XVII.

Въ которой Маркъ наживаетъ врага и вновь обрѣтаетъ друга.

Слава Марка все росла и онъ сталъ получать доказательства этого въ болѣе пріятной и существенной формѣ, нежели пустые комплименты. Издатели и редакторы постоянно приглашали его сотрудничать и предлагали такія условія, о которыхъ онъ не смѣлъ и мечтать.

Чильтонъ и Фладгэтъ приставали, чтобы онъ имъ далъ новый романъ, но Маркъ никакъ не могъ рѣшить, послать ли имъ: "Единственную красивую дочь" или "Звонкіе колокола". Сначала ему съ лихорадочнымъ нетерпѣніемъ хотѣлось видѣть въ печати свои собственныя произведенія, но теперь, когда время наступило, онъ колебался.

Не то, чтобы онъ сомнѣвался въ ихъ достоинствахъ, но онъ съ каждымъ днемъ убѣждался, что трудно будетъ затмить "Иллюзію" и что необходимо употребить величайшія для того усилія. Новыя и блестящія идеи, но которыя влекли за собой передѣлку всего плана, постоянно приходили ему въ голову и онъ передѣлывалъ свои романы, и никакъ не могъ рѣшиться съ ними разстаться.

Разъ онъ занимался у себя на квартирѣ, какъ вдругъ услышалъ чьи-то тяжелые шаги по лѣстницѣ и вслѣдъ затѣмъ кто-то постучался въ его дверь. Онъ закричалъ: "войдите", и въ дверяхъ появился старый джентльменъ, въ которомъ онъ тотчасъ же призналъ сердитаго сосѣда м-ра Лайтовлера. Онъ съ минуту простоялъ молча, очевидно онѣмѣвъ отъ гнѣва, который Маркъ никакъ не могъ объяснить себѣ. "Это старикъ Гомпеджъ,-- думалъ онъ.-- Что ему отъ меня нужно".

Тотъ обрѣлъ наконецъ даръ слова и началъ съ убійственной вѣжливостью:

-- Я вижу, что попалъ куда слѣдуетъ. Я пришелъ задать вамъ одинъ вопросъ...

Тутъ онъ вынулъ что-то изъ кармана пальто и швырнулъ на столъ передъ Маркомъ: то былъ экземпляръ "Иллюзіи".

-- Мнѣ говорили, что отъ васъ я могу узнать то, что мнѣ нужно. Будьте такъ добры сообщить мнѣ имя, настоящее имя автора этой книги. У меня есть важныя причины желать узнать это.

И онъ взглянулъ на Марка, у котораго сердце внезапно и больно сжалось.

Неужели этотъ бѣдовый старикъ разгадалъ его?

Инстинктъ скорѣе, нежели разумъ, удержали его отъ того, чтобы не выдать себя словами.

-- Вотъ странный вопросъ, сэръ,-- прошепталъ онъ.

-- Можетъ быть,-- отвѣчалъ тотъ,-- но я его задаю вамъ и желаю, чтобы вы мнѣ отвѣтили.

-- Еслибы авторъ этой книги желалъ, чтобы его настоящее имя стало извѣстно, то напечаталъ бы его.

-- Покорнѣйше прошу не отвиливать, сэръ. Это совершенно безполезно, потому что вы понимаете, что я знаю то, что знаю,-- (онъ повторилъ это съ усиленной злобой).-- Я знаю имя настоящаго автора этого... этого прекраснаго произведенія. И узналъ его изъ достовѣрнаго источника.

-- Кто сказалъ вамъ?-- спросилъ Маркъ такимъ измѣнившимся голосомъ, что самъ его не узналъ. "Неужели Гольройдъ довѣрился этому сердитому старому джентльмену?"

-- Джентльменъ, имѣющій, кажется, честь быть вашимъ родственникомъ, сэръ. Видите ли, что я васъ знаю, м-ръ... м-ръ Кириллъ Эрнстонъ. Можете ли вы отрицать это?

Маркъ съ облегченіемъ перевелъ духъ. Какого страху натерпѣлся онъ! Старый джентльменъ очевидно воображалъ, что открылъ Богъ вѣсть какую литературную тайну. Но что его такъ разсердило?

-- Разумѣется, нѣтъ,-- отвѣчалъ Маркъ твердымъ и спокойнымъ тономъ. Я -- Кириллъ Эрнстонъ. Мнѣ очень жаль, если это вамъ непріятно.

-- Это очень мнѣ непріятно, сэръ. Я имѣю основательныя причины быть недовольнымъ и это вамъ хорошо извѣстно.

-- Неужели?-- вяло переспросилъ Маркъ.-- Представьте, однако, что мнѣ это рѣшительно неизвѣстно.

-- Ну такъ я вамъ скажу, сэръ. Въ этомъ своемъ романѣ вы вывели одно дѣйствующее лицо... позвольте... по имени Блакшо... удалившагося отъ дѣлъ провинціальнаго стряпчаго, сэръ.

-- Очень можетъ быть; чтожъ дальше?

-- Я -- удалившійся отъ дѣлъ провинціальный стряпчій, сэръ. Вы изобразили его низкимъ человѣкомъ, сэръ. Вы черезъ всю свою книгу заставляете его заводить мелкія дрязги и ссоры. И даже разъ выводите его пьянымъ. Что вы хотѣли этимъ сказать?

-- Боже милостивый!-- засмѣялся Маркъ:-- неужели вы серьезно думаете, что я имѣлъ при этомъ въ виду именно васъ?

-- Совершенно серьезно, молодой человѣкъ,-- заскрежеталъ зубами м-ръ Гомпеджъ.

-- Нѣкоторые люди готовы найти личности у Эвклида,-- возразилъ Маркъ, вполнѣ овладѣвшій собой и котораго эта сцена начинала забавлять.-- Я думаю, что вы одинъ изъ нихъ, м-ръ Гомпеджъ. Повѣрите ли вы мнѣ, если я вамъ скажу, что эта книга была написана гораздо раньше, чѣмъ я имѣлъ удовольствіе впервые васъ встрѣтить.

-- Нѣтъ, сэръ, не повѣрю. Это мнѣ доказываетъ только то, что я зналъ раньше, что во всемъ этомъ дѣлѣ участвовало другое лицо. Вашъ дядюшка, вотъ кто, сэръ.

-- Неужели? однако онъ довольно чуждъ литературѣ вообще,-- замѣтилъ Маркъ.

-- Не настолько чуждъ, чтобы не написать пасквиль. Вашъ дядюшка прислалъ мнѣ эту книгу въ подарокъ, какъ первое произведеніе своего племянника. Я думалъ сначала, что онъ хочетъ помириться со мной, пока не раскрыть книги. Поглядите сэръ.

И старикъ дрожащими руками сталъ переворачивать страницы.

-- Вотъ мѣсто,-- гдѣ вашъ стряпчій замѣшанъ въ какихъ-то плутняхъ,-- подчеркнутое вашимъ милымъ дядюшкой! А вотъ въ другомъ мѣстѣ онъ съ кѣмъ-то подрался, опять подчеркнуто красными чернилами. Что вы на это скажете, сэръ?

-- Что я могу сказать?-- пожалъ плечами Маркъ.-- Ступайте къ дядѣ и воюйте съ нимъ. Если онъ такъ безразсуденъ, что оскорбилъ васъ, это не причина приходить вамъ сюда и ругать меня.

-- Вы такъ же виноваты, какъ и онъ. Я вызывалъ его въ судъ изъ-за того гуся и онъ это помнитъ. Вы тоже, помнится мнѣ, помогали ему въ томъ дѣлѣ. Ваша жертва, сэръ, никогда вполнѣ не могла оправиться послѣ того пассажа, никогда, если вамъ пріятно это слышать.

-- Пожалуйста, не называйте вашего гуся моей жертвою. Вы конечно мнѣ не повѣрите, но я такъ же неповиненъ въ томъ оскорбленіи, какъ и въ настоящемъ.

-- Я не вѣрю вамъ, сэръ. Я считаю, что изъ угожденія дядюшкѣ вы очернили мой характеръ. Нѣтъ словъ, чтобы описать такую низость.

-- Согласенъ съ вами. Еслибы я это сдѣлалъ, то вы были бы правы, но такъ какъ я вовсе не имѣлъ васъ въ виду, то знаете ли, м-ръ Гомпеджъ, я желалъ бы, чтобы вы оставили меня въ покоѣ.

-- Я ухожу, сэръ, я ухожу. Я все сказалъ. Вы не перемѣнили мое мнѣніе. Я не слѣпой, я видѣлъ, какъ вы измѣнились въ лицѣ при видѣ меня. Вы испугались меня: какая могла быть у васъ причина бояться меня?

Конечно Маркъ могъ бы удовлетворительно отвѣтить и на этотъ вопросъ, но это не поправило бы дѣла. А потому, подобно многимъ лучшимъ людямъ, онъ долженъ былъ допустить возникшее недоразумѣніе, хотя могъ бы однимъ словомъ разсѣять его. Правда и то, что молчаніе въ этомъ случаѣ нельзя было назвать ни дон-кихотскимъ, ни геройскимъ.

-- Я могу только повторить,-- возразилъ высокомѣрнѣйшимъ тономъ Маркъ,-- что когда эта книга была написана, я никогда васъ не видалъ и даже не слыхалъ о вашемъ существованіи. Если вы мнѣ не вѣрите, тѣмъ хуже для васъ.

-- Благодарите своего дядюшку и свое собственное поведеніе за то, что я вамъ не вѣрю, а я вамъ не вѣрю. Есть извѣстная манера играть словами, которая все прикрываетъ, а насколько я васъ знаю, вы вполнѣ способны на все такое. Я пришелъ, чтобы высказать вамъ, что я о васъ думаю и какъ намѣренъ поступить. Вы злоупотребляете талантомъ,-- дарованнымъ вамъ Богомъ, сэръ, нападая на человѣка, который ничего худого вамъ не сдѣлалъ. Вы подкупленный литературный убійца; вотъ какъ я о васъ думаю! Я не начну противъ васъ процесса, я не такъ глупъ. Еслибы я былъ моложе, то прибѣгнулъ бы въ хлысту, вмѣсто закона. Но въ мои года я долженъ оставить васъ безнаказаннымъ. Но только запомните мои слова: вы добромъ не кончите. Есть справедливость на землѣ, что бы ни говорили, и человѣкъ, начинающій свою карьеру какъ вы, будетъ наказанъ. Когда-нибудь, сэръ, вы будете изобличены! Вотъ все, что я имѣю вамъ сказать!

Онъ повернулся на каблукахъ и пошелъ къ двери, оставивъ Марка съ суевѣрной боязнью въ сердцѣ, вызванной послѣдними словами и досадой на Гольройда за то, что онъ подвергнулъ его всему этому.

-- Нужно опять прочитать эту анаѳемскую книгу!-- подумалъ онъ.-- Гольройдъ чего-добраго задѣлъ въ ней полъ-Лондона.

Кстати будетъ теперь замѣтить, что Винцентъ Гольройдъ былъ такъ же неповиненъ въ намѣреніи изобразить м-ра Гомпеджа въ своемъ романѣ, какъ и самъ Маркъ. Онъ слыхалъ про него отъ Лантгоновъ, но сходство между его воображаемымъ стряпчимъ и крестнымъ отцомъ Долли было ничтожное и совершенно случайное.

На слѣдующій день, когда Маркъ со страхомъ думалъ, что "Иллюзія" вся преисполнена личностями, тяжелые шаги раздались на лѣстницѣ и онъ съ ужасомъ подумалъ, что, быть можетъ, обиженный м-ръ Гомпеджъ вспомнилъ еще что-нибудь обидное и опять идетъ браниться съ нимъ.

Однако на этотъ разъ посѣтителемъ оказался м-ръ Соломонъ Лайговлеръ; онъ остановился въ дверяхъ, изобразивъ на своемъ лицѣ ободрительную, какъ онъ думалъ, улыбку, но благодаря недостаточной упругости его личныхъ мускуловъ, Маркъ не понялъ ея значенія.

-- О! это вы?-- горько сказалъ онъ.-- Милости просимъ, дядюшка. Вы объявили въ послѣдній разъ, какъ я васъ видѣлъ, что слова не скажете со мной во всю жизнь, но если вы передумали, то тѣмъ лучше. Вчера меня облаялъ вашъ пріятель Гомпеджъ, сегодня вашъ чередъ. Будете вы меня предавать анаѳемѣ стоя или сидя? Гомпеджъ совершилъ это, стоя.

-- Нѣтъ, нѣтъ, я совсѣмъ не затѣмъ пришелъ, мой другъ. Я вовсе не намѣренъ бранить тебя. Забудемъ прошлое. Маркъ, милый мой мальчикъ, я горжусь тобой!

-- Какъ? литераторомъ? Дорогой дядюшка, вы вѣрно нездоровы... или же разорились?

-- Я здоровъ, слава Богу, и не разорился. Но... я прочиталъ твою книгу, Маркъ.

-- Знаю. Гомпеджъ тоже прочиталъ,-- отвѣчалъ Маркъ.

Дядя Соломонъ ухмыльнулся.

-- Ты намекаешь на него въ своей книгѣ,-- сказалъ онъ.-- Когда я увидѣлъ, что тамъ фигурируетъ провинціальный стряпчій, я сказалъ себѣ: это навѣрное Гомпеджъ. И ты очень похоже изобразилъ его, скажу я тебѣ. Никогда не думалъ, что ты такъ порадуешь меня.

-- Но напрасно вы выразили свою радость, пославъ ему экземпляръ книги съ подчеркнутыми мѣстами.

-- Я боялся, что онъ иначе не прочтетъ ее.

-- Но извѣстно ли вамъ, что это называется диффамаціей?-- спросилъ Маркъ, желая попугать дядю, и, можетъ быть, и оттого, что слишкомъ смутно помнилъ, что въ законѣ называется этимъ именемъ.

-- Ну вотъ еще! Я ничего не писалъ, я только подчеркнулъ нѣкоторыя мѣста въ книгѣ. Развѣ это диффамація?

-- Придирчивый судья чего-добраго усмотритъ въ этомъ диффамацію и во всякомъ случаѣ, все это очень для меня непріятно. Мнѣ вовсе невесело было слушать его брань.

-- Гомпеджъ не станетъ больше судиться со мной. Съ него довольно. Не будь такимъ трусомъ и не падай духомъ. Ты самъ не знаешь, какъ ты угодилъ мнѣ. Это совсѣмъ измѣняетъ твое положеніе, юноша; знаешь ли ты это!

-- Вы ужъ разъ мнѣ это говорили.

-- Я говорилъ не въ этомъ смыслѣ. А теперь я доволенъ тобой и докажу тебѣ это. Каковы твои денежныя дѣла, ну-ка?

Маркъ уже чувствовалъ стѣсненіе въ деньгахъ и тревожился этимъ. Чекъ дядюшкинъ уже былъ весь истраченъ, а школьное жалованье далеко недостаточно для его роскошныхъ вкусовъ. Онъ получилъ большую сумму за "Иллюзію", но конечно не могъ тратить этихъ денегъ. Такъ низко онъ еще не упалъ, хотя въ сущности и не зналъ, что ему дѣлать съ этими деньгами. Конечно, онъ получитъ хорошій гонораръ за свои два романа, но это еще впереди, а тѣмъ временемъ расходы его возрасли вмѣстѣ съ новымъ образомъ жизни въ размѣрахъ, удивлявшихъ его самого, хотя онъ и не былъ изъ особенно экономныхъ.

Поэтому онъ далъ понять дядѣ, что хотя ожидаетъ уплаты крупной суммы, но въ настоящую минуту находится въ стѣсненныхъ обстоятельствахъ.

-- Зачѣмъ же ты не обратился но мнѣ!-- закричалъ дядя.

И совершенно на манеръ театральнаго дядюшки, вынулъ изъ кармана книжку съ чеками и написавъ кругленькую сумму, подалъ чекъ Марку, объявивъ, что это его жалованье за одну четверть года и что онъ будетъ получать его до тѣхъ поръ, пока будетъ дѣлать ему честь. Маркъ былъ сначала до того пораженъ, что не могъ почти благодарить дядю за такую неожиданную щедрость, а наивное довольство старика даже пристыдило его. Но онъ принудилъ себя поблагодарить его.

-- Ладно, ладно,-- замѣтилъ дядя.-- Я радъ помочь тебѣ. Я, какъ объяснялъ твоей матери на дняхъ, вовсе не раздѣляю ея односторонности и ограниченности во взглядахъ и если ты чувствуешь въ себѣ призваніе быть писателемъ, ну и пиши. Я ничего противъ этого не имѣю.

И послѣ многихъ такихъ рѣчей, дядюшка Соломонъ, убѣдивъ себя и чуть ли даже и самого племянника, что его взгляды были съ самаго начала такъ же широки и вовсе не измѣнились подъ вліяніемъ обстоятельствъ, ушелъ, оставивъ Марка размышлять объ этомъ новомъ поворотѣ колеса фортуны, благодаря которому онъ нажилъ отчаяннаго врага, но вмѣстѣ съ тѣмъ вернулъ могущественнаго покровителя, и обоихъ вполнѣ незаслуженно.

Теперь онъ довольно легко относился въ первому; покровитель былъ для него важнѣе врага. "Да и у кого нѣтъ враговъ",-- думалъ онъ.

Но только тѣ, у кого прошлое безупречно или, наоборотъ, слишкомъ замарано, могутъ съ покойнымъ равнодушіемъ относиться къ своимъ врагамъ и хотя Маркъ никогда не узналъ, какимъ образомъ непріязнь м-ра Гомпеджа повредила ему, но она не осталась безъ вліянія на его дальнѣйшую судьбу.