Около вокзала ютились беспризорные, кое-что подрабатывали, - если кому из пассажиров донести вещи надо; а то и просто таскали из карманов.
Хламида пел около вокзала. Две деревянные ложки возьмет, прищелкивает ими ловко, а сам поет:
Я мальчишка бесчастный,
Много горя перенес…
А то отправлялись на железнодорожный путь, где вагоны стояли. Ждали, когда уборщицы из вагонов начнут выкидывать сор. В «дальних» вагонах, что издалека пришли,- кое-что находилось: то кусок булки, то необглоданные кости, а то и целый узелок с нетронутой едой…
Тут же бродили и особые «свои» железнодорожные собаки, питавшиеся этими же отбросами.
Мурзилке посчастливилось. Под вагонами нашел пакет с краюшкой черного хлеба.
Вот набросился на нее!.. Никогда во всю жизнь с таким удовольствием не завтракал.
Загудел свисток… На платформу народ высыпал. Говор пошел.
- Казанский поезд идет, - сказал Мымра.
Впереди - рельсы и вагоны, вагоны…
А там вдали дымок показался. Выскочил из-за рядов вагонов паровоз - и стал расти все больше и больше. Загудели рельсы, - и весь шипя, тяжело дыша, точно отдуваясь, с вихрем прокатила громадина, на огромных красных колесах, двигая стальными локтями.
- Так и есть. Еще ребят привалило! - сказал Мымра.
Из вагонных ящиков вылезали ребята, - ободранные, грязные.
- Вот черт принес!.. Откуда прикатили?
- С Коломны… Да мы не впервой…
- Жратва есть?..
- Есть… Во… Хлеб целый…
- Давай, делить станем… Свои, небось, будете…
Тут же сели закусывать, и Мурзилке попало на голодный зуб…
Тут Мымра и говорит:
- Айда на базар… Стащим чего… Не издыхать же нам.
Куда ребята, - туда и Мурзилка. Одна у него тут зашита.
А на базаре народу - гибель. Тут, брат, Мурзилка, гляди в оба, а то отобьют от ребят, затеряешься…
Да как следить за ними, когда глаза разбегаются? Вон палатка, - мясо кусками лежит, - ешь не хочу…
Вспомнил Мурзилка, - как, бывало, на задние лапки встанет, ему сейчас - либо сахару, либо хлебца кусочек.
Подошел к палатке, на задние лапы встал и стоит.
Кто ни идет, - усмехается. А торговец глаза выпучил:
- Ну, и собака…
Швырнул кусочек мяса, - налету поймал его Мурзилка.
Мымра говорит своим ребятам:
- Гляди, ученая собака-то… Ведь продать ее хорошо можно…
А Хламида возражает:
- Не продам я ее… Ишь, она ко мне ластится…
А Мурзилка на задних лапах все стоит; следит он за торговцем во все глаза. Тот отвернулся. Мурзилка подскочил, кусок мяса в зубы да под ноги Хламиде… Хламида нагнулся, схватил мясо - да за пазуху.
Торговец орет:
- Ах, паршивая!.. Какой кусище слопала!.. Да я ее!
На Мурзилку-с ножом бросился. Хламида не дает.
- А, - кричит торговец, - у вас собака обучена мясо красть…
Да хвать Хламиду за плечо… Мымра вступился:
- Что лезешь?.. Не тронь!..
- Воры проклятые…- орал торговец. - Суда на вас нет… Подавай мясо, что стибрил… А не то - в милицию…
Ребята, было, - в толпу, - торговец не пускает, на весь базар голосит:
- Милицию! - кричит. - Развелось этой шпаны до страсти.
Милиционер протолкался. Торговец - к нему.
- Явите милость… Вот ребята собаку обучили мясо таскать… Во какой кусище у меня сперла!
Из публики кто говорит:
- «Сперла, точно»…
А кто говорит:
- «Он сам собаке кинул… Я видел»…
Милиционеру дела разбирать некогда.
Выслушал, рукой махнул: разбери их тут. И дела-то - плюнуть только. Погрозил ребятам:
- Проваливайте с базара… Нечего тут околачиваться…
Мымра в толпу юркнул. Хламида - за к им. И Мурзилка не отстает от них.
Вечером у чана собрались.
Кто из ребят что за день раздобыл, - все сложили в кучу. И Мурзилкин пай в общий котел пошел. Кусище мяса, и впрямь, большой. Ужин вышел на славу.
Опять тут спор пошел. Мымра говорит:
- Продать собаку, много выручить можно.
А Хламида не желает. Разозлился Мымра:
- Ну, тогда уходи от нас, коли компанию ломаешь… Не проедайся…
- И уйду…
- Куда это?..
- А в Сокольники, это близко…
- Что, в детдом захотел?..
- Ну, и захотел… Коммуны детские есть теперь…
- Ах, шпана, шпана!.. Давно ль оттуда сбежал?..
- Глуп был, вот и сбежал. Этак-то лучше разве?..
- Ну, и проваливай, толковать еще с тобой.
На ночь все-таки легли спать вместе, вповалку, в чану.
Мурзилка так устал за день, что, как свернулся калачиком на груди у Хламиды, так и захрапел.
