Поѣздка въ Темпіо, назначенная еще за недѣлю, не возбудила подозрѣній дѣвушки, тѣмъ болѣе, что собирались ѣхать и Беатриче, и графъ Козимо. Хотѣли осмотрѣть пастбище, которое думали купить, и условиться о продажѣ шерсти съ однимъ старикомъ -- патріархомъ цѣлаго рода пастуховъ. Что намѣревались дѣлать изъ козьей шерсти дядя профессоръ и дядя Козимо, Анджела не спрашивала. Они сказали, что именно теперь самое время стрижки, стало быть, Биче и она ѣхали смотрѣть, какъ будутъ стричь овецъ и бить шерсть, что-жь оставаться дома однѣмъ?
Путешествіе до Темпіо не представило двумъ женщинамъ ничего особенно занимательнаго.
Къ вечеру пріѣхали въ Темпіо. Суровый видъ гранитнаго селенія, расположеннаго въ великолѣпныхъ горахъ Лимбары, произвелъ на Беатриче и Анджелу глубокое впечатлѣніе. Онѣ были еще болѣе довольны, когда узнали, что пойдутъ не въ гостинницу, а въ приходскій домъ, и когда ихъ встрѣтилъ не толстый, пузатый хозяинъ, а высокій, худощавый священникъ, настоящій горный проповѣдникъ, безъ вѣчнаго молитвенника въ рукахъ, смотрѣвшій людямъ прямо въ лицо живыми, ясными глазами изъ-подъ густыхъ бровей.
Отецъ Эммануилъ сказалъ пріѣзжимъ, что его домъ -- единственный во всемъ Темпіо, гдѣ можетъ синьора провести ночь, что онъ предоставляетъ его весь къ услугамъ гостей и жалѣетъ только, что не зналъ заранѣе, чтобъ немножко поубраться; впрочемъ, будетъ все необходимое.
Отецъ Эммануилъ былъ уроженецъ Галлуры, изъ рода честныхъ, гордыхъ и полныхъ воображенія лимбарскихъ пастуховъ; послѣ многихъ лѣтъ священства, ему, казалось, все еще было трудно приспособиться къ своему положенію "пастыря душъ". Его домъ былъ скорѣе домъ охотника, а не духовнаго лица. Во всѣхъ углахъ -- ружья, старинныя сардинскія, длинныя, кремневыя, я сардинскія новѣйшія съ короткими стволами; карабины-двустволки, пистолеты большіе и маленькіе; шпаги и сабли висѣли въ изголовьяхъ постелей, рядомъ съ изображеніями Мадонны, убранными вышиваньями монахинь.
Послѣ ужина отецъ Эммануилъ отворилъ комнаты, назначенныя гостямъ. Изумленнымъ взорамъ Беатриче я Анджелы представились постели, висящія между небомъ и землей и на которыя предстояло прыгать, сотворивъ молитву. Отецъ Эммануилъ былъ человѣкъ внимательный; онъ лишь слегка спросилъ за ужиномъ о привычкахъ пріѣзжихъ, но было ясно, что для него довольно и двухъ словъ.
Было уже поздно. Беатриче и Анджела ушли въ свою комнату. Видя, что нѣтъ никого, Сильвіо и Козимо переглянулись. Тогда отецъ Эммануилъ ударилъ себя по лбу, вспомнивъ, что утромъ приходилъ Чичито-Скано и просилъ предупредить "гостей", когда они пріѣдутъ, что завтра на зарѣ онъ непремѣнно придетъ проводить ихъ въ стаццо.
-- Хотите посмотрѣть, что такое стаццо?-- опросилъ священникъ, и, не дожидаясь отвѣта, прибавилъ, что теперь тамъ особенно весело: начинаютъ стричь овецъ и бить шерсть, а при этомъ пастухи обыкновенно угощаются, пьютъ и поютъ.
Больше онъ ничего не сказалъ. Гости разошлись, много смѣялись, влѣзая на постели, и скоро заснули.
Пантамо бросился на полураскатанную цыновку, служившую и постелью, и изголовьемъ.
Отецъ Эммануилъ обошелъ домъ, заперъ всѣ двери и окна, удалился въ свою комнату и закурилъ длинную трубку отличнаго контрабанднаго табаку; затѣмъ онъ легъ и задулъ свѣчу.
На зарѣ всѣхъ разбудилъ стукъ въ ворота. Пришелъ Чичито-Скано.
Эта "жертва" Маріи-Антоніи еще носила правую руку на перевязкѣ; дикарка-дѣвушка, защищаясь слишкомъ усердно, рисковала на вѣкъ изуродовать своего поклонника; но Чичито-Скано не унывалъ и не особенно страдалъ отъ раны. Отецъ Эммануилъ, хмуря свои густыя брови, сказалъ шутливо-строго, что молодой человѣкъ носитъ перевязку затѣмъ, чтобы, вѣнчаясь, помнить грѣхъ свой, и даже не пойдетъ въ стаццо смотрѣть шерстобитье.
Между тѣмъ, Чичато и другіе домашніе прилаживали за сѣдлами двухъ черныхъ лошадокъ мѣшки съ сѣномъ для синьоръ.
Графъ Козимо никогда не ѣзжалъ верхомъ съ дамой на сѣдлѣ, а потому не отвѣчалъ за безопасность своей жены или Анджелы; слѣдовательно, было необходимо распорядиться иначе: Чичито-Скано взялся довезти дѣвочку, а Сильвіо -- Беатриче; Козимо оставалось усадить амазонокъ и самому вспрыгнуть на сѣдло.
Отецъ Эммануилъ махнулъ имъ рукою, прощаясь, съ своего порога и три лошадки понеслись.
Долго ѣхали они среди прелестнѣйшей природы, переѣзжая въ бродъ ручьи, образовавшіеся изъ снѣговъ, накопленныхъ на высотахъ Лимбары, которыя поднимались, сіяющія, въ розовомъ туманѣ зари.
Сильвіо побѣдилъ странное впечатлѣніе, которое испыталъ, когда его обхватила рука подруги. Теперь онъ чувствовалъ эти невинныя объятія, но когда, во время спуска подъ гору, на него слегка наклонилась подруга, онъ ощутилъ не волненіе, а только заботу, какую-то дружескую благодарность. Онъ сдѣлался разговорчивъ; не оборачиваясь и крича на-вѣтеръ, онъ объяснялъ Беатриче свойства этой каменистой галлурской почвы, плодородной до того, что она производить и виноградъ, и дубъ, и черешни, лучшіе во всей вселенной.
-- Черешни!-- смѣясь, дразнила Беатриче, и профессоръ отваживался до того, что оглядывался на свою даму и шутливо хлопалъ по бѣлой ручкѣ, которая хваталась за его пальто.
Когда, услыша смѣхъ, подъѣзжалъ Козимо, Сильвіо хотѣлось бросить поводья, обнять друга и сказать... что природа хороша, какъ невѣста, а майское утро пышно, какъ свадебный праздникъ.
Часа черезъ два ѣзды, при въѣздѣ въ дубовый лѣсокъ, всѣ три всадника собрались и Чичито-Скано объяснилъ, что этотъ лѣсъ принадлежитъ округу Альцагена, въ которомъ много большихъ и маленькихъ стаццо, а между ними и стаццо Длиннаго Джіанандреа.
-- Это кто же; Длинный Джіанандреа?
Чичито-Скано сказалъ, что Длинный Джіанандреа -- родоначальникъ богатаго семейства пастуховъ; что они всѣ, мужчины и женщины, живутъ въ большомъ домѣ -- каменномъ, какихъ кругомъ немного. Джіанандреа -- отецъ Маріанджелы, Гаино, Мауриціо. Бастіаны и Николетты. Четверо старшихъ живутъ уже семьями и у нихъ есть дѣти. Только Николетта, Длинная Николетта. меньшая дочь -- вылитый портретъ отца! Она одна не замужемъ. Но скоро и ей мужъ найдется. По секрету: Джіанъ-Мартино, самый маленькій пастушонокъ въ округѣ, но смѣлый малый,-- что трудно достать, то ему и нужно,-- Джіанъ-Мартино забралъ себѣ въ голову достать Николетту. Дѣвка смѣется, да не долго ей придется смѣяться. Извѣстно, людей мѣряютъ не по росту.
Въѣхавъ въ лѣсъ, путники почти простились со свѣтомъ: такъ была сплошна въ немъ листва и развѣсисты вѣтви. Лисицы и зайцы выскакивали изъ-подъ ногъ у лошадей. Чичито-Скано очень бы охотно спустилъ зарядъ-другой, но первая ласка будущей невѣсты поставила его въ такое положеніе, что пришлось оставить оружіе дома и путешествовать... какъ семинаристъ!
Анджела была этимъ очень довольна и не скрывала своего удовольствія. Ей казалось, что если Чичито-Скано станетъ стрѣлять по зайцамъ и лисицамъ, ей будетъ трудно зажать себѣ уши, не свалившись съ лошади.
Воображеніе Сильвіо шалило дорогой. Но при мысли, что сейчасъ увидитъ брата, Сильвіо раскаялся въ своей разсѣянности. То же ожиданіе заставило забиться сердце Козимо и Беатриче. Одна Анджела, ничего не подозрѣвая, два раза переспросила, какія это растенія, всѣ въ бѣлыхъ цвѣточкахъ; ей никто не отвѣчалъ.
-- Дядя Сильвіо, что это за цвѣты?-- приставала дѣвочка, думая, что Чичито-Скано не знаетъ.
-- Чечевица,-- отвѣчалъ Чичито, будто съ просонокъ.
Сильвіо былъ совсѣмъ не въ состояніи отвѣчать; когда проѣзжали мимо живой изгороди, окружавшей овчарню, ему послышался стонъ...