ДИАНА ДЕ-СЕНТ_ИРЕМ
I
НЕПРИЯТНЫЙ ЗАВТРАК
15 мая 1621 года, пять месяцев спустя после событий, описанных нами во второй части этого романа, когда часы на колодце Самаритянки с обычным шумом пробили половину пятого утра, какой-то человек в надвинутой на глаза шляпе, закутанный в толстый плащ, пробирался с Дофииовой улицы на площадь перед училищем Сен-Дени. Остановившись на минуту на углу улицы и внимательно осмотревшись вокруг, он пошел дальше быстрыми шагами по направлению к Новому Мосту, где в то время не было ни души.
-- Черт бы побрал человека, который не умеет быть аккуратным!-- пробормотал он сквозь зубы.-- Долго ли еще мне дожидаться?
Говоря так, незнакомец остановился у бронзового коня, постоял несколько минут неподвижно и затем опять стал оглядываться.
Это был тот удивительный час, проходящий с быстротой молнии, во время которого все спит в Париже, действительно или только притворно.
Глубокая тишина царила над этим спящим Вавилоном, прерываемая время от времени какими-то странными, глухими, неизвестно откуда доносившимися звуками.
С того места, где стоял незнакомец, открывалась прелестная панорама.
Сумерки постепенно исчезали при появлении белеющей зари, чтобы уступить место наступающему утру. Величественное, блестящее солнце, окруженное волнами пурпурного и золотого света, медленно выплывало из-за зеленеющих холмов Медона и Сюрена, бросая во все стороны золотые лучи. Небо было голубое и безоблачное. Легкий туман спустился над рекой, словно набросил сырое покрывало на стоящие на берегу статуи.
Незнакомец, не будучи, по-видимому, в душе поэтом, вместо того, чтобы наслаждаться природой и поддаться очарованию величественной картины, топал от нетерпения ногой, продолжая ворчать сквозь зубы, и теребил резную рукоятку длинной рапиры, которая щегольски приподнимала край его плаща.
Бронзовый колокол на колодце пробил три раза.
-- Провались он к черту!-- вскричал незнакомец.-- Уже без четверти пять. Еще, пожалуй, этот достопочтенный человек был так глуп и неловок, что попался стражникам Дефонкти. Это становится невыносимо. Я подожду до пяти часов, но если он и к этому времени не придет, так мы увидим...
С отчаяния он принялся рассматривать окружавшие его предметы.
Новый Мост не был больше так пуст, как некоторое время назад. По направлению к нему со стороны Pont-aux-foins и Дофиновой улицы стекалось множество народу всякого звания и состояния: были тут и всадники, и пешеходы, и купцы, и мелкие чиновники, и солдаты, отправлявшиеся на ученье; можно было даже встретить несколько тщательно закрытых носилок, на которых, вероятно, сидели какие-нибудь красавицы, возвращавшиеся домой.
Словом, Новый Мост принял обычный оживленный вид.
При первом ударе пяти часов человек пожилых лет, одетый в черное и весьма почтенной наружности, остановился перед незнакомцем, который только что соби* рался снова произнести какое-то ужасное проклятие. Обтерев платком вспотевший лоб, вновь пришедший сказал ему приятным, ласковым голосом:
-- Я думаю, что опоздал немного, не правда ли, господин сержант Ла Прери?
-- Немного опоздали!-- вскричал сержант, потому что этот незнакомец был не кто иной, как наш старый знакомый.-- Tipes et boyaux, метр Грендорж! Вот уж около часа, как я переминаюсь здесь с ноги на ногу в ожидании вас.
-- Ах, Боже мой!-- отвечал священник.-- Ведь вы знаете, как далеко отсюда до улицы Серизэ?
-- Corneboeuf! Вы, на мой взгляд, имеете еще довольно бодрый вид, ваше преподобие,-- возразил сержант, еще более рассердившись.-- Что вы толкуете мне об улице Серизэ? -- мне, который протрясся верхом больше чемырехсот миль!..
-- Полноте, сержант, не сердитесь; я вполне признаю себя виноватым перед вами, потому прошу вас принять мои извинения и закончить этот разговор.
-- В самом деле! Легко сказать: прошу вас принять мои извинения и закончить этот разговор! И сказать такое человеку, который за пять дней ни разу не сомкнул глаз и несся во весь опор через холмы и рытвины, словно кабан, преследуемый охотниками. Pardieu! Славную же песенку вы поете мне, ваше преподобие!
-- Ну, так говорите об этом, если хотите,-- возразил священник еще более ласковым голосом.
-- Черт побери! Вы скоро заставите меня сойти с ума.
-- Подождите, мой друг, успокойтесь немного, а главное, советую вам для вашей же пользы отучиться от скверной привычки чертыхаться на каждом шагу; эти клятвы не прибавляют ни на волос веса тому, что вы говорите, и только отнимают половину удовольствий от беседы с вами.
-- Вот как! Вы, кажется, собираетесь прочесть мне нотацию?
-- Боже меня сохрани!-- возразил, улыбаясь, священник.-- Но сознайтесь, что я имею на это некоторое право.
-- Гм, гм,-- пробормотал недовольным голосом сержант,-- теперь, кажется, не об этом идет речь.
-- Совершенно справедливо, что я и стараюсь доказать вам уже четверть часа.
-- Хорошо, согласен; поговорим же теперь о нашем деле, мы и без того потеряли много времени.
-- Говорить здесь! Возможно ли это, сержант?
-- Куда же вы хотите идти? Ведь я совсем не знаю Парижа.
-- Я знаю его не больше вашего.
-- Вот уж скоро две недели, как вы уведомлены о моем приезде, и до сих пор не нашли удобного места для нашего свидания.
-- Милейший мой, вы, кажется, забываете, что я духовное лицо, и мне приходится скрываться.
-- Это правда; черт бы побрал всю эту историю! Но что же в таком случае нам остается делать?
-- Вот что, вы давно не были в Париже?
-- Со времени процесса Point du four, вы понимаете, я боялся здесь показаться. Там, где сильные ходят, высоко подняв голову, слабым приходится низко опускать ее. Признаюсь вам, я очень странным образом попал в эту историю. Оскорбление его величества! Знаете ли, мой друг, ведь я рисковал быть повешенным! Но поищем возможность поговорить наедине. Нашел,-- вскричал он вдруг, ударив себя по лбу.-- Следуйте за мной.
-- Что вы хотите делать? -- спросил Грендорж с некоторым беспокойством.
-- Все равно, пойдемте.
-- Пожалуй, пойдемте, если вы этого хотите,-- нехотя согласился священник, не вполне доверяя выдумке сержанта.
Они обошли бронзового коня и по ступеням, спускавшимся с моста, сошли на какую-то маленькую, почти микроскопическую набережную; она примыкала к самой Сене, и к ней рыбаки часто привязывали свои легонькие лодочки.
-- Уф! Вот мы, слава Богу, и пришли!-- сказал сержант.-- Теперь, надеюсь, вы понимаете мой план?
-- Я? Нисколько.
-- О, простодушный и наивный священник! Выслушайте же меня. Мы войдем в одну из этих очаровательных лодочек и, совершив в ней утреннюю прогулку по волнам Сены, вместе с тем спокойно переговорим о наших делах, не боясь быть подслушанными.
-- Примите мои искренние поздравления, сержант! Вот славная идея! - с жаром воскликнул священник.
-- Да, но она дурно придумана,-- сказал кто-то громким голосом позади них.
-- Кто вы и ком вы это говорите? -- спросил сержант, вынув саблю из ножен и быстро обернувшись.
-- Конечно, вам, сержант Ла Прери; я вижу, вы собираетесь сделать ужасную глупость, вот и позволил себе вмешаться в ваш разговор.
Сержант кашлянул несколько раз и с насмешливой улыбкой подошел к человеку, который так бесцеремонно вмешивался в его дела.
-- Извините, милостивый государь,-- сказал он, покручивая усы,-- не будете ли вы так добры сделать выбор: быть сброшенным мною в воду или проколотым насквозь моей рапирой?
-- Вы, конечно, желаете откровенного ответа? -- возразил тот, нисколько не смутясь от угрозы.
-- Попятно, я буду этому очень рад.
В таком случае, сержант, я признаюсь откровенно, как бы странно это вам ни показалось, что не согласен ни на одно из ваших любезных предложений.
-- Вот как! Это совершенно противоречит моим намерениям.
-- Почему же?
-- Ventre Saint Quesnet! Потому что я не люблю людей, вмешивающихся в мои дела,
-- Послушайте, милейший, пусть лучше между нами будет мир,-- перебил его незнакомец,-- Разве вы забыли Клер-де-Люня?-- прибавил он шепотом, наклоняясь к его уху.
Эти слова привели сержанта в недоумение.
-- Клер-де-Люня? -- переспросил он.
-- Да, Клер-де-Люня, вашего старинного приятеля?
-- О, если это так, я, конечно, согласен с вами помириться!
-- Не слишком ли поздно, сержант?-- недовольно пробормотал начальник бездельников Нового Моста.
-- Что делать, милейший! Осторожность никогда не помешает.
-- Хороша же ваша осторожность! Если бы не я, вы, наверное, совершили бы ужасную глупость: возможно ли говорить о делах при лодочнике, которого вы совсем не знаете и который, услышав ваш разговор, мог бы извлечь себе из него пользу.
-- Monsieur прав,-- сказал священник со своей сладкой улыбкой.-- Сознайтесь, что вы готовы были сделать огромную неосторожность.
-- Да, неосторожность, которую вы вполне одобряли,-- пробормотал сквозь зубы сержант.
-- С вами невозможно спорить, вот почему я взял себе за правило во всем и всегда с вами соглашаться.
-- Вы, должно быть, очень устали, сержант, так как приехали из Кастра в половине четвертого утра,-- прервал их разговор Клер-де-Люнь.
-- Откуда вы знаете, что я приехал в половине четвертого?-- воскликнул сержант недовольным тоном.
-- Какое вам дело?
-- Очень большое; я не терплю, когда вмешиваются в мои дела; но продолжайте же, всезнающий человек!
-- Хорошо, я согласен продолжать; впрочем, вместо того чтобы совершать такую длинную прогулку на голодный желудок, не лучше ли нам зайти в домик в нескольких шагах отсюда; хозяин его мне вполне предан,-- Клер-де-Люнь указал на дом.
-- Да ведь он мне отлично знаком; этот дом принадлежит Дубль-Эпе!-- обрадовался сержант.-- Я даже помню, как...
-- Довольно, довольно, болтун, вас об этом никто не спрашивает; оставьте лучше при себе ваши сведения и отвечайте мне только, угодно вам идти туда или нет?
-- Идем, идем,-- отвечал сержант, с воинственным видом крутя усы.-- Я готов следовать за вами повсюду, хоть в ад -- единственное место, которого я еще до сих пор не посетил.
Пять минут спустя все трое сидели в знакомом зале в доме Дубль-Эпе.
По просьбе Клер-де-Люня был подан аппетитный завтрак, которому они воздали должное.
Дурное расположение духа сержанта исчезло точно по волшебству; он то и дело благодарил Клер-де-Люня в самых жарких выражениях. Ведь он и почтенный священник были выведены из затруднения только благодаря внезапному вмешательству начальника бездельников Нового Моста.
Но Клер-де-Люнь вовсе не так случайно подоспел им на помощь, как предполагал сержант. Последний не подозревал, что с самого его отъезда из Кастра в Париж, куда он совершенно неожиданно получил приказание отправиться, за его каждым шагом следили подчиненные Клер-де-Люня; эти же люди, ни на секунду не теряя его из вида, приехав в Париж пятью минутами позже него, сейчас же уведомили своего начальника.
Но к чему было Клер-де-Люню принимать столько предосторожностей, и какую цель имел король парижских бандитов, следя за поступками такого вполне безобидного человека, каким был сержант Ла Прери?
Это для нас пока тайна, которая не замедлит скоро объясниться.
Как ни велик был аппетит сержанта Ла Прери, тем не менее в конце концов он почувствовал необходимость остановиться, не будучи более в состоянии проглотить ни одного куска.
К счастью, как сказал один знаменитый пьяница, "если нельзя много съесть, то можно много выпить". Сержант Ла Прери прихлебывал вино огромными глотками.
-- Дорогой сержант,-- сказал ему Клер-де-Люнь, увидев, что тому уже положительно невозможно проглотить ни одного куска,-- вы, кажется, себя теперь лучше чувствуете, не правда ли?
-- Совершенно верно,-- отвечал сержант,-- я более не голоден, но зато чувствую сильную жажду.
-- О, если дело только за тем,-- заметил Клер-де-Люнь, смеясь,-- то мы с небольшим запасом терпения успеем преодолеть и этого врага, как преодолели другого.-- Говоря так, он снова наполнил вином стакан сержанта. Последний, по-видимому, не собирался отказываться.
-- Я говорил и готов повторить еще раз,-- сказал он, чокаясь с начальником бездельников Нового Моста,-- что вы славный малый и что с вами всегда приято иметь дело.
-- Что ж, отлично! Друзья должны оказывать друг другу внимание. А вот вы мне скажите, сержант: говорят, в вашей стороне дела становятся с каждым днем все запутаннее?
-- О,-- возразил сержант, покручивая усы,-- дела идут отлично, нельзя на это жаловаться. Одни наносят удары, другие их получают; иногда жгут города и деревин, грабят... словом, одно лучше другого.
-- Какой вы счастливый человек, сержант Ла Прери; вы все это видели и не гордитесь?
-- Dame! Что вы хотите, a la guerre comme a la guerre {На войне как на войне.}, каждый за себя, а черт за всех!
-- Сержант,-- вскричал священник,-- вы, кажется, опять принимаетесь за старое?
-- Простите, ваше преподобие, это невольно сорвалось у меня с языка. Пусть поберут меня пятьсот тысяч чертей, если я еще раз повторю что-нибудь подобное.
-- Нет, сержант, я скорее согласен предоставить вам выражаться по-прежнему, чем выслушивать подобные извинения.
-- Я думаю, так будет лучше,-- согласился Клер-де-Люнь,-- но все это не объясняет, почему вы поспешно уехали из Кастра и явились к нам, как снег на голову; впрочем, если это секрет, я не настаиваю...
-- Секрет! Разве я могу иметь секреты от друзей? Вы, кажется, смеетесь надо мной, друг? Да я даже не знаю содержания порученных мне писем.
-- Хорошо, но кому же они были адресованы?
-- Как видно, товарищ,-- заметил сержант, бывший немного навеселе,-- вам очень хочется это узнать?
-- Мне? Да я отлично знаю, судите сами: одно из писем было адресовано его преподобию, отцу Грендоржу, другое предназначалось графу дю Люку де Моверу от герцога де Рогана, а третье -- графине дю Люк от ее друга -- герцогини де Роган.
-- К чему спрашивать о том, что вы и без меня знаете?
При этих словах Клер-де-Люнь внезапно стал серьезен.
-- Послушайте, сержант, пора нам объясниться,-- сказал он,-- в состоянии ли вы меня выслушать?
-- Как нельзя лучше, говорите; я готов на все отвечать вам как честный человек.
-- Если это так, слушайте меня внимательно: все три порученных вам письма были очень важного содержания; как ни велика ваша преданность и верность человеку, которому вы служите, ему пришлось раскаяться в своем доверии к вам, как только вы уехали из Кастра.
-- Каким это образом?
-- Не прерывайте меня, пожалуйста, дело серьезнее, чем вы думаете. У вас два больших порока, сержант: первый -- пьянство, а второй...
-- Гм, какой же второй?
-- Это,-- продолжал беспощадный Клер-де-Люнь,-- привычка болтать, как сорока, на все стороны о том, что следует хранить про себя.
Сержант нахмурил брови.
-- Что это, урок? -- спросил он, грозно выпрямляясь.
-- Принимайте как хотите,-- равнодушно отвечал Клер-де-Люнь,-- меня это нисколько не беспокоит. Число глупостей, совершенных вами со времени отъезда из Кастра, бесконечно. Вы позволяли себя ловить во все расставленные вам западни; словом, при всем желании оказать услугу вашему господину, вы предали его, как Иуда Спасителя.
-- Знает ли, товарищ,-- возмутился сержант,-- я не привык, чтобы со мной разговаривали подобным образом. Пусть через пять минут мы перережем друг другу горло, но теперь я желаю слышать от вас хоть одно доказательство тому, что вы сказали.
Клер-де-Люнь пожал плечами.
-- Ваше желание очень легко исполнить. Слушайте: в двадцати милях отсюда, в деревне, где вы остановились, при входе в гостиницу "Серебряный Лев" вы встретили трех путешественников; это были два щегольски одетых молодых человека и красавица брюнетка, которую они называли Дианой.
-- Верно, но что же дальше?
-- Эти люди завязали с вами разговор и пригласили вас вместе отобедать: за обедом пили так много, что по окончании его вы очутились под столом. Путешественники уехали, оставив вас храпеть вволю.
-- Ну, так что же тут дурного?
-- Дурного? Вот что: дав вам снотворного на целых двенадцать часов, они украли порученные вам бумаги.
-- О, этого не может быть!-- вскричал сержант, быстро поднося руку к куртке.
-- Я говорю не только о трех письмах, хотя и они тоже исчезли, но и о секретной шифрованной бумаге, которую герцог де Лафорс посылал графу дю Люку и которая была пришита к вашей одежде. Хотите, я скажу вам теперь, кто были эти три путешественника?
-- Говорите,-- отвечал сержант дрожащим голосом.
-- Первый из них был граф Жак де Сент-Ирем, второй граф де Ланжак; что касается дамы, это была Диана де Сент-Ирем, сестра первого из них и любовница второго.
-- Я погиб!-- прошептал сержант, грустно опустив голову.
Недобрая улыбка прибежала по губам Клер-де-Люня.
-- Да, вы погибли,-- повторил он.
Несчастный сержант продолжал рыться в карманах куртки с лихорадочной поспешностью и вынул оттуда три письма, которые бросил на стол.
-- О, это правда!-- подтвердил он с отчаянием. Это были три чистых листка бумаги: их ему подложили вместо украденных писем.
-- Ну, что?-- спросил Клер-де-Люнь ледяным тоном.
Сержант поднял голову; его лицо было бледно, но спокойно.
Он встал, оттолкнул стул и, опустившись на колени перед пастором, сказал:
-- Благословите меня, отец мой, я умираю.
-- Будьте благословенны, сын мой, да простит вас Бог,-- грустно отвечал отец Грендорж.
-- Аминь!-- произнес Клер-де-Люнь.
Сказав это, он придавил каблуком сапога едва заметный на паркете гвоздик; в ту же минуту под ногами сержанта, тщетно старавшегося приподняться, опустился пол, и несчастный провалился туда, испустив отчаянный крик.
-- Правосудие свершилось!-- сказал Клер-де-Люнь.
-- Что же сталось с бумагами?-- спросил пастор, не высказавший при этой сцене ни малейшего удивления.
-- Бумаги были отняты у графа де Ланжака и возвращены мне в ту же ночь.
-- Но,-- осмелился возразить пастор,-- зачем же в таком случае вы поступили так беспощадно с этим несчастным? Ведь сделанная им беда исправлена?
-- Я имел на то приказание,-- сухо ответил Клер-де-Люнь.
Пастор поклонился, ничего не говоря.
-- Вы сами, ваше преподобие, очень опоздали на свидание,-- возразил начальник бездельников Нового Моста,-- это весьма легко могло возбудить подозрение у сержанта Ла Прери.
-- У меня недоставало мужества,-- отвечал пастор, грустно покачав головой,-- я не способен присутствовать при исполнении подобных приказаний.
Клер-де-Люнь пожал плечами.
-- Идемте,-- сказал он,-- нам здесь больше нечего делать; нас, как вы знаете, ждут в другом месте.
Пастор заглушил вздох.
-- Несчастный человек!-- пробормотал он.
-- Разве? -- возразил Клер-де-Люнь.-- Он умер и больше ни в чем не нуждается.
-- Но к чему было доводить жестокость до такой степени?
-- Вы в этом ничего не смыслите; я имел самое доброе намерение,-- иронично сказал Клер-де-Люнь.-- Когда человек умирает, он не знает, куда отправляется; путешествие может быть продолжительным.
-- Ну, так что же? -- спросил с удивлением пастор.
-- Ну, так лучше отправиться, хорошенько пообедав,-- отвечал он небрежно.-- Никто не знает, что будет за гробом.
-- О, какие люди! Какие люди!-- грустно пробормотал пастор, спускаясь по лестнице за мрачным спутником.
Бедный сержант, которого постигла такая трагическая судьба, был найден в фантастических сетях Сен-Клу, если предположить, что подобные сети существовали уже в ту эпоху.