Дон Луис потягивал небольшими глотками тамариндовую настойку, не спуская глаз с собеседника. Затем он вдруг решительно поставил стакан на стол и, хлопнув сеньора Гардону по плечу, сказал:
-- Ну, вот что, дружище! Шутка ваша удалась отлично, но только вы напрасно избрали такой длинный путь. Вы знаете, что у меня всегда имеется в запасе несколько пиастров для друзей. Не лучше ли было прямо попросить у меня взаймы несколько монет, чем ломать себе голову, изобретая какую-то замысловатую историю, и вынуждать меня слушать всю эту ерунду. Давайте же, пожалуйста, закончим поскорее этот вопрос, потому что я очень спешу. Теперь уже два часа, а мне нужно уже в Мехико самое позднее в пять часов.
-- Да, да, -- поспешно ответил Гарду на, покачивая головой, -- вы ведь сегодня вечером везете сеньорит Гутьерре в итальянскую оперу.
-- Вы знаете даже и это?! -- удивился француз.
-- Я знаю не только это, но еще и многое другое, но вы не хотите меня слушать, -- с усмешкой проговорил он, делая вид, будто хочет встать, -- и поэтому, я думаю, мне вовсе незачем заставлять вас терять драгоценное время... Поезжайте себе с Богом в Мехико.
-- Ну, ну, -- сказал француз, удерживая своего собеседника и заставляя его опять сесть, -- экий вы обидчивый, черт возьми! Я сказал это вовсе не затем, чтобы вас обидеть... Я только не люблю терять время на пустую болтовню, а если вы действительно хотите сообщить мне нечто важное, то говорите, пожалуйста, но только как можно скорее.
-- Похищение с помощью вооруженных людей-- дело довольно важное, так, по крайней мере, мне кажется.
-- Карай! Я тоже так считаю. Уж не меня ли это кому-то пришло в голову похитить? -- смеясь, спросил француз.
-- Вас-то они, конечно, не станут похищать, а, наверное, тех, кого вы будете сопровождать.
-- И только дружеские чувства ко мне побудили вас открыть мне эту тайну?
-- Разумеется, сеньор! -- проговорил авантюрист с легким замешательством. -- Что же иное могло меня побуждать?
-- В таком случае, -- с чуть заметной иронией в голосе сказал француз, -- ваш добрый поступок заслуживает вознаграждения, и я немедленно вручу вам пятьсот пиастров. Услуга за услугу. Впрочем, наши враги наверняка даже и не предлагали вам столько!
-- О! Дон Ремиго Диас очень скуп и обещал мне всего лишь полтораста пиастров.
-- Вот как! Ну, это, по-моему, все равно, что даром.
-- Кроме того, хотя он и уверяет, что действует от имени другого лица, но я опасаюсь, что нам и вовсе ничего не заплатят.
-- Со мной вам нечего этого опасаться, дружище, а вот доказательство.
С этими словами француз достал из кармана плаща длинный шелковый кошелек, до отказа набитый унциями, высыпал на руку горсть золотых монет и торжественно вручил их сеньору Гардуне, маленькие серые глазки которого буквально запылали алчным огнем.
-- Теперь говорите, дружище, -- сказал француз. -- Я весь внимание. Надеюсь, мне нет надобности предупреждать, что если вы вздумаете меня обмануть, -- вы ведь меня знаете, -- это вам дорого обойдется.
-- Хорошо, -- отвечал бандит, торопливо пряча в карманы только что полученное им золото. -- Можете быть спокойны, с вами я во всяком случае не стану хитрить.
-- Ну-с, все предварительные переговоры закончены к обоюдному удовольствию, теперь расскажите подробно, в чем дело.
-- Это займет немного времени, сеньор. Вчера вечером я по обыкновению был в "клубе" филармонического общества, которое вы, конечно, тоже знаете.
-- Да, знаю, -- отвечал, улыбаясь, дон Луис, -- продолжайте.
-- Мне вчера чертовски не везло, и к полуночи я проигрался в пух и прах... делать мне там было больше нечего, и я, убитый неудачей, собрался уже уходить домой, как вдруг кто-то хлопнул меня по плечу. Я обернулся и, к своему удивлению, увидел дона Ремиго Диаса. Раскланявшись, как и подобает истинному кабальеро, я...
-- Виноват, -- перебил его француз, -- вы очень хорошо рассказываете, дорогой сеньор, но если будете продолжать в том же темпе, то рассказ, чего доброго, займет гораздо больше времени, чем вы обещали, а я очень спешу, поэтому говорите короче, пожалуйста.
-- Что ж, тем лучше. Я изложу все в нескольких словах. Дон Ремиго Диас взял подряд и действует по поручению другого лица.
-- А вам не удалось узнать имени этого лица?
-- К сожалению, нет.
-- Продолжайте.
-- Смысл операции сводится к тому, чтобы похитить, по возможности не причиняя никакого вреда, обеих дочерей дона Гутьерре, когда они будут возвращаться из итальянской оперы. Причем подобная операция ничем не грозит ее участникам, поскольку в городе царит полная анархия и о каком-либо преследовании похитителей не может быть и речи... Но это, конечно, предполагает соблюдение некоторых предосторожностей, тем более, что девушек, по всей вероятности, будут сопровождать двое храбрых кабальеро, которых вы, конечно же, знаете, -- добавил бандит с насмешливой улыбкой.
-- Да, я их знаю, -- тоже улыбаясь, отвечал дон Луис. -- Продолжайте.
-- Дон Ремиго Диас явился в "клуб" специально для того, чтобы подыскать шестерых молодцов, готовых пойти на что угодно, и, конечно, сейчас же их нашел. Это сеньоры Эль-Ассустадо, Кучильеро, Эль-Торо, Эль-Нино, Самбуйо и ваш покорнейший слуга. Как видите, он подобрал довольно удачную компанию.
-- Я с вами вполне согласен, у дона Ремиго Диаса прекрасное чутье на людей, тем более, что ему приходится это делать не в первый раз.
-- После похищения, если оно пройдет удачно, девушек предполагается немедленно доставить в Шапультепек, и только после этого каждый из нас получит пятьдесят пиастров и возможность идти на все четыре стороны.
-- Итак, девушки должны быть похищены сегодня вечером, и в похищении их должны принять участие шестеро только что названных вами субъектов.
-- Нет, всего будет занято восемь человек.
-- Как же так? Вы мне назвали только шестерых.
-- Это верно, но дон Ремиго Диас и его неизвестный друг тоже намерены принять участие в операции, если в этом возникнет необходимость.
-- Черт возьми! Мне это совсем не нравится. Ну, да мы постараемся выпутаться из беды... А вы не можете мне сказать, в каком именно месте предполагается совершить нападение на экипаж?
-- На площади, в том месте, где начинается Монтерилья.
-- Место выбрано превосходно, потому что там как раз находится дом дона Гутьерре... Итак, решено, кабальеро, вы ни при каких обстоятельствах не примите участия в похищении девушек?..
-- Карай! Разумеется. Дон Ремиго все только обещает заплатить, но до сих пор не дал мне ни гроша.
-- Тогда как я уже заплатил вам.
-- Кроме того, -- патетически добавил бандит, -- я у вас в долгу.
-- Это само собой разумеется, -- смеясь, отвечал дон Луис, бросая на стол пиастр в уплату за выпитое. -- До свидания, сеньор Гардуна. Благодарю вас за сообщение, и да хранит вас Бог, -- многозначительно добавил он, делая особое ударение на последнем слове, что прекрасно понял бандит.
Дон Морэн вышел из ранчо, вскочил на лошадь и в глубокой задумчивости направился в Мехико, который находился отсюда на расстоянии не более одного километра.
Да, ситуация была и в самом деле весьма серьезной, тем более, что, как остроумно заметил сеньор Гардуна, на какую бы то ни было помощь со стороны полиции рассчитывать не приходилось -- она уже несколько дней пребывала в полном бездействии, и даже все ее агенты куда-то попрятались. Везти молодых девушек в театр при таких обстоятельствах было бы полнейшим безрассудством, потому что двое их кавалеров, как бы сильны и храбры они ни были, конечно же не смогут справиться с восемью бандитами.
С другой стороны, отказать девушкам в удовольствии отправиться в театр, куда они собирались как на праздник, и неизбежное при этом объяснение причины такого отказа -- задача неблаговидная и чреватая некоторыми нежелательными последствиями.
Француз ломал себе голову, стараясь придумать, как с одной стороны уберечь девушек, а с другой -- наказать головорезов, замысливших это гнусное дело; но сколько он ни думал, придумать не мог ничего, а потому, чем ближе он подъезжал к городу, тем больше мрачнел, ощущая свое бессилие.
Вот в таком подавленном настроении он достиг Главной площади и вознамерился было пересечь ее, дабы выехать к улице Монтерилья, как вдруг дорогу ему преградила плотная толпа народа, и он вынужден был остановиться. Толпа, как оказалось, сопровождала священника, направлявшегося к умирающему. Дон Луис остановил лошадь, чтобы пропустить толпу, и, по мексиканскому обычаю, сняв шляпу, перекрестился.
Стоя на одном месте, он машинально оглядывался по сторонам. Вдруг он невольно вскрикнул от радости, потому что совершенно случайно заметил в толпе человека, который, по его представлениям, должен был бы находиться вдали от Мехико.
-- Ах, черт возьми! -- прошептал француз.
Он боялся, что случай, который как нельзя кстати помог ему отыскать в толпе нужного человека, с таким же успехом может и скрыть его. Поэтому, не раздумывая долго и не заботясь о последствиях, дон Луис тронул лошадь и поехал напрямик к человеку, которого он так неожиданно увидел.
Жители Мехико в одном отношении как две капли воды похожи на жителей всех городов света -- они не любят, чтобы их давили, даже не позаботившись крикнуть при этом "берегись", особенно же, если скопление народа обусловлено какими-то особыми обстоятельствами. Поэтому на француза немедленно посыпались со всех сторон проклятья и угрозы, хотя он двигался очень медленно, с соблюдением всевозможной осторожности. Луи Морэн делал вид, будто проклятия и угрозы относятся не к нему, и с невозмутимым видом продолжал путь. И лишь, когда проклятия становились слишком громкими, а угрозы слишком серьезными, он бросал косой взгляд на крикунов и, мы считаем своим долгом подтвердить это, моментально их укрощал.
Однако нет худа без добра. Шум раздраженной толпы невольно привлек и внимание того, кого боялся потерять из виду француз. Он, подняв голову, стал искать глазами виновника людского недовольства и сразу же заметил сидевшего верхом на лошади Луи Морэна. Человек этот, по-видимому, тоже обрадовался непредвиденной встрече с французом, потому что стал энергично пробираться к нему. А так как это был человек высокого роста и, судя по его мускулам, обладал недюжинной силой, то ему ничего не стоило прокладывать себе дорогу, орудуя локтями направо и налево, и вскоре он уже подходил к Луи Морэну.
После этого они уже без особого труда объединенными усилиями выбрались из теснившей их со всех сторон толпы, которая особенно щедро осыпала их бранью, как это бывает в подобных случаях, вообразив, что эти двое уходят не добровольно, а спасаются бегством от гнева раздраженного народа.
Когда они оказались на соседней улице, где народу почти совсем не было, француз остановил лошадь и, протягивая руку незнакомцу, с нескрываемой радостью приветствовал его.
-- Невероятно! Неужели это вы, дорогой Сент-Аманд!.. Если бы вы знали, как я обрадовался, увидев вас здесь в то время как, по моим расчетам, вы должны быть на бивуаке где-нибудь в окрестностях Гвадалахары.
Сент-Аманд смущенно понурил голову: надо же было такому случиться, чтобы ни кого-нибудь, а именно его отыскал в толпе дон Луис.
-- Вы, наверное, на меня сердитесь, господин Луи? Да?
-- Напротив. Всего минуту назад я готов был заплатить сто пиастров только за то, чтобы узнать, где вас можно найти.
-- Неужели это правда, господин Луи?
-- Помилуйте, да разве вы замечали когда-нибудь, что я способен лгать?
-- Никогда. Приятно это вашему собеседнику или нет, но вы всегда говорите то, что думаете. С вами потому и хорошо иметь дело, что, по крайней мере, всегда знаешь правду... Значит, я вам для чего-то нужен?
-- Вполне возможно, что вы мне понадобитесь, но, прежде всего, скажите, вы здесь один или нет?
-- Ну, я вижу, от вас ничего невозможно скрыть, и волей-неволей приходится сказать вам всю правду. Француз улыбнулся:
-- Да, я тоже думаю, что так будет лучше.
-- Ну, тогда к черту все увертки!.. Слушайте! Я вам все расскажу, как есть. Мы отправились в тот же день, как вы приказали, и даже добрались до Гвадалахары... Но там такая скучища, что мы чуть не умерли с тоски, а так как мы наверняка знали, что разминуться с вами в пути мы не сможем, то, подумав, решили податься обратно в Мехико. И вот мы здесь.
-- Что? Значит, вы все четверо здесь?
-- Увы! Да, -- жалобно отвечал Сент-Аманд. -- Я как раз направлялся к вам, чтобы сообщить о нашем прибытии. Вы очень на меня сердитесь за это, господин Луи?
-- Я? С какой стати? Наоборот, вы себе и представить не можете, как я рад... Теперь все решилось само собой.
-- Ну, знаете, уж тут я ровно ничего не понимаю.
-- Надеюсь, что это именно так, -- отвечал француз со смехом. -- Пока вполне достаточно того, что понимаю я, притом понимаю отлично.
-- Это правильно.
-- А вот вам и доказательство того, что я ни капельки не сержусь на вас за то, что вы явились сюда... Ступайте за вашими товарищами и приходите ко мне все четверо не позже чем через час.
-- Зачем?
-- Прежде всего затем, чтобы каждый из вас получил по двадцать пять пиастров вознаграждения.
-- Вознаграждение за ослушание?
-- Может быть, и так, -- отвечал француз, продолжая улыбаться.
-- Хорошо! Это мне нравится! А что потом? -- весело спросил канадец.
-- А потом узнаете, зачем вы мне нужны.
-- Теперь я, кажется, начинаю понимать, в чем тут дело... Значит, предстоит какое-нибудь горяченькое дельце?
-- Как вам сказать? Вполне возможно, что-то подобное и случится.
-- В добрый час! По крайней мере, мы хоть сгодимся здесь на что-нибудь полезное и не будем скучать в этом проклятом городе. До свидания, господин Луи.
-- До свидания, Сент-Аманд.
И они разошлись в разные стороны. Канадец отправился к своим товарищам, а француз рысью помчался к дому на улице Монтерилья.
Часы на башне Карпапио пробили ровно четыре, когда Луи Морэн миновал Главную площадь.
-- Гм! -- пробормотал он, с довольным видом потирая руки. -- Не иначе, как Небо помогает нам, и мне почему-то кажется, что сегодня будет в лицах разыграна известная испанская пословица, и бедняжка дон Рамон Аремеро, вместо того, чтобы завладеть шерстью, чего доброго, сам окажется остриженным.
Несколько минут спустя, поручив лошадь заботам слуги, дон Луис уже входил в свою комнату, где его дожидался дон Мигуэль, лежа на софе, распевавший томную сегидилью под аккомпанемент гитары.
Взглянув на молодого человека, француз не в силах был побороть овладевшего им желания и расхохотался прямо в лицо своему другу. Последний был до такой степени обескуражен такой бесцеремонностью дона Луиса, что быстро вскочил на ноги, уронив при этом гитару, которая с жалобным стоном упала на пол.
-- Послушайте! Что могло вас так рассмешить? -- вызывающе спросил дон Мигуэль. -- Скажите, что именно так развеселило вас, и мы посмеемся вместе, если только это действительно смешно!
-- Простите меня, пожалуйста, -- отвечал француз, принимаясь хохотать еще сильнее, -- но это, право, выше моих сил, и я не в состоянии удержаться от хохота... Меня смешит странное совпадение вашего сентиментального настроения с этой игрой на гитаре именно в ту минуту, когда, может быть, решается судьба вашего счастья.
-- Что? -- взволнованно вскричал дон Мигуэль. -- Вы, конечно, шутите, дон Луис?
-- Я? -- отвечал француз с присущим ему хладнокровием. -- Наоборот, я говорю совершенно серьезно.
-- Что же такое случилось? Да говорите же ради самого Господа! -- все больше волнуясь, вопрошал молодой человек.
-- Пока, слава Богу, еще ничего не случилось, но, по всей вероятности, случится сегодня же вечером, если только мы, со своей стороны, не примем никаких мер.
-- Я решительно ничего не понимаю!.. Неужели правительство решило арестовать дядю?
-- Нет, генерал Мирамон не тот человек, который способен действовать подобным образом. Кроме того, сейчас он озабочен куда более серьезными делами, нежели арест безвредного гражданина. Нет, я говорю не о нем.
-- А о ком же в таком случае? Да скажите же, наконец, умоляю вас! Неужели это касается моих кузин?
-- Да, дорогой дон Мигуэль, их собираются не арестовать, а похитить сегодня вечером по пути из театра.
-- Собираются похитить моих кузин сегодня вечером?
-- Ну да, и, по-моему, в этом нет ничего необыкновенного.
-- Кто же это собирается их похитить?
-- Боже мой! Прежде всего, дорогой дон Мигуэль, позвольте вам сказать, что ваша наивность приводит меня в неописуемый восторг. Вы же знаете, что у вас есть соперник, которого зовут дон Рамон Аремеро, знаете, что он в течение всего этого времени всячески стремился избавиться от вас и даже покушался на убийство, которое, впрочем, не удалось; после всего этого вы спрашиваете, кто хочет похитить ваших кузин... Конечно, он, кому же еще могло прийти в голову похищать особу, которую вы любите!.. Или вы, может быть, воображаете, что неудачный исход его попыток способен заставить его признать себя побежденным, и он откажется от намерения отомстить вам за испытанное им унижение? Вы, должно быть, считаете его дураком... Нет, нет, поверьте мне, он ни за что на свете не откажется от мести, и он надеется добиться своего сегодня вечером.
-- Вы меня поражаете, дон Луис! Скажите, пожалуйста, кто же это сообщил вам все подробности этого ужасного замысла?
-- Это, в сущности, уже неважно, друг мой, главное, что я знаю об этом... И знаю все, вплоть до мельчайших подробностей.
-- Но не можете ли вы сообщить мне, по крайней мере, некоторые подробности? Скажите все, что вы находите возможным сообщить... все, что вы знаете... Не мучьте меня... Вы себе и представить не можете, что со мной делается!.. Чего вы ждете?.. Почему не хотите мне ничего больше сказать?
-- Я жду прибытия некоторых лиц, присутствие которых для этого необходимо.
В эту минуту дверь открылась, и вошел слуга.
-- Что вам нужно? -- сердито спросил дон Мигуэль.
-- Кабальеро, -- почтительно доложил пеон, -- там пришли четверо канадских охотников, которые желают поговорить с доном Луисом Морэном. Они уверяют, что его милость сам назначил им здесь свидание.
-- Да, это правда, -- отвечал дон Луис. -- Зовите их сюда.
Пеон поклонился и вышел.
-- Что это значит?.. -- спросил дон Мигуэль.
-- Наберитесь терпения, милый друг. Нам эти люди необходимы, потому что только в их присутствии я и могу решиться рассказать вам все. Потерпите минуточку, и вы все узнаете.
Дверь отворилась, и вошли ведомые слугой наши старые знакомцы: Сент-Аманд, Безрассудный, Медвежонок и Марсо, неловко кланяясь направо и налево. Затем, когда по знаку дона Мигуэля слуга ушел, затворив за собой дверь, они сбились в кучу и молча стали ждать, пока с ними заговорят.