Въ зеленой залѣ у стола сидѣли два нотаріуса, графиня Беатриче и профессоръ Сильвіо. Аннета стояла недалеко и ободряющей улыбкой встрѣтила только что вошедшихъ слугъ покойной графини.
Амброджіо, склонивъ голову, посматривалъ на графа Козимо. Тотъ стоялъ спокойно, глядя пристально и бодро.
-- Подойдите, графъ позволяетъ, -- обратился Паролини къ слугамъ, не поднимая глазъ отъ своихъ бумагъ.
Поваръ схватилъ за плечи поваренка и толкнулъ его впередъ. Кучеръ и конюхъ послѣдовали за ними. Франческо развязно обошелъ залу, держась стѣны, и остановился подлѣ Аннеты.
-- Высокознаменитая графиня Вероника Родригесъ изъ Флоринасъ, родомъ графиня де-Нарди изъ Плоаге, -- началъ Паролини, растягивая имена и титулы, -- благоволила предъ кончиной продиктовать моему достоуважаемому коллегѣ, доктору Ларуччи, и мнѣ свою послѣднюю волю. Мы собрались здѣсь для чтенія духовнаго завѣщанія сіятельной графини.
Пауза.
-- Докторъ Ларуччи,-- продолжалъ Паролини съ изысканною вѣжливостью,-- не угодно ли вамъ приступить къ чтенію?
Докторъ Ларуччи вытеръ стекла своего пенснэ, надѣлъ его, немного откинулъ голову и, приподнявши бумагу, началъ читать разбитымъ голосомъ:
"Сего 18 марта 18** года, въ благополучное царствованіе его величества короля Виктора-Эммануила II, въ собственномъ домѣ высокоименитой графини Вероники Родригесъ изъ Флоринасъ, родомъ графиня де-Нарди изъ Плоаге, въ присутствіи моемъ, нотаріуса, доктора Джіованни Паролини, и доктора Лаззаро Ларуччи, также нотаріуса, двухъ обывателей города Милана, сіятельнаго графа Козимо Родригесъ изъ Флоринасъ и синьора Амброджіо Чима, свидѣтелей мнѣ извѣстныхъ, правоспособныхъ и нижеподписавшихся,-- благородная синьора Вероника графиня Родригесъ изъ Флоринасъ, рожденная графиня де-Нарди изъ Плоаге, въ Сардиніи, водворившая на жительство въ Миланѣ, будучи въ полномъ обладаніи всѣми своими умственными способностями, хотя и лежащая на одрѣ болѣзни, заявила мнѣ о своемъ желаніи совершить духовное завѣщаніе, и яснымъ и твердымъ голосомъ высказала мнѣ свою послѣднюю волю въ слѣдующихъ выра женіяхъ:
"Назначаю единственнымъ наслѣдникомъ и душеприкащикомъ сына моего Козимо, который уже нѣсколько лѣтъ управляетъ моимъ состояніемъ, доходящимъ до милліона двухъ сотъ тысячъ франковъ. Имѣются нѣкоторыя небольшія ипотеки...
"Завѣщаю всѣ мои драгоцѣнности,-- однообразно нылъ голосъ нотаріуса,-- невѣсткѣ моей, графинѣ Беатриче, съ обязательствомъ всегда носить ихъ, хотя бы онѣ и вышли изъ моды..."
Тутъ нотаріусъ Паролини прервалъ коллегу, объясняя графинѣ Беатриче, что обязательство, какъ выразилась завѣщательница, должно быть понимаемо "условно", какъ просьба въ шуточной формѣ, и не можетъ имѣть "легальнаго" значенія. Графиня Беатриче взглянула на мужа и наклоненіемъ головы поблагодарила нотаріуса.
Докторъ Ларуччи продолжалъ:
"Любезному другу моему Амброджіо Чима завѣщаю принадлежащій мнѣ въ Copco садъ Джіанкедду или пять тысячъ лиръ, -- по его выбору. Каждому изъ слугъ моихъ, по смерти моей, по тысячи лиръ. Ихъ пятеро: поваръ Джіованни Меннни, конюхъ Стефано Діодато и поваренокъ Чеккино Мизиролли..."
Графиня Беатриче ласково улыбалась своимъ слугамъ; она радовалась за нихъ; ей пріятно было видѣть ихъ сіяющія лица. Аннета преувеличивала собственное удовольствіе, улыбалась во весь ротъ и навастривала уши въ сторону доктора Ларуччи.
"Горничной моей, Аннетѣ Барони..." -- читалъ нотаріусъ.
Глубокая грусть вдругъ отуманила личико получательницы.
"Горничной моей, Аннетѣ Барони, оставляю мой гардеробъ и тысячу лиръ деньгами.
"Желаю, чтобы тѣло мое было погребено въ Сардиніи.
"Приказываю, чтобы на похоронахъ моихъ были всѣ бѣдные моего прихода; выдать каждому факелъ и милостыню.
"Оставляю приходской церкви Санъ-Франческо ди-Паола тысячу лиръ на обѣдни, за упокой души моей".
Въ эту минуту Джеромина, остававшаяся одна въ передней, выглянула въ дверь и замахала рукою, желая привлечь вниманіе Амброджіо. Тотъ замѣтилъ ее и, чтобы не прерывать чтенія, выбѣжалъ къ ней.
Устами доктора Ларуччи завѣщательница заключала свою послѣднюю волю, съ величайшей горестью испрашивая прощеніе грѣховъ своихъ у Бога и людей.
Амброджіо не остановился за дверями, но толкнулъ Джеромину въ другую залу и тамъ, къ неудовольствію, узналъ, что во дворѣ собрался цѣлый полкъ нищихъ и что въ парадной залѣ уже съ полчаса ждетъ какой-то господинъ.
-- Въ парадной залѣ? Господинъ? Кто такой?
-- Синьоръ Чилекка!
Онъ уже распоряжался точно у себя дома: похаживалъ кругомъ съ описью въ рукахъ, свѣряя купленныя имъ вещи. Бѣднякъ дѣлалъ иногда печальныя открытія: рама на одной картинѣ будто треснула въ одномъ углу; у подзеркальнаго столика, на перевитой ножкѣ не доставало осколка бронзы. Амброджіо засталъ его въ тотъ моментъ, когда синьоръ Чилекка, наклонясь, оглядывалъ эти ножки.
-- Синьоръ Чилекка!-- кликнулъ старикъ съ порога.
-- Синьоръ Амброджіо,-- отозвался гость, не оглядываясь,-- вотъ тутъ куска бронзы нѣтъ; онъ у васъ спрятанъ, надѣюсь...
-- Синьоръ Чилекка!-- повторилъ Амброджіо.
Чилекка всталъ, не робѣя, предъ "суровымъ человѣкомъ". Амброджіо понялъ, что суровость тутъ не поможетъ и понялъ по пустому признаку: на Чилекка не было монокли. Этому господину было ужь никого и ничего не нужно и поэтому вспомогательное средство оставалось въ карманѣ пальто.
-- Синьоръ Чилекка,-- сказалъ Амброджіо, мѣняя тонъ,-- я знаю, вы въ вашемъ правѣ... потому что графиня Вероника скончалась...
-- Да, я заходилъ въ церковь и немножко прошелся за похоронами... Великолѣпныя похороны! Должно быть, хорошихъ денежекъ стоили...
-- Я знаю, вы въ вашемъ правѣ,-- повторилъ Амброджіо,-- но обращаюсь въ вашей деликатности...
-- То-есть?-- сухо прервалъ Чилекка.
-- Всѣ еще въ домѣ... читается завѣщаніе... Графиня Беатриче еще ничего не знаетъ. Чрезъ три-четыре дня уѣдутъ... въ Сардинію уѣдутъ. Такъ повремените еще немножко; вѣдь, вы ничего не потеряете; добра вашего не растащутъ.
-- Уѣдутъ!-- сказалъ Чилекка даже безъ намека на какую-нибудь прежнюю учтивость.-- Уѣдутъ! А кто же останется, чтобъ быть мнѣ порукой?
-- Я останусь,-- прервалъ Амброджіо,-- я самъ все сдамъ. Дайте сроку дня два, ну, хоть день, оглядѣться; можетъ быть, завтра же можно будетъ взять вещи... Графиня Беатриче, бѣдняжка...
Резонъ былъ напрасный, а потому Амброджіо догадался поискать другаго.
-- Ничего нѣтъ проще,-- сказалъ онъ, -- тѣмъ болѣе, что тутъ есть еще для васъ выгода...
-- Выгода?
-- Вы купили большую часть вещей, но сани знаете, что въ ихъ число не включено то, что находится въ комнатахъ графини Беатриче и графа Козимо. Если они рѣшатся продавать, вамъ, натурально, первому предложатъ, можетъ быть, единственно вамъ...
Чилекка еще колебался.
-- Чего вы опасаетесь?-- настаивалъ Амброджіо.
-- А чѣмъ я обезпеченъ?-- грубо спросилъ дѣлецъ.-- Движимость считается принадлежащей тому, въ чьемъ домѣ находится, пока не докажутъ, что она тому лицу не принадлежитъ. Вы это, синьоръ Амброджіо, знаете. Вдругъ окажутся еще кредиторы, захватятъ мою покупку, а я -- начинай процессъ.
Амброджіо успокоилъ его немногими словами.
-- Если бы кто-нибудь имѣлъ право наложить запрещеніе, то давно бы и наложилъ,-- возразилъ онъ.-- Владѣльцу дома заплачено по Михайловъ день; долговъ въ Миланѣ нѣтъ, увѣряю васъ. Съ другими кредиторами разсчитались сардинскими помѣстьями...
Послѣ долгихъ переговоровъ, Чилекка рѣшился уйти, обѣщая возвратиться дня чрезъ два, если только Амброджіо не пришлетъ за нимъ раньше для какой-нибудь новой сдѣлки, какъ было говорено.
-- У меня тоже, вѣдь, сердце есть,-- объявилъ Чилекка два раза, но, какъ человѣкъ дѣловой и потому не знающій анатоміи, указывалъ при этомъ пальцемъ на свой животъ.
Проходя мимо комнаты привратника, онъ подозвалъ его къ себѣ знакомъ.
-- Послѣ всѣхъ этихъ бѣдъ, -- сказалъ онъ ему, -- графъ Родригесъ уѣзжаетъ изъ Милана,-- должно быть, въ Сардинію ѣдетъ, -- и продаетъ всю движимость. Я уже кое-что купилъ, а остальное торгую. Я живу въ улицѣ Звѣзды, No 4, въ первомъ этажѣ. Если увидишь, что выносятъ мебель или въ домъ ходятъ какіе-нибудь покупатели, прибѣги и скажи мнѣ. Въ накладѣ не будешь. Понялъ?
-- Понялъ,-- отвѣчалъ привратникъ.
-- Можно на тебя положиться?-- продолжалъ Чилекка.
-- Ну!...-- отвѣчалъ тотъ.-- Все зависитъ... отъ случая. Я отлучиться могу; тоже свои дѣла есть... Остается тутъ моя старуха, но она глуха... Сами знаете, всякое можетъ быть... Тоже зависитъ...
Чилекка вынулъ изъ кармана серебряный скуди и молча положилъ его въ руку привратника.