Въ Уокстуотерѣ.
Въ маленькой частной гостиной стариннаго, оштукатуреннаго зданія, не то мызы, не то деревенскаго трактира, извѣстнаго туристамъ подъ названіемъ "Столбовой гостинницы", въ Уэкстуотерѣ сидѣли разъ вечеромъ Гольройдъ и Каффинъ, недѣлю спустя послѣ пріѣзда ихъ на озёра. Оба были молчаливы, но молчаніе это отнюдь не было выраженіемъ безусловнаго взаимнаго пониманія, какъ это ясно вытекало изъ принужденныхъ замѣчаній, которыми они время отъ времени безуспѣшно старались прервать его. За это время оба порядкомъ успѣли надоѣсть другъ другу, и та слабая пріязнь, какая была между ними, совсѣмъ исчезла при ближайшемъ знакомствѣ. Днемъ они держались порознь по молчаливому соглашенію, такъ какъ природной лѣни Каффина было вполнѣ достаточно, чтобы удержать его отъ сопутствованія Винценту въ его дальнихъ прогулкахъ по горамъ, которыми онъ старался заглушить тоску, грызшую его; но, вечеромъ, такъ какъ гостинница была пуста въ это время года, они необходимо должна были оставаться въ обществѣ другъ друга и находили это достаточно несноснымъ.
Каждый день Гольройдъ рѣшалъ, что положитъ этому конецъ при первой же возможности, такъ какъ что-то невыразимое въ манерахъ Каффина все болѣе и болѣе его раздражало. Между тѣмъ, только политика удерживала Каффина отъ откровеннаго разрыва. И вотъ, въ то время какъ Гольройдъ разсѣянно глядѣлъ въ огонь, гдѣ трещали дрова, Каффинъ лѣниво перевертывалъ смятые листы книги, куда вносятъ имена посѣтителей, и гдѣ красовались обычныя краснорѣчивыя свидѣтельства возбуждающаго вліянія природы на умъ человѣческій. Дойдя до послѣдней страницы, гдѣ, вмѣстѣ съ похвалой живописности горъ, строго порицалось соленое масло отеля, онъ, зѣвая, захлопнулъ книгу.
-- Я буду живо чувствовать, какого шумнаго веселья я лишился, тогда вернусь обратно въ городъ,-- замѣтилъ онъ.
Гольройдъ ничего не отвѣтилъ, и такъ какъ Каффинъ косвенно желалъ уязвить его, то молчаніе еще сильнѣе раздосадовало его.
-- Не постигаю, почему они не несутъ мнѣ газеты,-- раздражительно проговорилъ онъ.-- Я приказалъ аккуратно каждый день приносить ее мнѣ, но никакъ не могу добиться, чтобы они это дѣлали. Я думаю, что даже и вы должны интересоваться тѣмъ, что происходить за предѣлами этой счастливой долины?
-- Не могу сказать, чтобы очень интересовался этимъ,-- отвѣчалъ Гольройдъ;-- я теперь привыкъ обходиться безъ газетъ.
-- Охъ!-- сказалъ Каффинъ съ легкой ироніей,-- у васъ одинъ изъ тѣхъ умовъ, которые могутъ быть превращаемы въ карманныя царства, въ случаѣ надобности. Но у меня нѣтъ такого ума. Я -- жалкое созданіе, и сознаюсь, что люблю знать, кто изъ моихъ друзей умеръ, прославился или женился... Въ особенности послѣднее. Знаете ли, Гольройдъ, я пойду и справлюсь насчетъ газеты. Вы не будете въ претензіи, если я васъ оставлю?
-- Нисколько; мнѣ здѣсь отлично.
-- Мнѣ не хочется оставить васъ безъ всякой пищи для вашего мощнаго ума,-- замѣнилъ онъ и вышелъ изъ комнаты.
Но почти тотчасъ же вернулся съ какимъ то журналомъ въ рукахъ.
-- Сейчасъ вспомнилъ, что у меня въ карманѣ пальто есть старый М. Rewiew; быть можетъ, вы его уже читали, но я на всякій случай принесъ его вамъ.
-- Очень вамъ благодаренъ,-- отвѣчалъ Винцентъ гораздо привѣтливѣе, чѣмъ говорилъ съ нимъ въ послѣднее время.
Онъ очень его не взлюбиль, но такое вниманіе съ его стороны пробудило въ немъ раскаяніе.
-- Можетъ быть, вы заглянете въ него,-- продолжалъ Каффинъ,-- вотъ возьмите.
-- Благодарю,-- отвѣчалъ Гольройдъ, не раскрывая журнала.-- Я загляну въ него потомъ.
"Чортъ знаетъ, что бы далъ, чтобы видѣть, какъ онъ станетъ его читать!" подумалъ Каффинъ, выходя за дверь. Но это было бы неосторожно съ моей стороны. Я вовсе не желаю, чтобы онъ зналъ, какую роль я игралъ во воемъ этомъ.
И ушелъ въ кухню, гдѣ сейчасъ же перезнакомился и передружился со всѣми окрестными фермерами и трактирщиками, собравшимися въ ней, послѣ дневной охоты на лисицъ въ горахъ. Винцентъ сидѣлъ у огня и чувствовалъ легкій ознобъ. Онъ простудился, гуляя въ горахъ подъ дождемъ, и теперь ему было лѣнь двинуться съ мѣста. Онъ раскрылъ журналъ, принееенннй ему Каффиномъ и лѣниво сталъ перелистывать его, какъ вдругъ статья объ одной новой книгѣ приковала, его вниманіе. Онъ поспѣшно прочиталъ, ее отъ начала до конца. Что его грезить онъ, или съ ума сходитъ? Какимъ, образомъ въ этой книгѣ, съ инымъ заглавіемъ и другого автора, онъ узнаетъ свое собственное произведеніе? Онъ увѣренъ въ этомъ. Эта книга, "Иллюзія" совсѣмъ тождественна и по содержанію, и по характерамъ дѣйствующихъ лицъ, даже имена тѣ же самыя съ той рукописью, которую онъ довѣрилъ Марку Ашбёрну и считалъ безнадежно забракованной. Если это была дѣйствительно его книга, то одна изъ завѣтнѣйшихъ его надеждъ не обманула его; его произведеніе съ жаромъ хвалили; критикъ говорилъ о томъ, что оно встрѣтило полный успѣхъ ...неужели еще не нее кончено для него въ жизни?
Ослѣпленный этимъ открытіемъ, Винцентъ въ первую минуту не обратилъ вниманія на детали. Онъ былъ слишкомъ взволнованъ, чтобы спокойно размышлять, и рѣшилъ одно:-- что не успокоится до тѣхъ поръ, пока не разузнаетъ, въ чемь дѣло. Очевидно, находясь здѣсь, онъ ничего не узнаетъ, а. потому доложилъ немедленно уѣхать въ городъ. Онъ тамъ увидится съ Маркомъ, если тотъ все еще въ Лондонѣ, и отъ него получитъ всѣ необходимыя свѣденія, какъ ему дѣйствовать... даже и теперь Винценту не приходило въ голову, что его другъ съигралъ съ нимъ такую вѣроломную штуку. Не довѣриться ли ему Каффину передъ отъѣздомъ? Но нѣтъ, ему не хотѣлось этого:-- онъ думать, что Каффинъ не интересуется этими вещами (и въ этомъ частномъ случаѣ, какъ мы знаемъ, былъ несправедливъ къ Каффину); онъ рѣшилъ ничего ему не говорить, кромѣ самаго необходимаго.
Онъ позвонилъ и приказалъ, чтобы завтра, рано поутру запрягли кабріолетъ -- отвезти его на желѣзную дорогу. Уложивъ свои вещи, онъ легъ спать, но не могъ уснуть и фантазировалъ насчетъ блестящаго будущаго, ожидающаго его.
Когда Каффинъ достаточно наговорился съ охотниками, онъ вернулся въ гостиную и былъ непріятно удивленъ тѣмъ, что Гельройдъ ушелъ уже спать и оставилъ журналъ на столѣ.
"Я завтра узнаю, читалъ ли онъ статью, сказалъ самому себѣ Каффинъ, и если не читалъ, то возьму на себя просвѣтить его". Но такъ какъ онъ имѣлъ привычку поздно вставалъ, то и проспалъ отъѣздъ Винцента и, сойдя внизѣ къ завтраку нашелъ на своемъ подносѣ записку отъ него: "Я вынужденъ уѣхать немедленно по важному дѣлу. Пытался разбудить васъ, чтобы объяснить вамъ, въ чемъ дѣло, но напрасно. Я бы не уѣхалъ такъ поспѣшно, если бы не крайняя необходимость. Но, полагаю, что вы безъ меня не соскучитесь".
Каффинъ быль сильно разочарованъ, такъ какъ заранѣе предвкушалъ удовольствіе наблюдать, какъ приметъ Винцентъ свое открытіе: однако, утѣшился; "въ сущности, думалъ онъ, не все ли равно; только одно дѣло могло заставить его уѣхать такъ внезапно. Чего онъ еще не знаетъ теперь, то узнаетъ очень скоро. Но что онъ сдѣлаетъ, когда все узнаетъ? Не удивлюсь, если онъ прямо отправится къ Марку. Право, мнѣ жаль этого бѣднаго Марка! Онъ когда-то съигралъ со мной плохую шутку, но я почти простилъ ему, и если бы не Мабель, то я думаю, что посадилъ бы милаго Винцента на корабль въ полномъ невѣденіи всего, что случилось, до такой степени надоѣлъ мнѣ этотъ милый Винцентъ! Но я долженъ сквитаться съ прелестной Мабель и, когда она узнаетъ, что связала жизнь свою съ шарлатаномъ,-- то, полагаю,-- это нѣсколько разстроитъ ее, въ особенности, если я скажу ей, что этимъ она мнѣ обязана! Право жаль, что я не могу присутствовать на первомъ представленіи этой комедіи. Она будетъ навѣрное восхитительна. Мнѣ жаль этого злополучнаго Марка, право жаль... пріятно думать, что ему я не сдѣлалъ никакого зла; онъ отнялъ у меня Мабель, а я помогъ ему получить ее. Я такъ и скажу ему, если онъ вздумаетъ упрекать меня".
Тѣмъ временемъ, Винцентъ ѣхалъ въ кабріолетѣ на станцію желѣзной дороги. Ночью выпалъ снѣгъ, и горы, возвышавшіяся по ту сторону озера, казались еще величественнѣе и грознѣе; ихъ обнаженныя мѣста рѣзкими, темными контурами вырѣзывались на синеватомъ снѣгѣ, лежавшемъ въ углубленіяхъ, а пики сверкали серебристымъ блескомъ на блѣдно-голубомъ небѣ. Воздухъ быль свѣжъ и чистъ. Винцентъ чувствовалъ, какъ онъ бодрить его. Онъ пріѣхалъ на станцію какъ разъ во-время, къ отходу поѣзда въ Лондонъ, и на первой же большой станціи купилъ "Иллюзію" (ему попалось первое изданіе) и сталъ читать съ болѣзненнымъ любопытствомъ, такъ какъ боялся, что ошибся; но, прочитавъ нѣсколько страницъ, убѣдился, что это его себсгвенвая книга. Тамъ и сямъ, правда, попадались: ему мѣста, которыхъ онъ не помнилъ, чтобы написалъ, и даже постояно противорѣчившихъ общему духу сочиненія, что это его наконецъ разсердило. При этомъ онъ замѣтитъ то, о чемъ не было упомянуто въ критической статьѣ, а именно: -- что книга издана какъ разъ той самой фирмой, которой онъ послалъ свою рукопись.
Но вѣдь Маркъ говорилъ ему, что Чильтонъ и Фладгетъ отвергли ее? Какъ примирить это съ исторіей о томъ, что рукопись случайно сгорѣла, послѣ того какъ была возвращена изъ редакціи? И почему заглавіе измѣнено?-- и кто такой этотъ Кириллъ Эрнстонъ, осмѣлившійся передѣлывать его книгу? Онъ какъ будто помнитъ это имя. Кажется, самъ Маркъ подписался такъ подъ статьей въ какомъ-то изъ журналовъ? Страшныя подозрѣнія закопошились у него въ мозгу, но онъ старался отогнать ихъ.
По пріѣздѣ въ Лондонъ, онъ немедленно отправился въ Кенснгтонъ-Паркъ-Гарденсъ, но никого тамъ не засталъ. Домъ былъ запертъ, и ему сообщили, что все семейство Лангтоновъ путешествуетъ за-границей. Марка онъ тоже не нашелъ на его прежней квартирѣ, гдѣ ему сказали, что онъ совсѣмъ сдалъ ее и уѣхалъ куда-то въ чужіе края.
Винцентъ рѣшился отправиться въ редакцію.
М-ръ Фладгэть самъ сошелъ къ нему въ маленькую пріемную, гдѣ когда-то дожидался Маркъ.
-- Вы желали меня видѣть?-- спросилъ онъ.
-- Вы издали книгу, подъ заглавіемъ "Иллюзія"; могу я узнать, кто ея авторъ; настоящее ли его имя Кириллъ Эрнстонъ, или это псевдонимъ.-- Брови м-ра Фладгэта сдвинулись, и вертикальная складка между ними рѣзче обозначилась.
-- Нѣсколько дней тому назадъ, я бы не считалъ себя вправѣ отвѣтить вамъ на этотъ вопросъ, но теперь... я полагаю, что вы желали бы видѣть м-ра Эрнстона?
-- О, да,-- отвѣчалъ Винцентъ.
-- Ну-съ такъ вамъ нѣтъ больше надобности справляться насчетъ его личности въ редакціи. Вотъ новое изданіе его книги, на заглавномъ листѣ вы найдете то, что вамъ требуется.
Рука Винцента дрожала, когда она бралъ книгу. Онъ раскрылъ ее и понялъ все. Его худшія подозрѣнія оправдались.
-- Такъ это Маркъ,-- проговорилъ онъ вполголоса.
-- Ахъ! такъ вы знаете его?-- спросилъ, улыбаясь м-ръ Фладгэтъ.
-- Я былъ его стариннѣйшимъ пріятелемъ,-- все еще вполголоса произнесъ Винцентъ.
-- И подозрѣвали, кто это онъ?-- продолжалъ издатель, не особенно наблюдательный человѣкъ.
-- Онъ принялъ всѣ мѣры, чтобы провести меня.
-- Да; онъ хорошо хранилъ свою тайну. Но теперь рѣшился обнаружить ее. Блестящій молодой человѣкъ. Очень радъ, что вы его старинный пріятель.
-- Да, имѣю это счастіе,-- мрачно ухмыльнулся Винцентъ.
-- И желали бы, натурально, поздравить его съ успѣхомъ?
-- Желалъ бы высказать ему то, что я о немъ думаю.
-- Прекрасно; у меня есть гдѣ-то его адресъ. Я еще на-дняхъ получилъ отъ него письмо... куда я его положилъ... да, вотъ оно. "Гостинница Рейнскій водопадъ, Большой-Лауфингенъ, Швейцарія"; если вы немедленно напишете своему другу, то письмо ваше застанетъ его тамъ.
Винцентъ взялъ адресъ и немедленно самъ пустился въ путь.
Оставивъ багажъ на станціи, онъ пошелъ пѣшкомъ въ гостинницу Рейнскій водопадъ, чтобы справиться о Маркѣ. Переходя черезъ мостъ, онъ быль пораженъ красотой окружающей природы и остановился полюбоваться видомъ. Его вывелъ изъ этого созерцанія тихій и дрожащій голосъ, назвавшій его по имени, и при звукахъ котораго вся кровь бросилась ему въ лицо. Онъ обернулся и увидѣлъ Мабель Лангтонъ.
-- Винцентъ!-- вскрикнула она,-- неужели это вы?-- вы вернулись къ намъ... или я брежу?
Онъ встрѣтилъ ее наконецъ и въ такомъ мѣстѣ, гдѣ ничего не ожидалъ кромѣ горя и ссоры... она не забыла его; веселый блескъ ея главъ говорилъ ему это, и великая, радостная надежда ожила въ его сердцѣ.
Въ ея присутствіи онъ позабылъ о своихъ неудачахъ, позабылъ о цѣли своего пріѣзда сюда, все прошлое показалось ему мелкимъ и ничтожнымъ, самая слава представилась чистѣйшими пустяками. Онъ взялъ ея маленькія, затянутыя въ перчатки, ручки и стоялъ, любуясь милымъ личикомъ, неотступно мерещившимся ему во время долгаго изгнанія.
-- Слава Богу!-- пробормоталъ онъ,-- на этотъ разъ это не грёза!