошеломила разбойников.

Дело принимало иной оборот, силы сторон уравнивались.

Том Митчелл наклонился к Лентяю и что-то прошептал ему на ухо.

Разбойник кивнул головой и отполз в сторону, никем не замеченный.

Атаман, уверенный в хорошем исполнении своих приказаний, выпрямился и, обратившись к невидимому неприятелю, сказал:

-- Поостерегитесь, я не хотел нападать на одного человека, но ваше присутствие дает мне право считать это законным случаем самосохранения и действовать сообразно с этим, возлагая на вас ответственность за пролитую кровь.

-- Ваша воля, капитан Том Митчелл, -- отвечал Верная Опора тем же насмешливым тоном, -- вас десятеро против нас пятерых, не считая еще двух славных собак, которые неплохо будут помогать нам. Итак, если дело дойдет до рукопашной, то борьба будет равная; что вы об этом думаете?

-- Ничего, -- возразил атаман со зловещей улыбкой, -- только, как мне кажется, вы забыли одно обстоятельство, которое, однако, довольно важно в настоящем случае.

-- И какое же это обстоятельство, позвольте вас спросить?

-- А такое, господин Верная Опора -- или не знаю, как там вас звать, -- что за нами благоприятная позиция, мы можем запереться в этом доме, и тогда нас трудно будет выжить вон.

-- Не считая еще того, что хозяин дома в наших руках и мы выдадим его не иначе, как под верный залог! -- вдруг крикнул Версанкор.

И действительно, разбойник с помощью трех часовых, приведенных им по приказанию атамана, неожиданно бросился на Джорджа Клинтона, и, прежде, чем тот успел опомниться, они сбили его с ног, обезоружили и захватили в свои руки.

Вслед за тем его перенесли в дом, где слуги уже проснулись от громкого шума, но находились под строгим присмотром двух разбойников, не позволявших им присоединиться к их господину.

Дерзкое насилие, совершенное над молодым хозяином, не прошло, однако, безнаказанно: благородные животные, охранявшие его, бросились на разбойников, схватили двоих за горло, повалили их и непременно бы задушили, но, повинуясь свисту Верной Опоры, бросили их и тотчас скрылись в чаще кустарников, откуда раздались меткие выстрелы охотников, ранившие нескольких разбойников.

Началась битва, исхода которой никто не мог предугадать. Разбойники поспешно отступили в хижину, решившись на отчаянный бой.

-- Остановитесь! -- закричал Оливье пронзительным голосом. -- Остановитесь! Во имя человеколюбия прошу вас!

Произошло минутное колебание.

Оливье воспользовался этой минутой, чтобы броситься между неприятелями, и, приставив винтовку прикладом к земле, сказал:

-- Капитан Том Митчелл, я требую от вас слова, ручающегося за безопасность жизни моих товарищей, и ручаюсь вам таким же словом за безопасность вашу и ваших друзей до тех пор, пока мы сообща не уладим этот вопрос миролюбиво. Согласны ли вы?

-- Тем более согласен, что ответственность за все, что бы ни случилось, никак не падает на меня. Отступите и опустите ружья, -- закричал он разбойникам, -- и ни с места до моего приказания!

Разбойники отступили и опустили ружья.

-- Пусть все останутся на своих местах, -- продолжал Том Митчелл, -- а вас попрошу ко мне подойти. Не опасайтесь ничего, за вас порукой моя честь.

-- Славная порука, нечего сказать! -- проворчал Верная Опора.

-- Молчите, Верная Опора, время ли на такие слова?

-- Пускай себе говорит, -- засмеялся Том Митчелл, -- он лучше всех других знает, что я никогда не изменял своему слову. Не медлите же, ступайте за мной.

-- Я здесь, -- ответил молодой француз, подходя к нему. Оба вошли в хижину; огонь запылал в камине, и со двора

можно было видеть, как они сидели друг против друга за столом у окна, нарочно ими открытого.

-- Я готов выслушать вас, -- начал атаман, -- вероятно, вы намерены упрекать меня, что я обманул вас и что молодая девушка не найдена там, куда я вас направил?

-- Это правда.

-- Но пускай это не тревожит вас, -- продолжал атаман с улыбкой, -- молодая девушка находится в безопасности и скоро будет освобождена и возвращена своим родителям; подтверждаю вам прежде данное слово. Я похитил ее только ради того, чтобы иметь верный залог.

-- Залог? -- с удивлением переспросил Оливье.

-- Да, залог для успешного окончания важного дела, о котором я долго вел переговоры с племенем, которому она принадлежит. Но оставим пока этот вопрос в стороне и займемся другим, лично касающимся вас и меня.

-- Я не понимаю вас, какая между нами может быть связь?

-- Сейчас объясню, не люблю действовать загадками; все, что произошло здесь сегодня, произошло из-за вас одного.

-- Из-за меня? -- воскликнул Оливье, ошеломленный. -- Но теперь я еще меньше понимаю вас.

-- Понятно, что это должно вас удивить. Вот вам объяснение в двух словах; вы такой умный человек, что с вами не надо терять времени на околичности, господин Оливье.

-- Вам известно мое имя?

-- И еще многое другое, как вы скоро сами увидите, -- продолжал капитан холодно. -- Но скорее к делу. По некоторым причинам, известным мне одному, мне было крайне необходимо узнать как можно лучше двух господ, недавно прибывших в эти края: вас и Джорджа Клинтона. Для этого я прибегнул к средству немного рискованному, но довольно удачному; сам того не подозревая, я разом убил двух зайцев; рана, которую я сам себе нанес, обманула всех вас, хотя, в сущности, на эту рану я смотрю, как на царапину. Теперь я разом узнал вас обоих и очень рад этому. Больше мне нечего желать. Но нелепая случайность чуть было не сгубила меня, но теперь бесполезно об этом толковать. К чему нам драться? Никому пользы не принесет, если мы перережем друг другу горло. Я вовсе этого не желаю. Мне предстоят важнейшие дела, и я непременно должен покончить со всем прежде, чем дам отчет в своих действиях тому, по чьей милости я очутился здесь. Мне крайне нужно выйти отсюда с товарищами в полной безопасности, и в этом случае я полагаюсь на вас.

-- На меня? А на каком же основании?

-- На каком хотите, мне все равно. Я обещал возвратить Вечернюю Росу и возвращу ее непременно, в настоящее время она содержится у меня, как драгоценный залог, в абсолютной целости и сохранности. Придумайте какой хотите предлог, только отпустите нас поскорее.

-- Но как же я могу... -- нерешительно начал Оливье.

-- Спасти преступника, разбойника, злодея, голова которого оценена правительством? -- прервал его Том Митчелл с горечью. -- Но как знать? Быть может, со временем вы убедитесь, что этот поступок принесет вам пользу. Послушайте, господин Оливье, в сущности, мы оба с вами не то, чем кажемся. Когда-нибудь наступит время... -- Внезапно он переменил свой тон и спросил отрывисто: -- Итак, вы исполните то, о чем я вас прошу?

Молодой француз устремил на капитана долгий и выразительный взгляд, который тот вынес с бесстрастным спокойствием.

-- Да будет по-вашему!

-- Ступайте же. Благодарю, мы еще увидимся. Уведите с собой Джорджа Клинтона, он поможет вам убедить ваших друзей.

Оливье молча вышел, за ним последовал Клинтон. Их отсутствие продолжалось несколько минут.

Наконец они вернулись.

-- Вам предоставлена свобода удалиться, -- сказал Оливье у дверей капитану, нетерпеливо расхаживавшему по комнате. -- Никто вас не побеспокоит. Я поручился за вас своим честным словом.

-- Благодарю и до свидания, господин Оливье, -- ответил Митчелл с ударением, потом, повернувшись к Джорджу Клинтону, неподвижно стоявшему у дверей, добавил: -- Надеюсь, мы расстаемся с вами друзьями.

-- По крайней мере, я не испытываю к вам ненависти, -- ответил Клинтон сухо, -- я только не желал бы встретиться с вами в другой раз.

-- Уж это как Богу будет угодно, -- произнес капитан, нахмурились.

Он раскланялся с молодыми людьми. По его приказанию подвели лошадей, и через пять минут разбойники скрылись в темноте.

-- Что это за человек? -- прошептал Оливье, которым внезапно овладела невыразимая тоска. -- Неужели и тут меня преследуют неизвестные враги?

Но радостное появление охотников и их любопытные расспросы придали другой оборот его мыслям. Если он и не забыл странного разговора с загадочной личностью, так хорошо его знавшей, то все-таки первое беспокойство рассеялось, и он в душе упрекал себя, что поддался обаянию атамана разбойников.