XI.

Трагедія въ Пизѣ.

Донъ Гарціа, искавшій спасенія въ Пизѣ, былъ охотно принятъ семействомъ Сисмонди и скрытъ въ ихъ домѣ. Эмигрантъ уже писалъ Изабеллѣ о своемъ мѣстѣ жительства и получилъ отъ нея отвѣтъ, въ которомъ она сообщала грустный фактъ смерти донъ Джіованни, о гнѣвѣ отца и объ отчаяніи матери.

У Гарціа въ сущности сердце было нѣжное. Онъ не имѣлъ намѣренія убить брата. Необузданная страсть, ужасная ревность, порывъ гнѣва, толкнули его на преступленіе. Извѣстіе о кончинѣ брата глубоко его опечалило. Мысль, что онъ братоубійца, его терзала, при томъ же молодой человѣкъ сознавалъ, что совершивъ преступленіе, онъ не достигъ того, къ чему стремился.

Донъ Гарціа искренно раскаивался въ своемъ поступкѣ. Въ его памяти воскресли чудные дни дѣтства, проведенные имъ вмѣстѣ съ Джіованни. Онъ припомнилъ всѣ мельчайшія подробности этой свѣтлой эпохи его жизни, онъ жалѣлъ брата и горько оплакивалъ его преждевременную смерть. Муки раскаянія отчасти сглаживали опасеніе наказанія. Не рѣдко въ безсонныя ночи онъ невольно трепеталъ при мысли о гнѣвѣ отца. "Великій Боже, что меня ожидаетъ!" -- думалъ несчастный братоубійца, снѣдаемый чувствомъ раскаянія и страха.

Между тѣмъ герцогъ Козимо покинулъ Розиньяно, это мѣсто производило на него слишкомъ тяжелое впечатлѣніе, онъ со всѣмъ семействомъ перебрался въ Пизу. Въ то же самое время, онъ употреблялъ всѣ мѣры, чтобы розыскать бѣжавшаго сына. Но поиски не привели ни къ какимъ благопріятнымъ результатамъ, донъ Гарціа нигдѣ не могли найти.

На бѣдную герцогиню Элеонару жаль было смотрѣть. Потерявъ одного сына, она дрожала и за другого, своего любимца Гарціа, совершившаго преступленіе и вынужденнаго бѣжать, покинувъ родную семью. Элеонара знала какъ страшенъ гнѣвъ ея мужа и съ ужасомъ думала о наказаніи, которое готовитъ сыну герцогъ Козимо.

Мрачно сосредоточенный деспотъ затаилъ въ себѣ злобу, онъ не объяснялъ своихъ намѣреній относительно провинившагося сына, онъ иначе не называлъ его какъ братоубійцей, Каиномъ, и говорилъ, что злодѣй дорого ему заплатитъ, когда попадется къ нему въ руки (что вскорѣ и случилось). Слова мужа жестоко терзали сердце бѣдной матери. Она знала своего милаго Гарціа и была убѣждена, что онъ не имѣлъ намѣренія убить брата, что только порывъ гнѣва, затемнившій его умственныя способности, заставилъ его нанести роковой ударъ. Нѣжная мать давно простила своему любимцу его невольное преступленіе и напрягала всѣ свои способности, какъ бы отвратить отъ него наказаніе. Отъ дочери Изабеллы, постоянно переписывавшейся съ Гарціа, она узнала его убѣжище. Несчастный братоубійца писалъ матери, что онъ горитъ нетерпѣніемъ вымолить у нея прощеніе, но боится гнѣва отца. Мать въ отвѣтъ на эту просьбу просила сына ни подъ какимъ видомъ не дѣлать шага изъ его убѣжища.

Въ это время герцогъ Козимо, желая хотя немного разсѣять гнетущія его мысли, отправился въ Ливорно для осмотра галеръ, предназначенныхъ рыцарямъ св. Стефана. Этотъ орденъ былъ учрежденъ герцогомъ для борьбы съ турками.

Гарціа, узнавъ объ отсутствіи отца, воспользовался этимъ случаемъ, чтобы тайно посѣтить мать.

Тщательно переодѣтый, онъ рѣшился подъ покровомъ ночи пройти по улицамъ Пизы и добраться до дворца, гдѣ Изабелла уже приказала своему пажу Торелло открыть ему потаенную дверь, чрезъ которую онъ могъ попасть въ покои матери.

Можно себѣ представить какая борьба чувствъ происходила въ душѣ герцогини Элеоноры. Ей казалось, что на этихъ простертыхъ къ ней рукахъ сына она видитъ кровь. Но ее молилъ милый сынъ Гарціа, котораго она не переставала любить. Какъ устоять матери противъ слезъ и мольбы любимаго дѣтища. Вѣдь онъ раскаялся, страдаетъ и проситъ пощадить его. Конечно, герцогиня Элеонора дала согласіе и Гарціа явился, упалъ къ ея ногамъ и молилъ о прощеніи. Мать все забыла, обнимая дорогого своего сына. Она не хотѣла его пустить обратно, ей казалось, что для Гарціа не можетъ быть болѣе безопаснаго убѣжища, какъ комнаты нѣжно любящей его матери. Она помѣстила сына въ одной изъ маленькихъ комнатъ, замаскировавъ ее молельней. Туда герцогъ не могъ пройти. Добрая, любящая мать надѣялась впослѣдствіи вымолить прощеніе у суроваго Козимо, болѣе несчастному, чѣмъ преступному сыну.

Когда вернулся Козимо изъ Ливорно, герцогиня начала дѣйствовать. Она описала горькую участь ихъ сына Гарціа, защищала его, стараясь доказать, что это печальное событіе произошло отъ несчастной случайности и умоляла мужа простить сына, глубоко раскаявшагося въ своемъ поступкѣ. Элеонора была увѣрена, что Козимо не заставитъ ее, убитую горемъ отъ потери одного сына, страдать за участь другого, изгнаннаго, бездомнаго, подвергающагося всевозможнымъ опасностямъ. Она настаивала на томъ, что Гарціа искренно раскаялся и страдаетъ, а потому заслуживаетъ болѣе сожалѣнія, чѣмъ наказанія.

Нѣкоторое время герцогъ Козимо хранилъ молчаніе и ничего не отвѣчалъ. Трудно было разгадать его мысли и намѣренія. Наконецъ, онъ сказалъ:

-- Если Гарціа въ самомъ дѣлѣ раскаялся, то зачѣмъ же онъ скрывается отъ меня? Отчего не явится просить прощенія у отца?

-- Онъ боится вашего гнѣва,-- отвѣчала Элеонора.-- Еслибы онъ смѣлъ надѣяться на ваше милостивое снисхожденіе, онъ бы давно былъ у вашихъ ногъ.

-- Вамъ извѣстны его мысли? Значитъ вы тайно съ нимъ переписываетесь, знаете его мѣсто пребыванія, гдѣ онъ прячется; вы поэтому способствуете ему скрываться отъ справедливаго гнѣва отца?

-- Да вѣдь я же мать ему!

-- Скажите мнѣ, гдѣ онъ. Я хочу это знать.

-- Нѣтъ я вамъ ничего не скажу, пока вы мнѣ не обѣщаете простить его.

-- Простить его! Да вѣдь онъ убійца моего сына.

-- Онъ также вашъ сынъ. Онъ дѣйствовалъ подъ вліяніемъ слѣпого гнѣва; это былъ безумный порывъ неболѣе. Гарціа не злодѣй, онъ никогда сознательно не захотѣлъ бы пролить кровь родного брата. Еслибы вы могли знать, какъ онъ оплакиваетъ свое несчастіе.

-- Искренно ли онъ раскаивается?-- спросилъ повидимому растроганный Козимо.

-- О, да! Самое тяжелое наказаніе ничто въ сравненіи съ его раскаяніемъ.

-- Я хочу его видѣть!-- вскричалъ герцогъ, какъ бы взволнованнымъ голосомъ.

-- Обѣщайте мнѣ сначала, что вы его простите,-- говорила мать.

Козимо на мгновеніе замолчалъ, колеблясь, что отвѣчать: въ немъ какъ бы происходила борьба разнородныхъ чувствъ. Наконецъ, онъ сказалъ:

-- Если онъ, дѣйствительно, раскаивается, я его прощу.

Герцогиня радостно вскрикнула и бросилась цѣловать руки мужа.

-- Благодарю, благодарю,-- шептала, задыхаясь отъ волненія, любящая мать.

-- Но вѣдь я еще не простилъ его.

-- Да, но я надѣюсь, скоро простите.

-- Если онъ предстанетъ предо мной, смиренно раскаяться и попроситъ прощенія за свой проступокъ, тогда я... я прощу его.

-- Вы обѣщаете?

-- Да, обѣщаюсь...

-- Я полагаюсь на ваше слово.

-- Такъ приведите его. Гдѣ онъ?

-- Я все еще трепещу. Слѣдуетъ ли мнѣ... лепетала несчастная мать, томимая какимъ-то страшнымъ предчувствіемъ.

-- Чего же вы боитесь? Я далъ вамъ слово.

-- Подождите меня здѣсь,-- вскричала герцогиня и убѣжала въ свои комнаты.-- Отодвинувъ молельню она бросилась цѣловать сына, говоря:-- Отецъ прощаетъ тебя! Пойдемъ!

-- Матушка, возможно ли это?!

-- Да, пойдемъ скорѣе, бросься къ нему въ ноги и умоляй его о прощеніи. Онъ тебя проститъ.

-- Увѣрены ли вы въ этомъ?

-- Совершенно увѣрена, онъ мнѣ торжественно обѣщалъ. Пойдемъ, нельзя медлить. Онъ насъ ждетъ.

-- Матушка, я боюсь гнѣва отца.

-- Положись на меня. Въ присутствіи матери сыну нечего бояться.

-- Иду, матушка, и полагаюсь на васъ.

Элеонора взяла за руку сына, который все еще колебался и потащила въ комнату герцога. Они оба вошли. Козимо мрачный стоялъ неподвижно, будто ихъ не замѣчалъ.

-- Вотъ нашъ Гарціа,-- сказала герцогиня.-- Онъ пришелъ молить васъ о прощеніи.

Козимо продолжалъ безмолствовать и не двигался съ мѣста.

-- Иди,-- шептала мать сыну.-- Стань передъ нимъ на колѣни и проси прощенья.

Гарціа колебался, герцогиня старалась его ободрить и тихонько подталкивала впередъ. Наконецъ, юноша, дрожа, какъ въ лихорадкѣ, приблизился къ отцу и лишь только хотѣлъ опуститься на колѣни, какъ Козимо, до сихъ поръ стоявшій, точно тигръ поджидающій добычу, кинулся на сына, выхватилъ кинжалъ и моментально два раза погрузилъ его по рукоять въ грудь несчастнаго. Гарціа упалъ, обливаясь кровью, и тутъ же испустилъ духъ.

Элеонора буквально обезумѣла отъ ужаса: она не вскрикнула, не упала въ обморокъ, а стояла, расширивъ глаза, холодная, неподвижная, будто каменная статуя. Лучъ разума погасъ въ ея головѣ; герцогиню уложили въ постель, она не сопротивлялась, потомъ впала въ безпамятство и чрезъ нѣсколько дней скончалась.

Такимъ образомъ, въ короткій промежутокъ времени, это былъ третій покойникъ въ домѣ герцога Козимо Медичи.

Смерть герцогини Элеоноры и донъ Гарціа также были приписаны той же маляріи, убившей кардинала Джіованни. Флорентійскій извергъ подробно сообщилъ объ этомъ чрезъ сына своего Франческо королю испанскому и всѣмъ иностраннымъ державамъ.

Усопшіе были перевезены во Флоренцію. Тѣло донъ Гарціа было погребено безъ всякихъ почестей, какъ частнаго гражданина, а покойную герцогиню Элеонару предали землѣ съ большими почестями и торжественностью. Въ печальной церемоніи принимали участіе члены совѣта сорока восьми и вся городская знать, во главѣ которой были Юлія Медичи и Маріо Колонно. Супруга Козимо Медичи была похоронена въ церкви Санъ-Лоренцо.

Трагическое событіе, занесенное на страницы исторіи того времени, дало и намъ возможность передать эту страшную драму, въ которой игралъ такую кровожадную роль флорентійскій герцогъ Козимо Медичи, убившій разомъ жену и родного сына.

Въ эту эпоху возрожденія литературы и искусства, въ обществѣ еще господствовало средневѣковое суевѣріе, къ истинѣ примѣшивали и сверхестественныя небылицы. Такъ, напримѣръ, расказывали, что Козимо открылъ виновника смерти сына своего Джіованни, потому что кровь покойника всегда кипѣла въ присутствіи донъ Гарціа. Интереснѣе всего то, что эта нелѣпость была записана нѣкоторыми современными хроникерами. Сказки эти, конечно, не заслуживаютъ серьезнаго вниманія и мы не будемъ на нихъ останавливаться. Главнымъ преобладающимъ свойствомъ характера флорентійскаго герцога Козимо Медичи было тщеславіе, которому онъ жертвовалъ всѣмъ. Едва похоронивъ жену и сына донъ Гарціа, убійца поспѣшилъ просить папу о возведеніи въ санъ кардинала его сына Фердинанда, взамѣнъ умершаго Джіованни. За папой Павломъ IV Карафою, столь ненавистнымъ герцогу Козимо и всей испанской партіи, на папскій престолъ былъ избранъ, подъ именемъ Пія IV, кардиналъ Джіованни де-Медичи, братъ маркиза Мариньяно, главнокомандующаго тосконской милиціей. Хотя новый папа и не принадлежалъ къ флорентійскимъ Медичи, а къ фамиліи миланскихъ Медичи изъ Мариньяно, тѣмъ не менѣе онъ любилъ слыть родственникомъ флорентійскихъ князей и даже имѣлъ ихъ знаки на своемъ гербѣ.

Къ герцогу Козимо, много содѣйствовавшему его избранію въ папы, Пій IV питалъ самое горячее расположеніе. Его святѣйшество не упускалъ ни одного случая, чтобы оказать услугу герцогу Козимо. Когда его сынъ Джіованни де-Медичи пріѣхалъ въ Римъ, папа встрѣтилъ его съ распростертыми объятіями, предсказывалъ, что онъ будетъ четвертымъ папою изъ дома Медичи {Первый былъ Левъ X, второй Клементъ VII, третьимъ Пій IV. Впослѣдствіи былъ еще и четвертый Левъ XI. но онъ мелькнулъ ни папскомъ престолѣ, какъ метеоръ, и закатился.} и поручилъ ему епархію Пизы, не смотря на то, что въ это время Джіованни, имѣлъ только тринадцать лѣтъ отъ роду. Вслѣдъ за этимъ, папскій дворъ посѣтилъ старшій сынъ герцога Козимо, донъ Франческо, назначенный къ испанскому двору. Папа устроилъ ему торжество необыкновенное: Франческо встрѣтили два кардинала и триста всадниковъ; папа его принялъ въ залѣ Константино, въ присутствіи всѣхъ кардиналовъ. Въ подарокъ отъ папы Франческо была дана гранитная колонна изъ Терме Антоніане (Terme Antoniane), которая впослѣдствіи была поставлена на площади святой Троицы (Santa Trinita), согласно обѣщанію герцога Козимо, въ память битвы при Сканнагалло.

Къ этому-то папѣ, столь благосклонному, герцогъ Козимо обратился съ просьбой назначить кардиналомъ другого своего сына Фердинанда и не лишить его благосклонности, которой дарилъ его святѣйшество покойннаго Джіованни Медичи. Козимо добавлялъ, что это единственное средство успокоить его душу растерзанную горемъ. Пій IV, конечно, исполнилъ просьбу Козимо, сынъ его Фердинандъ получилъ пурпуровую мантію, а съ ней вмѣстѣ и всѣ папскія милости. Изъ всѣхъ кардиналовъ одинъ только Гизліери, который впослѣдствіи былъ папою Піемъ V, восталъ противъ назначенія Фердинанда де-Медичи кардиналомъ, такъ какъ ему въ то время было всего тринадцать лѣтъ отъ роду.