ТАВЕРНА НА УЛИЦЕ ПРУВЕР
В то время, о котором мы ведем рассказ, на углу улицы Прувер, напротив церкви святого Евстафия, стоял дом в несколько этажей, с колоннами, образовывавшими арку, под которой можно было отлично спастись и от дождя, и от снега, и от солнечного зноя; оттуда виднелся только самый крошечный кусочек неба.
Над воротами этого дома качалась со скрипом вывеска с полустертым изображением чего-то непонятного. Это была таверна "Эпе-де-буа". Она славилась известностью во всем Париже и окрестностях; после звона Angelus туда собирались все самые знатные придворные -- пить, петь, играть и драться в компании гуляк всякого сорта.
Впрочем, весь этот смешанный люд всегда находил в "Эпе-де-буа" хорошее вино, сговорчивых женщин и хозяина, ради выгод делавшегося глухим, слепым и немым ко всему, что совершалось в его гостинице поздними вечерами.
Дозорные хорошо и давно знали это место и тщательно избегали его; большая часть из них испытала кулаки его посетителей.
Днем, как все подобные заведения, "Эпс-де-буа" имела самый безобидный вид и манила роскошной обстановкой, только вечером гостиница превращалась в разбойничий притон. Теперь трудно и подыскать что-нибудь подобное.
Метр Жером Бригар, хозяин ее, был высокий толстяк лет сорока пяти, с красным лицом, косыми глазами, мясистыми губами и вдавшимся подбородком. Он удивительно напоминал своей физиономией барана, но в нравственном отношении не отличался бараньими качествами. Он был силен, как бык, ловок, как обезьяна, и страшно зол.
Его боялись не только жители квартала, но даже многие из его посетителей, которые были вообще не из трусливого десятка.
Отец Жерома Бригара участвовал в борьбе Лиги и приобрел грустную известность как сторонник партий типа разрушителей. Ему пришлось уйти из города, когда Бриссак продал Париж королю.
Однако он ушел не с пустыми руками, его патриотизм во время Лиги не помешал ему позаботиться и о своих делах, и он оставил сыну хорошо обставленное торговое заведение.
Месяцев через шесть после бегства отца молодой Бригар, никому не объясняя причины, продал вдруг это заведение и купил дом, о котором мы сейчас говорили.
Место он выбрал удачное, таверна быстро завоевала популярность, вся знать стала туда собираться.
Почтенный хозяин радостно потирал руки, он давал полную свободу своим посетителям и даже подстрекал их в питье, игре и драках; он первый спешил зажигать факелы, если противники выходили драться на улицу, отодвигал столы и скамейки, очищая место, если дуэль происходила в самой гостинице. После дуэли раненых уносили товарищи, мертвых переносили к церкви святого Евстафия, мыли пол, и все было кончено.
Враги содержателя гостиницы поговаривали втихомолку, что причиной этого была ненависть его к знати, что он мстил таким образом за изгнание отца, но вернее всего, им просто руководила природная злость.
В тот самый день, когда герцог де Роган был приговорен к смерти парламентом, метр Жером Бригар расхаживал взад-вперед, бранил гарсонов и наблюдал, чтобы все было готово к приходу посетителей.
-- Главное,-- говорил он,-- позаботьтесь о столе господина Гиза, он будет сегодня здесь ужинать с товарищами. Отодвиньте немножко от стола стол господ Шеврезов и де Теминя, они с Гизами не в большом ладу,-- прибавил он, посмеиваясь.-- Расставьте бутылки и стаканы на столе господина де Сент-Ирема, чтобы ему не приходилось ничего спрашивать. Так, хорошо! Теперь могут приходить сколько угодно.
Едва успел он это произнести, как отворилась дверь н вошли двое, судя по костюму, знатные. Это были капитан Ватан и Клер-де-Люнь.
Метр Бригар сразу же подошел к ним, как для того, чтобы оказать им внимание, так и для того, чтобы хорошенько рассмотреть посетителей. Он видел их в первый раз.
-- Что прикажете, господа? -- спросил метр Бригар с самой подобострастной улыбкой.
-- Четыре бутылки анжуйского, бутылку водки и два стакана,-- отвечал капитан.
-- Если что-нибудь еще понадобится, мы скажем,-- прибавил Клер-де-Люнь.
Они сели недалеко от двери, хозяин подал им все сам и, к своему удовольствию, услышал, как один из них сказал другому:
-- За ваше здоровье, капитан!
-- Это недавно приехавшие в Париж офицеры,-- пробормотал, отходя, хозяин таверны.
Между тем комната начинала наполняться обычными посетителями, и вскоре все столы были заняты.
Собрался самый цвет знатной молодежи, все они пили, играли, смеялись, шутя позорили репутацию самых добродетельных придворных дам.
Только капитан и Клер-де-Люнь сидели молча и пили, вслушиваясь в то, что вокруг них говорилось.
Вошли еще трое: граф де Сент-Ирем, шевалье де Местра и еще какая-то подозрительная личность -- и сели к приготовленному для графа столу. Жак де Сент-Ирем сделал при этом хозяину знак быть осторожным и молчать.
Действительно, Сент-Ирема нельзя было узнать в этот вечер: из брюнета он сделался рыжим, почти красным, бородка и усы стали вдвое длиннее и гуще.
Никто его не узнал, кроме двоих: хозяина гостиницы и Клер-де-Люня, слишком опытного в деле переодевания, чтобы его можно было обмануть.
-- Вот кто нам нужен,-- шепнул он капитану.
-- Будем пить!-- лаконично отвечал авантюрист с нехорошей улыбкой.
-- Господа, знаете новость? -- громко спросил один из вновь пришедших.
-- Какую? Их теперь много,-- сказал Сент-Ирем.
-- Та, о которой я говорю, совсем свеженькая,-- продолжал незнакомец,-- мы, кажется, снова увидим, как запляшут гугеноты.
-- Да,-- сказал де Местра, прихлебывая вино,-- король их недолюбливает.
-- Так за здоровье короля!-- провозгласил Сент-Ирем.
-- За здоровье короля!-- повторили несколько человек, слышавшие тост.
В это время вошли еще двое и сели за одним столом с капитаном и Клер-де-Люнем.
Один из этих двоих сейчас же протянул руку капитану.
-- Pardieu,-- приветливо сказал он,-- очень рад встретиться с вами.
-- Граф дю Люк!-- отвечал капитан, и лицо его сделалось немножко мрачным.
-- Да, это я, капитан, и очень рад возобновить с вами знакомство.
-- Corbieux! Граф, и я очень рад, но позвольте вам сказать, что мне приятнее было бы встретиться с вами где-нибудь в другом месте.
-- Отчего же, любезный капитан?
-- Простите, граф, но мне кажется, что вы,-- сказал он с ударением на этом слове,-- вы здесь не на своем месте.
-- Может быть, вы правы, капитан. Честно говоря, первый раз в жизни я сюда зашел, и, по всей вероятности, в последний.
-- Дай Бог!-- прошептал авантюрист.-- За ваше здоровье, граф!
-- За ваше, капитан;
-- Да, господа,-- кричал в это время де Местра,-- де Роган осужден на смерть!
-- Vive-Dieu! И поделом прекрасному Генриху!-- подхватил кто-то из посетителей.
-- Напрасно вы вздрогнули, граф. Что вам за дело до слов этих людей? Ведь вы видите, они наполовину пьяны.
-- Это правда, капитан, я буду сдержаннее.
-- Кроме того,-- сказал, посмеиваясь, шевалье де Гиз,-- завтра готовят славный прием господам гугенотам.
-- И хорошо делают!
-- Да бросьте вы к черту все это гугенотство!-- со смехом вскричал очень молодой красивый господин.-- К черту политику! Да здравствуют женщины! Пью за наших возлюбленных, господа!
-- Прекрасный тост!-- одобрил Шеврез.-- Но о каких женщинах вы говорите, любезный маркиз,-- о католичках или гугенотках?
-- Vive-Dieu! Конечно, о католичках. Гугенотки разве знают, что такое любовь? Кроме того, говорят, они почти все неопрятны. Я, клянусь, никогда с ними не имел дела,-- прибавил он смеясь.
-- Ошибаетесь, маркиз де Лафар,-- сказал, вставая незнакомец, пришедший с Сент-Иремом,-- гугенотки отлично знают, что такое любовь, кроме того, между ними есть прелестные, я знаю.
Все рассмеялись.
-- Уйдемте, граф,-- сказал Ватан на ухо графу дю Люку.-- Здесь так душно, и эта ватага такая несносная!
-- Да я с удовольствием бы ушел,-- отвечал, горько улыбнувшись, граф,-- мне противно слушать всю эту галиматью, но посмотрите, какой страшный ливень! Надо переждать немножко.
Капитан, уже поднявшийся было, уныло опустился опять на стул.
-- Судьба так хочет,-- прошептал он.
Между тем разговор между маркизом де Лафаром и незнакомцем продолжался, к большому удовольствию окружающих.
-- Э! Что же вы хотите этим сказать? -- вскричал маркиз.
-- То, что вы еще молоды, маркиз,-- отвечал незнакомец.
-- Я состарюсь,-- важно отвечал де Лафар.
-- Конечно, но пока вы все-таки молоды и еще неопытны.
-- Ах, Боже мой! А между тем я всеми силами стараюсь приобрести опыт. Просветите меня, пожалуйста!
-- Извольте, маркиз, прежде всего позвольте вам сказать, что не все храмы Венеры одинаковы.
-- А!
-- Да, есть один, например, стоящий всех остальных.
-- О, сжальтесь над моим неведением! Скажите, где этот храм, чтобы я мог пешком пойти туда поклониться его божеству!
-- Вам недалеко придется идти, только предупреждаю, Венера его -- гугенотка.
-- Все равно, лишь бы она была хороша!
-- Она очаровательна.
-- В какой же благословенной стороне этот чудесный храм?
-- В трех милях отсюда, на вершине холма, небрежно глядящего на быстрые воды Сены.
-- О, ради Бога, без поэзии!
-- Знаете, маркиз, куда гугеноты ходят слушать проповедь?-- насмешливо спросил незнакомец.
-- В Аблон, кажется?
-- Так вот, я бы сказал вам: "Ступайте в Аблон", если бы красавица, о которой идет речь, не была уже нежной любовницей одного из моих друзей.
Во время этого разговора у графа дю Люка холодный пот выступил на лбу; он с первого же слова хотел вскочить и заставить этого человека замолчать, хотя еще не было произнесено ни одного имени.
-- Счастливый, шельма,-- вскричал де Лафар.
-- Он гугенот, вероятно? -- поинтересовался шевалье де Гиз.
-- Угадали, монсеньор,-- сказал своим крикливым голосом незнакомец,-- гугеноты более ловкие стрелки, нежели вы думаете,
-- Ах, плуты! Мне бы это и в голову никогда не пришло!-- вскричал Шеврез.
-- Все это прекрасно, мой любезнейший,-- сказал де Ланжак,-- но ваш рассказ неубедителен, чтобы в него поверить.
-- А что же вам еще нужно, граф: -- Назовите имена!
-- Гм!-- насмешливо заметил тот.-- Это щекотливо, господа.
-- Может быть, по пока вы не скажете, мы будем считать вас за...
-- Позвольте!-- поспешно вскричал незнакомец.-- Вы собираетесь оскорбить меня, но я с вами ссориться не хочу. Если вы требуете, извольте! Фамилия гугенота -- барон де Серак.
-- Барон де Серак? -- переспросил Теминь.-- Да я его знаю.
-- Очень возможно.
-- Pardieu! Да несколько дней тому назад я получил от него письмо из Бордо.
-- Вероятно, он приехал...
-- Впрочем, может быть, этот де Серак волокита... -- Ну хорошо,-- продолжал маркиз де Лафар.-- Мы знаем кавалера, а дама?
-- Господа, это уж очень деликатный вопрос, имя женщины... добродетельной,-- прибавил он с едкой иронией,-- так как я вам должен сказать, что это самая чистая, целомудренная женщина.
-- Довольно, довольно,-- закричали все со смехом,
-- Ба! Да ведь не больше чем всего лишь гугенотка!-- заметил шевалье де Гиз.-- Мы добрые католики, ну, говорите имя!
-- Вы требуете?
-- Да, да!
-- В таком случае извольте, как это мне ни прискорбно: любовница моего приятеля барона де Серака -- знатная, добродетельная Жанна де Фаржи, графиня дю Люк де Мовер.
Едва он успел договорить эти слова, как граф дю Люк пощечиной свалил его со стула на пол, крикнув:
-- Ты лжешь, негодяй!
На минуту все остолбенели. Никто не ожидал такого скандала.
-- Запри дверь, Сирак.-- спокойно сказал метр Бригар одному из гарсонов.
Незнакомец, придя в себя от тяжелого удара, встал.
Мигом все столы и стулья отодвинулись к стене, все столпились, чтобы лучше видеть происходящее. Ватан и Клер-де-Люнь бросились к графу.
-- Ну, красавец, и с тобой мы разделаемся,-- сказал капитан, ударив по лицу де Местра.
-- И с вами, белокурый вельможа,-- сказал Клер-де-Люнь Сент-Ирему.
-- Не убивай его,-- шепнул ему Ватан,-- он мне нужен.
-- Хорошо, будьте покойны.
-- Милостивый государь,-- сказал незнакомец графу дю Люку,-- я не знаю вас, но убью.
-- Без фанфаронства,-- отвечал граф,-- я знаю, что ты негодяй.
-- По местам!-- крикнул Ватан.
Граф отступил на шаг.
-- Капитан, вы знаете, что это дело касается лично меня,-- сказал он.
-- Полноте!-- сурово отвечал авантюрист.-- За кого вы меня принимаете? Разве вы не видите, что эти три мошенника пришли с намерением оскорбить вас? Вы попали в западню.
-- Верю вам.
-- Да, но надо было поверить раньше, убьем этих негодяев, как бешеных собак, граф!
-- Я вас жду, господа,-- повторил незнакомец,-- может быть, вы испугались?
Они встали на места: граф напротив незнакомца, Ватан -- напротив де Местра, Клер-де-Люнь -- напротив Сент-Ирема.
В зале наступила глубокая тишина.
Противники, со шпагой в одной руке и с кинжалом в другой {В первые годы царствования Людовика XIII дрались и на шпагах, и на кинжалах, когда дело шло о дуэли насмерть.-- Авт.}, смерили друг друга взглядами.
Они чувствовали, что будут биться насмерть, и у самых храбрых дрогнуло сердце, как перед неизбежной катастрофой.
-- Деритесь, господа, никто вам не помешает!-- вскричал с иронией метр Бригар.
Шпаги скрестились.