Въ Сассари, въ ту же ночь, Сильвіо видѣлся съ братомъ. Тотъ рѣшился рисковать всѣмъ на свѣтѣ, лишь бы не разставаться съ дочерью. Сильвіо предложилъ ему убѣжище въ Нашей Надеждѣ, гдѣ подъ именемъ Эфизіо Пачисъ Джіорджіо могъ жить, не возбуждая подозрѣній.
Новый гость былъ представленъ Джіованни и Пантамо, какъ родственникъ Сильвіо, всегда жившій съ пастухами въ деревнѣ и прибывшій нарочно изъ Галлуры учить приготовленію сыра и масла. Анджелѣ это показалось очень просто; она не составила себѣ яснаго понятія, какъ живутъ въ стаццо, а приглашеніе пастуха въ Надежду было, конечно, цѣлью поѣздки въ стаццо. Теперь она поняла: Эфизіо Пачисъ сначала еще не рѣшался переѣхать жить у нихъ; онъ былъ нездоровъ, сердце у него болѣло, но теперь почувствовалъ себя лучше и явился, не теряя времени.
Чрезъ нѣсколько дней Эфизіо Пачисъ вступилъ въ управленіе Надеждой. Сначала онъ держался, по возможности, въ сторонѣ, чтобы не смущать повара Джіованни, который принялъ слишкомъ въ серьезъ слова профессора и намѣревался пріятно властвовать надъ людьми и имѣніемъ господина. Но Джіорджіо сразу вошелъ въ его милость, не злоупотребляя ни довѣріемъ Сильвіо, ни своимъ родствомъ съ господами.
Новоприбывшій говорилъ въ мѣру, степенно, а когда былъ веселъ, то на его лицѣ выражались сила и великодушіе Это замѣчаніе сдѣлалъ Джіованни.
-- Видишь, что,-- сказалъ онъ Пантамо въ тотъ вечеръ, какъ явился родственникъ,-- нечего намъ забирать себѣ въ голову, будто мы здѣсь одни господа и хозяева. Сюда придетъ еще много народу и всякій долженъ быть у своего дѣла. Твое дѣло -- коляска, телѣга; мое -- присмотрѣть за работой въ домѣ, въ полѣ. Вотъ этотъ Эфизіо, кажется, мастеръ по части масли и сыра -- и я его уважаю. Немножко онъ печаленъ, правда, но улыбка у него пріятная. Замѣтилъ ты? Такъ будемъ же уважать другъ друга втроемъ. Придетъ завтра еще четвертый, я скажу: давай уважать другъ друга вчетверомъ. Домъ просторенъ, а имѣніе еще просторнѣе.
Пантамо ни минуты не сомнѣвался въ этой истинѣ, хотя и не вполнѣ постигалъ значеніе наставленій своего коллеги; онъ только нѣсколько разъ повторилъ, что Джіованни правъ, и все пошло отлично.
Работы начались, профессоръ всякій день являлся распоряжаться.
Первыя работы, которыя началъ Сильвіо, заключались въ углубленія ямы въ руслѣ ручья, внизу долины, для спуска воды по ея склону, чтобы она не застаивалась болотами. Это были работы трудныя и въ нихъ успѣвали только тѣ копальщики, которые не боялись, если нужно, входить по колѣна въ воду и иногда браться за заступъ, а не за лопату. Когда воды ручья, наконецъ, собрались въ одно мѣсто, понадобилось сдѣлать плотину, укрѣпить землю, чтобъ ее опять не размыли осенніе дожди. Работы шли и по склонамъ обоихъ холмовъ; подсаживались деревья въ рощѣ и лозы въ запустѣломъ виноградникѣ,-- сотни лозъ, лучшихъ сортовъ на островѣ; паралельно имъ, сверху до низу возвышенности, прокапывались канавки и выкладывались кирпичемъ. Въ Нашей Надеждѣ было множество родниковъ; они сочились изъ скалъ. Сильвіо изслѣдовалъ ихъ, отыскивая воду для питья. Понадобились камнетесы. Однимъ вечеромъ, Сильвіо отправился въ Сассари и у воротъ Мачелло встрѣтилъ, на свое счастье, человѣкъ шесть камнетесовъ безъ работы; они на другой же день пришли съ ломами и кирками. Еще ранѣе Сильвіо разыскалъ въ сѣняхъ дома груды извести и песку, тачки и ведра. Время не терялось. Рабочіе напали на скалы, задѣлали нѣсколько отверстій, откуда вытекала вода, заставили ее принять правильное теченіе и по канавкамъ направили въ ручей.
Эти работы, а также и другія, оказывавшіяся необходимыми, заняли много времени. Сильвіо проводилъ въ полѣ цѣлые дни и даже ночи. Джіорджіо выздоравливалъ понемногу.
Козимо также не оставался безъ дѣла, и даже выбралъ самое трудное. Онъ хлопоталъ о хозяйственныхъ орудіяхъ всякаго рода, необходимыхъ для новыхъ заведеній, о металлическихъ винодѣльныхъ и масляныхъ прессахъ, вмѣсто единственнаго стараго, деревяннаго, который какъ-то отыскался въ домѣ. Необходимы были новые жернова, разные приборы и формы для маслобойни и приготовленія сыра, да еще надо было приспособить къ этому и помѣщенія. Козимо быль занятъ съ утра до ночи на площадкѣ передъ домомъ съ подрядчикомъ и плотниками.
Пока продолжались усиленныя работы, Сильвіо чувствовалъ себя очень хорошо. Безумная привязанность, которой онъ далъ мѣсто въ душѣ своей, его не безпокоила; напротивъ: въ то утро, во дворѣ стаццо, когда прошла первая тревога, профессоръ рѣшилъ, что мученіе любви можетъ быть благомъ, что онъ можетъ жить въ мирѣ съ своей совѣстью, тайно. Онъ почти готовъ былъ рѣшить, что любитъ не Беатриче, а любовь къ ней...
По возвращеніи въ Сассари, работы въ Нашей Надеждѣ приковали Сильвіо и не давали ему отдыха. Со втораго же дня онъ не пошелъ завтракать на Мельницу, находя удобнѣе прибѣгнуть къ стряпнѣ Джіованни и ночевать, какъ придется, въ домѣ Нашей Надежды. Въ этотъ день, отказавшись видѣть Беатриче, онъ вообразилъ, что силенъ, и поздравлялъ себя съ такой властью надъ своими чувствами. На другое утро, отправляясь на работы, правда, онъ чувствовалъ, что его пульсъ бьется какъ будто въ лихорадкѣ, что куда бы ни шелъ онъ, образъ Беатриче идетъ передъ нимъ, что этому дню -- конца нѣтъ... но когда пришло время идти домой, на Мельницу, онъ, повѣся голову, вернулся съ полдороги. Впослѣдствіи, отговариваясь усталостью, Сильвіо не только не приходилъ ночевать на Мельницу, но когда Беатриче приходила въ Надежду, спрашивала о немъ, шла ему на встрѣчу въ лѣсъ или въ виноградникъ, онъ, завидя ее издалека, обмиралъ и, случалось, какъ воришка, прятался въ лѣсу или въ виноградникѣ. Совершивъ это раза два, онъ ужь больше не лицемѣрилъ предъ собою, увѣряя себя, что, отдаляясь, доказываетъ-свою силу. "Напротивъ,-- разсудилъ онъ,-- силы гибнутъ, когда мы уклоняемся отъ борьбы", и рѣшился на битву.
Сильвіо обрился, сошелъ къ рабочимъ, и случилось такъ, что, поручивъ надзоръ за остальнымъ Джіованни и своему брату, не оставалось больше необходимаго дѣла.
-- Иду домой,-- сказалъ онъ мимоходомъ Джіорджіо.-- Если уговорю Анджелу, то приведу ее къ тебѣ.
Дорогой Сильвіо воображалъ, какъ что будетъ. Онъ придетъ, явится нежданный; всѣ въ столовой, Беатриче, Козимо, Анджела; домъ полонъ веселья, шутокъ, споровъ, смѣха... Или они увидятъ его изъ окна и выйдутъ, встрѣтятъ на дорогѣ... Или онъ никого не найдетъ дома и усядется въ гостинной въ кресло-качалку: сюрпризъ имъ, когда воротятся... Онъ былъ готовъ на всякій пріемъ, готовъ извиняться, отшучиваться, хохотать...
Подходя къ дому, онъ какъ-то инстинктивно замедлилъ шаги. Когда онъ вошелъ на крыльцо, сердце его упало. Затѣмъ онъ прошелъ корридоръ и появился въ столовой.
Беатриче была одна.
Бѣжать ужь было поздно, прелестная женщина увидѣла его и привѣтливо улыбалась.
-- Какой добрый вѣтеръ занесъ васъ?-- сказала она, бросивъ шитье въ корзинку и вставая.
Ласковый пріемъ далъ время Сильвіо оправиться. Съ колѣнъ Беатриче упалъ конвертъ письма; Сильвіо наклонился и поднялъ, что еще дало ему возможность скрыть смущеніе.
-- Оставьте,-- сказала Беатриче, -- конвертъ пустой. Благодарю.
Однако, она взяла его и опустила въ карманъ; по ея лицу пробѣжала тѣнь. Она нервно продолжала:
-- Садитесь, разсказывайте о Нашей Надеждѣ. Третьяго дня я такъ устала, искала васъ... да, васъ! Я въ виноградникъ, вы въ лѣсъ, я въ лѣсъ, вы въ виноградникъ! Наконецъ, я сѣла подъ пальмами и ждала васъ... да, ждала! И такъ, не видавъ васъ, была принуждена уйти домой... Вамъ, вѣрно, нужно Козимо или Анджелу?-- продолжала графиня, не давая ему извиниться.-- Козимо недавно ушелъ, а Анджела еще у себя.
Сильвіо овладѣлъ собою; на лицѣ графини не замѣчалось неудовольствія. Онъ сталъ объяснять ей свои новыя распоряженія въ имѣніи. Беатриче восхищалась и объявила, что въ сентябрѣ отправится въ Надежду!!! и проживетъ тамъ цѣлый мѣсяцъ.
-- Здѣсь скучно, -- призналась она съ дѣтской гримаской.-- Мой бѣдный Козимо заработался, измучился, все не дома, и еслибъ не Анджела, мнѣ пришлось бы цѣлый Божій день сидѣть съ моей горничной... Право! (и единственное), явленіе первое (и единственное) -- графиня Беатриче и Аннета.
Она засмѣялась и вдругъ спросила серьезно:
-- Доволенъ ли Козимо?
-- Кажется, доволенъ,-- отвѣчалъ Сильвіо.
-- Точно доволенъ?
-- Точно... Почему же нѣтъ?
-- Почему?... У мужчинъ много всего на умѣ. Это не женщины. Для женщинъ -- гдѣ только любовь, тамъ и рай.
Бѣглымъ взглядомъ профессоръ убѣдился, что это до него не касалось. Нѣтъ, она думала не о немъ, а все о Козимо.
-- Разскажите же о себѣ, -- сказала, наконецъ, Беатриче, глядя на него невинными глазами, -- разскажите о Джіорджіо. Какъ теперь его здоровье? Я боялась, что Анджела что-нибудь заподозритъ, станетъ меня разспрашивать, а я не знаю, что отвѣчать. Я чуть не измѣнила себѣ, но, все-таки, мы хорошо держались. Я отъ себя даже столько не ждала; я говорила Козимо: "Оставь меня дома; увѣряю тебя, если я поѣду, я все испорчу, увидя этого несчастнаго отца, расплачусь, надѣлаю неосторожностей". Но Козимо настоялъ. Ему хотѣлось, чтобъ я посмотрѣла, что такое стаццо въ Галлурѣ. Бѣдный Еозимо ужь и не знаетъ, чѣмъ бы развлечь меня... Ну, теперь все идетъ хорошо. Какая правда, что, воображая вещи заранѣе, мы ихъ преувеличиваемъ или уменьшаемъ. Вѣдь, правда, синьоръ Сильвіо?.. Говорите же мнѣ о себѣ... Ахъ, если бы вы знали! Козимо пришла идея...
Инстинктивно Сильвіо испугался этой "идеи" и поспѣшилъ перемѣнить разговоръ.
-- Вы спрашивали о Джіорджіо? Что касается брата, то добиться пересмотра его процесса нельзя; для этого нужно, чтобъ обвиненные явились сами; по крайней мѣрѣ, одинъ изъ нихъ, Лиса, явился бы, заручившись какимъ-нибудь свидѣтелемъ въ свою пользу; теперь это было бр возможно: вражда поутихла. Но Лиса, къ несчастью, послѣ того, защищаясь, убилъ объѣздчика и изувѣчилъ пастуха-шпіона; ему нельзя явиться въ судъ: его во всякомъ случаѣ обвинятъ.
-- Слѣдовательно?
-- Слѣдовательно, дѣлать нечего!
-- Это невозможно! За Джіорджіо, навѣрное, найдутся свидіи тели... Но что-жь это за правосудіе?
-- Правосудіе говоритъ обвиненному: "если ты правъ, не бойся меня и приходи; я буду судить тебя въ другой разъ".
-- Покорно благодарю!-- вскричала молодая женщина.-- Надѣюсь, вашъ братъ не дастъ себя провести этой юстиціи и какимъ-нибудь адвокатамъ?
-- Опасно обращать опять вниманіе на дѣло Джіорджіо, одно слово можетъ возбудить подозрѣнія...
-- Напишите въ Миланъ, юрисконсульту,-- сказала Беатриче.
-- Правда! Я не подумалъ объ этомъ! Напишу...
-- Пишите сейчасъ.
Нѣжно-настойчиво, какъ заставляютъ дѣлать хорошее дѣло, она открыла письменный столъ и подвинула Сильвіо бумагу и чернильницу.
Сильвіо задумался, выбирая, кому написать, потомъ придумывалъ выраженія и началъ писать медленно. Беатриче стояла за нимъ, смотрѣла и ободряла.
-- Отлично! Сейчасъ и отошлемъ, -- сказала она.-- Нечего мѣшкать! Позвольте... Чевкинно, Аннета!
Она звала и пошла сама, забывая, что есть колокольчикъ.
Сильвіо остался одинъ, глядя въ полъ, потомъ поднялъ голову и долго слѣдилъ за чѣмъ-то въ открытомъ окнѣ; тамъ, въ полѣ, въ блѣдной зелени оливъ, мелькала какая-то... "идея"... Перо еще оставалось въ рукѣ Сильвіо.
-- Сказать вамъ, какая идея пришла Козимо?-- спросила, возвращаясь, Беатриче.
-- Скажите!
-- Но... знайте только, что мой мужъ васъ очень, очень любитъ.
Сильвіо обомлѣлъ; ему показалось, что онъ отгадываетъ.
-- Если вы будете такъ на меня смотрѣть, я, разумѣется, ничего не скажу.
-- Какъ смотрѣть? Говорите!
-- Прежде засмѣйтесь, а потомъ я и скажу... Ну, вотъ!... И такъ, Козимо выдумалъ женить васъ.
Сильвіо громко захохоталъ.
-- Нѣтъ, теперь вы ужь слишкомъ смѣетесь. Да, синьоръ! Козимо говоритъ, что въ ваши года надо жениться. Онъ не говоритъ, будто вы стары, но для хорошаго мужа не обязательно быть старикомъ... Да не смѣйтесь же; это непріятно.
-- Дайте время обдумать,-- отвѣчалъ Сильвіо, вдругъ дѣлаясь серьезнымъ.
Онъ сталъ нетерпѣливо ждать Козимо, въ теченіе четверти часа четыре раза посмотрѣлъ на часы и, наконецъ, ушелъ. Беатриче проводила его до крыльца.
Онъ пошелъ въ Надежду скорымъ шагомъ, будто его тамъ ждали,-- и прямо подъ пальмы. Тамъ, сказала она, она сидѣла и долго его дожидалась. И точно будто она еще тутъ, не ушла... Профессоръ сѣлъ на скамью. Ему было необходимо разобраться, что она -- ангелъ, или, просто, отчасти глупа, какъ всѣ женщины, влюбленныя въ своихъ мужей?
На недавніе вопросы: не все ли напрасно, не слѣдуетъ ли вырвать изъ сердца ея милый образъ, потому что никогда его не полюбитъ?-- на эти вопросы онъ еще себѣ не отвѣчалъ.
Онъ опустилъ голову на грудь и глядѣлъ въ даль изподлобья. Вдругъ онъ поднялся и сказалъ громко:
-- Я могу ее любить, потому что никогда меня не полюбитъ...
-----
Графиня вынула изъ кармана пустой конвертъ, надъ которымъ цѣлое утро ломала голову, и съ досадой положила его передъ собою.
Письмо было адресовано мужу; штемпель миланскій; не оплачено; адресъ -- крупными буквами, неумѣлымъ почеркомъ; раза по два чертили по одному слову; Ми у Милана отставлено неизвѣстно зачѣмъ.
Примѣчательнаго было одно: тотъ, кто получилъ письмо, сорвалъ этотъ конвертъ съ досадой, какъ будто, еще не читая, зналъ его содержаніе.
Затѣмъ онъ вышелъ изъ дома, но ничѣмъ больше не выразилъ своего неудовольствія. Беатриче смотрѣла въ окно; Козимо шелъ медленно, съ той напускной серьезностью, которая, при постороннихъ, сдѣлалась у него привычной. На условномъ мѣстѣ онъ остановился, оглянулся и, улыбаясь, ласково сдѣлалъ женѣ знакъ рукою. Когда онъ скрылся за поворотомъ дороги, Беатриче подняла конвертъ, расправила его и положила въ себѣ на колѣни...
"Не ея почеркъ",-- подумала она.
Въ этомъ не было сомнѣнія: почеркъ не Чезиры.