Солнце садилось в багровых облаках, и почти тотчас же день сменился ночью. В это время из лесу выезжал всадник, который был не кто иной, как наш знакомец Пепе Ортис, направлявшийся к Уресу. Внезапная темнота не смутила юношу: в тропических странах все привыкли к такому явлению. К тому же, его глаза скоро освоились с темнотой и он видел довольно ясно, чтобы верно держать путь.
Подъехав к густой чаще, он остановился и два раза крикнул по-совиному.
Почти тотчас же со всех сторон ему ответили такими же криками, точно он вспугнул целую стаю сов; вслед за тем начали появляться всадники и молча становились за ним в ряды; все в мундирах стрелков; сам же Пепе Ортис был в капитанском мундире.
-- Сколько нас? -- спросил он сдержанным голосом.
-- Пятьдесят, -- ответил ему лейтенант, по голосу которого можно было узнать, что это был дон Руис Торрильяс де Торре Асула, -- больше я не успел собрать, но зато каждый из них стоит троих по своей храбрости и честности.
-- Благодарю вас от имени дона Торрибио и дона Порфирио!
-- Не стоит благодарности; итак, сегодня ночью?
-- Сию минуту, ваша милость; наши войска уже заварили кашу, а дон Порфирио ждет условного сигнала, чтобы нагрянуть со стороны Ариспе.
-- А нам что делать?
-- Мы присоединимся к дону Торрибио; он теперь сидит в трактире подле речки. Вы больше никого не ждете?
-- Нет, все мои люди здесь!
-- Ну, в таком случае, -- сказал Пепе Ортис, принимая тон командира и обнажаю саблю, -- направо, по четыре в колонну и марш скорой рысью!
Лишь только маленькое войско удалилось, из кустов выпрыгнул человек и пустился вслед за всадниками, приговаривая со злорадством:
-- Молодец, Матадиес! Вот дураки-то: рассказывают громко о своих делах среди дороги. Viva Cristo! Если на этот раз дон Мануэль не заплатит мне по крайней мере ста унций, то будет не благ...
Бандит не успел докончить: в воздух взвилась веревка и, стянувши ему шею, поволокла за лошадью, мчавшейся во весь дух. Он всячески отбивался, стараясь освободиться от петли, но все напрасно; его тело, ежеминутно зацеплявшееся за кусты, превратилось в сплошную рану, и вскоре он умер в страшных мучениях. Тогда всадник остановился, удостоверился в смерти бандита, снял с него веревку и, сев на седло, поехал по направлению к городу.
-- Так тебе и надо, несчастный шпион, -- проговорил он, -- ты наказан по заслугам; упокой, Господи, его душу! -- И он набожно перекрестился. Этот всадник был Лукас Мендес.
Пока бывший слуга дона Торрибио расправлялся со шпионом, Пепе Ортис во главе своего войска въезжал в город.
Ночь была темная, улицы пустынны; все жители позакрывались у себя, ежеминутно вздрагивая от выстрелов, доносившихся из центра города, где шла ожесточенная битва.
Пепе Ортис, прекрасно изучивший Урес, повел свое войско, по узкой и грязной улице, в тот квартал, где находились казармы и велел им загородить входы на улицы. Затем, взял с собой шесть человек, он направился к кабачку, в котором офицеры часто собирались поиграть, попить и повеселиться. Пепе Ортис был уверен, что и теперь многие из них не утерпят, чтобы хоть на несколько минут не забежать в кабачок с деньгами дона Мануэля, которые тот раздавал по случаю пронунсиаменто.
Он пошел в кабачок и вызвал самого хозяина, который узнав, что его спрашивает капитан в сопровождении нескольких солдат, не осмелился ослушаться и поспешил выйти к нему.
-- Что вам угодно, капитан? -- спросил он, искоса поглядывая на Пепе Ортиса.
-- Что ты предпочитаешь, -- вдруг сказал ему тот, -- получить десять унций, или погибнуть? Выбирай скорей, без рассуждений!
-- Caray! Конечно, лучше получить десять унций. Что нужно для этого?
-- Сколько теперь офицеров в твоей конуре?
-- Двадцать или двадцать пять самое большее, ваша милость!
-- Ты лжешь, наверное, больше!
-- Нет, ваша милость; теперь кажется дерутся, им и то очень трудно оставить свой пост. Да если вы сомневаетесь, проверьте сами!
-- Ну ладно! Сделай так, чтобы через пять минут они все вышли!
-- Это нетрудно: я им скажу, что их требуют во дворец.
-- Это уже твое дело, но ты должен их выпроводить! Понял?
-- Слушаю, ваша милость. И я получу десять унций?
-- Вот они, бери; но берегись; если ты меня обманешь, тебя ждет смерть.
-- Обмануть вас, ваша милость! Не беспокойтесь! Вы слишком щедры для этого! К тому же я их не знаю, этих офицеров; мне до них решительно нет дела!
-- Им не сделают никакого зла. Иди же, я жду здесь! Нам неизвестно, что именно придумал трактирщик; но офицеры стали выходить по два, по три, и все попались в ловушку.
Пепе Ортис, забрав их, заставил идти впереди войска.
-- Знаете, мой друг Пепе Ортис, -- сказал ему дон Руис Торрильяс, -- вам пришла блестящая идея: солдаты, лишенные начальников, уже наполовину побеждены. Жаль, что вы не забрали их еще больше!
-- Это не моя вина, ваша милость: я и то сделал, что мог! -- добродушно ответил юноша.
Дон Руис засмеялся.
-- Если так будет продолжаться, я думаю, мы попируем! -- сказал он.
-- Я убежден в этом, -- ответил Пепе Ортис. -- Вот вы увидите!
Разговаривая, они незаметно доехали до трактира Домингеса; ворота мгновенно открылись, чтобы впустить их и тотчас же захлопнулись за ними: видно было, что их давно ожидали.
Дон Торрибио, стоя подле Домингеса, держащего в руке фонарь, встречал всех.
-- О-о! -- сказал он Пепе. -- С какой ты большой компанией. Где ты навербовал столько храбрых товарищей?
-- Это не я набрал, а дон Руис Торрильяс! -- ответил Пепе.
-- Дон Руис Торрильяс, разве он здесь?
-- Здесь, сеньор, и весь к вашим услугам! -- ответил молодой человек, выступая вперед вместе со своим Негро.
-- Очень рад видеть вас, -- искренне воскликнул дон Торрибио, -- ваше присутствие сослужит нам великую службу. Я имею честь быть другом вашего отца...
-- Я надеюсь, дон Торрибио, что вы не откажете и мне в вашей дружбе. Что касается меня, то мое пламенное желание -- сделаться вашим другом!
-- Я был уже им, еще не зная вас, дон Руис!
-- А теперь?
-- Вот моя рука!
-- Как я рад! -- весело воскликнул дон Руис. Молодые люди крепко пожали друг другу руки и поцеловались. Затем, предшествуемые Домингесом, дон Руис, дон Торрибио и Пепе Ортис вошли в довольно обширную комнату и разместились по скамейкам.
Снаружи доносился страшный шум; стрельба становилась сильнее.
-- Мне думается, что нам сейчас дадут сигнал! -- сказал дон Торрибио.
-- Дай Бог! -- ответил его новый друг.
-- Так мне надо поторопиться, -- сказал Пепе Ортис, -- запрятать подальше дичь, которую я подобрал в пути.
-- Что?! О какой дичи ты говоришь?
-- О! Пустяки, двадцать солдат, да двадцать пять офицеров-мятежников.
-- Молодец, тебе часто приходят прекрасные мысли!
-- Я это и сам знаю, -- сказал он смеясь, -- но только признаюсь, эти господа очень стесняют меня. Куда я их дену?
-- Есть о чем тревожиться! Домингес, не найдется ли у вас места для этих пленников?
-- Сколько угодно, сеньор! -- отвечал хозяин. -- Задняя стена моей гостиницы выходит прямо на реку. Дайте сигнал, и сюда сейчас же подплывет лодка, в которую мы и спустим голубчиков через окошко.
-- Как мешки с пшеницей! Домингес, вы неоценимы! Ты слышишь, Пепе; не теряй же времени, мой друг.
Пепе тотчас же вышел с хозяином трактира. Молодые люди остались одни.
Дон Торрибио сильно беспокоился, думая о донье Санте; одна, в маленьком домике на главной площади, она подвергалась большим опасностям; там должен быть самый разгар сражения.
Так прошло полчаса; они оба молчали, думая каждый о своем.
Пепе Ортис возвратился с Домингесом.
-- Кончено, -- сказал он, -- мешки спущены благополучно, наконец-то я развязался с ними!
-- Одно слово, Домингес! -- сказал дон Торрибио.
-- Рад служить вашей милости! -- ответил хозяин, кланяясь.
-- Сначала возьмите себе вот это, -- сказал молодой человек, протягивая ему кошелек, -- верный счет дружбы не портит. Ведь мы условились за пятьдесят унций, не правда ли?
-- Да, ваша милость.
-- В этом кошельке шестьдесят! Итак, мы теперь квиты!
-- Как вы добры, сеньор дон Торрибио; служить вам доставляет удовольствие. Теперь я ваш должник, -- добавил хозяин с ласковой и почтительной улыбкой.
-- Нисколько, вы были верны, я остался доволен вами! Я доказываю вам это, награждая вас. Вам известен пароль?
-- Да, ваша милость; он был сообщен при мне полковнику Искиердо самим губернатором.
-- О-о! Какой же он?
-- Santiago, ampare la Patria! [ Сантьяго, защитим Родину! -- исп.]
-- Гм! Это почти испанский боевой клич [" Сантьяго!" -- боевой клич испанцев ]. Впрочем, не все ли равно?! Благодарю вас. -- И, повернувшись к Пепе прибавил: -- Пойди посмотри, все ли оружие в порядке и скажи от меня Кастору, чтобы он велел своим людям садится на лошадей; торопись, нам, наверное, сейчас дадут сигнал.
Предчувствие дона Торрибио не обмануло его. Едва прошло несколько минут, как вышел Пепе Ортис, как послышались удары в ставни одного из окон той комнаты, где сидели молодые люди.
Дон Торрибио тотчас же встал и, подбежав к окну, стукнул в его ставни три раза, два раза подряд, и раз, погодя немного. Снаружи послышался едва уловимый голос.
-- Santa libertad! [ Святая свобода! -- исп.]
-- Ni oro, ni plata! [ Ни золота, ни серебра! -- исп.] -- тотчас же ответил дон Торрибио.
-- Ni engano! [ Без обмана! -- исп.] -- продолжил тот же голос.
Дон Торрибио подал знак Домингесу, который пропустил человека, проскользнувшего в нее, как змея; калитку тихонько заперли на задвижку.
-- Вы готовы? -- спросил этот человек, войдя в залу и сбрасывая с лица покрывало.
-- Мы ждали вас, Лукас Мендес, с большим нетерпением! -- ответил дон Торрибио.
-- Сколько у вас всего человек?
-- Триста пятьдесят, и все -- люди верные, вооруженные с головы до ног.
-- Я не знал, что вас так много!
-- Дон Руис Торрильяс привез нам пятьдесят всадников.
-- Тем лучше, они пригодятся нам! Бунтовщики дерутся отчаянно, и не пропади у них часть офицеров, то неизвестно...
-- Да, я то знаю, как Пепе Ортис поймал их.
-- Хорошо придумано! Благодаря Пепе мы можем выиграть сражение. Мятежники дерутся не на жизнь, а на смерть; зная, что им нечего ждать пощады, они не отступают ни на шаг, дон Порфирио уже недалеко от площади. Вот куда нам надо проникнуть; разделите ваше войско на два эскадрона, вы будете командовать первым, а дон Руис -- вторым.
-- А вы?
-- Я буду сопровождать вас! Ну, скорей! Только не забудьте внушить своим людям, чтобы они все на сегодняшнюю ночь считали бы себя настоящими солдатами.
-- А дон Порфирио?
-- Когда мы завладеем дворцом, я пущу ракету, после которой он, а также генерал Кабальос, нагрянут на неприятеля.
-- Итак, едем с Божьей помощью!
Все всадники сидели уже в седлах, вооруженные копьями и ружьями. Образовались два эскадрона. Дон Торрибио стал во главе первого с Пепе Ортисом и Лукасом Мендесом; дон Руис и Кастор впереди второго.
-- Откройте ворота! -- сказал дон Торрибио Домингесу. Последний исполнил приказание, и всадники двинулись. Ночь была совсем темная; не только не было луны, но
даже ни одной звездочки не виднелось на небе. Всадники подвигались медленно, шаг за шагом, боясь обратить на себя внимание.
Но, не прошло и четверти часа, как при одном из поворотов они заметили точно в тумане красноватый свет и сыпавшиеся искры, среди которых двигались неясные тени; затем виднелась черная полоса, на которой показались другие неподвижные силуэты; всадники догадались, что это -- баррикада.
-- Осторожней! -- сказал Лукас Мендес сдержанным голосом.
Охотники невольно вздрогнули, чувствуя предстоящую схватку, но продолжая двигаться вперед. Когда они приблизились шагов на тридцать к баррикаде, на них нацелились ружья и раздался чей-то громкий голос:
-- Кто идет?
-- Свои! -- ответил дон Торрибио.
-- Кто такие? -- продолжал голос.
-- Стрелки из Гвадалахары!
Произошел небольшой перерыв. За баррикадой задвигались. В это время человек тридцать солдат с лошадей, которых спрятали в арьергарде; сами же, пешие, стали за доном Торрибио.
Затем спросил офицер пароль.
-- Santiago, ampare la Patria! -- ответил дон Торрибио.
-- Верно, -- сказал офицер, -- но почему вы велели некоторым солдатам сойти с лошадей?
Дон Торрибио посмотрел вокруг себя, потом, нагнувшись к офицеру, схватил его за шиворот, приставив дуло пистолета к его груди:
-- Потому что я хотел прогнать вас с поста, -- сказал он тихим, но угрожающим голосом, -- сто унций и чин капитана, если вы будете молчать. Но за одно слово или крик я вам размозжу голову! Взгляните-ка, что делается.
Офицер обвел вокруг себя любопытным взглядом, чтобы уяснить себе настоящее положение.
Получилось нечто для него неожиданное: пока он переговаривался с доном Торрибио, как того требовала военная дисциплина, охотники, под предводительством Лукаса Мен-деса, проскользнули в темноте к баррикаде и завладели ею без выстрелов и без боя. Сторожа, конечно, заранее подкупленные, не только не оказали ни малейшего сопротивления, но, напротив, с удовольствием присоединились к ним.
-- Ловко сыграно! -- проговорил небрежно офицер. -- Прекрасно выполнено, честное слово! Я сдаюсь, сеньор, и с этой минуты готов служить вам. Что я должен делать?
-- Обещать честно исполнять свои обязанности, капитан!
-- Обещаю, сеньор! Caray! Сразу два чина, какое счастье! Сегодня утром был унтер-офицером а вечером сделался -- капитаном. Большего мне и желать нечего, по крайней мере, теперь! -- прибавил он, смеясь.
-- Ну и прекрасно, -- сказал дон Торрибио, пряча пистолет. -- Не беспокойтесь, благодаря вам битва теперь скоро окончится.
Это смелое нападение было произведено с такой ловкостью, что нигде не возбудило тревоги. Дон Мануэль не подозревал, что делалось в нескольких шагах от него, а потому ему не заботился о предохранении себя от страшного удара. Дон Торрибио отвел в сторону Пепе Ортиса, поручив ему принять некоторые меры относительно доньи Санты, которую он хотел избавить от ужасного зрелища битвы, происходившей пока на ее глазах, затем в сопровождении двадцати охотников направился ко дворцу.
Лукас Мендес по взятии баррикады пустил ракету, чтобы возвестить дону Порфирио и генералу Кабальосу, что решительная минута настала.
Четыре пушки, захваченные при взятии баррикады, повернули в сторону мятежников, на которых, как град, полетели выстрелы, в то же время дон Руис, Лукас Мендес и Кастор напали на них с тылу, чем привели их в большое смятение.
Бунтовщики, очутившись среди двух огней и видя, что всякое отступление отрезано, дрались отчаянно. Почти все были убиты, лишь немногим удалось спастись. Тогда дон Порфирио с генералом Кабальосом вступили на главную площадь, где их встретил дон Руис со своими охотниками.
В эту минуту дон Торрибио выходил из дворца в ярости.
-- Ну, что? -- спросил дон Порфирио.
-- Дон Мануэль скрылся! -- вскричал молодой человек.
-- Скрылся?
-- Да! Во дворце нет ни души; негодяй сбежал!
-- Оставьте его, -- вмешался в разговор Лукас Мендес. -- Где бы он ни пропадал, я найду его; и на этот раз уж мы не выпустим его!
Дон Порфирио со своими друзьями тотчас же отправились во дворец. Дон Торрибио не ошибся: видно было, что дон Мануэль не успел даже захватить с собой самых секретных бумаг.
Дон Порфирио приступил к водворению в городе порядка и спокойствия; затем разослал во все концы гонцов за беглецами, из которых многих поймали.
Только дона Мануэля и его сообщников никак не могли найти: они исчезли бесследно.
Жители Уреса были счастливы, что могли наконец спокойно вздохнуть под охраной законной власти республики, и деятельно принялись за уборку трупов и уничтожение баррикад, на которых пролилось столько крови.
Через несколько часов город принял праздничный вид, во всех домах зажгли иллюминацию, улицы наполнились ликующей толпой народа; все пели и плясали, громко восхваляя новое мексиканское правительство и губернатора Соноры, так храбро отнявшего похищенный у него пост.
Только в одном доме царили мрак и уныние; в доме, в котором укрывалась донья Санта после своего бегства с асиенды.
Когда Пепе Ортис вошел туда по поручению дона Торрибио, то нашел его пустым; выломанные двери и опрокинутая мебель показывали, что девушку похитили после долгого сопротивления. В комнате ее царил невообразимый хаос.
На пороге лежали два трупа, обезображенные до неузнаваемости.
Кем они убиты? Кто такие похитители? Не было ли все это последней местью дона Мануэля?
Вот вопросы, которые задавал себе дон Торрибио, бледный как полотно, с неподвижным взглядом и разбитым сердцем. Он метался, как сумасшедший, по этим комнатам, где еще так недавно была его возлюбленная.
В первый раз в жизни в душу его закралась ненависть; он только теперь понял, что месть может доставить наслаждение.
-- О! -- простонал он. -- Кто мне разыщет мерзавца, который так подло разрушил мое счастье?!
-- Я! -- сказал Лукас Мендес, тяжело кладя ему руку на плечо.
-- Вы! -- воскликнул он, поворачиваясь и пристально взглядывая на него. -- Но кто же вы, наконец?!
-- Человек, любящий вас и желающий вам счастья! -- И, взяв его под руку, он увел его из этого дома с помощью Пепе Ортиса и дона Руиса.
Молодой человек, окончательно упавший духом, позволил себя увести без всякого сопротивления; он ослаб, как ребенок, склонил свою голову на плечо Пепе и горько заплакал.