Когда весталки заняли свои мѣста на императорскомъ помостѣ, амфитеатръ былъ уже переполненъ до самаго верха, гдѣ тѣснились зрители изъ простого народа. Несмотря на то, сотни народа продолжали еще подходить со всѣхъ сторонъ: недаромъ Римъ хвастался, что въ Колизеумѣ можетъ помѣститься восемьдесятъ семь тысячъ человѣкъ.
Въ нижнихъ рядахъ сидѣли крупныя должностныя лица съ префектомъ города Апроніаномъ во главѣ. Тутъ же были и фламины и члены другихъ жреческихъ коллегій. На южной сторонѣ амфитеатра возвышался Пульвинаръ съ незанятой ложой для императора, украшенной золотомъ и слоновой костью, Весталки сидѣли нѣсколько сзади этой ложи.
На улицѣ ярко свѣтило солнце и игралъ легкій, свѣжій вѣтерокъ. Выдался первый прохладный день за цѣлую недѣлю. Но здѣсь подъ огромнымъ навѣсомъ было темно и душно. Между мачтами, поставленными вокругъ арены, было натянуто полотно, такъ что мѣста для зрителей были въ тѣни.
Тацита сидѣла недалеко отъ императорскаго трона. Рядомъ съ ней было мѣсто Клавдіи, затѣмъ Фавстулы. По другую сторону сидѣли Лоллія и прочія весталки. Если бы даже не предстояло ничего особеннаго, Фавстула и безъ того чувствовала бы себя плохо: видъ огромной толпы дѣйствовалъ на нее угнетающе, а отъ жары она едва не задыхалась. Она знала, что въ программу представленія войдутъ и гладіаторскія игры, запрещенныя Константиномъ тридцать семь лѣтъ тому назадъ. Прежде иногда не обращали вниманія на декреты Константина. Теперь ихъ не хотѣли исполнять демонстративно, чтобы показать, что положеніе вещей, созданное въ государствѣ императоромъ-христіаниномъ, совершенно измѣнилось. Было бы опрометчиво думать, что въ циркѣ были одни язычники. Напротивъ, тутъ, несомнѣнно, присутствовали и христіане. Но Фавстула знала изъ нихъ очень немногихъ, и ей не попалось на глаза ни одного знакомаго лица. Многіе изъ видныхъ въ городѣ христіанъ не пожелали присутствовать на играхъ, видя въ нихъ прямую демонстрацію противъ христіанъ. Другіе остерегались и остались дома вслѣдствіе распространившихся по городу тревожныхъ слуховъ.
Первымъ нумеромъ появилась торжественная процессія, которая обошла кругомъ арены. Затѣмъ вышли атлеты и гимнасты, состязанія которыхъ многимъ понравились больше всего, ибо были безвредны. Потомъ арена удивительнымъ образомъ была превращена въ тропическій лѣсъ. Появились зеленые холмы, по которымъ прыгали дикіе звѣри. За ними была устроена охота. Зрители воодушевились и заволновались. Но время для трагедіи еще не настало. Правда, нѣсколько охотниковъ было ранено, нѣсколько, какъ передавалось шопотомъ, даже умерло отъ полученныхъ ранъ. Зато всѣ видѣли, что было убито огромное количество звѣрей.
Послѣ охоты наступилъ томительный антрактъ. Холмы опустились подъ землю, и сотни рабовъ забѣгали по аренѣ, посыпая ее пескомъ.
Фавстула сидѣла молча, боясь, какъ бы ея сосѣдка Клавдія и Лоллія не услыхали, какъ сильно бьется ея сердце. Что-то подступило ей къ самому горлу и сдавило его. Казалось, вся кровь ея тѣла бросила ей къ глазамъ, хотя лицо ея было блѣднѣе обыкновеннаго.
-- Игры даетъ Апроніанъ,-- сказала Тацита своимъ однообразнымъ, скрипучимъ голосомъ.-- Онъ такъ щедръ! И какой это римлянинъ!
Въ ушахъ Фавстулы раздалось вдругъ пѣніе, которое она когда-то слышала въ раннемъ дѣтствѣ. Вспомнилось ей, какъ въ залитомъ солнцемъ саду Меланіи весело пѣли рабы.
Вспомнилось ей и какъ спасъ ее Фабіанъ...
На противоположной сторонѣ арены показались гладіаторы. Они шли тихо, но гордо. Вся ихъ фигура выражала презрѣніе къ жизни, которая не дала имъ ни счастья, ни радости. Всѣ они были молоды, сильны и стройны, но смерть уже звала ихъ къ себѣ, но не слабостью и болѣзнями, не стонами усталыхъ отъ жизни людей. На огромномъ разстояніи, отдѣлявшемъ ихъ отъ зрителей, нельзя было видѣть ихъ лицъ. Можетъ быть, эти лица были грубы и суровы. Но такими ихъ сдѣлало ихъ воспоминаніе.
Фавстулѣ за всю ея короткую жизнь не приходилось видѣть, какъ умираютъ люди. Непріятное чувство ожиданія охватило ее съ новой силой, и она почти ничего не видѣла передъ собой. Когда гладіаторы выстроились передъ императорскимъ помостомъ, она не могла различить ни одного лица.
Преклонившись передъ незанятымъ императорскимъ трономъ и эмблемами императорской власти, гладіаторы, при гробовой тишинѣ, громко крикнули разомъ:
-- Ave, Imperator, morituri te salutant!
Затѣмъ они раздѣлились на два отряда, каждый подъ предводительствомъ того ланисты, который ихъ обучалъ. Здѣсь были тяжело-вооруженные мирмиллоны, легко вооруженные секуторы и наконецъ ретіаріи, съ своими сѣтями, открытыми кинжалами и трезубцами. Настала короткая, тяжелая пауза, и вдругъ съ шумомъ и стукомъ оружія обѣ партіи бросились другъ на друга. Крики сражающихся перемѣшались со стонами раненыхъ и умирающихъ. На аренѣ поднялась сильная пыль, сквозь которую едва видно было солнце. Лица зрителей стали возбужденнѣе и свирѣпѣе, чѣмъ у самихъ сражающихся. По адресу тѣхъ, кто старался избѣгнуть смерти, неслись брань и угрозы. Человѣческая природа исчезла, и въ циркѣ осталось восемьдесятъ тысячъ звѣрей.
Едва успѣли стихнуть волчьи крики и визготня, которую можно услышать лишь у гіенъ, какъ на срединѣ арены появился герольдъ и объявилъ зрителямъ, что игры эти -- дѣло религіозное и потому онѣ должны кончиться религіознымъ актомъ. Одинъ изъ государственныхъ преступниковъ, оскорбившій наиболѣе священные устои государства, долженъ публично искупить свою вину передъ религіей. Всѣмъ извѣстно, что благосостояніе Рима неразрывно связано съ нерушимой охраной Палладіума, которое довѣрено дѣвамъ, посвящающимъ себя служенію богинѣ Вестѣ. Нѣтъ преступника болѣе страшнаго, чѣмъ тотъ, кто рѣшится совратить одну изъ нихъ. Человѣкъ, который появится передъ вами, уличенъ въ этомъ преступленіи и пусть онъ узнаетъ, какъ Римъ мститъ за своихъ оскорбленныхъ боговъ. Этотъ человѣкъ рожденъ и воспитанъ въ Римѣ, но онъ недостоинъ такой родины. Служа въ легіонахъ, онъ обезчестилъ оружіе, которое онъ носитъ, отказавшись почтить императорскія знамена. Этотъ же человѣкъ пытался совратить весталку, сманить ее отъ священнаго алтаря Весты къ себѣ. За это полагается смертная казнь посредствомъ бичеванія, и онъ долженъ умереть здѣсь, гдѣ весь Римъ можетъ видѣть, какъ наказуется оскорбленіе его величія.