НА УРОКЕ МАТЕМАТИКИ У "БЕДНЫХ ОВЕЧЕК"
Шел третий час. Только что начался "пятый" урок, урок математики в седьмом классе гимназии.
В казарменной по виду комнате училось хитроумным вычислениям двадцать три взрослых девицы, не считая хранительницы их невинности от некорректных наставников, классной дамы, восседавшей, подобно китайскому идолу, неподвижно по правую сторону учительской кафедры.
У доски, с мелом в руках, стояла любимая подруга Клавдии, Надя Мушкина, решая какую-то задачу. Хорошенькая головка гимназистки была забита решением каких-то других задач, а не математических, и она умоляюще смотрела на своих подруг: "Подскажите, мол!"
Учитель математики был хотя и молодой, но сухой и какой-то полинялый господин, и на хорошенькие личики своих взрослых учениц он мало обращал внимания и немилосердно говорил им "письменно" комплименты в виде единиц, двоек. Воспитанницы поэтому его терпеть не могли и смеялись над его безжизненным педантизмом, называя математика "вороной-отшельницей". Даже красавица Клавдия была не в силах пробудить в нем жизнь, а на что она была мастерица покорять сердца других учителей.
-- Вы опять-с не можете решить, -- сказал глухим голосом математик, -- такой пустой задачи!
Надя Мушкина покраснела.
-- Я попрошу вас, -- продолжал учитель, -- перевернуть доску и зайти за нее... Вы меня задерживаете... Я буду спрашивать другую, пока вы будете соображать.
Обрадованная Мушкина скоро, как могла, развинтила доску, повернула ее и стала решать или, вернее, ждать от подруг записки с подробным решением. Ждать пришлось недолго. Небольшой комочек бумажки, брошенный какой-то подругой, лежал уже у ее ног. Мушкина стала с него списывать...
Между тем, учителю спросить другую воспитанницу не удалось. Поднялась страшная кутерьма, и произвела ее классная дама, отнимавшая у воспитанницы Красавиной, сидящей рядом с Клавдией Льговской, книжку "Гигиена медового месяца", которую Красавина под шумок изучала. Ее улыбки, которыми она обменивалась с Клавдией при чтении особо пикантных местечек, ее погубили: красная от гнева и борьбы, классная дама победоносно держала в руках "оригинальный учебник математики".
По окончании сражения педант-учитель, даже не поинтересовавшись узнать, в чем дело, стал смотреть на решение задачи Мушкиной.
Но Надю, оказывается, подвели. Переписанная ею машинально, во время интересной стычки, записка была насмешкой над ней ее двоюродной сестры, Полусовой. Она нарочно, чтоб досадить ей, послала Наде чепуху. Математик хмурился, проглядывая это "решение". Надя только теперь поняла все коварство сестрицы. Учитель предупредительно попросил ее сесть и поставил несчастной девушке единицу.
Педант вызвал новую жертву, Клавдию, но в это время пробил звонок и спас красавицу из сетей математика.
Надя сейчас же передала Клавдии, что устроила с ней Полусова.
-- Погоди, я ей задам, -- сказала Льговская. -- Теперь некогда. Надо выручать Красавину и ее "Медовый месяц"!
Но классная дама была неумолима. Она тотчас же хотела наградить "Медовым месяцем" начальницу гимназии, и только просьбы всего класса смягчили ее до решения: "Вручить лично "Медовый месяц" опереточной актрисе -- мамаше Красавиной". Решение было вполне радикально: с позволения мамаши и вручил дочке "Медовый месяц" собственноручно сочинитель, с которым у артистки были очень короткие отношения.
После окончания инцидента, обильно увлажненного слезами Красавиной, Клавдия подошла к Полусовой. Между ними произошло крупное объяснение.
-- Вы говорите, что я выражаюсь, -- закричала Льговская, -- как содержанка! Хорошо! Содержанкой не всякая может быть, для этого нужно иметь красоту и желание расточать себя, а не крохи сирот, как это сделали ваши родители!
-- Мои родители! -- воскликнула с холодным и пренебрежительным удивлением Полусова, худая и некрасивая девушка. -- Вы с ума, Льговская, сошли!
-- Не с ума сошла. Я говорю истину! -- еще громче закричала Клавдия. -- Ваши родители опекли Надю Мушкину, ее сестер и братьев. Прикарманили ее миллионное состояние. Отец ее построил церковь, а дети его принуждены питаться крохами со стола обокравших их родственников, почитать эти крохи за благодеяния или же просить на паперти церкви, выстроенной их родителем!..
-- Вы, Льговская, настоящий Плевако, -- с тем же невозмутимым хладнокровием ответила ей Полусова. -- Хорошо, я об этом скажу папа... надеюсь, вам и Наде это даром не пройдет, в особенности Наде...
-- Не беспокойтесь, Надю я от вас спасу, -- сказала, сверкая глазами, Клавдия. -- Я ей еще денег дам, как только она будет совершеннолетняя, для возбуждения против вас дела. Богаты вы, но теперешний суд не купишь! Придется вашему папаше за "опеку" сирот отвечать!..