Клодія умирала.
Меланія поняла это въ то самое время, когда почувствовала, что и она заразилась страшной болѣзнью.
Она видѣла, что больная замѣтила это. Съ безпокойной благодарностью она видѣла, что это не испугало Меланію и не заставило ее падать духомъ.
-- Когда я умру,-- сказала она однажды:-- я уже но буду никому принадлежать. Можно ли мнѣ сдѣлаться христіанкой? Это вѣдь никого не можетъ касаться?
Сердце Меланіи разрывалось отъ скорби, но она поборола себя и съ легкимъ смѣхомъ отвѣчала:
-- Я боялась говорить объ этомъ раньше. Я знала, что ты хочешь принять христіанство. Но я рѣшила поговорить объ этомъ, когда ты будешь поправляться.
Она подсѣла къ больной и стала говорить ей о Богѣ и человѣкѣ, о Христѣ, о настоящей и будущей жизни.
И, говоря о христіанскомъ всепрощеніи и любви, Меланія тихо опустилась на колѣни подлѣ Клодіи и покрыла ее поцѣлуями.
-- Домина! Домина! Что ты дѣлаешь!-- закричала Клодія, стараясь оттолкнуть ее отъ себя.
-- Ничего. Мы пойдемъ вмѣстѣ къ Господу. Онъ соединилъ насъ здѣсь, чтобы мы вмѣстѣ пали къ стопамъ Его. Онъ не обратитъ вниманія на наши оспины,-- продолжала она, звонко, по-дѣтски засмѣявшись.-- Онъ излечитъ ихъ. Мы будемъ зеркаломъ другъ для друга. Если мой видъ будетъ гнусенъ, то и ты должна примириться съ своимъ.
-- Неужели у меня такой безобразный видъ?-- смѣясь спросила Клодія.
-- Да, довольно безобразный.
Вся красота Клодіи пропала, но для Меланіи она только вошла внутрь.
Вмѣсто доктора при больныхъ былъ священникъ Домній. Онъ дважды въ день навѣщалъ флигель, но Меланія не позволяла ему входить въ него. Флигель этотъ лежалъ ниже, чѣмъ главное зданіе и представлялъ собою остатокъ первоначальной виллы, которую при Неронѣ построилъ Ацилій Глабрій. Входъ въ него былъ изъ особаго садика, окруженнаго высокой стѣной. За нѣсколько лѣтъ до обращенія Константина флигель служилъ чѣмъ-то въ родѣ женскаго монастыря, гдѣ жила бабка Ацилія Глабрія съ нѣсколькими женщинами, посвятившими себя молитвѣ.
Въ этотъ садикъ приносилось все, что нужно было для Меланіи и ея паціентки, и оставлялось у дверей. У дверей долженъ былъ останавливаться и Домній, сообщавшій всѣ новости и получавшій отъ нея распоряженіе. Здѣсь же онъ оставлялъ и свои лекарства, которыя онъ приготовлялъ, имѣя кое-какія свѣдѣнія въ медицинѣ.
На другой день послѣ того, какъ Клодія изъявила желаніе стать христіанкой, Меланія сообщила объ этомъ молодому священнику.
-- Тогда позволь мнѣ войти къ вамъ и крестить ее.
-- Нѣтъ. Я уже окрестила ее сама. Вчера ночью она была очень плоха, сердце ослабло и нельзя было ждать. Сегодня ей немного лучше, но она слабѣетъ съ каждымъ днемъ.
-- Не хочетъ ли она пособороваться?
-- Хорошо,-- отвѣтила, подумавъ, Меланія.-- Зайди сюда черезъ часъ, она будетъ готова.
-- А мнѣ можно будетъ войти къ ней въ комнату?
-- Въ этомъ нѣтъ надобности. Она будетъ здѣсь за дверями Пожалуйста, дотрагивайся только до одной ея руки и то стилемъ. Не забывай,-- прибавила она съ веселымъ смѣхомъ, видя его нерѣшительность,-- не забывай, что ты долженъ слушаться меня. Самъ папа сказалъ тебѣ это, отпуская тебя сюда. Кромѣ того, на лицо ея страшно взглянуть. Тебѣ извѣстно, конечно, что въ исключительныхъ случаяхъ достаточно помазать миромъ гдѣ-нибудь въ одномъ мѣстѣ. Мнѣ хотѣлось бы, чтобы ты остался здоровъ и могъ присматривать за моими сыновьями.
-- Хорошо. Я заодно пріобщу ее и св. тайнъ.
Вернувшись черезъ часъ, Домній увидѣлъ, что Клодія лежитъ на полу за дверями. Ее перенесла сюда Меланія. Вольная была вся закутана въ чистыя простыни, лицо ея было совершенно закрыто и видна была только одна рука.
Домній совершилъ помазаніе только одной руки, на ладони которой не было оспенныхъ пятенъ, но не стилемъ, а прямо пальцемъ, какъ это обыкновенно дѣлалось. Затѣмъ Меланія, наклонившись надъ больной, откинула немного съ ея лица покрывало, оставивъ свободнымъ только ротъ, а Домній быстро положилъ ей на языкъ облатку съ причастіемъ и опустился на колѣни, читая установленныя молитвы.
Меланія снова взяла больную подъ руки и отвела обратно на ея постель. Она чувствовала, что ея болѣзнь усиливается съ часу на часъ, но ее поддерживала увѣренность, что Господь не отзоветъ ее къ себѣ, пока она нужна здѣсь для Клодіи.
Прошло нѣсколько дней.
Однажды Меланія, сидя около постели больной, тихо спросила ее, нѣтъ ли у нея враговъ, которыхъ она пожелала бы простить.
-- Прости ты меня,-- отвѣчала Клодія:-- я знаю, что я для тебя сдѣлала.
Скоро ея не стало.
Въ эту ночь Фабіанъ вдругъ проснулся. Вставъ съ постели, онъ подошелъ къ брату и дотронулся до него.
-- Христофоръ!-- шопотомъ произнесъ онъ.
-- Что? Я не сплю.
-- Я видѣлъ странный сонъ... Но не могу его хорошенько припомнить. Мнѣ казалось, что въ старомъ саду я вдругъ увидѣлъ какое-то сіяніе. Пойдемъ и посмотримъ.
Они пошли. Ночь была звѣздная, но луны не было. Кругомъ царила тишина. Слышно было только, какъ отдыхалъ усталый за день міръ. Горы въ темнотѣ сливались въ одну темную массу.
Въ старомъ саду было много цвѣтовъ. Словно живыя существа, они также закрыли на ночь глаза. Братьями показалось, что надъ однимъ мѣстомъ, недалеко отъ входной двери, стоялъ какой-то блѣдный свѣтъ, похожій на полоску свѣтлаго тумана...
Когда вошли въ комнату, гдѣ были мертвыя Клодія и Меланія, все оказалось въ полномъ порядкѣ и чистотѣ. Стоялъ какой-то особенный ароматъ, непохожій на ароматъ цвѣтовъ.
Больше въ Цивителлѣ случаевъ оспы не было.