XXII.

Травля.

Каффинъ не безъ волненія поджидалъ прихода Марка Ашбёрна. Онъ сознавалъ, что, можетъ быть, стоитъ на порогѣ того покоя, гдѣ скрыта тайна жизни послѣдняго, и что, можетъ быть, сегодня же вечеромъ онъ получитъ ключъ отъ этого покоя. Онъ былъ слишкомъ остороженъ, чтобы дѣланъ поспѣшные выводы, и хотѣлъ, прежде чѣмъ дѣйствовать практически удостовѣриться въ нѣкоторыхъ фактахъ.

Тѣмъ временемъ, ничего не подозрѣвающій Маркъ готовился очень пріятно провести время. Написавъ отвѣтъ на записку Каффина, онъ встрѣтился съ Лангтонами, возвращавшимися изъ церкви, и они пригласили его на завтракъ. Долли стала во всѣмъ прежней Долли и позабыла о страхахъ, портившихъ ея невинную, ребяческую жизнь, а Мабель давала постоянно чувствовать Марку свою благодарность за его участіе въ этой счастливой перемѣнѣ. Все это привело его въ самое радужное настроеніе и, даже поднимаясь по столь знакомой ему лѣстницѣ и войдя въ прежнее помѣщеніе Гольройда, онъ ничего особеннаго не ощутилъ, тѣмъ болѣе, что комнаты были отдѣланы совсѣмъ за-ново.

Обѣдъ былъ на славу и Каффинъ любезно угощалъ гостя, все время думая: не начать ли травлю? но почему-то удерживался.

Наконецъ, поданъ былъ кофе и они развалились въ покойныхъ креслахъ съ сигарами въ зубахъ, Каффинъ нашелъ моментъ удобнымъ.

-- Мнѣ хочется,-- сказалъ онъ,-- поговорить съ вами о вашей книгѣ. О, я знаю, что вы этого не любите изъ ложной скромности, но мнѣ это все равно. Мнѣ не часто приходится обѣдать съ знаменитыми писателями и если вы не хотѣли, чтобы съ вами говорили о вашей книгѣ, то не должны были ее писать.

Маркъ къ этому времени уже достаточно быль обстрѣлянъ и такъ привыкъ къ Каффину, что совсѣмъ не испугался его словъ.

-- Что же вы хотите мнѣ сказать?-- спокойно спросилъ онъ.

-- Во-первыхъ, что я ее прочиталъ и не могу вамъ выразить, какъ она меня поразила.

-- Мнѣ очень пріятно, что она вамъ понравилась,-- сказалъ Маркъ.

-- Понравилась,-- повторилъ Каффинъ,-- любезный другъ, скажите, что она очаровала меня. Давно уже не случалось мнѣ читать ничего подобнаго. Сколько въ этой книгѣ мысли, чувства, страсти. Я завидую вамъ, что вы могли написать такую вещь. ("Надѣюсь, что это его пройметъ", подумалъ онъ).

-- О, что касается этого...-- сказалъ Маркъ, пожавъ плечами и не договоривъ, но нисколько, какъ замѣтилъ Каффинъ, не сконфузился.

-- Помните ли вы, -- продолжалъ Каффинъ,-- когда впервые вамъ пришла въ голову, главная мысль вашего романа?

Но и тутъ сорвалось. Маркъ давно уже нашелъ нужнымъ сфабриковать подробный разсказъ о томъ, когда и какимъ образомъ онъ задумалъ свой романъ.

-- Хорошо, я вамъ разскажу это,-- сказалъ онъ.-- Вы увидите, какъ странно иногда слагаются такія вещи. Какъ я гулялъ въ Палесъ-Гарденсъ и...

Тутъ онъ совершенно развязно разсказалъ исторію того, какъ онъ задумалъ "Иллюзію", и Каффинъ все время внутренно бѣсился.

"Ахъ ты, безсовѣстный шарлатанъ!-- думалъ онъ,-- каково же сидитъ, разсказываетъ эти вещи м_н_ѣ!"

Когда Маркъ кончилъ, онъ замѣтилъ;

-- Это очень интересно; вы позволите мнѣ при случаѣ разсказать его другимъ?

-- Разумѣется, голубчикъ,-- сказалъ Маркъ, снисходительно махнувъ рукой.

("Надо зайти въ нему съ другой стороной,-- подумалъ Каффинъ:-- онъ хитрѣе, чѣмъ я думалъ").

-- Я вамъ сообщу, какое странное замѣчаніе я слышалъ на дняхъ. Я разговаривалъ съ миссисъ Бисмутъ... вѣдь вы ее знаете, кажется? Она пишетъ повѣсти и драмы и читаетъ тьму тмьущую романовъ... ну, такъ вотъ она смазала, что ваша книга производитъ на нее такое впечатлѣніе, какъ будто бы ее ее писали два человѣка, а не одинъ; въ ней она нашла два разныхъ слога.

("Теперь я допытаюсь, въ чемъ штука", подумалъ онъ).

-- Васъ это, кажется, забавляетъ?-- прибавилъ онъ послѣ небольшой паузы.

Маркъ въ самомъ дѣлѣ забавлялся. Онъ разсмѣялся:

-- Миссисъ Бисмутъ прелестная женщина,-- сказалъ онъ,-- но пусть бы она почитала побольше или поменьше романовъ, прежде чѣмъ судить о слогѣ. Вы можете передать ей отъ меня, что въ моей книгѣ множество слоговъ, но за то одна общая мысль. Гдѣ у васъ спички?

("Не могу выпытать его,-- думалъ Каффинъ:-- какой онъ ловкій актеръ! И однако, еслибы я показалъ ему рукопись Гольройда? онъ бы другое запѣлъ! почеркъ Голройда ясенъ, какъ божій день. Но надо еще попытаться").

Онъ подошелъ въ камину, чтобы закурить сигару и для этого снялъ абажуръ съ одной изъ свѣчей и такъ подвинулъ ее, чтобы свѣтъ падалъ на лицо пріятеля, а затѣмъ, вертя въ рукахъ незакуренную папироску, внезапно проговорилъ:

-- Кстати: что такое Фладгэтъ толковалъ на прошлый разъ о томъ, что кто другой писалъ за васъ книгу?

На этотъ разъ ударъ былъ мѣтко направленъ. Маркъ сильно поблѣднѣлъ и привсталъ-было съ кресла, но опять откинулся въ него, рѣзко проговоривъ:

-- Фладгэтъ говорилъ это? Что онъ хотѣть сказать, чортъ бы его побралъ!.. Кто этотъ другой?

-- Ну, да вѣдь это было при васъ. Какой-то переписчикъ, кому вы дали переписать рукопись.-- Кровь усиленно прилила въ щекамъ Марка. "Какой онъ нервный глупецъ, однако"!

-- Охъ... да, охъ, этотъ переписчикъ!-- сказалъ онъ:-- помню теперь. Да, я до нелѣпости старался въ то время сохранить свое инкогнито и... и кромѣ того, мнѣ хотѣлось помочь одному бѣдняку, снискивавшему свое пропитаніе перепиской, и вотъ, понимаете...

-- Понимаю,-- отвѣчалъ Каффинъ.-- Какъ его зовутъ?

-- Какъ его зовутъ?-- повторилъ Маркъ, не приготовившійся къ такому вопросу, а потому сразу не нашёлся.-- Постойте; я, кажется, позабылъ. Помню, что его имя начинается съ Б... Броунъ, Брюнъ, что-то въ этомъ родѣ. Право, не помню. Дѣло въ томъ,-- прибѣгнулъ онъ въ отчаяніи къ самымъ живописнымъ подробностямъ,-- когда я его впервые увидѣлъ, бѣднякъ былъ въ ужасномъ состояніи, весь, понимаете, въ лохмотьяхъ, ну, я и подумалъ, что сдѣлаю доброе дѣло, давъ ему работу.

-- Понимаю, понимаю,-- повторилъ Каффинъ.-- Что, у него хорошій почеркъ? Я бы тоже могъ доставить ему работу, поручивъ переписывавъ роли.

-- О, онъ для этого не годится!-- теребилъ Маркъ не безъ тревоги:-- у него былъ очень плохой почеркъ.

-- Что жъ такое, для добраго вѣдь дѣла, понимаете,-- настаивалъ Каффинъ, внутренно наслаждаясь:-- чортъ побери, Ашбёрнъ, почему я не могу быть такимъ же сострадательнымъ человѣкомъ, какъ вы? Гдѣ живетъ этотъ человѣкъ?

-- Онъ... онъ эмигрировалъ. Вамъ трудненько было бы разъискать его.

-- Конечно, я въ этомъ увѣренъ.

Маркъ всталъ и подошелъ въ окну, чтобы освѣжиться. Онъ нѣкоторое время молча глядѣлъ въ темную улицу. Когда это ему надоѣло, онъ вернулся на свое мѣсто.

-- Вѣдь вы были большимъ другомъ Гольройда, Ашбёрнъ, не правда ли?-- снова приступилъ къ допросу Каффинъ.-- Не слыхали ли вы о томъ, что онъ занятъ однимъ большимъ сочиненіемъ? Говорилъ ли онъ вамъ, что онъ пишетъ книгу?

-- Никогда,-- сказалъ Маркъ,-- а... вамъ развѣ говорилъ?

-- Нѣтъ, тоже не говорилъ, но... вы, конечно, лучше его знали, чѣмъ я, и, быть можетъ, посмѣетесь надъ моими словами, но мнѣ всегда казалось, что онъ пишетъ романъ.

-- Романъ!-- повторилъ Маркъ. -- Гольройдь? Извините, дорогой Каффинъ, но въ самомъ дѣлѣ я не могу не разсмѣяться. Ваша мысль довольно забавна.

И онъ принялся громко хохоталъ, пока Каффинъ не замѣтилъ, съ нѣкоторымъ раздраженіемъ:

-- Конечно, вы знали его ближе, но все же я не думаю, что сказалъ такую нелѣпость.

Коффина бѣсило, что Маркъ можетъ думать, что проведетъ его, и ему захотѣлось поглубже запуститъ въ него булавку и поглядѣть, какъ того станетъ корчить.

-- Онъ былъ совсѣмъ не такого рода человѣкъ, чтобы писать романы,-- сказалъ Маркъ, насмѣявшись до-сыта:-- бѣдняга, отъ бы самъ посмѣялся надъ этой мыслью, какъ я я.

-- Но вашъ успѣхъ былъ бы ему пріятенъ, неправда ли,-- спросилъ Каффинъ.

Замѣчаніе это попало въ цѣль, какъ того и хотѣлъ его авторъ. На минуту у Марка занялся духъ; онъ могъ только вздохнутъ и на этотъ разъ отъ души; Коффинъ прикинулся, что принялъ этотъ вздохъ за выраженіе недовѣрья.

-- Неужели вы сомнѣваетесь въ этомъ?-- спросилъ онъ.-- Я увѣренъ, что Гольройдъ былъ бы такъ же доволенъ, какъ еслибы самъ написалъ эту книгу. Еслибы онъ вернулся назадъ, то вы увидѣли бы, что я правъ. Какая бы это была встрѣча, еслибы только она могла состояться.

-- Безполезно говорить объ этою,-- отвѣчалъ Маркъ довольно рѣзко.-- Гольройдъ умеръ, бѣдняга, схороненъ на днѣ индійскаго океана. Мы никогда его больше не увидимъ.

-- Кто знаетъ,-- настаивалъ Каффинъ, зорко слѣдя за Маркомъ,-- такія вещи бывали. Онъ можетъ еще вернуться и поздравить васъ съ успѣхомъ.

-- Что вы хотите сказать? Онъ утонулъ, говорю я вамъ, мертвые не возвращаются.

-- М_е_р_т_в_ы_е -- да,-- многозначительно замѣтилъ Каффинъ.

-- Вы не хотите сказанъ, что это... что онъ ж_и_в_ъ!

-- А что, еслибы я сказалъ, что да?-- спросилъ Каффинъ.-- Желалъ бы я знать, какъ вы это примете?

Еслибы него еще оставались какія-нибудь сомнѣнія, то впечатлѣніе, произведенное на Марка его словами, разсѣяло бы ихъ. Онъ, задыхаясь, упалъ на свое мѣсто и поблѣднѣлъ, какъ смерть. Потомъ, съ очевиднымъ усиліемъ, приподнялся, опираясь на ручки креселъ, и голосъ его былъ глухъ и прерывистъ, когда онъ наконецъ заговорилъ:

-- Что такое? вы что-нибудь слышали? нечему вы сразу не скажете? Скорѣе, скорѣе, говорите въ чемъ дѣло? Не играйте мною, прошу васъ.

Каффинъ почувствовалъ дикую радость, которую съ трудовъ подавилъ, но не могъ отказать себѣ въ удовольствіи помучить Марка еще немножко.

-- Не волнуйтесь такъ, другъ мой,-- спокойно оказалъ онъ:-- мнѣ не слѣдовало заговаривать съ вами объ этомъ.

-- Я вовсе не волнуюсь,-- отвѣчалъ Маркъ,-- я совсѣмъ спокоенъ... видите... говорите все, что вамъ извѣстно. Онъ... онъ могъ, значитъ... Вы слышали о немъ? я могу перенести это.

-- Нѣтъ, нѣтъ,-- успокоилъ Каффинъ,-- вы ошибаетесь, вы не должны питать лживыхъ надеждъ, Ашбёрнъ. Я ничего не слыхалъ о немъ. Вы сами знаете, что его не было ни въ одной изъ спасательныхъ лодокъ; нѣтъ никакой надежды на то, чтобы онъ былъ въ живыхъ.

Въ его разсчеты вовсе не входило слишкомъ напугать Марка и сразу дать ему понять, что онъ проникъ его тайну. Опытъ удался ему; онъ зналъ теперь все, что е у нужно, и этого было съ него пока довольно.

Лицо Марка сначала выразило успокоеніе, но затѣмъ снова омрачилось, когда онъ проговорилъ, почти шопотомъ:

-- Я думалъ, что... но зачѣмъ же вы толковали про мертвыхъ, которые не умерли, и про то, что они иногда возвращаются?

-- Не сердитесь, пожалуйста. Я не зналъ, что вы такъ его любите, иначе не сдѣлалъ бы этого. Помните, какой-то авторъ гдѣ-то говорить о томъ, какую холодную встрѣчу нашли бы мертвецы, еслибы были такъ неразумны, что вернулась бы назадъ. Я не помню въ точности словъ, но смыслъ тотъ. Ну, вотъ я и подумалъ, знаете ли, что еслибы бѣдный Гольройдъ вернулся, то обрадовался ли бы кто-нибудь ему, а такъ какъ вы были самымъ короткимъ его пріятелемъ, то я попробовалъ, какъ бы вы это приняли? Сознаюсь, что это было легкомысленно. Я никакъ не ожидалъ, что вы такъ близко примету это къ сердцу. Вѣдь вы побѣлѣли, какъ полотно, и дрожали съ ногъ до головы. Я, право, очень сожалѣю.

-- Это было не по-пріятельски съ вашей стороны,-- сказалъ Маркъ, приходя въ себя.--Очень тяжело для человѣка, если ему подадутъ надежду, что его пріятель, котораго онъ считалъ умершимъ, живъ, и потомъ вдругъ... ни не должны удивляться, что это такъ потрясло меня.

-- Я и не удивляюсь,-- отвѣчалъ Каффинъ,-- я вполнѣ это понимаю. Но, значитъ, онъ еще не совсѣмъ забытъ. Онъ нашелъ въ васъ друга, который все еще помнить его... хотя со времени его смерти прошло уже полгода. Многіе ли изъ насъ могутъ на это разсчитывать? Вы, значитъ, очень любили его?

-- Да, очень,-- съ тяжелымъ вздохомъ произнесъ эту ложь Маркъ,-- Я никого не могу больше такъ любить, какъ его.

("Какъ онъ славно, однако, притворяется,-- подумалъ Каффинъ: -- мнѣ будетъ очень занимательно его дразнить" ).

-- Можетъ быть,-- предложилъ онъ,-- для васъ было бы пріятно поговорить о немъ съ человѣкомъ, который его такъ же коротко зналъ, какъ и вы, хотя и не былъ такъ близокъ.

-- Благодарю,-- отвѣчалъ Маркъ,-- со-временемъ, пожалуй, но еще не теперь.

-- Хорошо, я не буду больше тревожить васъ, пока вы сами объ этомъ не заговорите; а теперь, скажите, вы простили меня?

-- Да, да, но мнѣ пора идти,-- объявилъ Маркъ.

Ужасъ, испытанный имъ въ теченіе этихъ нѣсколькихъ минутъ, когда онъ думалъ, что съ него готовятся сорвать маску, все еще не вполнѣ прошелъ и, идя домой, онъ жестоко казнился за то, что подвергъ себя такой страшной опасности, пока наконецъ не сообразилъ, что въ сущности ничего серьезнаго не случилось.

Что касается Каффина, то послѣ того, какъ самыя дикія мечты его о мести, осуществились, и онъ убѣдился, что онъ держитъ въ своихъ рукахъ средство отплатить Марку Ашбёрну сторицей, онъ почувствовалъ всю сладость своей власти надъ нимъ и единственнымъ терніемъ въ ней было то, что онъ еще не зналъ, какъ ему лучше воспользоваться своимъ открытіемъ. Въ настоящее время онъ рѣшилъ оставить пока Марка въ покоѣ и выждатъ болѣе благопріятной минуты для приведенія въ исполненіе своихъ мстительныхъ плановъ.