Объявленіе войны.
Утромъ того дна, въ который Долли освободилась отъ страха, угнетавшаго ее такъ долго, Мабель получила записку отъ Гарольда Каффина. Онъ писалъ, что долженъ сообщить ей нѣчто, чего откладывать долѣе не желаетъ, и что онъ не будетъ счастливъ до тѣхъ поръ, пока не объяснится съ ней. Можетъ ли онъ пріѣхать въ ней завтра утромъ?
Эти слова она поняла сначала такъ, какъ ей казалось всего вѣроятнѣе; давно уже она предвидѣла неизбѣжность подобнаго объясненія и даже чувствовала сожалѣніе въ Гарольду, къ которому начала относиться мягче. Поэтому она написала ему нѣсколько строкъ, въ которыхъ старалась, по возможности, подготовить его въ единственному отвѣту, какой онъ могъ отъ нея услышать. Но прежде чѣмъ она успѣла послать письмо, Долли призналась ей въ своемъ невинномъ проступкѣ.
Мабель перечитала записку Каффина и разорвала свой отвѣтъ съ пылающимъ лицомъ. Она, в_ѣ_р_н_о, не поняла его; онъ не могъ писать о_б_ъ э_т_о_м_ъ; онъ, должно быть, хотѣлъ покаяться въ причиненномъ имъ злѣ. И вмѣсто прежняго письма, она написала:-- "Я готова выслушать то, что вы имѣете мнѣ сказать", и сама опустила записку въ почтовый ящикъ.
Гарольдъ нашелъ ея отвѣтъ, вернувшись поздно вечеромъ домой, и не усмотрѣлъ въ немъ ничего особеннаго.
"Нельзя сказать, чтобы записка была изъ очень любезныхъ, подумалъ онъ. Но въ сущности, что же иное она могла пока сказать. Я думаю, что дѣло въ шляпѣ".
Такимъ образомъ на слѣдующее утро онъ спокойно и самоувѣренно вышелъ изъ кэба у дверей Лангтоновъ. Быть можетъ, сердце и билось у него сильнѣе обыкновеннаго, но лишь отъ того, что онъ предвкушалъ побѣду. Послѣ отвѣта Мабель онъ больше не сомнѣвался въ успѣхѣ.
Его ввели въ маленькій будуаръ, выходившій окнами на скверъ, но Мабель тамъ не было. Она заставила даже его прождать нѣсколько минутъ, что очень его позабавило. "Чисто по-женски,-- думалъ онъ.-- Не можетъ не помучить хоть на-послѣдокъ". За дверью послышались шаги, то была она, и онъ вскочилъ съ мѣста, когда дверь отворилась. "Мабель!" -- закричалъ онъ. Онъ хотѣлъ-было сказать: "милая!" но что-то въ ея лицѣ удержало его.
Она остановилась въ нѣкоторомъ разстояніи отъ него, слегка опершись одной рукой на маленькій столикъ. Лицо ея было блѣднѣе обыкновеннаго и она старательно отворачивалась отъ него и не взяла протянутой имъ руки. Но все-таки и это не встревожило его. Чтобы она ни чувствовала, но не такая она была дѣвушка, чтобы бросаться на шею человѣку, она была горда и онъ долженъ выказать смиреніе... до поры до времени.
-- Вы хотите мнѣ что-то сказать, Гарольдъ?
Съ какимъ трудомъ выговорила она его имя; ему хотѣлось обнять ее, но онъ не посмѣлъ. Онъ долженъ быть остороженъ.
-- Да,-- отвѣчалъ онъ:-- вы выслушаете меня, Мебель, неправда ли?
-- Я сказала вамъ, что выслушаю. Надѣюсь, что ваши объясненія заставятъ меня думать о васъ иначе.
Онъ не понялъ, что она собственно хочетъ этимъ сказать, но нашелъ слова ея не особенно любезными.
-- Я надѣялся,-- сказалъ онъ,-- что вы не считаете меня дурнымъ человѣкомъ.
И такъ какъ она ничего не отвѣчала, то сразу приступилъ къ объясненію. Онъ былъ холоднымъ любовникомъ на сценѣ, но практика выработала въ немъ, по-крайней мѣрѣ, краснорѣчіе и, хромѣ того, онъ говорилъ теперь совсѣмъ въ серьезъ и въ его голосѣ слышалась искренняя страсть и сдержанная сила, которыя могли бы въ иное время тронуть ее.
Теперь же она дала ему договорить только потому, что чувствовала себя не въ силахъ перебить его, не потерявъ самообладанія. Она чувствовала, что онъ человѣкъ съ сильной волей и была тѣмъ благодарнѣе судьбѣ за то, что была обезпечена отъ его вліянія.
Онъ кончилъ, а она все молчала и ему стало наконецъ неловко. Но вотъ она взглянула на него и хотя глаза ея горѣли, но не страстью, которую онъ надѣялся въ нихъ прочесть.
-- И это все, что вы имѣете мнѣ сказать?-- горько произнесла она.-- Знаете ли, я ожидала совсѣмъ не того.
-- Я сказалъ, что чувствовалъ. Быть можетъ, можно было быть краснорѣчивѣе. Во всякомъ случаѣ, скажите мнѣ, чего вы ожидали отъ меня, и я вамъ скажу.
-- Да, я скажу; я ждала объясненія.
-- Объясненія!-- повторилъ онъ, недоумѣвая,-- но чего же?
-- Неужели вы не помните ничего такого, за что вы нашли бы нужнымъ повиниться, еслибы я случайно о томъ узнала? Видите, Гарольдъ, я вамъ облегчаю всѣ пути. Подумайте... вспомните хорошенько.
Каффинъ совершенно позабылъ о томъ непріятномъ эпизодѣ, а потому добросовѣстно отвѣчалъ:
-- Честное слово, не помню. Я не хвалюсь, что лучше моихъ ближнихъ, но съ тѣхъ поръ, какъ я сталъ о васъ думать, я не глядѣлъ ни на одну женщину. Если вы слышали какую-нибудь глупую сплетню, то не вѣрьте ей.
Мабель засмѣялась, но не весело.
-- О! это совсѣмъ не то; право, Гарольдъ мнѣ не до ревности, особливо теперь. Гарольдъ, Долли мнѣ все разсказала и... о письмѣ,-- прибавила она, такъ какъ онъ все еще какъ будто не понималъ, въ чемъ дѣло.
Теперь онъ понялъ и отступилъ точно затѣмъ, чтобы отклониться отъ удара. Все! слово это на минуту какъ бы оглушило его; онъ-то думалъ, что употребилъ всѣ средства, чтобы заставить дѣвочку молчать объ этомъ злосчастномъ письмѣ, и вотъ теперь Мабель узнала все!
Но онъ почти тотчасъ же опомнился, понимая, что теперь не время терять голову.
-- Полагаю, что я долженъ, въ свою очередь, просить объясненія,-- развязно произнесъ онъ:-- я, должно быть, очень провинился, но, представьте,-- рѣшительно не помню, какъ и въ чемъ.
-- Хорошо, я вамъ объясню. Я знаю, что вы пришли и застали бѣдную дѣвочку въ тотъ моментъ, какъ она сдирала почтовую марку съ какого-то стараго моего конверта и имѣли жестокость увѣрить ее, что она воровка. Можете ли вы это отрицать?
"Съ какого-то стараго конверта!" худшее изъ опасеній Каффина разсѣялось при этихъ словахъ. Она не знаетъ, что въ конвертѣ было непрочитанное письмо; она не догадывается... да и какъ бы она могла догадаться, когда сама Долли этого не знаетъ,-- откуда пришло письмо. Онъ можетъ ее задобрить.
-- Отрицать!-- повторилъ онъ:-- конечно, нѣтъ; я припоминаю, что подшутилъ надъ ней въ этомъ родѣ. Но неужели можно сердиться за простую шутку?
-- Шутку,-- повторила она съ негодованіемъ.-- Такими шутками вы никого не развеселите, кромѣ самого себя. Вы намѣренно запугали ее; и такъ успѣли въ этомъ, что она была несчастна и боялась, что ее посадятъ въ тюрьму, много дней и недѣль сряду. Вы напугали ее тюрьмой, Гарольдъ; вы научили ее бояться отца родного и всѣхъ насъ... Это перескажетъ, кахихъ мукъ натерпѣлась моя бѣдная Долли! И вы смѣете называть это шуткой!
-- Я никакъ не ожидалъ, что она пойметъ все это буквально,-- сказалъ онъ.
-- О, Гарольдъ, вы не такой глупецъ; только жестокій глупецъ хотъ бы не понять, что онъ сдѣлалъ. И вы видѣли ее съ тѣхъ поръ столько разъ; вы должны были замѣтить, какъ она перемѣнялась, и все-таки не пожалѣли ее! Неужели вы въ самомъ дѣлѣ не понимаете, что вы сдѣлали? Неужели вы часто шутите такимъ образомъ съ дѣтьми?
-- Полноте, Мабель,-- проговорилъ Каффинъ, съ замѣшательствомъ,-- вы очень жестоки ко мнѣ.
-- А вы не были жестоки съ моей дорогой Долли?-- спросила Мабель.-- Что она вамъ сдѣлала? Какъ могли вы найти удовольствіе въ томъ, чтобы мучить ее? Развѣ вы ненавидите всѣхъ дѣтей... или только одну Долли?
Онъ сдѣлалъ нетерпѣливый жестъ.-- О! если вы намѣрены задавать мнѣ такіе вопросы... Конечно, я не думаю ненавидѣть вашу бѣдную сестренку. Говорю вамъ, что сожалѣю, очень сожалѣю, что она приняла это такъ серьезно. И... и если я могу чѣмъ-нибудь загладить... приказывайте...
-- Загладить, разумѣется, конфектами, или шоколадомъ, такъ, не правда ли?-- замѣтила Мабель.-- Шоколадомъ вознаградить дитя за то, что она долгіе дни чуждалась всѣхъ, кто ее любитъ? Она мучилась до болѣзни и мы ничѣмъ не могли помочь ей; еще немного и вы бы ее убили. Быть можетъ, тогда вашъ юмористическій умъ былъ бы удовлетворенъ? Еслибы не одинъ добрый человѣкъ, почти чужой, который съумѣлъ разгадать то, что мы всѣ слѣпо проглядѣли, а именно, что какой-то негодяй напугалъ ее, мы бы никогда не узнали всей истины, или бы, узнали ее слишкомъ поздно!
-- Понимаю теперь,-- сказалъ Каффинъ,-- я такъ и думалъ, что это чьи-нибудь интриги; кому-то понадобилось, для какихъ-то личныхъ цѣлей, очернить меня въ вашихъ глазахъ, Мабель. Если вы слушаете клеветниковъ, то, конечно, я не стану оправдываться.
-- О! я назову вамъ его имя,-- сказала она,-- и тогда даже вы согласитесь, что у него не было иныхъ мотивовъ, кромѣ природной доброты. Я сомнѣваюсь даже въ томъ, чтобы онъ когда-либо встрѣчался съ вами. Это Маркъ Ашбёрнъ, тотъ самый, который написалъ "Иллюзію" (выраженіе ея лица смягчилось, когда она произнесла его имя, и Каффинъ замѣтилъ это). Если вы думаете, что онъ способенъ васъ оклеветать... Но къ чему говорить объ этомъ? Вы сами сознались. Никакая клевета ничего не прибавитъ и не убавитъ.
-- Если вы такого дурного обо мнѣ мнѣнія,-- проговорилъ Каффинъ, поблѣднѣвъ какъ смерть,-- то мы не можемъ встрѣчаться даже какъ простые знакомые.
-- Да, это и мое желаніе.
-- Неужели вы хотите сказать, что все кончено между нами? Мабель! неужели это такъ?
-- Я не знала, что между нами было что-то такое, что могло кончиться, какъ вы говорите. Но, разумѣется, дружескія отношенія стали теперь невозможны. Мы, конечно, будемъ видѣться. Я не скажу объ этомъ даже мамашѣ, а слѣдовательно нашъ домъ останется открыть для васъ. Но если вы принудите меня защищать себя или Долли, то вамъ откажутъ отъ дома.
Ея равнодушное презрѣніе только сильнѣе раздражило его желаніе восторжествовать надъ ней. Онъ такъ былъ увѣренъ въ своей побѣдѣ сегодня утромъ, и вотъ теперь она отошла отъ него такъ далеко.
-- Нѣтъ, это не можетъ такъ кончиться,-- рѣзко произнесъ онъ:-- я не позволю вамъ сдѣлать изъ мухи слона, Мабель, потому что вамъ такъ вздумалось. Вы не имѣете права судить меня, потому что ребенокъ наговорилъ про меня.
-- Я сужу по дѣйствію вашихъ словъ. Я и сама очень хорошо знаю, что у васъ злой языкъ; вы вполнѣ способны мучить ребенка.
-- Вашъ языкъ золъ, Мабель! но вы смягчитесь, я надѣюсь. Мабель, я люблю васъ, хотите вы этого или нѣтъ, и вы не можете такъ меня бросить. Слышите! Вы меня прежде обнадеживали! Я заставлю васъ перемѣнить мнѣніе о себѣ. Нѣтъ... я безумецъ, что говорю это... я только прошу простить меня и дозволить надѣяться!
Онъ подошелъ къ ней и хотѣлъ взять ее за руки, но она отвела ихъ за спину.-- Не смѣйте подходить ко мнѣ! Я думала, что достаточно показала вамъ, какъ я о васъ думаю! Позволить вамъ надѣяться! Неужели вы думаете, что я могу довѣрять человѣку, способному на такую сознательную жестокость, какую вы проявили въ вашемъ поступкѣ съ Долли? Нѣтъ, вамъ нечего надѣяться. Что до прощенія, то даже и этого я пока не въ состояніи вамъ обѣщать. Со временемъ, можетъ быть, когда Долли совсѣмъ объ этомъ позабудетъ, можетъ быть, и я тогда прощу, но не раньше, поняли вы теперь? Довольно съ васъ?
Каффинъ продолжалъ неподвижно стоять и лицо его было мрачно и злобно, а глаза устремлены на коверъ подъ его ногами. Онъ коротко и злобно разсмѣялся.-- Хорошо,-- сказалъ онъ,-- полагаю, что съ меня довольно. Вы были такъ добры, что не поскупились на разъясненія. Желаю, ради вашего спокойствія, чтобы судьба не послала мнѣ случай отблагодарить васъ за это.
-- Я также этого желаю. Вы, конечно, воспользуетесь имъ.
-- Благодарю за хорошее обо мнѣ мнѣніе. Постараюсь оправдать его, когда придетъ время,-- пригрозилъ онъ, уходя.
Она мужественно выдержала свиданіе. Но теперь, когда дверь за нимъ затворилась, упала, вся дрожа, на низенькое кресло и залилась слезами, которыя еще не успѣли просохнуть, когда пришла Долли.
-- Онъ ушелъ?-- спросила она и, взглянувъ въ лицо сестры, прибавила поспѣшно:
-- Мабель! Гарольдъ обидѣлъ тебя?
-- Нѣтъ, милочка, нѣтъ,-- отвѣчала Мабель, обнявъ Долли за талію.-- Очень глупо, что я плачу, Гарольдъ больше не тронетъ ни тебя, ни меня.
-----
Тѣмъ временемъ Гарольдъ яростно шагалъ по улицѣ, весь пылая гнѣвомъ и жаждой мести, какъ вдругъ, неподалеку отъ своей квартиры, наткнулся на какого-то прохожаго, и, вглядѣлась въ него, узналъ въ немъ своего дядюшку, м-ра Антони Гомпеджа. Онъ не былъ расположенъ разговаривать о постороннихъ вещахъ и еслибы его уважаемый дядюшка стоялъ къ нему спиной, а не лицомъ, то онъ прошелъ бы мимо, не окликнувъ его. Но теперь этого нельзя было сдѣлать и онъ любезно и почтительно поздоровался съ нимъ.
-- Неужели вы заходили ко мнѣ? какое счастіе, что я какъ разъ вернулся во время; еще минутка, я бы разошелся съ вами. Войдите, дядюшка, позавтракаемъ вмѣстѣ.
-- Нѣтъ, голубчикъ, я не могу долго оставаться. Я былъ по сосѣдству съ тобой по одному дѣлу и заглянулъ въ тебѣ. Мнѣ не хочется опять подниматься по лѣстницѣ, да и пора на желѣзную дорогу. Я ждалъ тебя въ твоей роскошной квартирѣ, думалъ, что ты скоро воротишься. Но не хочешь ли проводить меня, если никуда не торопишься.
-- Помилуйте, дядюшка, я очень радъ,-- сказалъ Каффинъ, внутренно бѣсясь, но онъ поставилъ себѣ за правило ухаживать за дядей и на этотъ разъ увидѣлъ, что не даромъ потерялъ время. Дор о гой дядя спросилъ его:
-- Кстати, ты знаешься съ писателями, Гарольдъ; не встрѣчалъ ли ты нѣкоего Марка Ашбёрна?
-- Разъ встрѣтился съ нимъ,-- отвѣчалъ Каффинъ и брови его наморщились.-- Онъ написалъ "Иллюзію"?
-- Да, чортъ бы его побралъ!-- отвѣчалъ дядя съ горячностью и разсказалъ о своей обидѣ.-- Быть можетъ, въ мои годы и не слѣдовало бы признаваться въ этомъ, но я ненавижу этого человѣка!
-- Неужели?-- переспросилъ Каффинъ со смѣхомъ:-- такое странное совпаденіе обстоятельствъ: я также ненавижу его.
-- У него совѣсть нечиста,-- продолжалъ дядя,-- за нимъ водятся грѣшки.
(Какъ и за всѣми нами,-- подумалъ племянникъ).-- Но что же заставляетъ васъ такъ думать?-- прибавилъ онъ вслухъ и съ интересомъ ждалъ отвѣта.
-- Я прочиталъ это на его лицѣ; у молодого человѣка съ чистой совѣстью никогда не бываетъ такого взгляда, какимъ онъ поглядѣлъ на меня, когда я вошелъ. Онъ совсѣмъ помертвѣлъ отъ страха, сэръ, буквально помертвѣлъ.
-- Только-то?-- сказалъ Каффинъ, слегка разочарованный.-- Знаете, это ничего не значитъ. Онъ могъ испугаться васъ послѣ того, что вы разсказали. Онъ, можетъ быть, изъ тѣхъ нервныхъ людей, которые вздрагиваютъ отъ всякаго пустяка, а вы къ тому же пришли обругать его, какъ сами говорите.
-- Не болтай пустяковъ,-- перебилъ нетерпѣливо старикъ:-- онъ нисколько не нервенъ; онъ самый хладнокровный и нахальный негодяй, какого я только встрѣчалъ, когда ему нечего бояться. У него совѣсть не чиста, сэръ, совѣсть не чиста. Помнишь картину, на которой представлена станція желѣзной дороги и лицо фальшиваго монетчика, когда полицейскіе арестуютъ его въ дверяхъ вагона? Ну вотъ; у молодого Ашбёрна было такое же выраженіе, когда я заговорилъ съ нимъ.
-- А что именно вы ему сказали?-- настаивалъ Каффинъ.-- Продолжайте, добрый дядюшка, какъ мы говоримъ на сценѣ; вы сильно меня заинтересовали.
-- Право, я не помню, что именно сказалъ; я былъ очень раздраженъ, помню это. Кажется, я спросилъ у него настоящее имя автора книги.
Каффину опять пришлось разочароваться.
-- Ну понятно, что онъ испугался; онъ зналъ, что вывелъ васъ въ ней. Такъ, по крайней мѣрѣ, вы говорите. Я не читалъ книги.
-- Не то, не то... повторяю тебѣ,-- упорно стоялъ на своемъ старикъ.-- Тебя тамъ не было, а я былъ. Неужели ты думаешь, что я глупѣе тебя. Не таковъ онъ гусь, чтобы испугаться этого. Когда онъ узналъ, зачѣмъ я пришелъ, онъ сейчасъ-же успокоился. Нѣтъ, нѣтъ, онъ укралъ что-нибудь или поддѣлалъ чужую подпись, повѣрь моему слову... и я надѣюсь, что доживу до того, какъ онъ будетъ пойманъ и изобличенъ.
-- Желаю, отъ души, чтобы это сбылось; но, знаете ли, дядюшка, все это довольно, фантастично!
-- Хорошо, хорошо, увидимъ. Тутъ я съ тобой прощусь. Если опять встрѣтишься съ этимъ негодяемъ, то припомни, что я тебѣ сказалъ.
"Да, да, непремѣнно,-- думалъ Каффинъ, возвращаясь домой одинъ.-- Я долженъ поближе познакомиться съ моимъ милымъ Ашбёрномъ и если въ его прошломъ есть что-либо двусмысленное, то доставлю себѣ за удовольствіе. вывести его на свѣжую воду. Лишь бы только все это не были дядюшкины фантазіи! Лишь бы за нимъ, въ самомъ дѣлѣ, водились грѣшки"!