Нечего и говорить, что нѣтъ ни одного выдающагося подвига, который бы не былъ совершенъ по моему внушенію, -- нѣтъ ни одного сколько-нибудь заслуживающаго вниманія искусства, которое бы было Воина, изобрѣтено безъ моего содѣйствія. Не есть ли война разсадникъ и источникъ всяческихъ достохвальныхъ дѣяній? Однако, что можетъ быть глупѣе, какъ изъ-за какихъ бы тамъ ни было причинъ -- вступать въ такого рода состязаніе, въ которомъ обѣ стороны всегда теряютъ болѣе, чѣмъ выигрываютъ? Но, оставляя въ сторонѣ выбывшихъ изъ строя, я васъ спрошу вотъ о чемъ: когда оба закованные въ желѣзо непріятельскіе отряды стоятъ выстроившись въ боевомъ порядкѣ другъ противъ друга, и воздухъ огласился хриплыми звуками сигнальныхъ рожковъ, -- скажите, какой толкъ въ эту минуту въ этихъ умникахъ, истощенныхъ умственными занятіями, съ ихъ разжиженною и охолодѣвшею кровью? Тутъ нужны здоровяки, крѣпыши, -- поменьше ума, да побольше лихости! Врядъ ли какой генералъ пожелалъ бы имѣть солдатомъ Демосѳена, который, слѣдуя совѣту Архилоха, едва завидѣлъ издали непріятеля, какъ бросилъ свой щитъ и давай Богъ ноги... Прекрасный ораторъ, что и говорить, но солдатъ -- изъ рукъ вонъ плохой! Но, возразятъ мнѣ, въ войнѣ важное дѣло смѣтливость. Спору нѣтъ: только смѣтливость-то тутъ нужна военная, а не какая-нибудь тамъ философскяя. Это благородное дѣло -- война -- ведется, вѣдь, не кабинетными учеными и философами, а бездомными прихлебателями, торговцами живымъ товаромъ, рыцарями большой дороги, кандидатами на висѣлицу, мужланами сиволапыми, дураками набитыми, должниками неоплатными и прочимъ отребіемъ рода человѣческаго {Наемныя войска вербовались изъ разнаго сброда.}.