I.
Были минуты, когда Анджела сама себя не понимала. У нея, наконецъ, нашлись слезы объ отцѣ, казалось, неистощимыя; наплакавшись, она была довольна собой. Тѣмъ не менѣе, она находила, что, съ извѣстной точки зрѣнія, въ смерти отца были прекрасныя стороны: необходимо было носить глубокій трауръ, который необыкновенно шелъ въ ея блѣдности и бѣлокурымъ волосамъ; всякій вечеръ можно было перечитывать и переправляетъ дневникъ, прикрашивая описаніе своего несчастія. Была еще одна сторона... но ее Анджела держала въ тайнѣ; она не повѣрила ее ни дневнику, ни Биче, ни даже самой себѣ; она терпѣливо ожидала, чтобы сначала высказался онъ... Рано или поздно, онъ долженъ же заговорить.
Но она не позволяла себѣ излишнихъ иллюзій; пожалуй, ей пріятно было даже немного и подождать. Не потому, чтобъ она не съумѣла играть роль замужней женщины; она, вѣдь, только на палецъ пониже ростомъ Биче, а передъ зеркаломъ, выпрямившись и поднявъ голову, совсѣмъ "дама". Ей недостаетъ всего какой-нибудь четверти шлейфа. Она все еще носитъ короткія платья!
Но все же она довольна. Нечего много требовать отъ судьбы! Когда она показала тринадцатилѣтней дѣвочкѣ припасеннаго для нея жениха, она уже не мало сдѣлала. Впрочемъ, Анджела всегда любила имѣть точныя понятія о дѣлахъ и вскорѣ хитрый священникъ проговорился, очутившись въ ловушкѣ, придуманной, однако, очень наивно. Дѣвочка, въ слезахъ, объявила ему, что все слышала и знаетъ сот отца. "Мнѣ ничего неизвѣстно", отвѣчалъ онъ, цѣлуя ее въ лобъ; немногаго не доставало, чтобъ онъ тутъ же далъ ей брачное благословеніе! Онъ спохватился было, но она уже ушла вмѣстѣ со своимъ суженымъ.
Въ головѣ Анджелы шла великая работа. Она старалась придумать слова, тонъ голоса, движенія Сильвіо, когда онъ будетъ объяснять ей все это. Она готовила и отвѣты.
"Я все знаю", скажетъ она и бросится ему на шею,-- можетъ быть, прибавитъ: "и люблю тебя", -- смотря по обстоятельствамъ. Но во всю дорогу Сильвіо не сказалъ двухъ словъ, развѣ, по необходимости; такъ и домой возвратились; онъ все тотъ же "дядя", что и прежде. Такъ прошло нѣсколько недѣль. Онъ, попрежнему, былъ занятъ, но находилъ время для длинныхъ разговоровъ съ Козимо, съ Биче, съ адвокатами. Разъ пришелъ опять Эфизіо Пачисъ (тотъ, другой, что читалъ стихи у нихъ за ужиномъ); рано утромъ дядя ушелъ куда-то съ нимъ, потомъ вернулся одинъ. Очевидно, въ домѣ затѣвается что-то. Сначала Анджела не обращала на это вниманія, но, когда она увидѣла, что онъ все не рѣшается открыться, и убѣдилась, что остальные не знаютъ великой тайны, она рѣшила раскрыть причину безпокойства дяди Сильвіо.
-- Знаешь,-- сказала она, удерживая его, когда онъ выходилъ изъ дома,-- въ послѣднее время ты мною совсѣмъ не занимаешься!
Сильвіо улыбнулся.
-- Ты ошибаешься. Напротивъ, занимаюсь очень много.
-- Ты не замѣчаешь во мнѣ перемѣны? Смотри.
-- Ничего не вижу.
-- А платье? Ты и не замѣтилъ, насколько оно длиннѣе? Биче ихъ всѣ велѣла выпуститъ... Прежде было только до сихъ поръ, а теперь...
-- Еслибъ ты не показала, я бы и не замѣтилъ. Но и теперь еще на цѣлую ладонь не достаетъ. Всѣ ботинки видны.
Эти слова были для Анджеіы откровеніемъ: онъ не объяснилъ своихъ чувствъ только потому, что считаетъ невѣсту еще недостаточно зрѣлою.
-- Зимой буду носитъ совсѣмъ длинныя, -- сказала она.-- Мнѣ минетъ четырнадцать.
-- Да, знаю.
И ничего больше; ушелъ преспокойно. Она осталась въ сѣняхъ, озадаченная такою холодностью, но, вспомнивъ, что невѣсты, разставаясь съ женихами, слѣдятъ за ними взоромъ изъ окна, пошла на террассу. Онъ шелъ скоро, держался гордо; казалось, онъ ни за что не оглянется. Однако, онъ оглянулся. Важное доказательство любви. Анджела не могла долѣе вытерпѣть и побѣжала сообщить все это своему дневнику. Она знала, но еще не записала, что Сильвіо ея супругъ передъ лицомъ неба. Теперь рѣшено: она любитъ его безумно. Рѣшено и записано.