Отецъ Амаро вернулся домой въ ужасномъ состояніи.
-- Что мнѣ дѣлать теперь?-- спрашивалъ онъ себя, и сердце его сжималось отъ волненія.
Надо было прежде всего уѣхать отъ сеньоры Жоаннеры на другую квартиру. Нельзя было оставаться жить подъ одною крышею съ дѣвушкой, послѣ того, что случилось.
Онъ видѣлъ, правда, что Амелія не разсердилась на него. Можетъ быть, она сдержала свой гнѣвъ изъ уваженія къ его сану или изъ вниманія къ нему, какъ къ другу каноника. Но она могла, разсказать все матери или Жоану Эдуардо. Какой ужасъ! Это пахло большимъ скандаломъ, можетъ быть даже переводомъ въ деревенскій приходъ. Что сказала бы графиня де-Рибамаръ?
Амаро рѣшилъ переговорить съ каноникомъ Діасъ. При своемъ слабомъ характерѣ онъ чувствовалъ во всѣхъ трудныхъ случаяхъ потребность обратиться за помощью къ чужой волѣ. Кромѣ того, ему было бы трудно найти себѣ квартиру и прислугу безъ содѣйствія каноника, знавшаго Лерію, какъ свои пять пальцевъ.
Придя къ Діасу, онъ засталъ его въ столовой. Старикъ сидѣлъ у стола въ покойномъ креслѣ съ молитвенникомъ на колѣняхъ и дремалъ. Услышавъ шаги Амаро, онъ лѣниво пріоткрылъ, глаза и пробормоталъ:
-- Я, кажется, заснулъ слегка.
-- Я зашелъ къ вамъ по дѣлу...-- началъ Амаро.
-- А славнымъ обѣдомъ угостилъ насъ аббатъ,-- перебилъ его каноникъ и забарабанилъ пальцами по молитвеннику.
-- Знаете, отецъ-наставникъ,-- сказалъ Амаро и чуть было не добавилъ:-- со мною случилось нѣчто ужасное,-- по удержался и сказалъ вмѣсто этого:-- сегодня я чувствую себя прекрасно, но послѣднее время мнѣ все что-то нездоровилось...
-- Вы дѣйствительно блѣдноваты, голубчикъ,--отвѣтилъ каноникъ, пристально разглядывая его.-- Примите-ка разокъ слабительнаго.
Амаро помолчалъ нѣсколько времени, уставившись на слабое пламя лампы.
-- Знаете, я собираюсь перемѣнить квартиру.
Каноникъ поднялъ голову и поглядѣлъ на него та недоумѣніи.
-- Перемѣнить квартиру? А почему?
Отецъ Амаро подвинулъ свой стулъ ближе къ канонику и заговорилъ тихимъ голосомъ:
-- Видите ли, мнѣ приходитъ въ голову, что неловко жить въ домѣ, гдѣ есть молодая дѣвушка...
-- Что за ерунда! Вы -- жилецъ и живете, какъ въ гостиницѣ. Не говорите глупостей.
-- Нѣтъ, нѣтъ, отецъ-наставникъ, повѣрьте, что я правъ...
И онъ вздохнулъ. Ему хотѣлось, чтобы каноникъ вызвалъ его на откровенность.
Тотъ поглядѣлъ на него пристально.
-- Скажите откровенно -- вы находите плату слишкомъ высокой?
-- Нѣтъ,-- возразилъ Амаро нетерпѣливо.
-- Такъ въ чемъ же дѣло? Должна же быть какая-нибудь причина для этого. Мнѣ кажется, что лучше такого дома трудно найти.
-- Конечно, конечно,-- согласился Амаро, возбужденно шагая по комнатѣ.-- Но мнѣ неловко оставаться. Не поможете ли вы мнѣ найти недорогую, скромно меблированную квартирку? Вы лучше меня знаете толкъ въ такихъ дѣлахъ.
Каноникъ помолчалъ, медленно поглаживая подбородокъ.
-- Гм... недорогую квартирку...-- проворчалъ онъ, наконецъ.-- Что же, надо будетъ подумать... Можетъ быть, оно и, правда, лучше.
-- Понимаете ли вы?-- началъ было Амаро, наклоняясь къ канонику.-- Домъ сеньоры Жоаннеры...
Но въ это время отворилась дверь, и въ комнату вошла дона Жозефа. Начался общій разговоръ объ обѣдѣ у аббата, о болѣзни полнаго каноника Саншиша, и въ результатѣ Амаро ушелъ отъ Діаса даже довольный, что онъ "не открылся ему".
Каноникъ остался сидѣть у стола. Рѣшеніе Амаро уѣхать отъ сеньоры Жоаннеры было въ сущности даже пріятно старику. Устроивъ молодого священника на квартирѣ на улицѣ Милосердія, онъ уговорился съ хозяйкою, что перестанетъ давать ей обычную сумму, которую онъ аккуратно приносилъ ей въ концѣ каждаго мѣсяца въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ. Но онъ скоро пожалѣлъ объ этомъ поступкѣ. Когда не было жильцовъ, сеньора Жоаннера спала одна въ первомъ этажѣ, и каноникъ могъ спокойно наслаждаться ласками своей старой подруги. Съ пріѣзда же Амаро сеньора Жоаннера перешла спать наверхъ рядомъ съ комнатою дочери, и каноникъ сразу понялъ все неудобство этой перемѣны. Приходилось выбирать время, когда Амелія обѣдаетъ гдѣ-нибудь въ гостяхъ, а прислуга уходитъ за водою. Въ результатѣ важный каноникъ, сдѣлавшійся на старости лѣтъ порядочнымъ эгоистомъ, былъ лишенъ правильнаго гигіеническаго удовлетворенія своихъ потребностей и попалъ въ положеніе школьника, который любитъ учительницу. Если бы Амаро уѣхалъ теперь, сеньора Жоаннера перешла бы снова спать внизъ, и каноникъ получилъ бы возможность наслаждаться прежними удобствами. Правда, пришлось бы опять давать нѣкоторую сумму на хозяйство, но ничего не подѣлать! Лучше ужъ давать деньги, чѣмъ терпѣть неудобство.
-- По крайней мѣрѣ буду жить всласть,-- закончилъ онъ вслухъ свои размышленія.
-- О чемъ это вы разговариваете сами съ собой, братецъ?-- спросила дона Жозефа, начавшая дремать въ креслѣ рядомъ съ нимъ.
-- Я обдумывалъ, какъ мнѣ обуздать плоть во время поста.-- отвѣтилъ онъ, смѣясь густымъ басомъ.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Амаро былъ уже дома въ это время и шелъ наверхъ пить чай, ожидая увидѣть въ столовой грозно настроенную сеньору Жоаннеру. Но онъ засталъ за чаемъ одну Амелію; услышавъ его шаги на лѣстницѣ, она быстро схватила работу и склонилась надъ шитьемъ, вся красная, какъ ракъ.
-- Добрый вечеръ, Амелія!
-- Добрый вечеръ,-- отвѣтила она сухо.
Ея тонъ поразилъ священника.
-- Амелія,-- сказалъ онъ тономъ мольбы,-- прошу васъ, простите меня. Я совсѣмъ забылся. Я самъ не понимаю, что дѣлаю. Но повѣрьте, я рѣшилъ исправить это и попросилъ уже сеньора каноника найти мнѣ другую квартиру.
Онъ говорилъ съ опущеннымъ лицомъ и не могъ видѣть, какъ Амелія подняла на него глаза, полные удивленія и отчаянія. Но въ этотъ моментъ въ комнату вошла сеньора Жоаннера и закричала при видѣ его:
-- Я уже знаю, я уже знаю все. Отецъ Натаріо разсказалъ мнѣ, какимъ чуднымъ обѣдомъ васъ накормили. Ну-ка, разскажите еще разъ все по порядку.
Амаро пришлось подробно описать всѣ блюда и повторить дословно всѣ разговоры. Потомъ стали говоритъ объ имѣніи, и священникъ спустился къ себѣ, не рѣшившись сказать хозяйкѣ, что онъ уѣзжаетъ отъ нея.
На слѣдующее утро каноникъ явился къ Амаро рано утромъ. Тотъ сидѣлъ у окна и брился.
-- Знаете, я, кажется, нашелъ для васъ квартирку. Недалеко отъ меня есть домикъ маіора Нуниша. Его переводятъ въ другой городъ.
Эта поспѣшность непріятно, поразила Амаро.
-- Это меблированная квартира?-- спросилъ онъ съ огорченіемъ въ голосѣ.
-- Да, меблированная, и съ посудой, и съ постельнымъ,= бѣльемъ.
-- Какъ же мнѣ быть?
-- Какъ же быть? Переѣхать поскорѣе. И я долженъ признать, Амаро, что вы нравы. Я тоже пришелъ къ убѣжденію, что вамъ слѣдуетъ жить одному. Одѣвайтесь скорѣе и пойдемте посмотрѣть квартиру.
Домикъ находился на улицѣ Созасъ. Это было старое одноэтажное зданіе съ покривившимися полами и выбитыми стеклами въ нѣсколькихъ окнахъ. Мебель въ квартирѣ была самая допотопная. Тѣмъ не менѣе Амаро согласился переѣхать. Каноникъ досталъ ему въ тотъ же день прислугу, бывшую кухарку адвоката Годиньо, очень набожную и тихую женщину. Она была сестрою знаменитой Діонизіи, которая славилась въ Леріи тѣмъ, что была прежде любовницею всѣхъ важныхъ лицъ въ городѣ и причинила немало горя многимъ женамъ и мамашамъ. Теперь она уже состарилась, открыла прачешное заведеніе, брала вещи въ закладъ и занималась акушерствомъ и сводничествомъ.
Каноникъ сообщилъ сеньорѣ Жоаннерѣ о рѣшеніи Амаро въ этотъ же день. Она очень удивилась и назвала священника неблагодарнымъ, но каноникъ успокоилъ ее, объяснивъ, почему это удобнѣе, и обѣщавъ снова давать ей на хозяйство.
Амаро уложилъ свои вещи, печально оглядывая комнаты, мягкую постель, столикъ съ бѣлою салфеткою, большое кресло., въ которомъ онъ сидѣлъ такъ часто, читая молитвенникъ и прислушиваясь къ пѣнію Амеліи наверху.
-- Кончено, кончено все,-- думалъ онъ съ отчаяніемъ, возмущаясь своимъ поспѣшнымъ рѣшеніемъ. Ему было ясно, что Амелія любила его и никому ничего не сказала. Къ чему же было затѣвать переѣздъ на другую квартиру?
Обѣдъ прошелъ очень печально. Амелія жаловалась на головную боль, чтобы объяснить какъ-нибудь свою блѣдность. Каноникъ, всталъ и сказалъ, что проводитъ Амаро на новую квартиру.
Священникъ подошелъ къ хозяйкѣ.
-- Благодарю васъ, сеньора, я крайне признателенъ вамъ за все. Повѣрьте, что...
Но волненіе сдавливало ему горло. Сеньора Жоаннера поднесла бѣлый передникъ къ глазамъ.
-- Полно, полно, сеньора,-- добродушно засмѣялся каноникъ:-- вѣдь падре не въ Индію уѣзжаетъ.
-- Тяжело разставаться съ друзьями,-- всхлипывала сеньора Жоаннера.
Амаро попробовалъ было шутить, но это плохо удалось ему. Амелія была блѣдна, какъ полотно, и кусала губы отъ волненія.
Наконецъ, Амаро ушелъ. Жоанъ Русо, принесшій ему чемоданъ на улицу Милосердія, когда онъ пріѣхалъ въ Лерію, понесъ его теперь на улицу Созасъ, подвыпивши, какъ и въ первый разъ.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Очутившись вечеромъ одинъ на новой, мрачной квартирѣ, Амаро впалъ въ черную меланхолію. Онъ оглядывался въ комнатѣ, и взоръ его съ отвращеніемъ останавливался на маленькой желѣзной кровати съ жесткимъ матрацемъ, на мутномъ зеркалѣ, на умывальной чашкѣ съ кувшиномъ, стоявшихъ прямо на подоконникѣ, такъ какъ въ комнатѣ не было умывальника. Все кругомъ было пропитано сыростью и покрыто плѣсенью. На темной улицѣ шелъ мелкій, непрерывный дождь. Боже, что за жизнь!
Его гнѣвъ обрушился тогда на Амелію. Она была виновата въ томъ, что онъ лишился удобствъ, очутился въ одиночествѣ, долженъ былъ платить дороже за такую гадость. Если бы у нея было сердце, она пришла бы къ нему въ комнату и сказала:-- Отецъ Амаро, почему вы уѣзжаете? Я не сержусь, оставайтесь.-- Она вѣдь возбудила въ немъ желаніе своими нѣжными взорами и чрезмѣрной любезностью. Такъ нѣтъ, она не сказала ему теперь ни слова, а предоставила уложиться и уйти.
Онъ поклялся не ходить больше къ сеньорѣ Жоаннерѣ и сталъ обдумывать способъ унизить и наказать Амелію. Но какъ? Надо было укрѣпить свое положеніе въ высшемъ набожномъ обществѣ Леріи, сойтись поближе съ настоятелемъ собора, отвлечь отъ улицы Милосердія каноника и сестеръ Гансозо, дать понять дамамъ хорошаго круга, что сеньора Жоаннера -- проститутка, забросать мать и дочь грязью... Амаро возненавидѣлъ весь свѣтскій міръ за то, что многія преимущества и наслажденія этого міра были недоступны ему. Ненависть ко всему мірскому побуждала его увлекаться мечтами о своемъ духовномъ превосходствѣ надъ людьми. Жалкій чиновникъ Жоанъ Эдуардо могъ жениться на Амеліи, но что представлялъ онъ собой въ сравненіи со священникомъ, облеченнымъ властью отъ Бога награждать людей райскимъ счастьемъ или карать ихъ муками ада? Это сознаніе наполняло душу Амаро гордостью. Онъ жалѣлъ только о томъ, что лучшія времена церкви прошли, и она не располагаетъ больше кострами инквизиціи, тюрьмами и палачами.
Жизнь Амаро потекла очень однообразно. На улицѣ было холодно и сыро. Отслуживъ утромъ обѣдню, онъ возвращался домой, снималъ грязные сапоги, надѣвалъ мягкія туфли и начиналъ скучать. Въ три часа ему подавали обѣдъ, и онъ ни разу не поднялъ съ миски разбитую крышку безъ того, чтобы не вспомнить веселыхъ обѣдовъ на улицѣ Милосердія. Прислуга Висенсія была больше похожа на. солдата, въ юбкѣ, чѣмъ на женщину, и постоянно сморкалась въ передникъ. Притомъ она была очень неопрятна и часто подавала грязную посуду. Амаро былъ такъ мрачно настроенъ, что не жаловался ни на что, ѣлъ всегда на-спѣхъ и сидѣлъ часто часами одинъ, покуривая сигару и отчаянно скучая.
По вечерамъ ему бывало всегда особенно тяжело. Онъ попробовалъ было читать, но книги скоро надоѣдали ему; отвыкнувъ отъ чтенія, онъ часто даже не понималъ смысла книги. Стоять у окна и глядѣть на темную ночь было тоже скучно. Онъ ходилъ по комнатѣ, заложивъ руки за спину, и ложился спать, не помолившись. Ему казалось, что отказавшись отъ Амеліи, онъ принесъ огромную жертву и могъ не утруждать себя молитвою.
Каноникъ никогда не заходилъ къ нему, увѣряя, что "у него начинаетъ болѣть животъ, какъ только онъ попадаетъ въ такой мрачный домъ". Амаро дулся, страдалъ, но не шелъ ни къ Діасу, ни къ сеньорѣ Жоаннерѣ.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сердце Амеліи начинало сильно биться каждый разъ, какъ она слышала звонокъ у двери. Но на лѣстницѣ скрипѣли сапоги Жоана Эдуардо, или шлепали галоши старыхъ богомолокъ. Она закрывала глаза въ нѣмомъ отчаяніи, обманувшись въ своихъ ожиданіяхъ. Иной разъ, часовъ въ десять, когда ей становилось ясно, что Амаро не придетъ, рыданія сдавливали ей горло, и ей становилось такъ тяжело, что она уходила къ себѣ, жалуясь на головную боль.
Первые дни послѣ его переѣзда на новую квартиру домъ показался ей пустымъ и зловѣще-мрачнымъ. Она въ бѣшенствѣ прижала къ груди полотенце, которымъ Амаро вытеръ руки въ послѣдній разъ передъ уходомъ, и прильнула губами къ подушкѣ на его кровати. Днемъ она постоянно видѣла передъ собою его лицо, ночью онъ являлся ей во снѣ. Любовь къ священнику разгоралась въ ней все сильнѣе и сильнѣе, несмотря на разлуку съ нимъ.
Однажды вечеромъ она отправилась навѣстить родственницу, служившую сидѣлкою въ больницѣ. Дойдя до моста, она увидала кучку народа, собравшагося вокругъ растрепанной дѣвушки въ ярко-красномъ платьѣ, ругавшей на чемъ свѣтъ стоить какого-то солдата.
-- Что тутъ случилось?-- спросила Амелія, узнавъ въ толпѣ одного знакомаго торговца.
-- Ничего, барышня. Солдатъ швырнулъ дѣвчонкѣ дохлую крысу въ лицо, а она подняла цѣлый скандалъ. Просто гулящая дѣвка.
Амелія вглядѣлась поближе въ лицо скандалистки и узнала въ ней свою подругу дѣтства Жоанну Гомишъ. Она сошлась со священникомъ Абиліо; его перевели въ худшій приходъ, а она уѣхала въ Опорто, стала вести распутную жизнь, впала въ нужду и, вернувшись въ Лерію, поселилась около казармъ.
Эта случайная встрѣча произвела на Амелію очень глубокое впечатлѣніе. Она тоже любила священника и плакала отъ разлуки съ нимъ. Куда могла привести ее эта любовь? Къ судьбѣ Жоанны. Она живо представила себѣ, какъ, на нее будутъ показывать пальцами, какъ отецъ Амаро броситъ ее, да еще, пожалуй, не одну, а съ ребенкомъ и безъ куска хлѣба. Эта встрѣча подѣйствовала на нее очень благотворно; она рѣшилась воспользоваться разлукою и постараться забыть Амаро, а также поторопить свадьбу съ Жоаномъ Эдуардо.
Въ теченіе нѣсколькихъ дней Амелія дѣлала все возможное, чтобы оживить въ себѣ интересъ къ жениху, и даже принялась вышивать ему туфли, но это длилось недолго. Мысль объ Амаро скоро вернулась къ ней съ новой силой, и образъ его сталъ преслѣдовать ее всюду. Что онъ дѣлалъ? Почему онъ не приходилъ? Не любилъ ли ужъ онъ другую? Муки ревности стали жестоко терзать ея душу. Всѣ честныя намѣренія исчезали понемногу въ пожиравшемъ ее пламени. Если воспоминаніе о Жоаннѣ и возвращалось къ ней иногда, она отгоняла его съ сердцемъ и признавала только безумные доводы въ пользу любви къ Амаро. Ея единственнымъ желаніемъ было броситься ему на шею и цѣловать его... хотя-бы пришлось заплатить за это жизнью.
Одновременно съ этимъ ей стало очень непріятно ухаживанье Жоана Эдуарда. Она находила его глупымъ и раздражалась каждый разъ, какъ на лѣстницѣ слышались его шаги.
По ночамъ ее мучили всегда кошмарные сны, а днемъ она терзалась ревностью, впадала въ меланхолію, раздражалась изъ-за каждаго пустяка. Характеръ ея сильно испортился.
-- Что съ тобою, Амелія?-- спрашивала иногда мать.
-- Мнѣ нездоровится.
Она была, дѣйствительно, блѣдна и потеряла аппетитъ. Однажды утромъ у нея открылся жаръ, и пришлось даже остаться въ постели. Мать испугалась и послала за докторомъ Гувеа. Старый, опытный врачъ осмотрѣлъ дѣвушку и вышелъ изъ ея комнаты съ довольнымъ видомъ, спокойно нюхая табакъ.
-- Ну, что-же съ нею, докторъ?-- спросила сеньора Жоаннера.
-- Выдайте ее поскорѣе замужъ, сеньора, больше ничего. Я ужъ не первый разъ говорю вамъ это.
-- Но какъ же, докторъ?
-- Говорю я вамъ, выдайте ее скорѣе замужъ,-- повторилъ онъ, прощаясь, и спустился внизъ, слегка прихрамывая.
Амелія скоро поправилась къ большой радости Жоана Эдуардо, который очень скорбѣлъ душою во время ея болѣзни и глубоко сожалѣлъ о томъ, что не можетъ ухаживать за нею.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Въ слѣдующее воскресенье, войдя въ алтарь, чтобы служить обѣдню, Амаро увидѣлъ въ соборѣ Амелію съ матерью. Онъ закрылъ глаза, и руки его такъ задрожали, что онъ чуть не выронилъ изъ рукъ чаши со Св. Дарами. Амелія не спускала съ него глазъ во время службы. Когда Амаро произнесъ Benedicat yоs, протянувъ впередъ правую руку, вся ея душа устремилась къ алтарю, словно передъ нею стоялъ самъ Богъ, подъ благословеніемъ котораго склонялись головы вѣрующихъ въ соборѣ.
Когда обѣдня кончилась, и народъ сталъ расходиться, пошелъ дождь. Амелія остановилась у выхода съ матерью и нѣсколькими дамами, выжидая, когда дождь прекратится.
-- Здравствуйте.-- обратился къ нимъ Амаро, блѣдный, какъ, смерть, тоже выходя изъ собора.
-- Мы пережидаемъ дождь, падре,--сказала сеньора Жоаннера, оборачиваясь.-- А что это васъ такъ давно не видать? Развѣ мы провинились чѣмъ-нибудь передъ вами? Знаете, это даже обидно.
-- Я былъ очень занятъ все время,-- пробормоталъ священникъ.
-- Ну, хоть бы вечеркомъ зашли на минутку. Мнѣ очень непріятно, что вы совсѣмъ забыли насъ. И всѣ рѣшительно замѣтили это. Право, падре, это даже неблагодарно съ вашей стороны.
Амаро покраснѣлъ.
-- Хорошо. Я приду сегодня вечеромъ и заглажу свою вину.
Амелія тоже покраснѣла и пристально разглядывала пасмурное небо, чтобы скрытъ волненіе. Амаро предложилъ дамамъ свой зонтикъ; въ то время, какъ сеньора Жоаннера раскрывала его и тщательно подбирала шлейфъ шелковаго платья, Амелія шепнула священнику:
-- Такъ приходите вечеромъ непремѣнно. Я такъ тосковала безъ васъ, чуть съ ума не сошла! Пожалуйста приходите.
По дорогѣ изъ собора домой Амаро съ трудомъ удерживался отъ того, чтобы не побѣжать по улицамъ отъ радости. Онъ вспоминалъ лицо Амеліи, ея круглыя плечи, слова: "я путь съ ума не сошла". Въ его душѣ ярко вспыхнула увѣренность въ томъ, что онъ любимъ, и это сознаніе наполнило все его существо глубокимъ чувствомъ отрады.
За обѣдомъ онъ почти не ѣлъ, съ нетерпѣніемъ поджидая вечера и ежеминутно поглядывая на часы. Передъ уходомъ онъ открылъ молитвенникъ и внимательно прочиталъ нѣсколько молитвъ изъ суевѣрнаго страха, какъ бы Богъ или Святые не разсердились на него за недостатокъ благочестія и не помѣшали его любви къ Амеліи.
Когда, онъ вошелъ въ столовую на улицѣ Милосердія, его встрѣтилъ взрывъ бурнаго восторга.
-- Наконецъ-то! Мы уже думали, что вы умерли. Какимъ чудомъ вы попали сюда?
Стулья раздвинулись, священника усадили и осыпали его вопросами. Что онъ дѣлалъ это время? Отчего онъ такъ похудѣлъ?
Амелія молчала, но лицо ея горѣло, и влажные глаза не отрывались отъ Амаро, удобно сидѣвшаго въ креслѣ каноника, и смѣшившаго дамъ разсказати о своей неопытной и неловкой прислугѣ Висенсіи.
Жанъ Эдуардо стоялъ въ сторонѣ и перелистывалъ старый альбомъ.