XXVII.

На палубѣ "Короманделя".

Было еще совсѣмъ темно, когда на слѣдующее утро стукъ сапогами въ дверь пробудилъ Марка къ тяжкому сознанію предстоявшей ему непріятной обязанности. Онъ одѣлся при свѣчахъ, спустился по безлюдной лѣстницѣ, зашелъ въ кофейную за шляпой и пальто, которые тамъ оставилъ, и вышелъ на улицу. Тѣмъ временемъ уже разсвѣло и небо было мрачно сѣраго цвѣта, съ проблесками на горизонтѣ бурныхъ, желтыхъ полосъ. Улицы были пустынны и изрѣдка развѣ попадался какой-нибудь ремесленникъ, спѣшившій на работу. На пристани стояла кучка людей, очевидно прибывшихъ сюда затѣмъ же, зачѣмъ и Маркъ, но гораздо болѣе веселыхъ. Ихъ веселость непріятно подѣйствовала на него и онъ сталъ поодаль, у двухъ небольшихъ пароходиковъ.

Пришелъ корабельный агентъ, и Маркъ сѣлъ на одинъ изъ пароходиковъ, который и отвезъ его на "Коромандель". Подходя къ кораблю, Маркъ поглядѣлъ, не увидитъ ли Гольройда въ числѣ пассажировъ, стоявшихъ на палубѣ, но его тамъ не было. Поднявшись на палубу, онъ послѣдовалъ за толпой внизъ, въ столовую, гдѣ буфетчикъ накрывалъ завтракъ, но и тамъ Гольройда не оказалось. Маркъ насилу пробрался сквозь суетившуюся вокругъ него толпу людей и подошелъ въ буфетчику. Да, на кораблѣ находился джентльменъ, по имени Гольройдъ; онъ, кажется, здоровъ, насколько буфетчикъ могъ судить, хотя казался очень больнымъ, когда сѣлъ на корабль; теперь онъ въ своей каютѣ, собираетъ багажъ, чтобы высадиться на берегъ, но онъ сейчасъ былъ на палубѣ. Полу-довольный, полу-недовольный этой отсрочкой, Маркъ вышелъ изъ столовой, поднялся на палубу и простоялъ нѣсколько минутъ, разсѣянно глядя на происходившую вокругъ него суету, какъ вдругъ услышалъ за спиной хорошо знакомый голосъ, радостно кричавшій: -- Маркъ, дружище, такъ ты все-таки пріѣхалъ, я боялся, что ты найдешь, что не стоитъ труда безпокоиться. Не могу выразить, какъ я радъ тебя видѣть!..-- и Маркъ съ виноватымъ лицомъ повернулся въ человѣку, котораго обидѣлъ.

"Очевидно, онъ ничего не знаетъ, иначе, не встрѣтилъ бы меня такъ", подумалъ Маркъ и судорожно сжалъ протянутую, ему руку; лицо его было бѣло, какъ бумага, губы дрожали и онъ не могъ говорить.

Такое неожиданное волненіе съ его стороны тронуло Гольройда, и онъ ласково потрепалъ его по плечу.

-- Понимаю, дружище, ты думалъ, что я утонулъ? Ну вотъ, однако, мы опять встрѣтились, и повѣрь, что я этому еще больше радъ, чѣмъ ты.

-- Я не ожидалъ больше видѣть тебя,-- проговорилъ Маркъ, когда обрѣлъ даръ слова,-- и теперь просто не вѣрю своимъ глазамъ.

-- Однако, я самъ своей персоной стою передъ тобой; какъ былъ, такъ и остался.

Въ сущности онъ очень перемѣнился; обросъ бородой, загорѣвшее, подъ вліяніемъ цейлонскаго солнца, лицо было худо, морщинисто, утратило прежнее мечтательное выраженіе, и когда онъ не улыбался, то казался угрюмѣе и рѣшительнѣе, чѣмъ былъ прежде; да и въ манерахъ его Маркъ нашелъ какую-то непривычную твердость и рѣшимость.

На пароходѣ, знакомые, которыхъ пріобрѣлъ Гольройдъ во время пути, не позволили Марку переговорить съ нимъ по душѣ, и даже тогда, когда они высадились на берегъ и прошли черезъ таможенное чистилище, Маркъ не воспользовался случаемъ объясниться. Онъ зналъ, что рано или поздно долженъ будетъ говорить, но не спѣшилъ съ этимъ.

-- Гдѣ ты думаешь остановиться?-- спросилъ онъ Гольройда на лондонской станціи въ ожиданіи поѣзда, такъ какъ настоялъ, чтобы они тотчасъ же ѣхали въ Лондонъ, не отдыхая въ Плимутѣ, какъ это предлагалъ Маркъ.

-- Не знаю самъ, вѣроятно, въ ближайшей гостинницѣ.

-- Нѣтъ, не ѣзди въ гостинницу, остановись лучше у меня,-- предложилъ Маркъ.

Онъ думалъ, что такимъ образомъ ему легче будетъ приступить въ своей исповѣди.

-- Благодарю,-- отвѣчалъ Гольройдъ съ признательностью,-- ты очень добръ, милѣйшій, что предлагаешь мнѣ это. Хорошо, я остановлюсь у тебя, но... есть одинъ домъ, куда мнѣ надо немедленно отправиться по пріѣздѣ въ Лондонъ; ты вѣдь не разсердишься, если я на часокъ-другой оставлю тебя.

Маркъ вспомнилъ, что говорилъ Каффинъ.

-- Завтра успѣешь,-- нервно замѣтилъ онъ.

-- Нѣтъ,-- нетерпѣливо отвѣтилъ Гольройдъ: я не могу ждать. Не смѣю. Я и то пропустилъ слишкомъ много времени... ты поймешь это, Маркъ, когда я объясню тебѣ, въ чемъ дѣло. Я не могу успокоиться, пока не узнаю, есть ли хоть какой-нибудь шансъ для меня на счастье, или же я опоздалъ и долженъ проститься съ своей мечтой.

Въ письмѣ, попавшемъ въ руки Каффина, Гольройдъ признавался Мабель въ любви, которую такъ долго скрывалъ. Онъ просилъ ее не рѣшаться слишкомъ поспѣшно. Объявлялъ, что будетъ ждать отвѣта и не будетъ торопить ее. Быть можетъ, ему самому хотѣлось какъ можно долѣе сохранять надежду, чтобы сдѣлать сноснѣе время своего изгнанія. Но затѣмъ онъ заболѣлъ и долго прохворалъ; а затѣмъ умеръ его отецъ, и ему пришлось хлопотать сначала о наилучшемъ устройствѣ своего помѣстья, а затѣмъ о наивыгоднѣйшей его продажѣ. Теперь онъ ѣхалъ, чтобы узнать ея рѣшеніе.

-- Не можешь ли ты сказать мнѣ ея имя?-- спросилъ Маркъ въ смертельномъ страхѣ отъ того, что онъ предчувствовалъ.

-- Развѣ я тебѣ никогда не говорилъ о Лангтонахъ? Кажется мнѣ, что говорилъ. Ну, такъ это миссъ Лангтонъ. Ее зовутъ Мабель,-- съ нѣжностью произнесъ онъ имя любимой дѣвушки.-- Со временемъ, если все окончится благополучно, я надѣюсь тебя съ нею познакомить. Впрочемъ, твоя фамилія ей знакома. У ней братишка учится въ школѣ св. Петра; я тебѣ этого не говорилъ?

-- Никогда,-- отвѣчалъ Маркъ.

Онъ находилъ, что судьба слишкомъ къ нему жестока; до этой минуты онъ честно хотѣлъ во всемъ сознаться; онъ думалъ вымолить себѣ прощеніе, именно ссылаясь на свою близкую женитьбу. Но могъ ли онъ это сдѣлать теперь? какую жалость встрѣтитъ онъ въ соперникѣ? Онъ погибъ, если будетъ такъ глупъ, что дастъ Гольройду оружіе противъ себя; онъ погибъ во всякомъ случаѣ потому, что не долго можетъ утаить это оружіе отъ него; еще цѣлыхъ четыре дня до свадьбы -- времени слишкомъ довольно для того, чтобы мину взорвало! Что ему дѣлать? Какъ обмануть, какъ отдѣлаться отъ Гольройда, пока онъ не успѣлъ повредить ему? Онъ вспомнилъ о предложеніи Каффина. Нельзя ли воспользоваться желаніемъ Каффина найти дорожнаго спутника? Если Каффину хочется ѣхать на озера съ Гольройдомъ, то почему не предоставить ему этого? Это средство довольно безнадежное, но единственное, которое у него оставалось. Если оно не удастся -- онъ пропалъ. Если удастся, то во всякомъ случаѣ Мабель будетъ его женой. Рѣшеніе было принято въ ту же минуту, и онъ приступилъ въ его выполненію съ такой ловкостью, что самъ горестно удивится тому, съ какимъ совершенствомъ можетъ разыгрывать Іуду предателя.

-- Естати,-- сказалъ онъ,-- мнѣ сейчасъ пришло въ голову слѣдующее. Гарольдъ Каффинъ -- мой большой пріятель. Я знаю, что онъ будетъ радъ видѣть тебя и онъ можетъ сказать тебѣ то, что ты желаешь узнать о Лангтонахъ. Я часто слышу отъ него про нихъ. Если хочешь, я пошлю ему телеграмму, съ просьбой встрѣтить насъ на моей квартирѣ!

-- Отличная мысль!-- вскричалъ Гольройдъ.-- Каффинъ навѣрное все знаетъ. Пошли ему телеграмму.

-- Постой здѣсь и стереги поѣздъ,-- сказалъ Маркъ, поспѣшая на телеграфъ въ то время, какъ Гольройдъ подумалъ, какимъ заботливымъ и внимательнымъ сталъ его прежній эгоистъ-пріятель. Маркъ послалъ телеграмму, оканчивавшуюся словами:-- Онъ ничего еще не знаетъ. Я предоставляю вамъ видѣться съ нимъ.

Когда Маркъ вернулся, то увидѣлъ, что Гольройдъ занялъ свободное отдѣленіе въ поѣздѣ, готовившемся отъѣхать, и сѣлъ въ вагонъ съ тяжелымъ предчувствіемъ всей трудности такого продолжительнаго путешествія вдвоемъ съ Гольройдомъ. Онъ попытался избѣжать разговора, закрывшись листомъ мѣстной газеты, въ надеждѣ, что при первой же остановкѣ къ нимъ подсядутъ еще пассажиры. Онъ читалъ газету, пока одинъ параграфъ, извлеченный изъ лондонскихъ газетъ, не привлекъ его вниманія. "Мы слышали,-- говорилось въ этомъ параграфѣ,-- что новый романъ автора "Иллюзіи" м-ра Кирилла Эрнстона (или, вѣрнѣе сказать, м-ра Марка Ашбёрна, какъ онъ самъ объявилъ) выйдетъ въ началѣ весны и что это новое произведеніе затмить прежнее". То была обычная реклама, хотя Маркъ принялъ ее за серьезное предсказаніе и въ другое время она наполнила бы его преждевременнымъ торжествомъ. Но теперь онъ въ ужасѣ подумалъ: что если и въ газетѣ Гольройда стоить то же самое? Или вдругъ онъ пожелаетъ заглянуть въ газету Марка? Во избѣжаніе послѣдняго онъ скомкалъ газету и вышвырнулъ ее въ окно. Но попалъ изъ огня въ полымя, потому что Гольройдъ принялъ это за знакъ, что его спутникъ готовъ разговаривать, и положилъ газету, которую дѣлалъ видъ, что читаетъ.

-- Маркъ,-- началъ онъ съ легкимъ колебаніемъ, и тотъ тотчасъ же догадался по звуку его голоса, что сейчасъ наступить то, чего онъ боялся пуще всего; онъ не зналъ, что онъ отвѣтитъ, зналъ только, что будетъ врать и врать жестоко. Маркъ,-- повторилъ Гольройдъ,-- мнѣ не хотѣлось тебѣ надоѣдать, и я ждалъ, что ты самъ заговоришь объ этомъ, но такъ какъ ты молчишь, то... не знаешь ли, какая судьба постигла мои романъ? Не бойся сказать мнѣ правду.

-- Я... я не могу сказать этого тебѣ!-- отвѣтилъ Маркъ, глядя въ окно.

-- Но вѣдь я и не жду ничего хорошаго, я никогда и не возлагалъ особенныхъ надеждъ, и если былъ честолюбивъ, то не для себя, а для нея. Скажи все безъ утайки.

-- Помнишь... что случилось съ первымъ томомъ "Французской революціи"?-- началъ Маркъ.

-- Продолжай,-- замѣтилъ Гольройдъ.

-- Книга... твоя книга, хочу я сказать (Маркъ забылъ ея первое заглавіе) сгорѣла.

-- Гдѣ? въ редакціи? они тебя объ этомъ извѣстили? Но прочитали ли они ее?

Маркъ чувствовалъ, что почва колеблется подъ его ногами.

-- Нѣтъ... не въ редакціи.. у меня на квартирѣ.

-- Значитъ, ее вернули изъ редакціи?

-- Да, вернули и безъ всякихъ объясненій. А квартирная служанка вообразила, что это ненужная бумага и растопила ею каминъ.

Маркъ Ашбёрнъ лгалъ по вдохновенію, какъ съ нимъ это всегда бывало до послѣдней минуты онъ все воображалъ, что сознается въ правдѣ, и теперь ненавидѣлъ себя за это новое предательство, но оно пока спасло его и онъ за него уцѣпился.

-- Я думалъ, что ты съумѣешь сберечь мою книгу,-- сказалъ Гольройдъ: -- еслибы ты... но, нѣтъ, я не хочу упрекать тебя. Я вижу, что ты и безъ того сильно этимъ разстроенъ. И кромѣ того, не все ли равно... книгу забраковали... служанка только ускорила ея участь. Карлейль вновь написалъ свою книгу, но я, конечно, не Карлейль! Не будемъ больше говорить объ этомъ, дружище.

Маркъ почувствовалъ такія угрызенія совѣсти, что готовъ былъ во всемъ сознаться. Но Гольройдъ отвернулся и глядѣлъ въ окно, а лицо его было такъ мрачно, что Маркъ не посмѣлъ раскрыть ротъ. Онъ чувствовалъ, что теперь все зависитъ отъ Каффина. Исподтишка поглядывая на Гольройда, онъ думалъ, какими жестокими упреками разразятся эти твердо сжатыя губы; какъ презрительно и злобно засверкаютъ эти печальные, добрые глаза и опять пожелалъ, чтобы крушеніе поѣзда спасло его отъ той гадкой путаницы, въ какую онъ залѣзъ. Путешествіе, наконецъ, окончилось и они поѣхали на квартиру Марка. Винцентъ былъ молчаливъ. Несмотря на свое философское поведеніе, въ душѣ ему было очень горько. Онъ возвращался домой съ надеждой на литературную карьеру и ему тяжело показалось въ первую минуту отказаться отъ нея. Былъ уже довольно поздній часъ дня, когда они пріѣхали на квартиру Марка, гдѣ ихъ встрѣтилъ Каффинъ; онъ радостно привѣтствовалъ Гольройда и его радушіе нѣсколько развеселило послѣдняго. Такъ пріятно бываетъ, когда васъ не забыли и такъ рѣдко приходится это видѣть. Когда Винцентъ пошелъ въ спальню переодѣться, Каффинъ повернулся къ Марку. На его лицѣ выражалрсь лукавство не безъ примѣси нѣкотораго восхищенія.

-- Я получилъ вашу телеграмму,-- сказалъ онъ.-- Итакъ вы... вы рѣшаетесь, наконецъ, разстаться съ нимъ.

-- Я думалъ о томъ, что вы говорили, и... и онъ мнѣ сказалъ нѣчто такое, благодаря чему ему было бы особенно тягостно, да и для меня также, еслибы онъ остался.

-- Вы, значитъ, ничего ему не говорили?

-- Ничего.

-- Значитъ, я увезу его съ собой на озера; предоставьте мнѣ дѣйствовать.

Былъ ли Маркъ удивленъ такимъ усердіемъ Гарольда Каффина? Если и былъ, то оно было слишкомъ для него выгодно, чтобы онъ сталъ допытываться до его причины. Каффинъ былъ его пріятель и догадался, что возвращеніе Гольройда было да него неудобно. По всей вѣроятности, онъ зналъ о безнадежной любви Винцента къ Мабель и кромѣ того ему не хотѣлось ѣхать одному на озера. Такихъ мотивовъ было вполнѣ достаточно. Вскорѣ Гольройдъ пришелъ къ нимъ въ гостиную. Каффинъ послѣ новыхъ изъясненій въ испытываемой имъ радости отъ того, Что онъ снова видитъ Гольройда, и заботливыхъ разспросовъ объ его здоровьѣ, сразу приступилъ въ своей цѣли и сталъ звать Гольройда съ собой на озера.

-- Лондонъ -- убійственный городъ въ это время года,-- говорилъ онъ -- а вы смотрите не особенно здоровымъ человѣкомъ. Горный воздухъ принесетъ вамъ много пользы; поѣдемте завтра со мной, у васъ багажъ не распакованъ, и мы отлично проведемъ, время.

-- Я въ этомъ увѣренъ,-- отвѣчалъ Гольройдъ,-- и еслибы меня ничто не удерживало въ Лондонѣ... но я еще не видалъ Лангтоновъ, знаете... и... кстати не можете ли вы мнѣ сказать, гдѣ они теперь. Они, вѣроятно, еще не уѣхали?

-- Вотъ вы мнѣ и попались!-- засмѣялся Каффинъ:-- если Лангтоны -- единственное препятствіе къ вашему отъѣзду, то вы можете уѣхать по той причинѣ, что и они находятся гдѣ-то за границей.

-- Всѣмъ семействомъ?

-- Да; даже отецъ уѣхалъ.

-- Вы не знаете, скоро они вернутся?

-- Не знаю; вѣроятно, послѣ свадьбы Мабель.

Маркъ затаилъ дыханіе; что-то скажетъ дальше Каффинъ. Винцентъ измѣнился въ лицѣ.

-- Значитъ, Мабель... миссъ Лангтонъ выходитъ замужъ?-- спросилъ онъ до странности покойнымъ тономъ.

-- Именно, и въ своемъ родѣ дѣлаетъ блестящую партію; женихъ ея не богатъ, но талантливый литераторъ, имѣющій уже нѣкоторую извѣстность, какъ разъ подходящій человѣкъ для такой дѣвушки, какъ она. Вы развѣ объ этомъ не слышали?

-- Нѣтъ,-- отвѣчалъ Гольройдъ, не безъ неловкости. Онъ стоялъ отвернувшись отъ обоихъ пріятелей и опершись локтемъ на каминъ.-- Не знаете, какъ его фамилія?

-- Право, позабылъ; Ашбёрнъ, не помните ли вы?

-- Я!-- закричалъ Маркъ, вздрагивая:-- нѣтъ... я... не знаю.

-- Ну,-- продолжалъ Каффинъ,-- это невозможно. Говорятъ однако, что она чертовски въ него влюблена. Не могу представить себѣ гордячку миссъ Мабель чертовски влюбленной въ кого-нибудь. Но такъ говорятъ. Ну, что-жъ, Гольройдъ, возвращаясь къ нашему разговору, имѣете вы еще какія-нибудь причины оставаться въ Лондонѣ?

-- Никакихъ,-- отвѣчалъ Гольройдъ съ горькой нотой въ голосѣ.

-- Значитъ, вы ѣдете со мной? Я уѣзжаю завтра поутру. Это для васъ удобно?

-- Вы очень любезны, что приглашаете меня; но я не хотѣлъ бы такъ скоро бросить Ашбёрна. Онъ былъ такъ добръ, что пріѣхалъ ко мнѣ на встрѣчу; такъ я говорю, Маркъ?

Каффинъ не могъ не улыбнуться.

-- Да развѣ онъ вамъ не говорилъ, что самъ уѣзжаетъ заграницу черезъ день или два?

Винцентъ оглянулся на Марка. Тотъ стоялъ какъ олицетвореніе замѣшательства и стыда.

-- Я вижу,-- проговорилъ Винцентъ измѣнившимся голосомъ,-- что могу только помѣшать своимъ присутствіемъ.

Маркъ ничего не сказалъ... Онъ не могъ ничего сказать.

-- Хорошо, Каффинъ, я поѣду съ вами. На озера, такъ на озера, мнѣ все равно, гдѣ ни провести то короткое время, что я пробуду въ Англіи.

-- Развѣ вы не совсѣмъ вернулись?-- освѣдомился Каффинъ.

-- Совсѣмъ? нѣтъ... и не думалъ,-- отвѣтилъ съ горечью Гольройдъ.-- Жизнь въ жаркомъ климатѣ разстроила мое здоровье, какъ видите, и я долженъ вернуться обратно.

-- На Цейлонъ?-- вскричаль Маркъ, въ которомъ вдругъ ожила надежда. "Неужели возможно, что эта грозная туча пронесется мимо, не только на время, но и навсегда"?

-- Куда-нибудь, не все ли равно,-- отвѣчалъ Гольройдъ.