Накануне сражения при Ватерлоо, пехотный капитан английской армии Эльфингстон был тяжело ранен и взят в плен в Линьи, конноегерями старой гвардии. Последние вели его в главную квартиру, находящуюся в Сен-Аманде, и на дороге встретили Наполеона.
-- Кто этот офицер? -- спросил он у егерей.
-- Государь, -- это англичанин, -- отвечал унтер-офицер.
Наполеон, подошедши к егерям, сжалился над пленником, который страшно ослабел от потери крови.
-- Отвести его тотчас же в гвардейский госпиталь, -- сказал он и обратился к одному из сопровождавших его докторов: -- Проводите, сударь, этого офицера и присмотрите, чтобы ему тотчас же перевязали раны, а потом вы мне о нем донесете.
Несколько минут спустя, он послал к раненому стакан своего вина. Капитан Эльфингстон принадлежал к одной из знатнейших фамилий Англии:: лорд Кейт был ему дядею, а один из его братьев занимал важную должность в Индии.
Фамилия Эльфингстон, узнавши о великодушии Наполеона, почувствовала к нему величайшую признательность. А потому, когда в конце июля месяца 1815 года, корабль "Беллерофон" подплывал к английским берегам, имея на своей палубе императора, то лорд Кейт изъявил ему свою почтительную признательность и предложил свои услуги. Сир Эльфингстон, брат капитана, узнав, что Наполеону на острове св. Елены любимою забавою служит игра в шахматы, поручил китайским мастерам приготовить великолепную шахматную доску с двумя коробками и ящик для шашек; все это было сделано из слоновой кости с позолотою. Эти вещи прямо из Кантона были доставлены на остров св. Елены в начале августа следующего года.
Губернатор острова, получив эти подарки, стал в тупик: согласно строгим приказаниям, им полученным, все, адресованное к его пленнику, предварительно должно было быть представлено английскому министру. Но все-таки он на этот раз решился передать эти вещи, а потому и написал к графу Бертрану в Лонгвуд, что он может за ними прислать. Однако, когда он открыл ящик, то, к удивлению, увидел, что на каждой вещи был выставлен инициал N и над ним императорская корона.
Этот намек на могущество, навсегда прекратившееся, это признание права, которого английское правительство никогда не признавало, показалось губернатору совершенно противоположным его прежним поступкам. А потому он решился отослать Наполеону соблазнительный подарок только в том случае, если тот согласится на уничтожение вензеля и императорской короны. Когда Жентилини, императорский камер-лакей, пришел в Йлантон-Гуд за шахматами, то губернатор отдал ему только письмо к графу Бертрану, в котором он, между прочим, писал:
"Так как я уже согласился прислать в Лонгвуд подарок, полученный из Кантона, то он и будет доставлен завтра, но только при некоторых условиях, которые я буду иметь честь объяснить. Во всяком случаю, я желаю, чтобы генералу Бонапарте было известно, что этим я нарушаю полученные мною приказания и единственно с намерением сделать ему что-нибудь угодное".
Наполеон, узнавши об этом письме от 14 августа 1816 года, пожал плечами и сказал своему гофмаршалу, в присутствии Монтолона и Лас-Казаса:
-- Неужели присыл шахмат составляет государственное дело? Этот человек боится, чтобы я не задал ему шах и мата. Или потому только, что на этих игрушках есть мой вензель, он думает, что его станут подозревать в том, что он располагает провозгласить меня снова императором? Жалкий человек! Он упорно противится называть меня императором: он оспаривает у меня этот титул, как будто бы он не был ненарушим!.. Притом же, через несколько лет он и другие [ Так обыкновенно обозначал Наполеон в разговоре англичан, если о них заходила речь ] будут погребены в прахе забвения, а если и произнесут их имена, так только при воспоминании их низкого обхождения со мною; а мое имя останется украшением истории, как звезда, которая должна руководить образованными народами. Пусть господин Гудзон-Лов объяснит мне свои сомнения, я также выскажу все, что у меня есть на сердце.
Говоря это, император мало-по-малу одушевлялся, и при последних словах его лицо, против обыкновения, было гневно.
-- Пройдемся по саду, и я успокоюсь, -- сказал вдруг, словно спохватившись, Наполеон.
Во время этой прогулки гусар Сентини доложил гофмаршалу, что из Плантон-Гуда пришел офицер 53-го полка с поручением от губернатора.
-- Без сомнения, это подарок сир Эльфингстона! -- сказал Наполеон, ускоряя шаги.
Действительно, это был капитан Поплетон с солдатом своего полка, который нес ящик.
Ящик и заключавшиеся в нем вещи возбудили всеобщее удивление. Все вещи, принадлежавшие к шахматной доске, не походили на наши: так, рыцарь был в полном вооружении, а башня стояла на огромном слоне. Наполеон удивлялся изяществу работы.
Капитан предупредил императора, что губернатор предполагал явиться в Лонгвуд на другой день.
-- Я его приму, -- холодно отвечал Наполеон. -- Г. Поплетон, -- привосокупил он после минутного молчания, -- мне кажется, что вы старший капитан в 53 полку?
-- Точно так, государь.
-- Я очень уважаю солдат и офицеров этого полка. Они храбрые люди, хорошо знающие свою обязанность. Мне сказывали, что разнесли слух о том, что я не желаю видеть гг. офицеров вашего полка, а потому прошу вас сказать им, что это совершенная ложь.
-- Я полагаю, что это донесение не совсем справедливо. Мне очень хорошо известно мнение моих товарищей, и смею уверить вас, государь, что они всегда изъявляли к вашему величеству чувства глубокого почтения и удивления.
Император улыбнулся.
-- Так скажите же им, -- продолжал он, -- что я не старая баба и не люблю болтать пустяков; я люблю и уважаю всех храбрых, окуренных огнем, к какой бы они нации ни принадлежали.
На другой день Гудзон-Лов, в сопровождении майора Гаррекера, пришел в Лонгвуд в то время, как Наполеон прогуливался в саду с Лас-Казасом и его сыном.
-- А, а! Вот и он!.. -- сказал Наполеон. -- Он по-своему хочет поздравить меня с праздником, но не он, а я ему поднесу букет.
Он принял губернатора любезно, но холодно; лицо его было бледнее обыкновенного.
-- Позвольте, генерал, -- сказал ему губернатор, -- прежде всего поблагодарить вас за то, что вам угодно было принять меня в это время...
-- Послушайте, сударь, -- прервал его нетерпеливо Наполеон, -- да не будет между нами ни лицемерства, ни политической лжи, что было бы смешно... Мы будем откровенны и прямо приступим к цели.
Сказавши эти слова, он сделал жест рукою, которым запрещал гофмаршалу и Лас-Казасу идти за ним, а сам вошел в столовую. Там между ним и губернатором был шумный разговор. Выведенный из терпения неприличным обхождением, безнаказанною злобою и нелепыми клеветами, Наполеон изъяснялся прямо и, уже не щадя ничего, сказал:
-- Отныне, сударь, самый скверный поступок английских министров не заключается в том, что они послали меня сюда, а в том, что они меня с связанными руками и ногами предали вам. Я жаловался на адмирала, вашего предместника, но я был виноват, потому что у него было по крайней мере сердце, а у вас его нет! Вы делаете все, чем только можно обесчестить вашу нацию... Подумайте о том, -- прибавил он, простирая руку и угрожая ему указательным пальцем, -- что имя ваше будет вечною укоризною... Я также жаловался на то, что ко мне приставили тюремщика, но и это неправда, потому что вы не тюремщик, а палач... Вот все, что я хотел вам сказать, и теперь, сударь, прошу вас оставить меня в покое.
После этого он поспешно обернулся спиною к губернатору и вошел в свою спальню, сильно захлопнувши за собою дверь.
Гудзон-Лов удалился в большой досаде и только сказал майору Гаррекеру, ожидавшему его, что генерал Бонапарта вовсе не джентльмен.
Наполеон не выходил целый день, никого не принимал и обедал один. Вечером, в то время, как Маршанд пришел его раздевать, он сказал ему трогательно:
-- Ты некогда говорил мне, что любишь изучать людей. Если б ты мог слышать то, что утром наговорил мне губернатор, так ты понял бы, до чего может дойти человеческое терпение и все то, что сердце может принять в себя унизительного. При всем том меня утешает одно обстоятельство, что со временем его соотечественники принуждены будут отдать мне справедливость. Но, послушай, взгляни на стол.
Маршанд подошел к столу, на который Наполеон поставил принесенную ему накануне капитаном Поплетоном шахматную доску, и на ящике из черного дерева увидел следующие слова, выложенные слоновою костью:
"Знаменитому пленнику на острове св. Елены признательная фамилия Эльфингстон".