Первое впечатлѣніе отъ весталокъ Фавстула вынесла изъ общаго ужина вечеромъ, въ день ея поступленія. Этотъ ужинъ удивилъ ее своей продолжительностью и великолѣпной сервировкой. Триклиніумъ былъ не великъ, но роскошно отдѣланъ. Блюда и кубки были изъ чистаго золота, великолѣпной работы. Пища отличалась изобиліемъ и изысканностью, вина были изъ лучшихъ виноградниковъ.

Фавстулѣ было отведено мѣсто на концѣ стола. Мѣсто противъ нея было свободно, оно принадлежало Клавдіи, которая была на дежурствѣ и поддерживала священный огонь на алтарѣ богини Весты.

Великая весталка возсѣдала въ самомъ центрѣ длинной части стола. По бокамъ ея сидѣли двѣ весталки. Напротивъ нея былъ другой, болѣе короткій столъ, за которымъ ѣли четыре бывшія весталки.

Великая весталка говорила немного и, видимо, не ожидала, чтобы кто-нибудь заговорилъ съ ней, если она не начнетъ разговора первая. Когда Ливія, сидѣвшая отъ нея справа, забывала это и обращалась къ ней съ какимъ-нибудь замѣчаніемъ, та дѣлала видъ, что не слышитъ, или молча кивала головой, не удостаивая ее никакого отвѣта.

Фавстула подмѣтила, что это сердило Ливію. Видно было, что она не пользовалась здѣсь любовью и что всякій щелчокъ ей доставлялъ ея подругамъ большое удовольствіе. Отъ Фавстулы не укрылось, что, когда она обращалась къ Волумніи, великая весталка сейчасъ же дѣлала какое-нибудь замѣчаніе Марціи, сидѣвшей отъ нея налѣво.

Марція была очень довольна, когда всѣ ѣли безъ особыхъ разговоровъ. Ѣда дважды въ день была для нея настоящимъ событіемъ. Ей было уже за тридцать лѣтъ, но она казалась гораздо моложе Ливіи и Волюмніи. Она была довольно неуклюжа, и ея маленькіе заплывшіе глаза съ каждымъ годомъ, по мѣрѣ того, какъ округлялись ея щеки, дѣлались все уже и уже. Ливія, наоборотъ, была худа и поджара, хотя ѣла не меньше Волюмніи. Пищу она проглатывала поспѣшно и нетерпѣливо, какъ будто старалась скрыть это. Свою порцію она всегда съѣдала раньше другихъ.

Великая весталка принимала пищу съ благоразумной умѣренностью. Умѣренность была ея конькомъ: она всегда дѣлала все не скоро, но и не медленно, не мало, но и не много. Ея рѣчь, мысли, характеръ -- все носило отпечатокъ умѣренности. Если она обнаруживала за кѣмъ-нибудь промахъ, то хладнокровно исправляла его.

Ея манера ѣсть какъ нельзя болѣе обнаруживала ея характеръ. Она не жадничала и ѣла ровно столько, сколько могла переварить. Но она не относилась безразлично къ пищѣ и очень часто обращалась къ Марціи съ замѣчаніемъ по поводу именно ѣды.

-- Это полезно,-- говорила она: это значило, что кушанье ей нравилось. У нея, впрочемъ, все было полезно, ибо у нея былъ отличный желудокъ, и ей нравилось всякое кушанье.

Марція съ удовольствіемъ выслушивала эти одобренія: она завѣдывала хозяйствомъ, и всѣ кушанья изготовлялись по ея заказу.

Она была слишкомъ занята ужиномъ и не обращала вниманія на Фавстулу. Волюмнія также оставила ее въ покоѣ, полагая, что она сказала ей уже все, что было нужно.

Ливія, быстро проглотивъ свою порцію, на досугѣ упорно поглядывала на юную весталку съ такимъ выраженіемъ, какъ будто хотѣла сказать:

-- Да, ты очень знатнаго рода, но я знаю о тебѣ всю подноготную.

И, бросивъ на нее колючій взглядъ, она тихо начинала говорить о чемъ-то Кайѣ. Фавстула была увѣрена, что рѣчь шла именно о ней.

Ближе всего къ Фавстулѣ сидѣла Тацита, время отъ времени дѣлавшая ей короткія замѣчанія. То была поверхностная и добродушная особа, не особенно умѣвшая вести разговоръ.

:-- Не понравилось тебѣ, когда тебѣ остригли волосы?

-- Не понравилось.

-- Да, и мнѣ не понравилось. Волосы у меня были чудные. Но они опять у тебя скоро вырастутъ. Ихъ, вѣдь, обрѣзаютъ только одинъ разъ.

Когда, наконецъ, она замолчала, Фавстула стала разглядывать четырехъ бывшихъ весталокъ, сидѣвшихъ отъ нея налѣво. Одна изъ нихъ была очень стара, кожа ея была похожа на печеное яблоко. Другой было немного больше сорока лѣтъ, и будь она немного помоложе, ее выбрали бы великой весталкой вмѣсто Волюмніи. Третья была съ горбомъ, четвертое мѣсто занимала Плотина.

Когда Фавстула отвела отъ нихъ свой взглядъ, ея глаза встрѣтились съ глазами Тациты, которая улыбнулась и тихонько сказала ей:

-- Онѣ недурныя, но ужъ стары. Старости не избѣжишь.

"Неужели и я буду когда-нибудь похожа на нихъ?" промелькнуло въ головѣ Фавстулы.

Стиснутый на застроенномъ форумѣ, артіумъ былъ все-таки довольно обширенъ. Онъ былъ даже огроменъ, если имѣть въ виду его назначеніе -- служить жилищемъ горсточки женщинъ. Но послѣ обширнаго раздолья Олибанума онъ показался Фавстулѣ крохотнымъ. Она не привыкла сидѣть взаперти. Несмотря на то, что она была уроженкой Рима, она страстно любила деревню съ ея величавыми свободными горахми. Ей казалось теперь, что здѣсь нѣтъ воздуха, и она чуть не задыхалась безъ деревенскаго вѣтерка.

Весталки были обставлены чрезвычайно уютно. Но какая можетъ быть прелесть въ ихъ жизни, когда она лишена любви. Хотя ихъ было немного, однако, между ними не было единства и взаимной привязанности. Онѣ носили одинаковую одежду и были заинтересованы въ богатствѣ своей коллегіи -- и только. Другихъ, болѣе глубокихъ связей между ними не существовало.

Фавстула знала, что всѣ эти женщины были приведены сюда еще дѣтьми, когда имъ было шесть-семь лѣтъ. Она понимала, что ихъ не спрашивали, желаютъ ли онѣ попасть сюда, какъ не спрашивали и ее, и онѣ представлялись ей выброшенными изъ людского общества, одинокими, какъ и она, затвердѣвшими и одеревенѣлыми въ этомъ одиночествѣ.