Некрасова, как поэта "протестующих разночинцев" (выражение Г. В. Плеханова из его классической статье о Некрасове), создали, конечно, социальная среда и эпоха, в которую развивалось его поэтическое творчество. Проводникам же влияний среды и эпохи на Некрасова, притом проводником, отражавшим психо-идеологию наиболее передовой части современного общества, суждено было в значительной степени стать В. Г. Белинскому. Вот почему вопрос об отношениях Некрасова оно Белинского является не только вопросом биографического (порядка, но и вопросом, изучение которого проясняет Генезис целого ряда мотивов поэзии. Некрасова.
Отношениям Некрасова и Белинского, если брать их не в узко биографических рамках, возможно было бы при желании посвятить целую монографию. Наша задача несравненно скромнее. Мы имеем в виду в настоящей работе остановиться лишь на некоторых сторонах этих отношений.
Прежде всего, мы хотели бы дать сводку критическим высказываниям Белинского о произведениях Некрасова и в связи с этим выяснить, что мог дать и, на самом деле, дал Некрасову Белинский, как литературный критик, как представитель определенной общественной идеологии.
Далее, мы предполагаем осветить один из вопросов биографических, а именно, в какой мере повинен Некрасов в неоднократно предъявлявшихся ему обвинениях если не в прямой эксплоатации Белинского, то, во всяком случае, в существенном нарушении его материальных интересов.
Наконец, мы намереваемся остановиться на вопросе о том, как отразился образ Белинского в некоторых стихотворениях Некрасова, в частности в поэме "Несчастные".
I
Литературный дебют Некрасова, его сборничек "Мечты и звуки", который, в значительной части, составили стихотворения, написанные еще в ярославских палестинах, свидетельствовал о том, что юный поэт находился всецело под властью (поэтических штампов, создавшихся в ту эпоху, когда безраздельно господствовала изысканная, утонченная, органически связанная с барской культурой поэзия высоких языка и стиля, нашедшая высшее свое выражение в творчестве Пушкина. В "Мечтах и звуках" Некрасов пытался писать под Жуковского, под Пушкина, под Лермонтова, иногда под таких поэтов, как Бенедиктов и Подолинский. Выходило у него это "писание под..." довольно-таки плоховато, но если даже допустить, что в конце концов он в совершенстве овладел бы поэтическими штампами господствовавшего поэтического направления, то к чему бы это привело? Не более, разумеется, как к эпигонству, а эпигонство -- жалкая участь для сколько-нибудь даровитого поэта. Вот почему представлялось весьма важным хотя бы резким словом отвратить Некрасова от пути, который ничего хорошего не сулил ему в будущем. Это резкое, беспощадно резкое слово было произнесено по адресу Некрасова Белинским, тогда еще совершенно не знавшим его лично. В своей рецензии, напечатанной в "Отечественных Записках" (1840 г., т. IX, No 3), Белинский писал: "прочесть целую книгу стихов, встречать в них все знакомые и истертые чувствованьица, общие места, гладкие стишки и много, много, если Наткнуться иногда на стих, вышедший из души в куче рифмованных строчек, -- воля ваша, это чтение или лучше сказать работа для рецензентов, а не для публики, для которой довольно прочесть о них в журнале известие вроде "выехал в Ростов". Посредственность в стихах нестерпима. Вот мысли, на которые навели нас "Мечты и звуки" г. H. H..." Таким образом, рецензия Белинского самым решительным образом отказывала Некрасову в даровании до том, преимущественно, основании, что он не далеко ушел от поэтов, "наклепывающих" на себя чужие "ощущения, мысли и чувства", что в его стихах преобладают "все знакомые и истертые чувстованьица", "общие места" и т. д., иными словами, употребляя нынешнюю терминологию, "а том основании, что Некрасов пользуется готовыми штампами старой литературной школы. Известно, как велик; был авторитет Белинского среди литературной молодежи того времени. А потому не трудно себе представить, какое впечатление его уничтожающий отзыв должен был произвести на юного Некрасова. Едва ли преувеличены рассказы о том,, что Некрасов, под влиянием этого отзыва, ходил по магазинам и, на последние деньги скупая розданные на комиссию экземпляры своего сборничка, беспощадно уничтожал их. С этих пор он почти перестал писать стихи в духе напечатанных в "Мечтах и звуках" и, по его собственному признанию, начал "писать эгоистически", т. е. ради заработка, столь необходимого ему при его вопиющей бедности. В предыдущей статье указывалось, что, работая у Кони, он стал культивировать всевозможные литературные жанры, причем отдавал предпочтение тем, которые сулили наиболее верный заработок, т. е., с одной стороны, театральным, с другой, журнальный жанрам. В то же время Некрасову сплошь да рядом приходилось опускаться и до обслуживания невежественных и алчных книгопродавцев, сочиняя по их заказу псевдо-народные сказки, вроде напечатанной в 1840 г. Поляковым "Бабы-Яги, костяной ноги" или же оставшейся до 1927 г. в рукописи "Сказки о царевне Ясноцвете" {Впервые напечатаны в изд. "Стихотворения Некрасова" 1927 года с копии, предоставленной редакции этого издания нами.}.
Нет никакого сомнения, что литературная продукция Некрасова этих лет, т. е. самого начала 40-х гг., составила известную подготовительную стадию в его творчестве, но, с другой стороны, не менее несомненно, что огромное большинство некрасовских вещей данного периода и слабо в художественном отношении и лишено сколько-нибудь определенной идеологической установки. Вот почему они не могли заинтересовать Белинского. Если ему и приходится изредка упоминать о них, то эти упоминания ограничиваются буквально двумя-тремя фразами. Быть может, делал это потому, что хвалить его как писателя не хотел, а от неблагоприятных отзывов о нем воздерживался, зная его бедность. Разумеется, так объяснять молчание Белинского о Некрасове в эти годы можно только предположительно {Это объяснение выдвигает, между прочим, и С. Ашевский, автор ценной статьи ("Некрасов и Белинский" ("Соврем. Мир" 1908 г., No 2).}, не сомневаться в том, что Некрасов, примерно, с 1841--42 гг., уже попал в поле зрения Белинского не только как писатель, но и как человек -- не (приходится: не забудем, что с 1841 г. Некрасов становится сотрудником "Отечественных Записок" {Первым произведением Некрасова, напечатанным в этом журнале, был, повидимому, рассказ "Опытная женщина" {"Отеч. Зап." 1841 г., No 10).} -- издания, в котором только и работал Белинский.
Допустить, что Белинский ничего не знал о Некрасове, конечно, никоим образом невозможно: личное же знакомство между ними, по всей вероятности, завязалось несколько позднее, в исходе 1842 г. или же в самом начале 1843 г. Первое упоминание о Некрасове, как о знакомом, содержится в письме Белинского к В. П. Боткину от 31 марта -- 3 апреля 1843 г., причем по своему содержанию это упоминание таково, ("замышляю подняться на аферы. Некрасов на это -- золотой человек. Думаем смастерить популярную мифологию"), что дает основание думать, что знакомство Белинского с Некрасовым перешло уже в такую стадию, при которой возможно ведение общего дела, притом дела, требующего не только совместных занятий, но и взаимного доверия. Ровно через две недели, в письме к тому же адресату (от 17 апреля) Белинский сообщает об обещании Некрасова раздобыть для него денег, которые дали бы ему возможность уехать на время из Петербурга и отдохнуть от изнурительной работы по журналу. К имени Некрасова Белинский присоединяет здесь эпитет "добрый".
Итак, весною 1843 г. Белинский и Некрасов уже "добрые" знакомые. Здесь уместно будет остановиться на вопросе, при каких обстоятельствах состоялось их знакомство. Известный рассказ А. Я. Панаевой о том, как Некрасов, познакомившийся в 1842 г. с Белинским, на просмотр которому он принес свой очерк "Петербургские углы", был введен им в дом Панаевых, ж сожалению, не может быть признан вполне достоверным хотя бы уже потому, что "Петербургские углы" -- одно из сравнительно поздних прозаических произведений Некрасова {напечатано в 1845 г. на страницах альманаха "Физиология Петербурга" ч. II), написанное, надо думать, уже после того, как состоялось знакомство его автора с Белинским. Однако все же рассказ Панаевой имеет за собой известную фактическую основу. Его в общем можно было бы принять с оговоркой, что Панаева ошиблась в названии произведения Некрасова. Вполне допустимо предположение, что Некрасов, действительно, познакомился с Белинским, принеся ему на просмотр одну из своих вещей. С. Ашевский предполагает, что такой вещью мог быть рассказ "Опытная женщина", появившийся на страницах "Отеч. Зап." осенью 1842 г. Однако этот рассказ никоим образом не мог возбудить по прочтении тех разговоров и споров, которые, если верить Панаевой, возникли после прочтения упоминаемого ею рассказа.
Несколько иную версию о том, как познакомились Белинский и Некрасов, выдвигают воспоминания Ив. Ив. Панаева, мужа Авдотьи Яковлевны. "В начале 40-х гг., -- читаем здесь, -- к числу сотрудников "Отеч. Зап." присоединился Некрасов; некоторые его рецензии обратили на него внимание Белинского, и он познакомился с ним. До этого Некрасов имел (прямые сношения с Краевским..." Эта версия находит подтверждение в одном выражении автобиографических заметок, которые Некрасов стал было диктовать в дни своей предсмертной болезни, но бросил, не закончив. Вот это выражение: "До меня стали доходить слухи, что Белинский обращает внимание на некоторые мои статейки" (под "статейками" здесь разумеются именно рецензии). Не трудно заметить, что версия Панаева не стоит в безусловном противоречии с рассказом его жены. Может быть Некрасов потому-то именно и понес на "просмотр Белинскому свой рассказ, что знал об интересе Белинского к его "статейкам" {В статье Горленко сближение Некрасова с Белинским, на основании указаний Ф. А. Кони, отнесено к 1843 г. "Ближайший довод к нему, говорит Горленко, подали некоторые рецензии Некрасова, которыми заинтересовался Белинский... Некрасов, увлеченный статьями Белинского, еще раньше искал этого знакомства. Вероятно только обилие срочной работы помешало критику и поэту столкнуться раньше... В автобиографии Некрасова ("Новый Мир", 1925 г., No 1), в свою очередь, содержится указание, что "отзывы Некрасова о книгах обратили внимание Белинского".}.
Как бы то ни было, можно считать установленным, что знакомство Белинского и Некрасова возникло на литературной почве. Характерно, что как раз около этого времени Белинский, целых два года молчавший о Некрасове как о писателе, заговорил о нем в связи с выходом в свет сборничков "Статейки в стихах без картинок" (см. "Отеч. Зап.", NoNo 3 и 7). И заговорил в тонах более или менее сочувственных. Правда, отзыв о первом выпуске "Статеек" критик начал с несколько двухсмысленной похвалы по адресу автора зато, что "он не выставил на книге своего имени". Стоит ли пускать под своим {именем, -- такова мысль Белинского, -- "водевильную болтовню о том, о сем, а больше ни о чем, хотя бы эта "болтовня" и понравилась той многочисленной публике, которая посещает "Александрийский театр" в подтверждение критик цитировал VII главку некрасовского "Говоруна", содержащую юмористическое описание современной литературы). Однако в дальнейшем Белинский признавал, что в "Говоруне" есть "места, даже слишком высокие для публики этого рода", и приводил начало этого стихотворения (две главки, I и II, заключающие в себе 60 стихов), в котором изображается перерождение пылкого романтика в низкопоклонного и корыстолюбивого чиновника-обывателя -- тема, впоследствии использованная Гончаровым в "Обыкновенной истории". "В этих шуточных стихах, -- писал Белинский, -- история жизни многих людей... Как жаль, что автор не наполнил всей книжки своей такими стихами"... Второй отзыв о "Статейках" не вносит ничего нового по сравнению с первым.
Основываясь на этих отзывах, было бы рискованно утверждать, что в отношении Белинского к Некрасову, как писателю, совершился коренной перелом, что он стал считать его крупной литературной величиной. Однако они во всяком случае свидетельствуют, что Некрасов попал в орбиту сочувственного внимания Белинского, и, последний уже стал возлагать на него какие-то надежны. Бели смысл рецензии Белинского о "Мечтах и звуках" сводился, строго говоря, к такому совету автору: "Бросьте писать стихи, ибо посредственность в стихах нестерпима", то цитированное только что выражение из отзыва о "Статейках": "как жаль, что автор не наполнил всей книжки своей такими стихами", в сущности, содержало в себе признание, что Некрасов может писать хорошие стихи, и пожелание, чтобы он писал их.
В полном смысле этого слова переломными, позволяющими говорить, что Белинский уже стал видеть в Некрасове одного из лучших представителей современной литературы, являются его суждения о нем в рецензиях о первой и второй части "Физиологии Петербурга" ("Отеч. Зап." т. 40, No 3 и т. д., 41, No 8). Здесь речь идет о рассказе Некрасова "Петербургские углы" и стихотворении "Чиновник". Утверждая, что рассказ этот -- "живая картина особого мира жизни... картина, проникнутая мыслью", Белинский, стесненный цензурными рамками, только намекнул на то, что это за "мысль". В опровержение суждения некоторых газетных критиков, что рассказ "плох, исполнен сальностей и дурного тона", Белинский писал: "никакой истинный аристократ не презирает в искусстве, в литературе, изображения людей низших сословий и вообще так называемой низкой (породы... нечего и говорить о том, что люди низших сословий прежде всего -- люди же, а не животные, наши, братья по природе и во Христе, -- и презрение к ним, изъявляемое печатно, очень неуместно". Заключительный же вывод великого критика гласил: "Петербургские углы" могли бы украсить собой любое издание". В атом более чем благоприятном отзыве Белинского не может ее поражать его краткость. Едва ли можно сомневаться в том, что она, в значительной степени, является вынужденной. Известно, что рассказ "Петербургские углы" в апреле 1844 г. был запрещен цензурой (журнал СПБ цензурного комитета) {Указание на это имеется в "Летописи жизни Белинского" под ред. Пиксанова, ГИЗ, 1924, на стр. 188.} и высвободить его из-под цензурного запрета стоило, надо думать, не малых трудов. Во всяком случае, учитывая то обстоятельство, что в свой отзыв Белинский ввел цитату m "Петербургских углов" в целых 14 страниц (278--291 стр.), нельзя не (прийти к заключению, что ему хотелось дер"влечь максимальное внимание читателей к столь понравившемуся ему рассказу, о котором, увы! высказаться подробно он не решался под давлением "независящих обстоятельств".
Оказанное необходимо иметь в виду и в отношении отзыва Белинского о "Чиновнике". Его составляют краткие, но очень решительные похвалы ("одно из тех в высшей степени удачных произведений, в которых мысль, поражающая своей верностью и дельностью, является в совершенно соответствующей ей форме, так что никакой самый предприимчивый критик не зацепится ни за одну черту, которую он мог бы похулить"; "эта пьеса -- одно из лучших произведений русской литературы 1845 г.") и огромная выписка в 60 стихов.
В статье "Русская литература" в 1845 г. Белинский повторил свои похвалы рассказу ""Петербургские углы" и стих. "Чиновник"; здесь же он назвал "счастливыми вдохновениями таланта" стих. "Современная ода" и "Старушке", незадолго перед тем помещенные в "Отеч. Зап." (тт. 39 и 42).
Отзыв о стихотворениях Некрасова, помещенных в "Петербургском сборник" ("В дороге", "Пьяница", "Отрадно видеть" и "Колыбельная песня"), написан по такому же методу, как и отзывы об "Углах" и "Чиновнике". Заявив, что из немногих мелких стихотворений, помещенных в "Сборнике", "самые интересные принадлежат перу издателя г. Некрасова", Белинский ограничивается о них лишь следующими словами: "они проникнуты мыслью; это -- не стишки к деве и луне; в них много умного, дельного и современного. Вот лучшее из них "В дороге". Далее цитируется это последнее стихотворение целиком ("Отеч. Зап." т. 45). Необходимым комментарием к этому отзыву является тот факт, что в феврале 1846 г., т. е. ранее, чем была напечатана статья Белинского, III отделение возбудило вопрос о том, как могли стихотворение столь "предосудительного содержания", как "Колыбельная песня", появиться на страницах "Петербургского сборника", т. е. иными словами, каким образом цензура "могла пропустить его. в печать. В результате министр народного просвещения гр. С. С. Уваров, даже не потрудившись войти в расследование дела, объявил выговор цензору, пропустившему стихотворение, а так как ;из дальнейшего выяснилось, что его пропустил сам председатель цензурного комитета, он же и попечитель петербургского учебного округа, гр. Мусин-Пушкин, то выговор пал на него... Обо всем этом и автор стихотворения и Белинский были, надо думать, хорошо осведомлены через знакомых цензоров, например, через сотрудника того же "Петербургского сборника" А. В. Никитенко, а потому Белинский волей-неволей должен был свои отзывы о стихотворениях Некрасова свести к нескольким словам, а о том из них, которое вызывало наибольшую сенсацию, т. е. о "Колыбельной песне, ее обмолвиться ни звуком. Однако, когда Белинский не чувствовал над собой Дамоклова меча цензуры, он давал волю своему восхищению стихами Некрасова. Общеизвестен рассказ И. И. Панаева о том, как бурно реагировал Белинский на стих. "В дороге", прочтенное ему Некрасовым ("у него засверкали глаза, он бросился к Некрасову, обнял его и сказал чуть не со слезами в глазах: "Да знаете ли "вы, что вы поэт, и поэт истинный!"); стихотворение же "Родина", то словам того же мемуариста, "привело его в совершенный восторг", "он выучил его наизусть и послал в Москву к своим приятелям". Мало того, по словам автобиографии Некрасова ("Новый мир" 1925 г., No 1), в этом стихотворении Белинскому понравились "задатки отрицания и вообще зарождение слов и мыслей, которые получили развитие в дальнейших стихах Некрасова", и Белинский всячески "убеждал его продолжать".
В полном соответствии с тем, что было сказано об отношении Белинского к стихотворениям Некрасова этих лет, т. е. в 1845--47 гг., находятся многочисленные отзывы о них в письмах Белинского к друзьям. Так в письме к Герцену от 2 января 1846 г. Белинский хвалит "юмористическую статью в стихах "Семейство", вероятно, разумея под ней стих. "Секрет" (Некрасов "на эти вещи собаку съел"), в письме от 19 феврале 1846 г. стихотворение "В дороге" названо "превосходным". Здесь же Белинский сообщает, что Некрасов "написал еще несколько таких же и напишет их еще больше". Ровно через год, в письме к Тургеневу (от 19 февраля 1847 г.), Белинский говорит о новом стихотворении, очевидно о стихотворении "Нравственный человек", как о "страшно хорошем", заканчивая свой отзыв известными словами: "что за талант у этого человека. И что за топор его талант!" Наконец, в письме Белинского к Кавелину (от 7 декабря 1847 г.) содержатся такие строки: "Я нисколько не ослеплен объемом моего таланта, ибо знаю, что это не бог знает что. Вот, наприм., Некрасов -- это талант, да еще какой!.. Его теперешние стихотворения тем выше, что он, при своем замечательном таланте, внес в них и мысль сознательную, и лучшую часть самого себя".
Какие стихотворения разумеет Белинский под "теперешними стихотворениями"? Кроме тех, на которые уже делались ссылки в предыдущем изложении, сюда могли относиться, примерно, следующие стихотворения, написанные в 1845--47 гг.: "Когда из мрака заблуждения" ("Отеч. Зап.", т. XLIII, No 3), "Огородник" (там же), "Женщина, каких много", "И скучно, и грустно, и некого в карты надуть" (пародия на Лермонтова), "Он у нас осьмое чудо" (эпиграмма на Булгарина {Хотя Н. Лернер в своей рецензии на 3 изд. "Полн. собр. стих." Некрасова 1928 г. ("Звезда" 1929 г., No 1, стр. 199--200) и пытается доказать, что эта эпиграмма принадлежит А. И. Кронебергу, его довода не представляются нам в достаточной мере убедительными.}); "Перед дождем" (эти стихотворения напечатаны в сборнике "Первое апреля", 1846 г.; о них упоминает, а два из них даже выписывает полностью Белинский в своей рецензии об этом сборнике ("Отеч. Зап." 1846, No 4), "Так служба" (это стихотворение Некрасову удалось провести в печать только в 1856 г.), "Тройка" ("Современник" 1847 г., No 1), "Псовая охота" (там же, No 2), "Еду ли ночью по улице темной" (там же, No 9).
Наш перечень далеко не полон; мы включили в него лишь наиболее значительные произведения. Тем не менее он дает достаточные основания для вывода, что, во-первых, Белинский был знаком как раз с теми стихотворениями Некрасова, которые наиболее характерны для его творчества второй половины 40-х гг. и что, во-вторых, эти стихотворения встречены были им в высшей степени доброжелательно. Если бы возник вопрос, почему за последние два года своей жизни он не дал о них печатных отзывов, то дать вполне удовлетворительный ответ на него не представляется сколько-нибудь затруднительным. Некрасов был редактором-издателем того журнала, в котором Белинский с 1847 г. вел критико-библиографический отдел. Естественно при таких условиях, что "Современник" не мог, не нарушая литературных приличий, помещать на своих страницах каких-либо отзывов о произведениях Некрасова; в других же изданиях Белинский в эти годы не участвовал. В обзоре русской литературы за 1846 г. ("Современник" 1847 г., No 1) Белинский, признавая лучшими за этот год стихотворения Майкова, Тургенева и Некрасова, добавляет: "о стихотворениях последнего мы могли бы сказать более, если бы этому решительно не препятствовали его отношения к "Современнику".
Итак, какие же мотивы в творчестве Некрасова были одобрены Белинским?
Изображение в сочувственных тонах людей "низкой породы" как из мира городской бедноты ("Петербургские углы", "Пьяница", "Еду ли ночью по улице темной"), так и из мира крепостных крестьян ("В дороге", "Огородник", "Тройка"), резкие сатирические выпады против правящих социальных rpyiron: дворянства ("Женщина, каких "много", "Нравственный человек", "Псовая охота"), чиновничества ("Чиновник", "Колыбельная песня"), буржуазии ("Современная ода", "Секрет"), а также против (продажной журналистики ("Он у нас осьмое чудо"), открытое отречение от своего класса, как класса рабовладельческого, "как класса, объединившего насильников и эксплоататоров ("Родина"). Если считать, что в стихотворении "В дороге", "Огородник" и "Тройка" в зачаточном виде содержатся народнические настроения, то необходимо признать, что и они были одобрены Белинским. Одним словом, Белинский ценил в идеологии Некрасова как раз те стороны ее, которые характерны для идеологии разночинцев-демократов, в 40-е и 50-е гг. только еще пробивавшихся на поприще литературной деятельности, но в 60-х и 70-х гг. захвативших на этом поприще командные высоты. Нет надобности доказывать, что именно разночинцам русская литература обязана тем, что "физиология" больших городов, низины городской жизни, с их жалкими обитателями люмпен-пролетарского типа, сделались объектом литературного воспроизведения; что именно разночинцы, войдя в литературу, напитали ее духом протеста в отношении как господствующих классов, так и вообще устоев тогдашнего социально-экономического строя, основанного на угнетении и эксплоатации государством и подпиравшими его социальными группами широких масс прудящегося населения; наконец, народническая струя в литературе также в значительной степени является результатом проникновения в литературу все тех же разночинцев, сумевших сделать эту струю и широкой и глубокой.