19 февраля 1906. Верный

19-ое февраля 1906 г.

г. Верный Семиреченской области

Милостивый Государь

Василий Васильевич!

Решаюсь послать Вам несколько страниц из печатающегося в г. Верном под моею редакциею произведения одного, уже умершего, при жизни неизвестного человека; хотя человек этот при личном знакомстве производил большое впечатление и на таких людей, как Толстой, Влад. Серг. Соловьев. В его бумагах сохранилось собственноручное письмо Соловьева, написанное под впечатлением прочитанной им рукописи Н-лая Ф-ча, в котором он пишет, что готов признать себя учеником его, Н-лая Ф-ча, и что он, Н-лай Ф-ч, первый не проповедует только Христа, но и указывает, как христианство может быть осуществлено в жизни, на самом деле. Посылаю Вам прилагаемые листы, потому что в них указывается радикальнейший способ разрешения женского вопроса, которым Вы так заняты. Человек, о котором я пишу, -- Н. Ф. Федоров, очень долго служивший в Румянцевском Музее в Москве, где заведывал каталожной. Он был известен многим ученым (напр<имер>, Буслаеву), благодаря необычайной глубине и обширности его познаний, а также удивительной проницательности: по своей должности он должен был по требованиям читателей отыскивать по каталогу книги, по этим требованиям он безошибочно определял серьезно занимавшегося человека и самый предмет, которым он занимался, и тогда посылал такому человеку книги, которых он не требовал, но которые освещали предмет его занятий с особой, часто совершенно неожиданной для самого занимавшегося стороны. Таким образом и возникли многие знакомства у покойного Н-ая Ф-ча. Если бы Вы пожелали с ним познакомиться, то можете это сделать по статьям Кожевникова, печатавшимся в "Русском Архиве" с No 2-го за 1904 год, продолжавшихся и в 1905 году, хотя и не в каждом номере, -- за два года было десять статей; будут продолжаться эти статьи и в 1906 году, кажется, с 1-го номера; в конце же этих статей будет помещено и письмо Соловьева, о котором я говорил в этом письме.

Считаю нужным указать Вам и на письмо Достоевского ко мне по поводу учения Н-лая Ф-ча, помещенное в No 3-м Русского Архива за 1904 год (подлинник которого хранится ныне в Румянцевском Музее), а также и на мой ответ на примечание к этому письму редактора "Русского Архива", помещенное в No 6-м "Русск<ого> Арх<ива>" за тот же 1904 год. Письмо Достоевского было напечатано еще в 1897 г. в No 80-м газеты "Дон", издающейся в г. Воронеже, но с пропуском того места, где говорится о Вл. Серг. Соловьеве, с которым Н-лай Ф-ч познакомился после уже смерти Достоевского и который в 1897 году был еще жив. Вырезку из "Дона" с письмом Достоевского и с предисловием к нему самого Н-лая Ф-ча, хотя и исходившим будто бы от меня (в виде письма к редактору), я решаюсь послать Вам, с покорнейшей просьбой возвратить мне как эту вырезку, так и листы из печатающейся книги; деньги, которые будут израсходованы Вами на возвращение приложений к этому письму, прошу взыскать с меня наложным платежем.

Примите уверение в совершенном почтении, всегда готовый к Вашим услугам

Н. Петерсон.

Адрес мой: г. Верный, Семиреченской области, члену Верненского Окружного Суда Николаю Павловичу Петерсону.

После того как написал это письмо и уже запечатал его, прочитал Вашу статью о Достоевском по поводу 25-летия со времени кончины его (No 10730)12 и подумал, нужно ли писать Вам, может ли выйти из этого что-либо доброе, не на разных ли языках говорим мы, подобно тому как это было при вавилонском столпотворении? -- Вы говорите, что Христос основал царство вне крови и племени, что самая коренная и самая индивидуально-характеризующая особенность церкви лежит в бескровности и в бесплотности, -- И это Вы говорите о Том, Кто сказал: "Если не будете есть плоти Сына Человеческого (т. е. Его, Христа, плоти) и пить Крови Его, не будете иметь в себе жизни" (Иоанн. IV, 53 и послед.); Вы говорите это о христианстве, величайшее таинство которого есть таинство тела и крови. А таинство тела и крови есть восстановление родства, о котором, будучи родными, мы забыли; в словах же "кто не возненавидит отца и мать свою" осуждается лишь исключительная привязанность к своим, к своему роду и племени, как у евреев, заставляющая их ненавидеть всех остальных, так что утешением Израилю будет не блаженство лишь его, но и страшные мучения всех остальных, которые все были его врагами. Между христианством и язычеством нет противопол о лености, христианство есть примирение всех и всего, примирение всех антагонизмов, противоречий; язычество (язык-народ) есть народная религия, а христианство -- всенародная, всеязычество. Пресвятая Троица -- не догмат, а заповедь, заповедь о родстве, о восстановлении родства по образу и подобию Божию; человек в отдельности! не может быть образом и подобием Божиим, таким он становится лишь в совокупности всего рода, когда весь род объединится по образу и подобию Пресвятой Троицы, нераздельной и неслиянной, когда и в роде человеческом составляющие его личности будут нераздельны, едины при сохранении полной самостоятельности каждой личности, без слияния личностей в безразличное единство. Бог есть родственная любовь, это Отец, Сын и Дочь (Св. Дух); по образу Божественного Триединства и человеческий род должен стать многоединым, или все-единым существом; как в Боге нет ничего чуждого, только родственное, так и род человеческий должен стать истинным родом, родством единосущным и единокровным всем братьям чрез Христа и самому Триединому Богу, а не распасться на самоопределяющиеся личности, блюдущие свои права, для которых только смешно, когда им говорят: если тебя ударят по ланите, подставь другую (а между тем так, или почти так, поступил Фемистокл, когда на него замахнулся Еврибиад), если просят верхнюю одежду, отдай и рубашку (над этим глумились в одной прокламации, вышедшей в Верном) и проч. Словом, правовой порядок, цивилизация, гражданственность, обращающие людей из братьев в чужих друг другу, только в сограждан, в соседей, в товарищей, -- есть прямая противоположность христианству, которое есть богоподобная родственность, родство, но только всеобщее, а не исключительная привязанность к своим, к своему роду-племени, эта исключительность и есть еврейство и язычество. Мы не европейцы и не азиаты, мы между Европой и Азией, и если хотим быть христиананами, то должны примирить Европу с Азией, [преодолеть] рознь европейскую и насильственное объединение азиатское; должно в нас найти истинное единство без слияния и истинную самостоятельность личностей без розни. Чрез нас должна осуществиться молитва Христа -- "Да будут все едино: как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино (Иоанн. XVII, 21), чрез нас должен осуществиться образ, данный нам в учении о Троице Нераздельной и неслиянной, в основе которого и лежит вышеприведенная молитва Христа -- "Да будут все едино". В этом и заключается наша самобытность, мы должны объединить в себе все и всех, в этом и христианство, которого нет ни в Европе, нет и в Азии, и будет оно только в объединении Европы и Азии, Африки, Америки и Австралии, в устранении всех противоречий; тогда мы войдем и в единство с Богом, о чем и молился Христос, тогда будет воскресение и бессмертие.

Но все это будет чрез нас, чрез весь род человеческий, а не само собою совершится, как это молено думать по статье Эльпе -- "Жизнь и Воскресение" 13, в фельетоне "Нов<ого> Вр<емени>" No 10708, от 5 января. Кто этот Эльпе? Я послал ему несколько статеек, но никакого ответа не имею.

Г. П. ПЕТЕРСОН -- Н. П. ПЕТЕРСОНУ14

4 мая 1907. Саранск

Милый и дорогой брат и друг Николай Павлович!

Три дня тому назад, к величайшему моему удовольствию, получил я, наконец, книгу незабвенного Н-я Ф-ча15 и тотчас же отдал ее Сереже для переплета, а сегодня получил ее уже переплетенную и приступаю к чтению, по исправлении опечатков. Не знаю, все ли в этой книге окажется для меня доступным, но постараюсь читать, не торопясь и обдумывая прочитанное. Во время чтения этой книги, без сомнения, мне будет вспоминаться и симпатичная личность самого автора, как бы слышаться его голос, будут припоминаться его беседы в Керенске, в библиотеке, за стаканом чая, возбуждая в душе бодрое чувство и сознание, что даже самый ничтожный человек может примкнуть к великому делу и приносить известную долю пользы. Я помню, как от речей Н-я Ф-ча водворялся в душе моей мир и беспокойство нравственное сменялось душевным равновесием, как и при чтении его произведений, под впечатлением которых я ощущал в себе желание сделаться нравственнее и деятельнее, чем был обыкновенно. И думали ли мы, читавшие в то время написанное им, нередко даже карандашом, на отдельных клочках бумаги, что настанет время, когда из этих листков составится целая книга, которая познакомит мир с великим общим делом, делом всеобщего спасения, до сих пор незнакомым еще миру, которое теперь сделается, наконец, известным и, м<ожет> б<ыть>, повлечет жизнь по новому руслу, откроет истинный путь и укажет людям истинную и единственную цель. Спасибо тебе, что ты прислал мне эту книгу, и, не придавая никакого значения этим моим рассуждениям, верь, что я искренне обрадован твоим, или, лучше сказать, Н-я Ф-ча, этим драгоценным подарком. Стану читать и постараюсь вдумываться сколько могу, чтобы понять и по возможности усвоить прочитанное.

В. А. КОЖЕВНИКОВ -- Ф. Д. САМАРИНУ16

26 июня 1907. Исар

<...> Сердечное спасибо и за призыв содействовать делу, ко мне обращенный! Но здесь я снова принужден противоречить Вашему преувеличенному доброму мнению о моей годности для работы в "Кружке"17. Для систематического какого-либо курса я прямо признаю себя несостоятельным; от отдельных же чтений на некоторые темы не отказываюсь и прилагаю старание кое-что подготовить в этом смысле. До сих пор меня отвлекала довольно упорная работа над окончанием моей книги об учении Ник. Фед. Федорова: для укрепления его мыслей об активном мировоззрении и об управлении природою пришлось делать экскурсы в область новейших естественно-исторических и даже математических теорий, и эта ответственная работа потребовала немалого напряжения мысли и некоторой подготовки в соответствующей литературе. Теперь, выбравшись, с Божьей помощью, из этих натурфилософских дебрей и изложивши письменно результаты своих поисков и дум, я могу обратиться к намеченным для чтений в "Кружке" темам.

Л. Н. ТОЛСТОЙ -- Н. П. ПЕТЕРСОНУ

1--2 февраля 1908. Ясная Поляна18

Милый Николай Павлович,

Если не ошибаюсь, это Вы прислали мне брошюру к 55-летию моему19. Брошюра эта доставила мне только удовольствие, именно воспоминанием о Вас и дорогом незабвенном Николае Федоровиче. Мне только очень жаль было видеть, что Вы с недобротою относитесь ко мне, тогда как я кроме самого нежного, доброго чувства не испытываю к Вам, а уже не говорю к памяти именно незабвенного, замечательнейшего человека Николая Федоровича. Если я не ошибся, пожалуйста, напишите мне прямо; мне очень дорого будет общение с Вами.

Ясная Поляна

1 февр. 1908.

Очень сожалею, что не могу согласиться с тем, что Вы пишете, так строго разбирая мои очень неважные, слабые легенды20. Не могу согласиться потому, что теперь, стоя на пороге плотской смерти, все больше и больше убеждаюсь в благодетельности плотской смерти и невозможности смерти того духа, которым живу, если живу им, т. е. любовью. "И мы знаем, что мы перешли от смерти в жизнь, если любим братьев. Не любящий брата не имеет жизни вечной, пребывающей в нем. Любящий же брата имеет жизнь вечную, пребывающую в нем" 21. Я не только верю в это, но всем существом испытываю истинность этого.

Любящий Вас Лев Толстой.

2 февр. 1908.