Яркая мартовская заря заглянула въ широкія окна комнаты покойницы; свѣчи около постели поблѣднѣли. Двѣ женщины сидѣли у трупа,-- одна, Аннета, еще боролась со сномъ, другая, Джеромина, уже давно дремала. Графиня Беатриче послушалась мужа и ушла отдохнуть. Амброджіо ожидалъ приказаній графа, который ходилъ взадъ и впередъ по парадной залѣ.
-- Комедія кончена,-- разсуждалъ Амброджіо, слѣдя за однообразными шагами, звучно раздававшимися въ тишинѣ.-- Что же онъ еще раздумываетъ?
Шаги остановились у входа въ корридоръ; усталый голосъ тихо спросилъ:
-- Вы еще здѣсь, синьоръ Амброджіо?
-- Вы приказали подождать, графъ.
-- Виноватъ. Забылъ.
-- Ничего. Я спать не хочу. Ничего, покуда еще ночь...
-- Уже день,-- сказалъ графъ.
Старикъ вошелъ въ залу и погасилъ свѣчи. На мебели погасли красноватые отблески; лучи зажглись тамъ, гдѣ были тѣни; пышныя полосы свѣта шире захватили пространство отъ пола до потолка.
-- Комедія еще не кончена,-- сказалъ Козимо.-- Вамъ предстоитъ еще работа, Амброджіо.
-- Я готовъ,-- отвѣчалъ старикъ.
-- Вы ночью были въ комнатѣ матери?
-- Два раза,-- сказалъ Амброджіо, понижая голосъ.
Онъ не прибавилъ ничего больше. Молчаніе Козимо означало вопросъ, точно ли умерла мать, не проснулась ли ночью. Молча Амброджіо отвѣтилъ, что она больше никогда не проснется.
Оба молчали.
-- Прежде всего, извѣстите Сильвіо. Скажите, чтобъ пришелъ; мнѣ его нужно. Потомъ отправьтесь въ муниципалитетъ, заявите о смерти и закажите похороны, первоклассныя. Изъ муниципалитета -- въ приходъ, Санъ-Франческо, закажите службу.
-- Первоклассную,-- подсказалъ Амброджіо, зная, что противорѣчія не будетъ.
Графъ кивнулъ головой и продолжалъ:
-- Позаботьтесь, чтобъ на погребеніи были Стеллини и музыка.
-- Стеллини?-- повторилъ Амброджіо.-- Всѣ?
-- Всѣ.
-- И чтобъ пѣли?-- спросилъ Амброджіо, больше для того, чтобы сказать что-нибудь.
-- Я полагаю, Амброджіо. Но, если имъ за пѣніе еще нужно приплатить -- заплатите, потомъ -- приходскимъ бѣднымъ, что пойдутъ за процессіей... за факелы...
-- Факелы,-- повторилъ старикъ.
-- На гробъ прикажите приготовить, гирлянду изъ иммортелей.
-- Гирлянду...
-- Двойной цинковый гробъ.
-- Цинковый...
-- И хорошенько узнайте, какія нужны формальности для полученія позволенія перевезти тѣло въ Сардинію.
Амброджіо на этотъ разъ ничего не повторилъ; онъ усталъ. Усталъ, казалось, и графъ; онъ тяжело дышалъ, молча и склонивъ голову.
-- Прикажите запречь себѣ карету, -- сказалъ онъ, наконецъ.-- Такъ будетъ скорѣе. Вы ничего не забудете, Амброджіо? Пожалуйста, распорядитесь всѣмъ. У меня голова идетъ кругомъ.
-- Я отдамъ напечатать извѣщеніе и за этимъ самъ зайду въ типографію.
-- Да, я то же думалъ. Вотъ тамъ, я приготовилъ.
Амброджіо прослѣдилъ за взглядомъ графа, увидѣлъ на столѣ сложенную бумагу, взялъ ее, развернулъ, сложилъ опять и спряталъ въ карманъ, не читая.
-- Закажите намъ траурныя визитныя карточки, бумагу и конверты.
-- Надо еще портнаго,-- выговорилъ старикъ
-- Да, и швею... Бѣдный Амброджіо, все ли вы успѣете?... Да, забыли главное: надо увѣдомить доктора Паролини, нотаріуса, чтобы завтра пришелъ прочесть завѣщаніе въ присутствіи заинтересованныхъ сторонъ.
-- Нотаріуса... завѣщаніе...-- сказалъ Амброджіо.-- Но графиня...
-- Надняхъ моя мать составила завѣщаніе. Вы это знаете, такъ какъ были однимъ изъ свидѣтелей.
-- И ваше сіятельство полагаете...-- началъ было Амброджіо и не могъ продолжать: жалость схватила его за горло, грудь стѣснилась отъ рыданій.
-- Иду...-- сказалъ онъ глухо, но не двигался. Только когда Козимо, не глядя больше на стараго друга, возобновилъ свою мучительную ходьбу по этой печальной залѣ, Амброджіо отвернулся и вышелъ тихо, какъ призракъ.
Но передъ тѣмъ, какъ уйти изъ дома, пока запрягали карету, Амброджіо вздумалъ заглянуть въ комнату мертвой. И туда забрался прелестный свѣтъ утра: все побѣлѣло; свѣчи отбрасывали красноватый отблескъ на саванъ покойницы, на желтый шелковый пологъ. Аннета кончила тѣмъ, что заснула въ креслѣ, а Джеромина, забившись въ уголъ между двухъ большихъ шкафовъ и прислонясь спиной къ стѣнѣ, казалось, окаменѣла отъ сна. Кругомъ комнаты находились великіе представители угасшаго рода, забытые на полу и окутанные темнотой; казалось, они хотѣли совсѣмъ спрятаться въ своихъ фонахъ, но ихъ выдавали залоченыя рамы. Одинъ епископъ Джаиме де-Нарди, стоя на стулѣ, гдѣ его поставили, озаренный свѣтомъ близкаго окна, все еще благословлялъ послѣднюю усопшую своего семейства. Странной, горькой насмѣшкой казалось эта выставка предковъ въ такую минуту. Амброджіо перенесъ ихъ обратно одного за другимъ.
Аннета проснулась на шумъ, граціозно протерла глазки и заговорила таинственно:
-- Боже! Какой ужасный сонъ! Меня хотѣли заставить признаться, что графиня скончалась... Меня пытали! Я выносила пытку, повторяла, что нѣтъ! И къ чему это повело? Скажите, синьоръ Амброджіо, къ чему это повело?
Старикъ смотрѣлъ на нее.
-- Ни къ чему,-- заключила еще таинственнѣе Аннета.-- Ея бѣдная душа оставила насъ, ушла.
Она внезапно остановилась на этомъ словѣ, какъ будто нечаянно явился на него удовлетворительный отвѣтъ. Долгимъ взоромъ въ окно Аннета, казалось, проводила бѣдную улетѣвшую душу и потомъ предложила Амброджіо помочь перетащить епископа Джаиме, который оставался послѣднимъ.
-----
Должно быть, вѣсть о смерти графини Вероники распространилась еще раньше, чѣмъ Амброджіо вышелъ изъ дома. Спускаясь съ лѣстницы, старикъ встрѣтилъ Сильвіо.
Молодой профессоръ остановился, запыхавшись, и предложилъ оолувопросъ изъ такихъ, на которые не ждутъ отвѣта:
-- Когда?
-- Вчера, въ десять вечера, -- отвѣчалъ Амброджіо.-- Я отправляюсь съ заявленіемъ, потомъ -- похороны, трауръ... Шелъ и къ вамъ. Графъ васъ ждетъ.
-- Гдѣ онъ?
-- Въ зеленой залѣ.
-- А графиня Беатриче?
-- Пошла отдохнуть.
-- До свиданія, Амброджіо.
Сильвіо пробѣжалъ послѣднія ступени и поспѣшилъ прямо въ зеленую залу.
Ва порогѣ онъ остановился. Тамъ звонко раздавались шаги. Графъ ходилъ и думалъ, вѣроятно, что-нибудь очень тяжелое; онъ до того былъ погруженъ въ свои мысли, что не слышалъ, какъ другъ назвалъ его по имени.
-- Козимо!
Графъ Родригесъ обернулся и бросился ему на шею.
-- Я ждалъ тебя,-- сказалъ онъ послѣ короткаго молчанія.
Они сѣли рядомъ на диванѣ.
-- Ты не ложился?-- спросилъ Сильвіо.
-- Нѣтъ, я все равно не могъ бы заснуть, -- возразилъ графъ.-- Съ часъ я занимался сведеніемъ счетовъ; потомъ... все хожу.
-- Счеты?-- повторилъ Сильвіо.
-- Да, другъ мой. Пока была жива мать, оставался одинъ отдѣлъ несведенныхъ счетовъ. Теперь я закончилъ этотъ отдѣлъ.
Онъ на минуту опустилъ голову и вдругъ рѣшительно ее поднялъ.
-- Теперь ужь нечего таиться. Съ ложью я покончилъ. Я нарочно ждалъ тебя, чтобы все сказать.
-- Все?
-- Въ двухъ словахъ: я разоренъ.
Наступило молчаніе.
-- Да, другъ, я разоренъ,-- началъ опять Козимо, спокойно и глухо.-- Ты уже кое-что подозрѣвалъ въ тотъ день, какъ была объявлена ликвидація всеобщаго банка. Знаешь, какъ шло эти дѣло? Мать не виновата. Ее ловко уговорили подписаться на множество акцій. Не хвалюсь: и я не яснѣе ея понималъ. Я тоже довѣрялъ новому учрежденію; акціи продавались съ преміей еще до выпуска и ихъ всѣ захватила спекуляція. Чрезъ нѣсколько мѣсяцевъ банкъ закрылся. Премія, представлявшая цѣлую треть капитала, вылетѣла, какъ дымъ. Мать потеряла болѣе ста тысячъ лиръ, но потеряла весело: она все еще считала себя въ милліонахъ. "Деньги мои въ вѣрныхъ рукахъ",-- говорила она, не зная, что двое изъ ея должниковъ уже давно не платятъ ей процентовъ, а капиталовъ заплатить имъ совсѣмъ не чѣмъ: оба обанкрутились...
-- Слѣдовало сказать ей,-- прервалъ Сильвіо.
-- Сильвіо, -- возразилъ графъ, положивъ ему руку на плечо,-- милый мой Сильвіо, разъ я попробовалъ заговорить, но она расхохоталась надъ моимъ безпокойствомъ, а поправлять дѣло самому было уже поздно. Земли, палаццо въ Плоаге, мельницы, оливковыя рощи, сады,-- все было давнымъ-давно заложено и проценты съѣдали доходы. Покинутыя поля, рощи, сады и прочее,-- все было заброшено, пропадало. Половина фермъ ничего не платила: уплата съ другихъ шла на налоги, на поправки... Я видѣлъ зло и видѣлъ выходъ...
-- Уѣхать въ Сардинію и приняться за хозяйство,-- сказалъ Сильвіо.
-- Именно такъ,-- отвѣчалъ попрежнему спокойно Козимо.-- Уѣхать въ Сардинію, хозяйничать, жить нѣсколько лѣтъ экономно и поправить старинное достояніе дома де-Нарди. Я такъ и хотѣлъ. Мать возстала противъ мысли уѣхать изъ Милана. Она не могла помириться съ жизнью въ Сассари или Плоаге, приказала продать что-нибудь, чтобъ исправить остальное, и хохотала, несчастная,-- хохотала надъ моими "страхами"!... Но это былъ смѣхъ нездоровый, неискренній. Чрезъ нѣсколько дней случился первый приступъ болѣзни, которая на годъ уложила ее въ постель... Тутъ, другъ, уже нечего было толковать о бѣдности. Я далъ ей умереть спокойно, обманутой... Ты, конечно, понимаешь, что дѣла съ тѣхъ поръ не пошли лучше. Палаццо въ Плоаге пустъ; изъ старыхъ пожитковъ дома де-Нарди я едва спасъ... предковъ моей матери. Вонъ они, увидишь ихъ; надѣюсь, они лучше, чѣмъ сынъ, утѣшили ее въ агоніи... Земли въ Плоаге проданы. Въ Copco не остается ничего. Есть еще склонъ горы въ Инглезіасъ, домъ моего отца во Флоринасъ и немного земли. Все заложено. Есть деньги въ долгахъ, но получить ихъ нѣтъ никакой надежды. Есть капиталъ тысячъ въ пятьдесятъ лиръ, въ бумагахъ, только номинальный! Есть, наконецъ, около тридцати тысячъ, который Амборджіо досталъ, продавъ всю эту движимость нѣкоему синьору Чилекка, съ условіемъ, что тотъ не вывезетъ изъ дома ничего... покуда жива мать.
Онъ закрылъ лицо руками.
-- Дѣлать нечего,-- продолжалъ онъ глухо,-- надо какъ-нибудь достать денегъ на прожитокъ, на похороны...
-- Не надо терять мужества,-- заговорилъ Сильвіо.
-- Довольно его у меня, -- прервалъ Козимо.-- Не терялъ я его и тогда, когда было труднѣе; когда эта несчастная женщина лежала и страдала, какъ ребенокъ, довѣрчиво загадывала о будущемъ, всякій день позволяла себѣ тысячные капризы, тогда нужно было мужество -- молчать, улыбаться... Вотъ когда нужно было мужество!
Сильвіо сжалъ его руку, не находя слова.
-- Мать умерла. То, что остается сдѣлать, сравнительно легче,-- продолжалъ графъ спокойно.-- Я велѣлъ позвать нотаріуса; завтра прочтется завѣщаніе графини де-Нарди.
-- Завѣщаніе?
-- Не безпокойся: единственный наслѣдникъ -- я. Назначенія друзьямъ, слугамъ уже вошли въ мой счетъ; я знаю все наизусть и, кажется, ничего не забылъ. Завтра похороны, послѣ-завтра укладываемся. Мы бѣжимъ, другъ, бѣжимъ изъ этого большаго города, гдѣ разыгрывали изъ себя милліонеровъ... Городъ отомстилъ, ускорилъ наше разореніе!
-- Куда вы поѣдете? Въ Сардинію?
-- Да, съ тобой вмѣстѣ. Когда ты думаешь ѣхать съ Анджелой?
-- Мы готовы,-- сказалъ Сильвіо,-- но если ѣхать съ тѣмъ, чтобъ уже не возвращаться, тогда дѣло другое. Тогда необходимо еще нѣсколько дней.
-- Нѣсколько дней нужно и мнѣ... А что Джіорджіо?-- спросилъ Козимо.
-- А графиня Беатриче?-- спросилъ, въ свою очередь, Сильвіо.
Графъ нахмурился.
-- Ей не хочется въ Сардинію?-- продолжалъ спрашивать Сильвіо, стараясь угадать его мысль.-- Она не совсѣмъ не права. Она не родилась въ Сардиніи и не знаетъ ее...
Козимо опустилъ голову и молчалъ.
-- Въ чемъ дѣло, въ сущности?-- тихо спросилъ Сильвіо.
-- Вотъ въ чемъ, -- отвѣчалъ графъ, крѣпко сжимая его руку своей дрожащей рукою.-- Дѣло въ томъ, что Беатриче ничего не знаетъ. Она до сихъ поръ жила какъ птичка, распѣвая въ золоченой клѣткѣ. Она изъ жизни знаетъ только то, что видала въ театрахъ, въ аристократическихъ салонахъ, на улицахъ... изъ окна своей кареты...
-- Твоя жена благоразумна,-- замѣтилъ Сильвіо.
-- Это правда... Но и мать была благоразумна по своему. Понятія -- одно, а желанія -- другое. Знаешь ли ты, чего можетъ желать моя жена? Можешь ли ты сказать, она приметъ извѣстіе о нашимъ разореніи?
-- Слѣдовало сказать ей раньше, приготовить...
-- Отлично! И я тоже всякій день себѣ твердилъ: "слѣдуетъ сказать, слѣдуетъ приготовить", а увижу, какъ она беззаботна, весела... и нѣтъ силъ заставить затихнуть эту музыку, погасить этотъ свѣтъ вокругъ себя! Я эгоистъ... признаюсь. Впрочемъ, въ послѣдніе мѣсяцы Беатриче принадлежала больше матери, нежели мнѣ. Больная завладѣла ею... Я самъ былъ разбитъ, какъ были разбиты всѣ мои надежды, но я разыгрывалъ комедію, роль здороваго человѣка, и, можетъ быть, считалъ заслугой выносить все, не смущая беззаботности жены... тѣмъ болѣе, что это ничему бы не помогло.
-- Гдѣ она теперь?
-- Спитъ. Я сторожу, когда она проснется и придетъ сюда послѣ только что пережитаго горя, и тогда я скажу ей, что готовится еще другое, ужасное...
-- Нельзя ли скрыть отъ нея еще на нѣкоторое время?
-- Синьоръ Чилекка, конечно, явится завтра же за своими вещами.
-- Покуда не уѣдетъ графиня, не пускать его!
-- Кого это не пускать, синьоръ Сильвіо?-- спросила Беатриче, являясь неожиданно.
-- Здравствуйте, графиня, -- сказалъ, смутясь, Сильвіо.-- Какъ ваше здоровье?
Взглядъ и улыбка Беатриче не были свѣтлы, какъ прежде; она казалась усталою; на блѣдномъ лицѣ ея были замѣтны слѣды безсонной и безпокойной ночи.
Козимо съ любовью поспѣшилъ къ ней на встрѣчу. Онъ подумалъ, что для этого слабаго созданія настаетъ утро долгаго печальнаго дня, среди лишеній и безлюдья, въ незнакомой сторонѣ... У него еще разъ не достало силы сказать ей все.
-- Я здорова,-- отвѣчала графиня, отыскивая стулъ,-- но я встала не во время и очень утомлена.
Козимо и Сильвіо бросились подать ей кресло; заботливость этихъ двухъ преданныхъ людей вызвала улыбку на блѣдномъ лицѣ молодой женщины.
-- И такъ, -- сказала она, замѣтно дѣлая надъ собою усиліе,-- кого же это вы не хотите сюда пускать, синьоръ Сильвіо?
-- Не пускать въ нашъ домъ горе, бѣду, скуку, все зло и несносное, чтобъ жили только миръ, трудъ, любовь...
-- Гдѣ это?
-- Въ нашемъ домѣ, въ Сардиніи. Мы съ Анджелой ѣдемъ въ Сардинію и я зову вашего мужа, но онъ не хочетъ...
-- Въ самомъ дѣлѣ, не хочетъ?-- спросила Беатриче, глядя за кончикъ своей туфли и не поднимая головы.
-- Я не сказалъ ни да, ни нѣтъ. Еслибъ ты не вошла, я бы, можетъ быть, согласился. Намъ надо ѣхать въ Сардинію, но это будетъ невеселая поѣздка, какъ предполагаетъ Сильвіо.
-- Вы не знаете,-- обратилась Беатриче къ Сильвіо,-- матушка пожелала, чтобъ ее похоронили въ Сардиніи, въ одномъ изъ ея помѣстій. Мы должны отвезти ее туда.
-- Тѣмъ лучше,-- началъ онъ,-- мы отправимся всѣ вмѣстѣ, цѣлымъ караваномъ. Кто знаетъ, можетъ быть, графиня Беатриче влюбится въ наши мѣста и увлечется нашими предпріятіями?
-- Какими предпріятіями?-- спросила Беатриче, взглянула въ лицо мужа и тотчасъ же отвернулась.
-- Да... сдѣлаться земледѣльцами. Такъ, Козимо? По необходимости -- промышленниками; представится случай -- торговцами; словомъ, подать примѣръ дѣятельности, мужества.
-- Мужества?-- повторила Беатриче, не поднимая головы.
-- Конечно... Никакая дѣятельность невозможна безъ мужества.
-- Кому же нужно подавать этотъ примѣръ?
-- Лѣнивымъ, неподвижнымъ, вѣчно недовольнымъ. Такихъ не мало въ Сардиніи.
-- Это твое намѣреніе?-- спросила молодая женщина, обращаясь, наконецъ, къ мужу.
-- Это мое намѣреніе,-- отвѣчалъ Сильвіо.-- Мнѣ кажется, пора приложить хотя къ чему-нибудь мои небольшія знанія. Теперь мнѣ необходимо ѣхать въ Сардинію и я расчитываю тамъ остаться.
-- Какая же вамъ необходимость прилагать къ чему-нибудь ваши знанія?-- спросила наивно Беатриче.-- Вѣдь, вы богаты?
Вопросъ доставилъ Козимо возможность отвѣчать и онъ на полусловѣ прервалъ Сильвіо.
-- Въ Сардиніи -- застой,-- сказалъ онъ.-- Люди сколько-нибудь свѣдущіе не знаютъ тамъ нужды. Обогащаться въ Сардиніи -- хорошее, честное дѣло: тамъ нельзя нажиться, не научая другихъ кругомъ себя.
Козимо сказалъ это съ живостью, затронувшей и его самого.
-- Поѣдемъ въ Сардинію, -- отвѣтила просто Беатриче.-- Хочу посмотрѣть на матушку,-- прибавила она.-- Когда я забываю о ней хоть на минуту, мнѣ кажется, что я неблагодарная.
Всѣ трое пошли въ комнату покойницы. Выходя изъ зеленой залы, Сильвіи сдѣлалъ другу знакъ, что лучше еще помолчать.