Наступилъ великій праздникъ -- Ивановъ день.
Беатриче обѣщала придти въ Надежду съ утра, остаться весь день и даже ночевать. Вечеромъ, на площадкѣ передъ домомъ, сбирались зажечъ костеръ и, по обычаю, кумиться на Ивановъ день.
Съ девяти часовъ утра всѣ собрались передъ домомъ пить парное молоко. Пришелъ и Амброджіо, добрый, веселый, въ морщинахъ; пришла Анджела съ страшной охотой набѣгаться; Аннета, нарядная и жеманная, готовая представить изъ себя ребенка; Чеккино Мизиролли, смиренно предложившій кухмистеру свои услуги. Сильвіо едва поклонился графинѣ и не отходилъ отъ Козимо, къ которому почувствовалъ сильнѣйшую привязанность. Эфизіо Пачисъ овладѣлъ своею дочерью, обѣщалъ показать ей сорочьи гнѣзда и увелъ въ дубовый лѣсовъ. Черезъ часъ всѣ разсыпались по разнымъ концамъ и эхо повторяло ауканья. Дома оставались только Джіованни и Чеккино, занятые приготовленіемъ завтрака.
Въ полудню явились немногіе званые гости, недавніе знакомые: нотаріусъ Пиризи, составлявшій условіе покупки этого имѣнія; инженеръ Боста, помогавшій Козимо устроить мельницу; два молодыхъ адвоката; докторъ Кубелло, владѣлецъ виноградника по сосѣдству Надежды. Онъ былъ сердитъ за водяныя работы, но, наконецъ, позволилъ рабочимъ графа провести воду и въ его собственное владѣніе, потому что это не стоило ему ни кватрино. Общество было смѣшанное, мало знакомое, но сходилось между собою скоро, потому что было нецеремонно и любило посмѣяться. Всѣ являлись красные, усталые, всѣ бросались отдыхать на каменной скамьѣ подъ оливами, а потомъ ужь шли къ графинѣ съ заявленіемъ, что "жара страшная!"
Послѣ завтрака общество разошлось гулять. Докторъ Кубелло не отходилъ отъ Козимо и Беатриче, говорилъ о Миланѣ, гдѣ никогда не былъ, и о другихъ еще болѣе отдаленныхъ мѣстахъ, гдѣ даже не думалъ быть никогда.
Кто-то улегся на травѣ, въ лѣсу, сбираясь заснуть, какъ того требовала гигіена, т. е. неотвязная привычка.
Анджела приказала принести старинное кресло въ бесѣдку и устроилась тамъ; но она сбиралась не спать, а размышлять.
Лучи солнца едва проникали чрезъ сводъ винограда и пассифлоры, рисуя листы на небольшомъ освященномъ пространствѣ; жужжанье насѣкомыхъ замирало у входа; изрѣдка оводъ, вырвавшись изъ стаи товарищей, будто кто гналъ его, залеталъ въ темноту и проворно оборачивалъ назадъ; нити паутины серебрились, колыхаясь на жердяхъ, вверху свода... Анджела не хотѣла спать. Ей хотѣлось насладиться этимъ покоемъ; хотѣлось заглянуть въ глубину будущности "несчастной сиротки", разжалобиться надъ своей судьбою, если найдется причина, что, судя вообще, казалось ей возможно... наконецъ, отдать себѣ отчетъ въ разныхъ маленькихъ происшествіяхъ, которыя она ужь записала въ дневникъ, чтобы удобнѣе вспомнить ихъ.
Напримѣръ: Добрый этотъ Эфизіо Пачисъ (она сейчасъ, подъ какимъ-то предлогомъ, отъ него бѣжала), этотъ папа Эфизіо. Говорили, онъ мастеръ дѣлать сыры. Она сейчасъ его спросила: онъ о сырахъ понятія не имѣетъ. И никто не думаетъ дѣлать сыры въ Надеждѣ; толкуютъ о маслѣ, винѣ, о спиртѣ, -- о сырахъ ни слова. Зачѣмъ же явился сюда Эфизіо Пачисъ? Анджела была почти увѣрена, что знаетъ зачѣмъ онъ скрывается. Прекрасная эта исторія о бандитѣ, что убилъ человѣка и бѣжалъ въ Африку, можетъ быть, его исторія. А если не его (Анджела надѣялась, что не его: ей нравилось, что это, можетъ быть, исторія ея отца), такъ, все равно, похожая. Анджела всегда слыхала, что Сардинія полна бандитовъ. Ахъ, какъ это ей поздно все говорятъ! А ей, вѣдь, тринадцать лѣтъ, а на видъ, не хвалясь, и пятнадцать, а по уму -- она взрослая, право, настоящая женщина... Чего-жь они ждутъ? Чтобъ она вышла замужъ? И она пойдетъ?... Сердце говорило, что не пойдетъ, а сердце, извѣстно, не обманываетъ... Ея участь -- жить въ тѣни, исчезнуть во мракѣ; ея день не достигнетъ полдня. Она такъ была въ этомъ увѣрена, что сейчасъ записала бы въ своемъ дневникѣ... Какая жалость, забыла его дома! Надо запомнить наизусть: "Да, несчастная Анджела, твоя участь -- прожить во мракѣ, исчезнуть въ ночи..." Ея мысли смѣшались.
Она проспала цѣлый часъ, протянувшись въ креслахъ. Открывъ глаза, она увидѣла солнце; оно было уже низко, стояло прямо противъ входа бесѣдки и сквозь листву насыпало точно кучу золота на колѣни дѣвочки. Стало жарко.
На скамейкѣ, спиной къ ней, стоялъ человѣкъ, поднимаясь на концы пальцевъ и старясь завѣсить платкомъ. эти безпокойные лучи; это былъ Эфизіо Пачисъ. Онъ очень трудился укрѣпить концы платка за колечки пассифлоры, но они все обламывались.
Вдругъ онъ слегка вскрикнулъ, схватился за грудь и, не сходя со скамейки, прислонился головой къ столбу бесѣдки.
"Вѣрно, палецъ укололъ",-- подумала Анджела.
Онъ не шевелился, она испугалась.
-- Папа Эфизіо!-- вскричала она.
Онъ оглянулся, улыбнулся ей, но его лицо искажалось болью, а рука все сжимала грудь. Анджела вскочила съ своего кресла и бросилась къ нему.
-- Ничего... я привыкъ... сердце у меня иногда...-- выговорилъ Джіорджіо, забывая боль и гладя дочь по головѣ.
-- Помочь тебѣ сойти?-- предложила Анджела.-- Обопрись на меня, я сильна... Ну, какъ ты себя чувствуешь? Лучше? Вотъ и славно, папа Эфизіо, вотъ и прошло...
Наступилъ вечеръ.
-- Давайте кумиться!-- сказала Беатриче.
-- Давайте, давайте!-- послышались голоса.
На средину площадки передъ домомъ принесли вязанку хворосту, сухихъ лозъ и зажгли огонь. Пламя поднялось высоко; отъ его мерцанія, казалось, ночь скорѣе упала на окрестность. Летучія мыши поднялись въ испугѣ, почти задѣвая стѣны дома. Пробужденныя крупныя черныя бабочки летѣли на внезапный свѣтъ и обжигали крылья. Одинъ одурѣлый сфинксъ сѣлъ на плечо Анджелы, та испугалась, вообразивъ, что это хищная птица, но потомъ взяла его въ руки и, спасая отъ смерти, посадила въ чашечку розы. Пламя немного затихло; никто не начиналъ; наконецъ, выступила Аннета, выбравъ себѣ въ Джіованни, который принялъ эту честь съ удовольствіемъ. Но никто не зналъ, что дѣлать; вступился докторъ Кубелло.
-- Подайте длинную палку!-- закричалъ онъ.
-- Извольте.
-- Дама -- сюда, кавалеръ -- туда! Костеръ -- между вами. Берите палку каждый за конецъ. Такъ. Крутите палкой надъ огнемъ... Такъ. Приговаривайте:" Кумъ и кума на Иванову ночь" и прыгайте черезъ огонь... Такъ, недурно. Теперь еще: "Кумъ и кума на Иванову ночь " -- и прыгъ!... Хорошо! Ну, послѣдній разъ: " Кумъ и кума на Иванову ночь"... Отлично! Теперь, если поцѣлуетесь, еще лучше, но можете и не... А славно, славно!
Аннета заслужила это рукоплесканіе; въ послѣдній разъ она скакнула, какъ лань, и, раскинувъ костеръ, упала прямо на Джіованни. Тотъ воспользовался своимъ правомъ, потребовалъ поцѣлуй и получилъ.
-- А теперь что же?-- спросилъ Джіованни.
-- Кто знаетъ, что можетъ быть!-- сказала ему Аннета.
-- Вотъ что будетъ,-- объяснилъ нотаріусъ Пиризи, -- вы теперь кумъ и кума; можете говорить другъ другу ты; обязаны другъ другу помощью и честной преданностью. Вотъ что должно быть... Это -- условіе, только безъ нотаріуса. Должна быть откровенность между вами, но, вмѣстѣ, и уваженіе... такъ, немножко... А теперь, чья очередь?
Пошла Анджела; ей хотѣлось испытать, пріятно ли имѣть кума, и выбрала инженера Леонардо Коста.
Затѣмъ была очередь Беатриче.
-- Профессоръ, хотите меня въ кумы?
-- Съ удовольствіемъ!
-- Замѣтьте: вы будете обязаны быть со мной откровеннѣе и почтительнѣе, такъ, немножко,-- какъ сказалъ господинъ нотаріусъ.-- Способны вы на это?
-- Еще бы!
Она взяла палку и махала надъ костромъ.
-- "Кумъ и кума на Иванову ночь"...-- повторяли они.
Сильвіо перескочилъ три раза. Беатриче только обошла костеръ и затѣмъ крѣпко пожала куму руку. О поцѣлуѣ не было и помину.
Черезъ часъ гости расходились тропинкой между двумя выбѣленными стѣнками. Въ темнотѣ, со стороны Надежды раздался веселый голосокъ:
-- Покойной ночи, кумъ Леонардо!
-- Кума Анджела, покойной ночи!
Послышался смѣхъ и все затихло. Подлѣ дѣвочки, въ темнотѣ, подъ старыми оливами еще оставался кто-то; это былъ все тотъ же папа Эфизіо.
Всѣ спокойно уходили въ домъ.
-- Дай мнѣ руку,-- сказала Анджела.-- Знаешь, мы останемся здѣсь завтра, можетъ быть, и послѣ завтра, а тамъ придемъ опять и пробудемъ въ Надеждѣ цѣлый мѣсяцъ. Биче хочетъ перевезти сюда рояль, я возьму свои книги, тетради... Ахъ, слушай, слушай... Что это такое?
Въ листвѣ оливъ послышался какъ будто шорохъ крыльевъ; можетъ быть, птица во снѣ свалилась съ вѣтки...
-----
Была уже глубокая ночь. Раздались три легкіе удара въ дверь Надежды. Джіорджіо не ложился и не могъ заснуть Онъ отворилъ окно. Внизу, въ темнотѣ, дожидался Лиса. Джіорджіо понялъ свое несчастіе.
-- Сойди,-- сказалъ бандитъ.
Джіорджіо не отвѣчалъ. Онъ посмотрѣлъ на небо, полное звѣздъ, какъ будто звалъ кого-то изъ горняго міра, и потомъ сошелъ.
Лиса пожалъ ему руку.
-- Не робѣй... Они тебя искали у Длиннаго Джіанандреа... Они разузнали, что тебя называютъ Эфизіо Пачисъ, что у тебя длинная борода, кудрявые волосы. Джіанандреа хотѣлъ тебя выручить, сказалъ, будто ты ушелъ къ морю. Не повѣрили. Отправились шарить по сосѣднимъ стаццо и въ лѣсу. Прежде всего, пойдутъ, конечно, въ Кастельсардо, въ твой домъ, а потомъ -- сюда. Это какъ разъ. Одѣвайся, бѣжимъ.
Джіорджіо держался за грудь... Въ кустахъ пѣлъ соловей.
-- Она тутъ... Не увидать ее, не сказать ей...
-- Не знаю. Дѣлай какъ самъ знаешь. Я нынѣшней ночью издалека прошелся, чтобъ самому тебя предупредить; другимъ не довѣрилъ. Умнѣе будетъ уйти сейчасъ, но если ты остаешься, и я остаюсь. Я тебя не оставлю, покуда ты не въ безопасности... Я бандитъ, ремесло свое знаю. Хочешь сдѣлать, какъ я скажу?
Джіорджіо кивнулъ головою.
-- Бери бритву -- обрѣйся, бери ножницы -- остригись, бери пистолетъ -- будь готовъ умереть.
-- Я готовъ.
-- Я написалъ тебѣ вотъ это письмо,-- продолжалъ бандитъ, -- вотъ, бери, клади въ карманъ. И помни, это письмо далъ тебѣ я, Лиса, чтобы ты отнесъ его Эфизіо Пачисъ. Оно запечатано; что въ немъ -- тебѣ неизвѣстно. Тебя зовутъ Пьетро Курузи, ты -- пастухъ изъ Альцагены. Это на случай, если намъ придется разстаться, а они тебя остановятъ и станутъ спрашивать.
-- Что ты написалъ въ этомъ письмѣ?
-- Я тебя въ немъ предупреждаю, что тебя ищетъ юстиція, приказываю тебѣ бѣжать и сойтись со мною въ воскресенье во Флоринасъ, въ позднюю обѣдню. Помни хорошенько: тебя зовутъ Пьетро Курузи; ты несъ это письмо отъ меня къ Эфизіо Пачисъ, но Эфизіо Пачисъ скрылся. Я послалъ такое же письмо въ Кастельсардо. Если, на наше счастье, оно попадетъ въ руки карабинеровъ, они будутъ ловить насъ во Флоринасъ, а мы въ это время будемъ на дорогѣ въ Нурру.
Джіорджіо слушалъ, стараясь запомнить.
-- Говорю тебѣ, времени терять нельзя. Твоя воля. Если хочешь дожидаться, покуда разсвѣтетъ, такъ и скажи; я улягусь вонъ тамъ подъ деревьями; часъ выспаться мнѣ не мѣшаетъ.
-- Идемъ,-- сказалъ Джіорджіо глухо, но рѣшительно.
Онъ воротился въ домъ. Лиса легъ подъ деревомъ.
Джіорджіо осторожно прошелъ мимо дверей дочери и тихо постучалъ въ дверь рядомъ.
Анджела не спала,-- она въ первый разъ проводила ночь въ деревнѣ,-- постояла у окна, послушала соловья. Потомъ бросилась въ постель, оставя окно отвореннымъ, и не спала, потому что соловей распѣвалъ на все поле.
Когда постучали три раза въ наружную дверь, дѣвочка открыла глаза и тоже подошла къ окну. Въ темнотѣ она не узнала, кто сказалъ: сойди и не размотрѣла, что тотъ, кто сошелъ, былъ Эфизіо. Анджела не разслышала, что они говорили у крыльца; соловей не умолкалъ.
Но Анджела поняла, что происходило что-то странное, и испугалась, сама не зная чего. Она хотѣла зажечь свѣчу и несмѣла. Когда-то ей разсказывали, будто кто-то сдѣлалъ эту неосторожность, зажегъ свѣчу, и его убили въ постели; врагъ его сидѣлъ на деревѣ, напротивъ окна... Днемъ у Анджелы не было враговъ (такъ, по крайней мѣрѣ, она полагала), но ночью... Ей пришло въ голову, не постучать ли, въ стѣну, въ комнату рядомъ, -- тамъ спалъ дядя Сильвіо, -- но снова раздался легкій шумъ. Кто-то вошелъ съ крыльца по лѣстницѣ, прокрался но корридору мимо ея двери и сдѣлалъ то, что хотѣла сдѣлать она,-- разбудилъ дядю Сильвіо.
"Не воры и не разбойники,-- подумала дѣвочка.-- Это папа Эфизіо".
Она одѣлась и прислушивалась... Ничего, только ходятъ по комнатѣ...
-- Дядя Сильвіо одѣвается!
Таинственное молчаніе продолжалось. Дѣвочка опять подошла къ окну. На черной тьмѣ вырѣзался большой свѣтлый четыреугольникъ,-- отраженіе сосѣдняго окна,-- и на немъ быстро двигалась тѣнь огромной руки, когда рука отклонялась, показывался огромный профиль. Свѣтъ исчезъ. Шаги Сильвіо и Эфизіо приблизились къ дверямъ Анджелы. Опять молчаніе. Что-то сказали...
Дѣвочкѣ послышалось, что сказали: "Анджела!"
Она бросилась къ двери и слушала, замирая. Слышалось тяжелое дыханіе. Опять все затихло. Опять шаги по корридору. Свѣчу пронесли мимо отворенной двери; въ темное поле опять брызнуло свѣтомъ...
Анджела, перепуганная, принялась опять смотрѣть въ окно. Изъ дома вышли два человѣка; къ нимъ на встрѣчу подошелъ третій, какъ будто изъ земли выросъ.
-- Готовъ ты?-- спросилъ онъ.-- Какъ себя чувствуешь? Дай на себя взглянуть.
Онъ повернулъ того, который былъ выше ростомъ, лицомъ къ свѣчѣ, оставленной на площадкѣ лѣстницы... Анджела вскрикнула.