XI.

Бунтъ.

Ближайшимъ результатомъ выступленія Марка на запретную литературную стезю было объясненіе съ дядюшкой Соломономъ, которому онъ объявилъ, что не желаетъ долѣе обманывать его и жить на его счетъ, такъ какъ отказывается отъ карьеры адвоката и избираетъ окончательно и безповоротно карьеру литератора. Послѣ бурнаго объясненія съ дядюшкой пришлось выдержать не менѣе бурную сцену на Малаховой террасѣ. Онъ не могъ не испытывать нѣкотораго нервнаго раздраженія, когда отворилъ входную дверь, взглянувъ предварительно на окна дома, гдѣ жили его семейные. Окна нижняго этажа были темны, но и верхняго также, изъ чего можно было заключить, что семья еще не удалилась на покой. Миссисъ Ашбёрнъ была безусловно противъ того, чтобы ея домочадцы заводили себѣ отдѣльные ключи, а потому Маркъ (у котораго такой ключъ, разумѣется, былъ) счелъ за лучшее не прибѣгать къ нему, тѣмъ болѣе, что въ настоящую минуту въ томъ не было никакой необходимости. Онъ постучалъ и позвонилъ.

Трикси впустила его.

-- Анну отослали спать, но папаша съ мамашей не ложились и дожидаются тебя.

-- Что они очень сердиты?-- спросилъ Маркъ угрюмо, вѣшая шляпу.

-- Да,-- отвѣчала Трикси,-- войди ко мнѣ на минутку, Маркъ, я разскажу тебѣ все, какъ было. Дядя Соломонъ обѣдалъ у насъ сегодня и наговорилъ такихъ ужасныхъ вещей о тебѣ. Почему тебя не было?

-- Я нашелъ, что пріятнѣе проведу время, если отобѣдаю въ гостяхъ. Ну, а чѣмъ же все это кончилось, Трикси?

-- Право, сама не знаю. Дядя Соломонъ предлагалъ мнѣ ѣхать жить къ нему въ Чигбурнъ, и сказалъ, что сдѣлаетъ меня своей наслѣдницей, если я пообѣщаю ему раззнакомиться съ тобой.

-- Вотъ какъ? когда же ты ѣдешь?-- спросилъ Маркъ съ напускнымъ цинизмомъ.

-- Когда?-- съ негодованіемъ переспросила Трикси,-- разумѣется, никогда. Глупый старикъ! Очень мнѣ нужны его деньги! Я высказала ему свое мнѣніе и, кажется, разсердила его. Надѣюсь, по крайней мѣрѣ.

-- Что же, онъ обратился съ этимъ предложеніемъ къ Мартѣ или Кутберту? а они вознегодовали или нѣтъ?

-- Онъ къ нимъ не обращался. Не думаю, чтобы дядюшка Соломокъ очень ихъ любилъ. Ты его любимецъ, Маркъ.

-- Да, я его любимецъ. Но не имѣю причины этимъ гордиться. Да и теперь этому конецъ.

Тутъ дверь сосѣдней комнаты отворялась, и послышался голосъ миссисъ Ашбёрнъ:

-- Трикси, скажи своему брату Марку, что если онъ въ состояніи держаться на ногахъ, то мнѣ съ отцомъ надо поговорить съ нимъ.

-- Какъ это пріятно слышать,-- сказалъ Маркъ.-- Ну, Трикси, готовится гроза. Ложись лучше спать. У насъ, боюсь, будетъ бурная сцена.

Онъ вошелъ въ гостиную съ напускной веселостью.

-- Милая мамаша,-- началъ онъ, пытаясь ее поцѣловать,-- я не обѣдалъ сегодня дома, потому что...

-- Я знаю, почему ты не обѣдалъ дома,-- отвѣчала она.-- Мнѣ не надо твоихъ поцѣлуевъ, Маркъ. Ты видѣлся съ дядей?

-- Да, я съ нимъ завтракалъ.

-- Безполезно отлынивать, мы все знаемъ.

-- Увѣряю васъ, что мы вмѣстѣ завтракали; мы ѣли бараньи котлеты,-- настаивалъ Маркъ, который находилъ, это ребячество и дурачество иногда вывозятъ въ такихъ случаяхъ. Но на этотъ разъ это не послужило ему въ прокъ.

-- Какъ могъ ты обмануть твоего дядю?

-- Напротивъ того. Я вывелъ его изъ заблужденія.

-- Ты разстроилъ всѣ его планы на твой счетъ; ты бросилъ адвокатуру, бросилъ свое мѣсто въ школѣ св. Петра, отказался отъ всякой карьеры въ жизни и ради чего?

-- Ради одной шутки, матушка. Я самъ не знаю, на что я гожусь и къ чему способенъ. Я безпечный идіотъ, это вы хотите сказать?

-- Да; но не говори со мной такимъ дерзкимъ тономъ, Маркъ. Въ послѣдній разъ я спрашиваю тебя, правду ли мнѣ сказахъ братъ, что ты опять зарылся въ грязь, какъ свиньи, про которыхъ говорится въ Св. Писаніи, что ты... что ты готовишься опозорить свое имя, выставивъ его на романѣ... послѣ всего того, что ты обѣщалъ?

-- Совершенно вѣрно; я надѣюсь, что имя мое будетъ стоять на многихъ романахъ, а не на одномъ только.

-- Маркъ,-- начала его мать,-- ты знаешь, какъ я объ этомъ думаю. Умоляю тебя, остановись, пока еще не поздно, прежде, нежели ты совершишь что-нибудь непоправимое. Прошу тебя объ этомъ не изъ однихъ только суетныхъ мотивовъ. Неужели ты не согласишься пожертвовать презрѣннымъ тщеславіемъ своему долгу къ матери? Я могу ошибаться въ своихъ взглядахъ, но все же имѣю право требовать, чтобы ты уважалъ ихъ. Я прошу тебя еще разъ, брось этотъ пагубный путь. Неужели ты откажешь мнѣ?

Въ рѣзкихъ словахъ миссисъ Ашбёрнъ слышались искреннее чувство и мольба. Она искренно вѣрила, что писаніе романовъ должно привести ея сына къ нравственной и матеріальной погибели, и у Марка хватило здраваго смысла разобрать это и бросить вызывающій тонъ, которымъ онъ началъ объясненіе въ видахъ самообороны.

Отецъ его по обыкновенію не принималъ участія въ бесѣдѣ; онъ сидѣлъ и уныло глядѣлъ въ огонь, какъ бы желая по возможности сохранить нейтралитетъ. Онъ такъ давно былъ простымъ сюзереномъ, что чувствовалъ весьма слабое негодованіе на возмущеніе противъ его власти, чисто номинальной.

Такимъ образомъ, Маркъ обращался только къ матери.

-- Мнѣ очень жаль, матушка, что я васъ огорчаю,-- сказалъ онъ довольно мягко,-- но право же вы должны предоставить мнѣ поступать но моему усмотрѣнію. Безполезно просить меня бросить это дѣло... Я слишкомъ далеко зашелъ... Со временемъ вы увидите, что я не такой безумецъ, какъ вамъ кажется. Ручаюсь вамъ въ этомъ. Неужели вы не хотите, чтобы я велъ такую жизнь, какая мнѣ по сердцу, чтобы я былъ счастливъ, быть можетъ, знаменитъ со временемъ, вмѣсто того, чтобы прозябать школьнымъ учителемъ или адвокатомъ. Разумѣется, вы не можете этого не хотѣть. И увѣряю же васъ, что романъ вовсе не такая ужасная вещь, какъ вамъ кажется. Вы ни одного, я знаю, не прочитали, а потому не можете быть безпристрастнымъ судьей.

Миссисъ Ашбёрнь вообще была мало знакома съ литературой. Она читала только проповѣди и біографіи диссидентскихъ священниковъ и никогда не испытывала желанія читать романы, т.-е. исторій, никогда въ дѣйствительности не бывавшихъ и которыя слѣдовательно были неправдой. Ея безусловное отвращеніе ко всякимъ фикціямъ было особой формой ханжества, нынѣ уже почти исчезнувшей, но она выросла въ такихъ понятіяхъ и придерживалась ихъ со всей старинной пуританской энергіей.

Она не выказала и признака того, чтобы слова Марка произвели на нее какое-нибудь впечатлѣніе. Глаза ея были холодны, а голосъ ровенъ и громокъ, когда она возразила, не глядя на него:

-- Ты не заставишь меня измѣнить мои мнѣнія, Маркъ, хотя бы говорилъ до разсвѣта. Если ты пойдешь наперекоръ моимъ желаніямъ въ этомъ дѣлѣ, то мы съ Матью рѣшили, какъ намъ поступить; не правда ли, Матью?

-- Да, конечно,-- отвѣчалъ м-ръ Ашбёрнь смущенно,-- конечно, но я надѣюсь, Маркъ, милый мой мальчикъ, я надѣюсь, что ты уважишь желанія матери, когда ты видишь, какъ она сильно этого желаетъ. Я желаю, чтобы дѣти жили со мной, пока я въ состояніи ихъ содержать. Я не желаю, чтобы кто-либо уѣзжалъ, если этому можно помѣшать... если можно уладить дѣло.

-- Вы хотите сказать, матушка, что если я не исполню желаніе дяди Соломона и ваше, то долженъ оставить вашъ домъ?-- спросилъ Маркъ.

-- Да,-- отвѣчала его мать:-- я не намѣрена потакать своему сыну; это противно моей совѣсти и принципамъ. Если ты хочешь вести праздную и пустую жизнь, то ты будешь ее вести не подъ моей кровлей. Поэтому ты теперь знаешь, что тебя ожидаетъ, если ты будешь упорствовать въ неповиновеніи мнѣ... я хочу сказать, намъ.

-- Если такъ, то мнѣ лучше уѣхать, хотя я и не могу понять, чѣмъ я такъ провинился передъ вами, но такъ какъ вы смотрите на вещи въ такомъ свѣтѣ, мнѣ ничего больше, не остается, и говорить больше нечего. Я выбралъ себѣ карьеру и не намѣренъ бросать ея. Я поищу себѣ квартиру и переѣду какъ только можно скорѣе, чтобы не безпокоить васъ долѣе своей особой.

-- Маркъ, не будь упрямъ, не будь слугой своихъ страстей!-- закричала его мать, тронутая, не смотря на свою деревянность, потому что она не ожидала такого результата и думала, что ничтожное жалованье Марка и его дорогія привычки дѣлаютъ его вполнѣ отъ нея зависимымъ. Она позабыла про чэкъ дядюшки Соломона и не вѣрила, чтобы можно было заработать большія деньги литературой.

-- Я нисколько не сержусь,-- сказалъ онъ,-- я не желаю разставаться съ вами, если вы позволите мнѣ остаться, но если вы серьезно думаете то, что сейчасъ сказали, то мнѣ нѣтъ другого выбора.

Его мать была слишкомъ горда, чтобы ослабить свой авторитетъ уступкой. Она все еще надѣялась, что онъ уступить, если она будетъ тверда, но Маркъ и не думалъ уступать, да притомъ независимость имѣетъ свою прелесть, хотя онъ и не порвалъ бы связь съ семьей по собственному почину.

-- Вини свою пагубную гордость и эгоизмъ, Маркъ, а не мать, которая желаетъ тебѣ добра. Уѣзжай, если хочешь, но не смѣй надѣяться на мое благословеніе, если ты упорствуешь въ неповиновеніи.

-- Вы того же мнѣнія, батюшка?-- спросилъ Маркъ.

-- Ты слышишь, что говоритъ твоя мать. Что же я могу еще сказать?-- слабо проговорилъ отецъ.-- Мнѣ очень прискорбно все это, но я ничего перемѣнить тутъ не могу.

-- Хорошо, я переѣду,-- отвѣчалъ Маркъ и вышелъ изъ комнаты.

Но оставшись одинъ и обдумавъ событія этого знаменательнаго для себя дня, Маркъ не могъ пожалѣть о томъ, что случилось. Онъ избавился отъ дядюшки Соломона, онъ стряхнулъ материнское иго. Разлука съ семьей не печалила его; онъ не былъ къ ней особенно привязанъ, да и семья не понимала его и не симпатизировала ему. Онъ всегда разсчитывалъ при первой же возможности отдѣлиться отъ нея.