Выѣздъ изъ Смоленска 25-го августа.-- Пнева-Слобода.-- Дорогобужъ.-- Шалковъ.-- Семлево.-- Вязьма.-- Теплюшка.-- Бородино.-- Прокламація Наполеона.-- Сраженіе при Бородинѣ или Можайскѣ.-- Страшныя раны; врачебная организація на полѣ сраженія.-- Слава военнымъ врачамъ.-- Перевозка раненыхъ въ Можайскъ, отсюда въ Москву.-- Кубинское.-- Троцкое.-- Московскій пожаръ.-- Описаніе состоянія города.-- Приказъ Наполеона относительно перевозки раненыхъ.
Пнева-Слобода 1 ), 25-го августа.
1) Географическія названія сохранены вездѣ какъ ихъ пишетъ, по своему, авторъ. Ред.
Мы вышли изъ Смоленска, и я поспѣшилъ присоединиться къ своему полку, который я догналъ только въ Пневѣ, городишкѣ, объятомъ пламенемъ и котораго жители были выгнаны русскими. Опасно было проникать въ городъ, такъ какъ въ узкихъ улицахъ, мощенныхъ досками, огонь быстро сообщался. По этому расположились биваками на краю дороги, гдѣ солдаты состроили себѣ будочки, а намъ довольно просторный сарай, благодаря близости лѣснаго склада. Ужинъ былъ далеко не гастрономическій; за то къ десерту намъ дали кофе съ ромомъ, вѣроятно отысканномъ въ городѣ, такъ какъ отъ евреевъ нельзя было его достать; имъ воспрещенъ входъ въ Россію {Сказываютъ, будто императрица Екатерина II выразилась такъ: "Я низачто не допущу въ свое государство убійцъ моего Бога". Де-ла-Флизъ.}. Когда мы устроились въ нашемъ досчатомъ сарайчикѣ, пріѣхалъ къ намъ адъютантъ генерала Гувіонъ-Сенъ-Сира, приходившійся сродни нашему капитану. Онъ пріѣхалъ изъ Полоцка, откуда послалъ его императоръ. Онъ намъ сообщилъ, что 18-го августа русская армія подъ начальствомъ генерала Витгенштейна была разбита генералами Гувіонъ-Сенъ-Сиромъ, Удино, Мэзономъ и Леграномъ; что они отняли двадцать пушекъ, что первый изъ нцхъ опасно раненъ и что императоръ послалъ ему за эту побѣду маршальскій жезлъ. Я замѣтилъ, что вообще наши офицеры жалѣли, что армія не остановилась въ Смоленскѣ. Тутъ, но мнѣнію многихъ, слѣдовало закончить походъ. Адъютантъ генерала Гувіона Сенъ-Сира разсказывалъ, что какъ этотъ генералъ, такъ и Удино писали императору, что послѣ побѣды подъ Полоцкомъ не слѣдуетъ идти дальше; если въ италіанскомъ и австрійскомъ походахъ ему удавалось стремительно нападать на самыя важныя позиціи, не поджидая ни своего продовольствія, ни обозовъ, даже оставляя въ сторонѣ крѣпости, то эта система непримѣнима въ Россіи.
Дорогобужъ, 26-го августа.
Выступили въ походъ, обходя горѣвшую еще Пневу, и послѣ нѣсколькихъ приваловъ увидали городъ Дорогобужъ, на Днѣпрѣ. И въ немъ дома горѣли въ разныхъ концахъ. Мы расположились въ полѣ, подлѣ небольшаго лѣса, а солдатъ разослали въ городъ отыскивать припасы. Намъ принесли сахару, чаю и муки. Ночь провели подъ кое-какою защитою при заревѣ пожара. Становилось очевиднымъ, что по мѣрѣ того, что мы будемъ подвигаться, мы встрѣтимъ одни пылающіе города; русскіе придерживаются той системы, чтобы заставить насъ идти по пустынямъ, гдѣ намъ не найти ни жилья, ни пищи, ни даже воды, потому что жители засоряли колодцы нечистотами и падалью. Прежде нежели поджечь жилые дома, они жгли запасные магазины, гумна и стоги сѣна; словомъ, не жалѣли ничего. 26-го числа, рано утромъ, мы отправились въ путь; прошли черезъ выгорѣвшій Дорогобужъ, представлявшій обычное зрѣлище груды пепла и развалинъ. Прошедши большой лѣсъ, гдѣ, какъ обыкновенно, артиллерія и обозы загораживали путь кавалеріи и пѣхотѣ, мы выбрались на открытое мѣсто, откуда снова завидѣли пламя. Горѣло мѣстечко Шалково. Мы его обошли и расположились около большой дороги. Только и можно было достать, что плохаго мяса, да сквернаго ржанаго хлѣба. Но укрыться могли достаточно, такъ какъ лѣсу было довольно.
Семлево, 28-го августа.
Отправшись въ путь, освѣщаемые заревомъ пожара, которое мы приняли за восходъ солнца. Дорога была та же, что наканунѣ, а, приближаясь къ Семлеву, мы увидали и этотъ городокъ въ пламени. Не смотря на то, мы принуждены были пройти черезъ него, такъ какъ въ обходъ нельзя было; какъ ни пробирались черезъ улицы, еще не тронутыя огнемъ, однако подвергались затрудненіямъ и опасности. Стояли на бивакахъ подлѣ ручья, гдѣ устроили себѣ будки изъ обломковъ избъ.
Вязьма, 29-го августа.
Выступили изъ Семлева, освѣщаемые заревомъ пожара, который ночью еще усилился. Вскорѣ увидали Вязьму, также объятую пламенемъ. Проѣхавъ мостомъ черезъ рѣчку Вязьму, притокъ Днѣпра, мы старались проѣхать улицами, которыя еще не горѣли. Жителей не было ни души, такъ что огонь безпрепятственно распространялся. Мы стали въ предмѣстьѣ, отдѣленномъ отъ города рѣкою, гдѣ вѣтеръ относилъ дымъ и пламя въ сторону отъ насъ. Мы съ товарищами помѣстились въ небольшомъ домѣ. Намъ приготовили супъ изъ картофеля, которымъ были засѣяны большія сосѣднія поля.
Исторія говоритъ, что въ 1617 году Владиславъ, сынъ Сигизмунда III, отнялъ Вязьму у русскихъ, которые, однако, взяли ее обратно въ 1633 г. Потомъ этотъ городъ сталъ удѣломъ Смоленскихъ князей, а въ 1634 г. тутъ подписанъ былъ мирный договоръ между Владиславомъ, королемъ польскимъ, и царемъ Романовымъ, который отказался отъ всякихъ правъ на Польшу, Эстляндію, Лифляндію и Курляндію.
Теплюшки, 3-го сентября.
Прежде чѣмъ выступать, велѣно было приготовить обѣдъ, такъ какъ извѣстно стало, что на дорогѣ сожженъ былъ мостъ, который начали исправлять. А городъ все еще горѣлъ. Около полудня выступили въ походъ. Вышедши на большую дорогу, мы повстрѣчались съ большими колоннами конницы, кирасирами, гренадерами и конною артиллеріею. Мы стали, выжидая промежутка, въ который могли помѣститься. Дорога была хорошая; прошедши лѣсомъ, увидали городокъ Теплюшку въ огнѣ. Въ недальнемъ разстояніи оттуда, остановились въ деревнѣ, которая не горѣла, потому что ранѣе насъ пришедшій полкъ успѣлъ погасить пожаръ. Нашли кое-какую провизію, въ особенности много картофеля, выгодно замѣнявшаго для арміи хлѣбъ.
Бородино, 5-гo -- 10-го сентября.
Прежде чѣмъ отправляться въ путь, приготовили обѣдъ. Вышедши на большую дорогу, мы очутились въ центрѣ цѣлой массы кавалеріи, пѣхоты, артиллеріи, обозовъ. Стеченіе такого количества войска предвѣщало близость непріятеля, и надо было ожидать важнаго дѣла. Пройдя песчаную мѣстность, и луга, мы стали на бивакахъ на большой равнинѣ, по близости села Бородина. Лѣсу не было, изъ чего-бы устроить себѣ будки, и за дровами для огня нужно было посылать очень далеко. Деревню нельзя было трогать, такъ какъ въ ней расположилась свита императора, и если и ломали избушки, то для разведенія костровъ противъ палатокъ императора и другихъ генераловъ. Императоръ проѣзжалъ нѣсколько разъ взадъ и впередъ съ своимъ штабомъ мимо насъ, и осматривалъ позицію. Большой оврагъ отдѣлялъ насъ отъ непріятельской арміи. За неимѣніемъ дровъ, мы разводили огонь соломою; наконецъ, и ночь провели самую непріятную, такъ какъ воздухъ былъ очень свѣжій.
6-го числа встали недовольные и утомленные; осеннее солнце едва грѣло насъ. Раздавали водку только нѣкоторымъ корпусамъ, потому что вообще фургоны отстали и гдѣ-то затерялись между длинными обозами, слѣдовавшими за арміею. Весь день мы простояли на мѣстѣ; но различные корпуса производили маневры. Передъ нами, за глубокими оврагами, на большой полянѣ двигалась непріятельская армія, а конные ихъ часовые, стоявшіе на склонѣ холмовъ, такъ близко отъ насъ находились, что мы явственно ихъ отличали. Наполеонъ въ теченіе дня нѣсколько разъ подымался на возвышенія, слѣзалъ съ лошади и смотрѣлъ на непріятеля въ зрительную трубку.
Къ вечеру пробили сборъ и войску прочитано было слѣдующее воззваніе: "Солдаты, близко сраженіе, котораго вы такъ желали. Побѣда отъ васъ зависитъ... Она дастъ вамъ полное довольство, хорошія зимнія квартиры, а потомъ вы возвратитесь на родину... Отличитесь и тутъ, какъ отличались подъ Аустерлицемъ, Фридландомъ и Смоленскомъ {Я приведу здѣсь статью изъ франкфуртскаго журнала, попавшуюся мнѣ въ руки гораздо позже: "Московское сраженіе, или, какъ русскіе его называютъ, Бородинское. "±то сраженіе происходило въ 100 верстахъ отъ Москвы, на берегу Калочи, притока рѣки Москвы, и въ четырехъ верстахъ отъ города Можайска. Бѣдственное отступленіе арміи подъ начальствомъ Барклая-де-Толли заставляло русскихъ желать рѣшительнаго сраженія съ непріятелемъ. Кутузовъ, старый воинъ, побившій турокъ, повидимому, достойный главнокомандующій; онъ способенъ къ рѣшительнымъ дѣйствіямъ. Онъ далъ торжественную клятву прикрыть Москву и уничтожить французскую армію; впрочемъ, начальникъ и этой арміи жаждетъ встрѣчи, которая обнаружитъ передъ Европой заслуги обѣихъ сторонъ. Русскіе защищены окопами, которые, согласно съ офиціальнымъ донесеніемъ Кутузова, будто*бы неприступны; кромѣ того, духъ ихъ окрыляютъ предсказанія ихъ священниковъ и видъ чудотворной иконы Пресвятой Дѣвы, которую проносятъ по войскамъ. Кутузовъ пророчитъ побѣду... Богъ сразитъ врага мечемъ архистратига Михаила, и прежде нежели наступитъ новое утро, на поляхъ отечества кровью супостата и его легіоновъ будутъ начертаны вѣра и вѣрность русскихъ воиновъ. Въ военныхъ лѣтописяхъ едва-ли встрѣчается сраженіе, равное ему по упорству и кровопролитію. Полагаютъ, что было сдѣлано 120,000 выстрѣловъ; потеря русскихъ доходила до 30,000 человѣкъ; французовъ выбыло изъ строя 20.000, они-же потеряли двухъ дивизіонныхъ генераловъ и шесть бригадныхъ. Ранены болѣе или менѣе тяжело дивизіонные генералы: Комп а нъ, Нансути, Груши, Латуръ-Мобуръ, Рапъ, Моранъ, Фріанъ-ла-Гуссэ. Непріятельская армія лишилась князя Багратіона и пятидесяти старшихъ офицеровъ, не говоря уже о сильно порѣдѣвшихъ рядахъ". Де-ла-Флизъ (Позднѣйшее примѣчаніе автора).}". Эта прокламація не произвела обычнаго восторга; люди слишкомъ много выстрадали нравственно, начиная отъ Смоленска. Походъ, сопровождаемый нескончаемыми пожарами, производилъ тяжелое впечатлѣніе даже на бывалыхъ служакъ, потому что они еще не видывали со стороны непріятеля такого образа веденія войны.
Наконецъ, улеглись спать. Но многимъ не спалось, какъ по причинѣ холодной ночи, такъ и отъ понятнаго и не чуждаго даже храбрѣйшимъ военнымъ людямъ печальнаго предчувствія той гибельной и мучительной смерти, которая ожидаетъ ихъ на другой день.
7-го числа встали рано, одѣлись въ полную форму и стали строиться въ колонны. Войско двинулось, и мы стали на плоскогорьѣ, лицемъ къ непріятельской арміи. Въ сборѣ были корпуса маршала Макдональда и Нея, принца Евгенія Богарне и князя Понятовскаго; подъ начальствомъ неаполитанскаго короля Мюрата четыре большіе кавалерійскіе корпуса: Нансути, Монбрюна, Груши и Латуръ-Мобура, наконецъ, императорская гвардія. Въ шесть часовъ утра огнемъ съ французской батареи поданъ былъ сигналъ къ сраженію, и генералъ Компанъ, изъ корпуса маршала Даву, началъ атаку. Такъ какъ непріятель давно уже приготовилъ батарейную линію, снабженную грозною артиллеріею {Въ исторіи войны 1812 г. М. М. Богдановичъ приводитъ доказательства совершенно противнаго. T. II, гл. 21. Прим. перев.}, то это значило, что на этомъ мѣстѣ надлежало быть сраженію, съ цѣлью прикрыть Москву. Но всѣ эти батареи были сбиты одна за другою. Самую грозную изъ нихъ взяли кирасиры. Эта отважная атака стоила жизни генералу Монбрюну, командовавшему дивизіею, потомъ замѣнившему его генералу Коленкуру и большому числу офицеровъ и солдатъ. Русскіе хотѣли отнять взятые редуты, но они оставили только груды тѣлъ, пораженныхъ нашею картечью. Во все время сраженія, Наполеонъ не садился на лошадь. Онъ шелъ пѣшкомъ со свитою офицеровъ и не переставалъ слѣдить за движеніемъ на полѣ битвы, ходя взадъ и впередъ по одному направленію. Говорили, что онъ не садился на лошадь оттого, что былъ нездоровъ. Адъютанты безпрестанно получали отъ него приказанія и отъѣзжали прочь. Позади Наполеона стояла гвардія и нѣсколько резервныхъ корпусовъ. Мы были выстроены въ боевой порядокъ, оставаясь въ бездѣйствіи и выжидая приказаній. Полковыя музыки разыгрывали военные марши, напоминавшіе побѣдныя поля первыхъ походовъ революціи: Allons, enfants de la patrie, когда дрались за свободу. Тутъ-же эти звуки не одушевляли воиновъ, а нѣкоторые старшіе офицеры посмѣивались, сравнивая обѣ эпохи. Я отдалъ лошадь свою солдату и пошелъ впередъ, къ группѣ офицеровъ, стоявшихъ за спиною императора. Передъ нами разстилалось зрѣлище ужаснаго сраженія; но ничего не было видно за дымомъ изъ тысячи орудій, гремѣвшихъ непрерывно. Въ воздухѣ подымались густыя облака одни за другими, вслѣдъ за молніями выстрѣловъ. По временамъ у русскихъ взлетали ракеты, должно быть сигналы, но значеніе ихъ было для меня непонятно. Бомбы и гранаты лопались въ воздухѣ, образуя бѣловатое облачко; нѣсколько пороховыхъ ящиковъ взлетѣли на воздухъ у непріятеля, такъ что земля дрогнула. Такого рода случаи гораздо рѣже встрѣчаются у насъ, нежели у русскихъ, потому что ящики у нихъ дурнаго устройства. Я нѣсколько придвинулся къ императору, который не переставалъ смотрѣть въ трубку на поле сраженія. Онъ одѣтъ былъ въ свою сѣрую шинель, и говорилъ мало. Случалось, что ядра подкатывали къ его ногамъ; онъ сторонился, также какъ и мы, стоявшіе позади.
Протираясь ближе къ императору, съ намѣреніемъ слышать его приказанія и изъ перваго источника узнать, что рѣшено будетъ Провидѣніемъ на этомъ ужасномъ полѣ сраженія, я мимоходомъ замѣтилъ на краю рва артиллериста, испускавшаго отъ боли пронзительные крики. Подошедши къ нему, я увидалъ, что черепъ у него былъ раздробленъ ядромъ, такъ что смерть была неминуема. Я и отошелъ отъ него. Но ко мнѣ подошелъ баронъ Ларей и спросилъ меня, зачѣмъ я ушелъ отъ раненаго, не подавъ ему помощи? Когда я сказалъ ему причину, онъ шепнулъ мнѣ, чтобы я немедленно перевязалъ раненаго. Солдатъ принесъ мнѣ все необходимое, и я всталъ на колѣни, приступая къ дѣлу; несчастный не переставалъ громко кричать. Окончивъ перевязку, я подошелъ къ барону Ларею, который повторилъ мнѣ, что какъ бы ни была смертельна рана, а слѣдуетъ тотчасъ перевязать ее, и замѣтилъ мнѣ, что крики раненаго заставили императора дважды обернуться въ мою сторону, покуда я занимался раненымъ, и что вѣроятно онъ не остался бы доволенъ, если-бъ меня тутъ не было.
Изъ всей императорской гвардіи, одной только артиллеріи Наполеонъ приказалъ принять участіе въ сраженіи. Онъ оставался все на томъ-же мѣстѣ, внимательно слѣдя сквозь трубку за ходомъ сраженія, особенно-же наблюдая за гвардейскою артиллеріею. Вдругъ онъ поворачивается, зоветъ барона Ларея и говоритъ ему: "Баронъ, гвардейской артиллеріи плохо приходится. Батареи разставлены впереди этихъ деревьевъ, что направо. Прикажите-же, не мѣшкая, перевести туда гвардейскій лазаретъ". Баронъ тотчасъ-же поскакалъ, и я за нимъ, чтобъ предупредить военныхъ врачей. Фургоны были на готовѣ, и всѣ, собравшись, послѣдовали за своимъ начальникомъ. Мы пришли на указанное императоромъ мѣсто; это была березовая рощица, впереди которой устроены были гвардейскія батареи. На этомъ мѣстѣ валялось много раненыхъ, но ихъ было еще болѣе въ рядахъ сражающихся, которыхъ особые походные носильщики должны были выносить вонъ, такъ какъ Наполеонъ запретилъ солдатамъ выходить изъ рядовъ. Носильщикамъ приказано было устроить носилки {Въ сраженіяхъ крайне важно распорядиться такъ, чтобы тяжело раненые могли быть немедленно удалены съ поля сраженія въ болѣе безопасное мѣсто, гдѣ бы имъ можно было подать помощь. Главное затрудненіе заключается въ способѣ переноски, о чемъ, впрочемъ, не заботились ни въ какихъ войнахъ. Раненыхъ сами товарищи ихъ тащили, какъ умѣли, то на ружьяхъ, то на плащахъ, то на доскѣ, на чемъ попало. Не всегда есть время, ни возможность устроить порядочныя носилки, хотя-бы изъ древесныхъ сучьевъ. Къ тому-же, вынося раненыхъ, солдаты удаляются отъ своего поста, и въ большомъ числѣ, особенно, если раненый -- офицеръ. Подъ этимъ предлогомъ, трусливые стараются избѣгать картечнаго огня и ядеръ. Такъ, въ Ваграмскомъ сраженіи ряды совсѣмъ порѣдѣли, потому что каждаго раненаго офицера шестнадцать человѣкъ солдатъ вызывались вынести съ іюля сраженія, а потомъ и не возвращались къ своимъ. Въ настоящемъ-же сраженіи при Можайскѣ, раненыхъ уже не сражающіеся солдаты уносили прочь, а назначенные для того люди. Трудно себѣ представить, каковы должны быть страданія раненаго, у котораго или ляшка, или нога, или обѣ ноги оторваны, когда его подымаютъ съ земли и кладутъ на скрещенныя ружья или на доски, и т. п. Малѣйшій толчекъ долженъ жестоко отзываться во всемъ организмѣ несчастнаго. Какъ часто я бывалъ свидѣтелемъ этого ужаснаго зрѣлища; какъ часто, отъ такого рода переноски, увѣчья и раны дѣлались смертельными! Всѣ эти неудобства устранены введеніемъ походныхъ носильщиковъ. Эти люди вооружены пикою, и на перевязи ихъ отпечатаны слова: помощь воинамъ. Посредствомъ этихъ никъ, перевязи, да холстиннаго пояса, два человѣка какъ разъ устраивали носилки, а вооруженные штуцеромъ, висѣвшемъ на ремнѣ черезъ плечо, они могли и защищать раненыхъ въ случаѣ нападенія. Для перевозки раненыхъ на далыюе разстояніе, въ гвардіи были заведены лазаретные фургоны въ два окна и на рессорахъ, везомые парою лошадей, съ кучеромъ верхомь на одной изъ нихъ Эти фургоны отпирались сзади; изъ фургона выдвигали кожаный матрацъ на колесцахъ и клали на землю. Потомъ легонько, не подымая раненыхъ, тащили но двое на матрацъ, который втаскивали въ карету съ другаго конца. Эти фургоны, изобрѣтенія барона лароя, назначались для перевозки офицеровъ и солдатъ, вынесшихъ трудныя операціи. Онъ-же организовалъ походныхъ носильщиковъ. Де-ла-Флизъ.}. Каждые два человѣка развязали другъ у друга ремень, обмотанный на ранцѣ; развинтили желѣзко пики, потомъ продѣли древки въ ременныя петли, привязали къ нимъ свои холстинные пояса, и такимъ образомъ въ минуту готовы были до сорока носилокъ. Затѣмъ носильщики направились, съ ружьемъ на перевязи, къ нолю сраженія. Между тѣмъ на мѣстѣ образовали нѣчто въ родѣ длинныхъ палатокъ изъ засмоленной парусины, прикрѣпленной къ деревьямъ; на землю постлали нарваннаго въ полѣ жнива съ колосьями. Подлѣ этой палатки устроили другую, поменьше, поставивъ въ нее столъ для совершенія надъ раненымъ операцій. Вскорѣ носильщики пришли, неся съ собою раненыхъ ядрами артиллеристовъ. Начали операціи надъ наиболѣе тяжело ранеными. Вскорѣ наступила ночь, слиткомъ ранняя для насъ, побѣдителей, и слишкомъ поздняя для русскихъ. Подъ покровомъ этой ночи они отступили къ Москвѣ; наша армія ихъ не преслѣдовала.
Бывало, въ прежнихъ войнахъ, какъ скоро наступала ночь, раненымъ нечего было ждать помощи ранѣе утра, если только они переживали это время; не то было въ ночь послѣ сраженіи подъ Можайскомъ. Въ маленькой палаткѣ, кругомъ стола, вкопаны были въ землю четыре металлическіе подсвѣчника, съ вставленными въ нихъ толстыми свѣчами, на подобіе церковныхъ. Яркій свѣтъ этихъ свѣчей позволялъ производить самыя мелочныя операціи. Работали всю ночь и всѣ раненые до единаго были перевязаны, дѣло небывалое ни въ какихъ сраженіяхъ и относившееся къ чести барона Ларея {Наполеонъ съумѣлъ оцѣнить заслуги барона Ларея, старавшагося объ облегченіи тяжелыхъ послѣдствій побѣды, и любилъ его. Онъ завѣщалъ Ларею 100,000 франковъ, упомянувъ о немъ, какъ о честнѣйшемъ человѣкѣ. Въ Парижѣ ему воздвигли бронзовую статую, изображающую его съ завѣщаніемъ, написанномъ императоромъ на островѣ Св. Елены, которое баронъ Ларей прижимаетъ къ сердцу. (Позднѣйшее примѣчаніе).}. Какъ скоро операція была кончена, раненаго относили въ большую лазаретную палатку и тотчасъ раздавали бульонъ и вино. Закололи быковъ и лазаретные повара занялись стряпнею. Впрочемъ, только раненые изъ гвардіи пользовались хорошею пищею, армія-же терпѣла недостатокъ и голодъ. Ночь была трудная, тѣмъ болѣе, что безпокоилъ холодный дождь, и войско, за неимѣніемъ лѣса, оставалось безъ защиты на открытомъ воздухѣ.
8-го числа встали утомленные отъ безпокойной ночи. Поработавъ полъ ночи около раненыхъ, мы легли спать передъ разсвѣтомъ.
Никто такъ коротко не знакомъ съ немощью человѣческою, какъ врачъ. Въ то время, когда другіе торжествуютъ побѣду хвалебными молебнами, увеселеніями, иллюминаціями и фейерверками, полковой лекарь не отходитъ отъ жертвъ этой побѣды, оглушаемый криками и стонами раненыхъ, которые не прекращаются ни днемъ, ни ночью. Сколько разъ среди этой жалобной обстановки думалось мнѣ, какъ безумны люди въ этомъ стараніи не только истреблять другъ друга, но еще увеличивать и безъ того неизбѣжные недуги свои! Въ этотъ день ужасной памяти какихъ ни дѣлали мы жестокихъ операцій! Представить себѣ нельзя, что ощущаетъ раненый, когда операторъ вынужденъ объявить ему, что смерть его неминуема или что необходимо отнять у него одинъ или два члена. Онъ долженъ покориться своей участи и приготовиться къ жестокимъ страданіямъ. Невозможно передать того рева, того скрежета зубами, который исторгаетъ у раненыхъ боль отъ разбитія членовъ ядромъ, тѣхъ болѣзненныхъ криковъ, когда операторъ прорѣзываетъ покровы члена, разсѣкаетъ мускулы его, разрубаетъ нервы, пилитъ кости на сквозь, обрѣзаетъ артеріи, кровью которыхъ забрызганъ самъ врачъ. Можно сказать, что мы буквально утопали въ крови, хотя мы небыли виновниками ея пролитія, а, напротивъ, старались ее унять. Точно также трудно описать тѣ ужасныя раны, которыя наносятъ ядра, картечь, осколки гранатъ и бомбы. Я упомяну о нѣсколькихъ, которыя наиболѣе меня поразили. Одному артиллеристу ядромъ снесло три четверти лица: остался одинъ только глазъ, но онъ сохранилъ сознаніе и объяснялся знаками. Видъ его былъ ужасенъ. Другому артиллеристу снесло обѣ ляшки и одну руку, а другую разбило у плеча; онъ могъ говорить и просилъ у меня водки; я далъ ему выпить, послѣ чего онъ умеръ. Одинъ офицеръ, раненый въ обѣ ноги, далъ отнять одну, но на ампутацію другой не рѣшался. Когда я сталъ умолять его согласиться, онъ хотѣлъ выдернуть у меня саблю и заколоться. Но я не допустилъ его до этого, и только послѣ долгихъ убѣжденій, онъ согласился на отнятіе и другой ноги. Молодой артиллерійскій унтеръ-офицеръ, стоявшій на часахъ подлѣ орудій,-держалъ руки на сѣдлѣ, какъ внезапно ядромъ снесло ихъ обѣ. Онъ заплакалъ какъ ребенокъ и призывалъ имя матери. Одному артиллеристу, носившему орденъ почетнаго легіона, я отнялъ разбитую руку. Онъ выдержалъ операцію съ большимъ мужествомъ. Какъ скоро ока кончилась, онъ сталъ просить меня отдать ему отнятую руку, что я и сдѣлалъ. Взявъ ее здоровою рукою, онъ поднялъ ее и съ восторгомъ закричалъ: "Да здравствуетъ императоръ Наполеонъ!"
До сихъ поръ я говорилъ о людяхъ, но не могу умолчать и о товарищахъ нашихъ въ бѣдствіяхъ и славѣ, о тѣхъ невинныхъ животныхъ, которыя помогаютъ намъ въ нашихъ трудахъ и раздѣляютъ съ нами опасности. Наши бѣдныя лошади тоже во множествѣ и страшно были ранены. Иныя, пораженныя на смерть, валялись на мѣстѣ, испуская такіе болѣзненные крики, какихъ я еще не слыхивалъ у лошадей. Другія тащились на трехъ ногахъ, волоча четвертую подстрѣленную, едва державшуюся на клочкѣ мяса. Я видѣлъ лошадь съ застрявшимъ ядромъ, въ животѣ. У другой морда насквозь была пробита ядромъ, она шла, испуская страшный ревъ. Эти несчастныя жертвы людскаго варварства, въ большомъ числѣ, подходили къ нашему походному лазарету, точно просили помочь имъ; но такъ какъ онѣ, подходя близко, топтали ногами нашихъ раненыхъ, лежавшихъ на землѣ, то мы вынуждены были застрѣлить многихъ лошадей, по крайней мѣрѣ, и ихъ страданія этимъ кончались.
Во весь день мы ухаживали за ранеными, въ числѣ ихъ были и русскіе. Ни мы ихъ, ни они насъ не понимали; поняли мы только, когда они цѣловали намъ руки, чѣмъ они благодарили насъ за попеченіе. Трудъ нашъ былъ очень тяжелъ. Мы почти весь день простояли на колѣняхъ въ грязи, перевязывая распростертыхъ на землѣ раненыхъ.
9-го сентября я нѣсколько отдохнулъ, хотя ночью нѣсколько разъ навѣщалъ раненыхъ. Армія еще оставалась на бивакахъ на полѣ сраженія, но авангардъ двинулся на Можайскъ. Весь день мы не покидали лазарета; раненыхъ было 200 человѣкъ; изъ нихъ 75 гвардейскихъ артиллеристовъ и 15 офицеровъ.
10-го числа время было ясное; армія выступила въ походъ, и изъ нашей березовой рощи видно было, какъ потянулись по большой дорогѣ безчисленныя колонны. Баронъ Ларей, посѣтивъ нашъ госпиталь, объявилъ намъ, что на другой день раненые будутъ перевезены въ Можайскъ, и велѣлъ приготовиться.
Можайскъ.
11-го числа подъѣхали фургоны и рессорныя кареты, въ которые и уложили раненыхъ, хотя, все это происходило очень медленно. Наконецъ, запрягли лошадей и мы поплелись по большой дорогѣ. Черезъ часъ мы пріѣхали въ Можайскъ.
Намъ указали для устройства лазарета большую каменную церковь; сюда навезли нѣсколько возовъ соломы, которую и разостлали подъ ранеными. Перенести ихъ въ лазаретъ стоило такого-же труда, какого стоило сажать ихъ въ фургоны. Раненые, не принадлежавшіе къ гвардіи, были развезены по другимъ лазаретамъ. Только что мы покончили съ нашими ранеными, какъ мнѣ подали записку отъ барона Ларея, съ приказаніемъ принять двухъ раненыхъ польскихъ офицеровъ и позаботиться о нихъ. Помню, что одного изъ нихъ звали Бѣдлоскій. Я тотчасъ-же уложилъ ихъ по близости истопленной печки. Раздали хлѣба, мяса и стали готовить супъ. Устроивъ должный порядокъ въ лазаретѣ, мы могли подумать и о себѣ. Шестеро изъ насъ докторовъ заняли небольшой домъ подлѣ церкви. Столъ нашъ былъ лазаретный. 12-го числа, весь день черезъ городъ проходили армейскіе корпуса; это продолжалось и въ слѣдующіе дни. Въ Можайскѣ не было пожаровъ, должно быть, русскіе не успѣли поджечь городъ. За то въ немъ не было ни души, и всѣ дома, вообще, найдены нами въ цѣлости со всѣмъ, что въ нихъ находилось. Городъ этотъ въ старину былъ укрѣпленъ; улицы въ немъ прямыя и широкія, но немощеныя, какъ во всѣхъ пройденныхъ нами городахъ. Дома деревянные, за исключеніемъ одной церкви, гдѣ помѣщался нашъ лазаретъ, и казеннаго зданія, вѣроятно, судебной палаты, которую наши обратили въ госпиталь, выбросивъ за окно всѣ бумаги. Исторія говоритъ, что Можайскъ входилъ въ составъ Черниговскаго княжества, потомъ Смоленскаго, а въ 1341 г. присоединенъ къ Московскому великому княжеству; поляки неоднократно осаждали городъ.
Всѣ раненые, сколько ихъ ни было, перевезены въ Можайскъ, гдѣ ими были переполнены дома и церкви, обращенные въ лазареты. Первая перевязка, сдѣланная на важныхъ операціяхъ, была снята и раны оказались въ удовлетворительномъ состояніи. Между этими ранеными былъ канониръ, у котораго отняли лишку въ мѣстѣ сочлененія; слѣдовательно, у него отнята была четвертая часть всего тѣла, и тѣмъ не менѣе онъ поправлялся.
Мы находились въ Можайскѣ уже пять дней, денно и нощно занятые своею службою, какъ дошла до насъ вѣсть, что 14-го сентября Наполеонъ вошелъ въ Москву и что эта столица горитъ. Мы этому не удивились, зная по опыту, что такова система русскихъ, но огорчились этимъ, какъ дурнымъ предвѣстникомъ, противорѣчащимъ обѣщанію Наполеона доставить намъ удобныя зимнія квартиры.
Одинъ изъ польскихъ офицеровъ, о которыхъ я упомянулъ выше, Бѣдлоскій, раненый въ пятку, но вылеченный мною безъ ампутаціи ноги, послалъ въ Москву своего крѣпостнаго человѣка за разною провизіею. Привезши ее дня четыре спустя, онъ разсказалъ намъ, что девять десятыхъ города сгорѣла. Но не смотря на то, что русскіе сожгли много запасовъ, армія отыскала еще много нетронутыхъ и продовольствовала себя ими въ избыткѣ.
Наступило 25-е число, когда полученъ былъ приказъ отправить раненыхъ въ Москву. Раненые офицеры нетерпѣливо ждали прибытія своего туда. Мы выѣхали 27-го числа, размѣстивъ раненыхъ по фургонамъ и каретамъ. Насъ конвоировали три баталіона солдатъ, собранныхъ изъ разныхъ полковъ и всякаго оружія. Погода была прекрасная, солнце свѣтило такъ ярко, какъ-бы весною. На пути мы объѣзжали только отсталыхъ людей и фургоны, которыхъ не въ силахъ были тащить измученныя лошади. Мѣстами, направо и налѣво, виднѣлись груды пепла, бывшія жилища, а въ пеплѣ я замѣтилъ, обугленныя кости человѣческія. Не заживо-ли сгорѣли тутъ люди? подумалъ я. И кто они были -- русскіе или французы? Можетъ быть, тутъ погибли раненые, не въ силахъ бывъ бѣжать? Эти предположенія наводили на грустныя мысли, такъ какъ изъ всѣхъ мученій сгорѣть -- самое ужасное. Ночь мы простояли въ мѣстечкѣ. Кубинскомъ, выгорѣвшемъ до тла. Раненыхъ перевязали и накормили. Всю ночь поддерживали огонь въ кострахъ, такъ какъ было довольно свѣжо.
28-го сентября встали очень рано; погода была хорошая. Послѣ обычнаго завтрака и перевязки отправились въ путь. На дорогѣ встрѣчались съ группами солдатъ, догонявшими свои полки; они пошли съ нами. Встрѣчались пустыя, брошенныя на дорогѣ телѣги. Проходя лѣсами, по песчаной и неудобной почвѣ, услыхали ружейные выстрѣлы. Тотчасъ дано было конвою приказаніе готовиться къ отраженію непріятеля. Но по мѣрѣ того, что мы подвигались, выстрѣлы стали рѣже и наступила тишина. Вышедъ изъ лѣсу, очутились въ выжженномъ до тла мѣстечкѣ Троицкомъ, гдѣ и остановились провести ночь. Кромѣ насъ, тутъ стояли на бивакахъ солдаты, конвоировавшіе полковые фургоны.
29-го числа продолжали путь. Солнце свѣтило ярко и тепло, какъ въ лѣтній день. Мы встрѣтили нѣсколькихъ офицеровъ, сопровождаемыхъ уланами; то были парламентеры, посланные къ русскимъ генераламъ. Путь нашъ шелъ мимо богатыхъ дачъ, окруженныхъ тѣнистыми садами. Наконецъ, показалась вдали Москва; подойдя ближе, увидали надъ нею мѣстами столбы дыма. Тысячи куполовъ и колоколенъ отражали лучи ярко блиставшаго солнца. Зрѣлище это было такъ ново, что можно было вообразить себя въ Азіи. Какъ ни радовала насъ мысль, что, наконецъ-то, прекратятся наши бѣдствія вступленіемъ въ Москву, а какое-то тревожное чувство отравляло эту радость. Едва прошли мы городскія ворота, какъ на встрѣчу намъ на дрожкахъ подкатилъ лазаретный чиновникъ, который имѣлъ порученіе вести насъ въ шереметевскій госпиталь, назначенный для императорской гвардіи. Мы послѣдовали за этимъ офицеромъ по длиннымъ улицамъ, обстроеннымъ красивыми домами, но все это выгорѣло, представляя однѣ стѣны, съ выбитыми окнами. Наконецъ, вышли на большую площадь, гдѣ находится шереметевская больница: прекрасное строеніе съ колоннами, скорѣе похожее на дворецъ. Военные врачи госпиталя тотчасъ-же вышли принять насъ. Мы передали имъ нашихъ раненыхъ, которыхъ они и размѣстили по палатамъ, такъ хорошо расположеннымъ, какъ нельзя ожидать лучше въ первыхъ европейскихъ столицахъ. На ту пору баронъ Ларей прислалъ за мною офицера, который и повелъ меня къ нему въ Кремль. На внутренней площади этой крѣпости, передъ арсеналомъ, императоръ только что кончилъ смотръ войскамъ. Войска уже прошли, но Наполеонъ еще оставался на мѣстѣ, окруженный генералами и штабомъ. Замѣтивъ въ группѣ офицеровъ барона Ларея, я слѣзъ съ лошади и подошелъ къ нему. Выслушавъ мой рапортъ о состояніи раненыхъ, онъ выразилъ мнѣ свое удовольствіе и тотчасъ-же пошелъ доложить императору, опасавшемуся за раненыхъ, что они благополучно привезены. Я видѣлъ, какъ баронъ вступилъ въ кругъ офицеровъ, стоявшихъ въ виду императора; какъ послѣдній казался доволенъ докладомъ, даже взглянулъ въ мою сторону, когда баронъ указалъ на меня; но я не могъ разслышать, что они говорили. Все-же я долженъ признаться, что, хотя Наполеонъ нерѣдко обращался съ вопросами къ простымъ солдатамъ и велъ съ ними разговоръ, однако, что до меня касается, никогда мнѣ не случалось сказать хотя единое слово лично великому человѣку. Баронъ Ларей передалъ мнѣ одобрительныя слова императора, опасавшагося было для раненыхъ встрѣчи съ казаками, и затѣмъ пригласилъ меня къ себѣ обѣдать.
Баронъ помѣщался въ прекрасномъ домѣ, очевидно знатнаго человѣка, въ богато меблированныхъ покояхъ. Кромѣ меня, приглашены были еще два линейные полковника и комендантъ гвардейской артиллеріи. Столъ былъ уже накрытъ, когда баронъ, извиняясь передъ гостями, увилъ меня съ собою въ кабинетъ. Тутъ онъ мнѣ объявилъ, что, по его представленію, четыре мои товарища и я пожалованы орденомъ почетнаго легіона; но какъ мнѣ еще не скоро придется получить знаки ордена, а, между тѣмъ, я уже имѣю право носить ихъ, то онъ дастъ мнѣ покуда кончикъ ленты орденской. И съ тѣмъ вмѣстѣ самъ привязалъ ее къ петлицѣ моего мундира. Я не могъ пріискать выраженій для моей благодарности. Баронъ представилъ меня потомъ своимъ гостямъ, какъ новаго кавалера ордена. Обѣдъ, которымъ угостилъ насъ баронъ, былъ отличный, далеко не бивачный. Я не понималъ, откуда достали столько разной провизіи. Винъ было много, и между ними и шампанское. Давно я не обѣдалъ такъ вкусно. Къ ночи я воротился въ шереметевскій госпиталь, гдѣ мнѣ отвели великолѣпную квартиру. Товарищи мои тоже были отлично помѣщены.
На другое утро, 30-го сентября, когда я, проснувшись, увидѣлъ себя на богатомъ диванѣ, въ свѣтлой комнатѣ съ большими окнами и картинами на стѣнахъ, я не вѣрилъ, что нахожусь въ Москвѣ, что, сѣвъ на лошадь въ Парижѣ, я проѣхалъ на ней около 3,000 верстъ, и слѣзъ съ нея уже въ столицѣ Россіи, въ этомъ священномъ городѣ Русской имперіи. Этой части города, гдѣ мы теперь квартировали, пожаръ не коснулся. Послѣ зрѣлища жалкихъ городовъ, обстроенныхъ деревянными домами и съ немощенными улицами, въ грязи которыхъ вязли ноги, пріятенъ былъ видъ красивыхъ домовъ, дворцовъ, церквей, площадей и чистыхъ вымощенныхъ улицъ. Когда я прошелся по улицамъ Москвы, я нашелъ, что она не походитъ ни на одинъ изъ европейскихъ городовъ. Архитектура зданій представляла смѣсь всевозможныхъ стилей: татарскаго, китайскаго, индійскаго, византійскаго, греческаго, италіянскаго, готическаго. Улицы широкія, прямыя, чистыя, хорошо вымощенныя. Въ центрѣ города было много садовъ. Во многихъ домахъ окна были изъ цѣльнаго стекла. Безчисленное множество церквей представляли изъ себя группы колоколенъ, башенъ, башенекъ, куполовъ самыхъ пестрыхъ цвѣтовъ и самыхъ разнообразныхъ формъ, красиво рисовавшихся на горизонтѣ. Подлѣ богатыхъ домовъ вельможъ странно было видѣть деревянныя невзрачныя домишки, жилища ихъ крѣпостныхъ слугъ. Такого рода контрастъ не встрѣтишь въ другихъ европейскихъ городахъ. Кремль отстаивали отъ огня нѣсколько гвардейскихъ батальоновъ. Наполеонъ велѣлъ снять большой крестъ съ колокольни Ивана Великаго, намѣреваясь поставить его на куполъ дома инвалидовъ въ Парижѣ {Этотъ крестъ былъ обратно взятъ русскими во время нашего отступленія. Де-ла-Флизъ. (Позднѣйшее примѣчаніе).}. Воспитательный домъ, основанный Екатериною II въ 1763 г., тоже остался цѣлъ. Наполеонъ приказалъ охранять его стражею, и поручилъ барону Ларею наблюдать за заведеніемъ. Многія больницы тоже были спасены отъ пожара усиліями французовъ. Но московскій университетъ, основанный въ 1755 г. императрицею Елисаветою, сгорѣлъ съ содержавшимися въ немъ библіотекою, физическимъ кабинетомъ и анатомическимъ музеемъ. Въ тѣхъ частяхъ города, гдѣ свирѣпствовалъ пожаръ, можно было вообразить себя въ Помпеѣ и Геркуланумѣ. Цѣлыя улицы, по обѣ стороны, представляли развалины выгорѣвшихъ домовъ, въ которыхъ укрывались несчастные, воротившіеся въ городъ и не нашедшіе своихъ домовъ. Приладивъ кое-какъ къ стѣнѣ навѣсъ изъ досокъ, эти люди со всею семьею скучивались около разведеннаго огня, на которомъ варили отысканную въ погребахъ пищу. Богатый, изобиловавшій всякимъ добромъ, городъ въ короткое время сдѣлался пребываніемъ тысячи бѣдствій. Магазины, содержавшіе въ себѣ всѣ богатства Европы и Азіи, обратились въ груды пепла. Купцы, еще наканунѣ богачи, впали въ ужасную нищету. Жены и дѣти ихъ, замѣнивъ дорогое платье рубищемъ, плакали на своемъ пепелищѣ. Говорятъ, когда жителей изгоняли изъ города, то дѣти запрягали себя въ кресла, въ которыя садились ихъ старики дѣды, и вывозили ихъ вонъ. За недостаткомъ лошадей, разобранныхъ въ этомъ громадномъ бѣгствѣ, больныхъ, параличныхъ тащили на доскахъ. Беременныя женщины разрѣшались на улицахъ и погибали вмѣстѣ съ новорожденными. А если правда, что подожжены были и больницы, наполненныя больными, то можно себѣ представить ужасы, которые затѣмъ послѣдовали. Жители Москвы не были подготовлены къ бѣгству; ихъ торжественно увѣряли, что французская армія разбита при Бородинѣ; въ церквахъ служили благодарственные молебны по случаю этого пораженія; народъ увѣряли, что генералъ Кутузовъ, награжденный за побѣду чиномъ фельдмаршала, спасъ Москву, согласно данному имъ обѣщанію, и все на этомъ успокоилось. Только 14-го сентября, когда русскія знамена стали покидать городъ и на горизонтѣ показались французскіе орлы, тогда только народъ догадался, что его обманывали. Тутъ, застигнутый врасплохъ, всякъ бѣжалъ искать убѣжища въ лѣсахъ. Съ тѣхъ поръ, что люди себя помнятъ, еще не случалось, чтобы населеніе, изъ 500,000 жителей, цѣликомъ бѣжало изъ своей столицы, на подобіе стада барановъ, преслѣдуемыхъ хищными звѣрями. Всѣ до единаго, отъ старика до младенца должны были бѣжать, какъ были, на чемъ попало, не запасшись ничѣмъ. За то тысячи этихъ несчастныхъ на вѣки простились съ родною кровлею. Понятно, къ какимъ несчастнымъ эпизодамъ повело это намѣренное умолчаніе Кутузовымъ отступленія русскихъ послѣ Бородинскаго сраженія. Подробности московскаго пожара многими были описаны. Поэтому извѣстно распоряженіе московскаго губернатора графа Ростопчина. Велѣвъ отобрать изъ всѣхъ частей города пожарныя трубы и огнегасительные инструменты, графъ заказалъ зажигательные снаряды, которые выдѣлывались въ его домѣ за нѣсколько недѣль передъ тѣмъ и выдавались за адскую машину, которою намѣревались будто взорвать на воздухъ французскую армію. Извѣстно также, что графъ велѣлъ раздать эти ракеты выпущеннымъ изъ тюремъ преступникамъ. Наконецъ, по вступленіи французовъ въ Москву, какъ скоро наступила ночь, городъ былъ подожженъ одновременно въ нѣсколькихъ мѣстахъ. Двадцать два поджигателя были пойманы на дѣлѣ; ихъ судили военнымъ судомъ, по кодексу Наполеона, и въ двадцать четыре часа разстрѣляли. Судебное надъ ними производство было напечатано на русскомъ и французскомъ языкахъ, и прибито на всѣхъ московскихъ улицахъ. Я не былъ свидѣтелемъ всѣхъ этихъ злополучныхъ происшествій; поэтому не могу ничего прибавить отъ себя къ тому, что слышалъ въ Москвѣ. Но едва-ли Россія, разореніемъ своей Столицы, выкупила себѣ другія выгоды.
Прогуливаясь по Москвѣ, я встрѣтилъ родственника моего, старшаго врача 45-го линейнаго полка. Онъ квартировалъ въ окрестностяхъ города, за нѣсколько верстъ, и просилъ меня навѣстить его. Онъ жилъ съ полковникомъ своимъ на прекрасной дачѣ, окруженной садомъ и оранжереею. Полковникъ угостилъ общество офицеровъ отличнымъ обѣдомъ, винъ было множество. Но удивили меня поданные ананасы, найденные въ хозяйской оранжереѣ. Въ первый разъ отвѣдалъ я этого плода, обыкновеннаго въ Россіи, рѣдкаго во Франціи и неизвѣстнаго въ Италіи. Мы были такъ веселы въ этомъ обществѣ, какъ будто находились въ самыхъ благопріятныхъ обстоятельствахъ, о будущемъ не помышляли. Возвращаясь домой довольно поздно въ темную ночь, я едва не заблудился въ выгорѣвшихъ пустынныхъ улицахъ и порядочно утомилъ лошадь, прежде нежели добрался до дому.
Баронъ Ларей, издавъ еще въ Парижѣ двѣ части медицинскаго труда, подъ заглавіемъ "Походная хирургія", продолжалъ собирать матеріалы для слѣдующихъ томовъ. Съ этою цѣлію онъ поручилъ мнѣ составлять замѣтки, по части дѣлаемыхъ въ походѣ операцій, и для того освободилъ меня отъ дежурства, перечисливъ въ мой полкъ.
Наполеонъ выѣхалъ изъ Кремля, когда огонь и сюда проникъ, и помѣстился въ загородномъ дворцѣ, но каждый день пріѣзжалъ въ городъ къ смотру войскъ. Запасные магазины снабжались со всѣхъ сторонъ всякимъ продовольствіемъ. Собрано было и сложено въ погреба большое количество картофеля. Словомъ, мы вели гарнизонную жизнь, ходили даже слухи, что мы проведемъ въ Москвѣ зиму.
Императоръ приказалъ устроить театральныя представленія, съ помощью оставшейся въ городѣ французской труппы. Каждый день къ стѣнамъ домовъ прибивались новыя афиши, на манеръ парижскихъ. Но видъ ихъ, среди развалинъ и бѣдствій цѣлаго народа, возбуждалъ очень невеселыя чувства, и я не рѣшился ходить въ театръ.
Получены были нами и письма изъ Парижа,-- письма, отправленныя съ мѣста за пять мѣсяцевъ передъ тѣмъ.
Говорили, что Наполеонъ отправилъ изъ Москвы генерала Лористона къ императору Александру, въ качествѣ парламентера. Онъ воображалъ, что восторжествуетъ въ этой столицѣ и вынудитъ миръ, какъ было при занятіи Вѣны и Берлина. Однако, время уходило; Александръ не давалъ положительнаго отвѣта, а Наполеонъ оставался въ напрасномъ ожиданіи.
Я передамъ здѣсь то, что разсказываетъ исторія о Москвѣ, въ доказательство, какъ дорог а эта столица русскому народу. Было время, когда она испытывала несчастія, подобныя настоящимъ.
Москва считается у русскихъ священнымъ городомъ. Относительно торговли, она есть складочное мѣсто между западомъ и востокомъ. До Юрія Долгорукаго, основавшаго городъ въ 1147 г.. Москва была ничтожною деревнею. Съ паденіемъ Кіева въ 1233 г., одновременно съ вторженіемъ монголовъ и занятіемъ золотою ордою всей южной части Россіи, Москва возвысилась, а съ нею и московскіе князья, начиная съ Ярослава II. Съ 1300 года Москва становится столицею русскихъ царей. Она испытала нѣсколько осадъ: отъ Ольгерда съ 1339 по 1370 годъ, отъ Тохтамыша въ 1382 г., отъ Седигея въ 1408 г., отъ Димитрія Шемяки въ 1605 г., отъ поляковъ при Сигизмундѣ III въ 1611 г. Въ 1688 г. заключенъ такъ называемый московскій миръ, между Россіею и Польшею, которымъ Собѣскій сдѣлалъ большія уступки Россіи, взамѣнъ ея защиты Польши противъ татаръ и турокъ.
Понемногу народъ возвращался въ Москву; открылся рынокъ, на которомъ производился торгъ между солдатами и чернью. Тутъ продавались и покупались вещи, награбленныя изъ брошенныхъ или выгорѣвшихъ домовъ. Такимъ грабежемъ многіе изъ чернаго народа нажились, благодаря отсутствію полиціи. Мнѣ случилось видѣть большіе погреба, полные крупной мѣдной монеты, состоящей изъ пятаковъ, равныхъ нашимъ четыремъ су. Чеканъ этой монеты былъ такъ аляповатъ, что я счелъ ее за негодную, которую бросили тутъ за недостаткомъ средствъ къ перевозкѣ. Никто изъ нашихъ не подумалъ воспользоваться ею; но русскіе крестьяне вывозили ее вонъ возами, что продолжалось безостановочно нѣсколько дней и никто не помѣшалъ ихъ работѣ.
О Наполеонѣ говорили, что онъ очень занятъ, что онъ постоянно работаетъ. Но дѣло въ томъ, какъ стало извѣстно, что цѣль его была издать какъ можно болѣе декретовъ изъ столицы Русской имперіи, въ доказательство французамъ, что онъ и на дальнемъ рубежѣ Европы не перестаетъ пещись о своемъ государствѣ, какъ вездѣсущее провидѣніе. Къ сожалѣнію, предметы, избранные имъ для реформъ, касались самыхъ ничтожныхъ частей внутренней администраціи Франціи. Напримѣръ, онъ составилъ правила театральнаго управленія, да разныхъ промысловъ, какъ-то: булочнаго, аптекарскаго и т. д. Этими мелочами онъ хотѣлъ выказать всеобъемлющій геній свой. Между тѣмъ, все это, въ сравненіи съ прежнею дѣятельностью Наполеона, дѣлало его неузнаваемымъ. Не пустяшными дѣлами внутренней администраціи Франціи слѣдовало ему заниматься, а вникнуть въ свое положеніе въ Россіи, на столько критическое, что мѣры выхода изъ него могли-бы занять его мысли. Эти неумѣстные декреты изъ столицы Россіи напоминали мнѣ тѣ мистическія ссоры, которыя затѣвали между собою жители Византіи, во время осады города турками и передъ тѣмъ" какъ имъ подпасть подъ иго мусульманъ. Ошибки Наполеона въ эту кампанію были различныя и неисправимыя. Онъ вступилъ войною въ страну, не имѣя понятія ни о нравахъ, ни о характерѣ русскихъ. Въ Египтѣ, напримѣръ, онъ оказывалъ столько почтенія магометанству, что можно было ожидать его перехода въ эту вѣру. Въ Италіи, Австріи и Испаніи, вездѣ онъ покровительствовалъ мѣстному духу религіи и казнилъ святотатцевъ. Но въ Москвѣ онъ точно не зналъ, что и русскіе привязаны къ своей вѣрѣ, онъ не обратилъ вниманія на то, какъ глубоко почитали русскіе своихъ святыхъ, какъ дороги для нихъ церкви и важенъ санъ священника. Едва-ли онъ признавалъ ихъ за христіанъ. И что-же вышло? Не предупредивъ войска, строгими приказаніями, имѣть должное уваженіе къ церквамъ, иконамъ и духовенству, онъ навлекъ этимъ упущеніемъ ненависть народа на французовъ. Въ глазахъ русскихъ они хуже мусульманъ, потому что обращали церкви въ конюшни (1812 г.). За то ужъ горе французу, когда онъ попадался въ руки народа, жаждавшаго мести! Такихъ жертвъ было множество. Слѣдовательно, не лучше-ли было-бы внушить своему войску вѣрныя понятія о русскомъ народѣ и о ихъ вѣрѣ, столь схожею съ нашею?
Не менѣе важною ошибкою былъ безпечный взглядъ на близкое будущее. Наполеонъ какъ будто не предвидѣлъ зимы, обманутый, можетъ быть, продолжительною осенью. Онъ не зналъ, что немного пройдетъ дней, какъ наступятъ морозы, пойдетъ снѣгъ и такъ покроетъ землю, что ѣзда на колесахъ окажется невозможною, а затѣмъ недалеко и истребленіе арміи. Обо всемъ этомъ не догадывались. Не подумали даже о теплой одеждѣ, объ обуви солдатъ; ни о ковкѣ лошадей, о возобновленіи упряжи, наконецъ, о перестановкѣ обозовъ на полозья, и т. д.
Положеніе нашей арміи, маневрировавшей около Москвы, было довольно выгодное, покуда не опомнился Кутузовъ отъ послѣдняго пораженія при Бородинѣ. Тутъ онъ сталъ возбуждать народонаселеніе противъ французовъ, не допускалъ подвозить въ Москву припасовъ, и принуждалъ наши корпуса сдвигаться къ городу.
22-го октября пришло извѣстіе, что наканунѣ въ Winskowo, разбитъ Кутузовымъ авангардъ арміи, подъ начальствомъ короля Мюрата. Кутузовъ хотѣлъ помѣшать соединенію арміи съ корпусомъ маршала Виктора, выступившаго изъ Смоленска. По этому случаю Наполеонъ счелъ нужнымъ отступить къ Смоленску, и отдалъ приказъ готовиться къ выходу изъ Москвы.
Несчастныхъ больныхъ и раненыхъ вытащили изъ госпиталя и снова размѣстили по фургонамъ и походнымъ каретамъ. Ихъ отправили впередъ съ конвоемъ и врачами. Я не могъ безъ содроганія смотрѣть на это распоряженіе. Вмѣсто покоя, который такъ необходимъ былъ для заживленія ранъ, несчастные снова подвергались мученіямъ, сопряженнымъ съ дальнимъ путешествіемъ, а можетъ-быть и смерти {Эта смерть, какъ узналъ я впослѣдствіи, застала ихъ очень скоро. Не далеко за Москвою наткнулись на раненыхъ казаки, которые и убили ихъ, переколовъ пиками въ фургонахъ. Де-ла-Флизъ. (Позднѣйшее примѣчаніе).}.
Въ тотъ-же день, въ нѣкоторыхъ частяхъ города, мы замѣтили нападеніе казаковъ на нашихъ, въ минуту ихъ отступленія. Я готовился къ отъѣзду и вышелъ уже изъ шереметевской больницы, какъ изъ-за угла улицы, противъ стоявшаго тутъ караула стрѣлковъ, выѣхалъ русскій офицеръ въ сопровожденіи казака. Часовой прицѣлился въ него, а стрѣлки подбѣжали къ нему и загородили дорогу; капитанъ-же схватилъ лошадь его за узду, а солдаты окружили казака. Офицеръ этотъ былъ русскій генералъ. "Вы русскій", закричалъ ему капитанъ -- "я васъ арестую".-- "Да развѣ", возразилъ тотъ, "французы не вышли изъ Москвы?" И вмѣстѣ съ тѣмъ онъ вынулъ изъ кармана бѣлый платокъ, объявляя, что это парламентерскій флагъ и что онъ имѣетъ порученіе къ французскому генералу. Однако, капитанъ арестовалъ его и велѣлъ вести къ маршалу Мортье.
По приказанію барона Ларея, я долженъ былъ присоединиться къ своему полку, котораго не видалъ со дня Можайскаго сраженія и который наканунѣ оставилъ окрестности Москвы.
23-го октября, съ наступленіемъ ночи, я отправился въ Кремль, приказавъ солдату моему слѣдовать за мною. Въ Кремлѣ стояли на бивакахъ нѣсколько полковъ, которымъ надлежало выступить въ три часа ночи. Тутъ я узналъ, что подъ Кремль проведена мина, которую взорвутъ, какъ только мы удалимся отсюда.
Передъ отъѣздомъ своимъ изъ Москвы, Наполеонъ занялся распоряженіями о перевозкѣ раненыхъ. Вотъ его приказъ по этому предмету, данный маршалу Мортье, герцогу Тревизскому.
"Какъ скоро герцогъ Тревизскій кончитъ свои операціи въ Москвѣ, т. е. 23-го числа, въ три часа утра, онъ выступитъ оттуда, а 24-го придетъ въ Кубинское; отсюда, минуя Можайскъ, онъ направится на Верею, куда вступитъ 25-го. Вмѣстѣ съ тѣмъ онъ будетъ служить посредникомъ между герцогомъ Абрантесомъ, стоящимъ въ Можайскѣ, и арміею, находящеюся въ Боровскѣ. Нелишнимъ будетъ отправлять офицеровъ на Ѳоминекое для извѣщенія насъ о своемъ походѣ. Герцогъ возьметъ съ собою баварцевъ и испанцевъ) стоящихъ въ домѣ) Голицына; всѣхъ вестфальцевъ, какихъ только соберетъ, соединитъ ихъ и направитъ на Можайскъ. Если число ихъ недостаточно велико, то онъ дастъ имъ въ прикрытіе кавалерію. Герцогъ Тревизскій передастъ герцогу Абрантесу все, что касается очищенія Москвы. Необходимо списаться съ нами завтра 22-го, но тракту на Фоминское; а 23-го герцогъ напишетъ намъ въ Можайскъ. Адъютантъ его у Кубинскаго повернетъ на Фоминское, такъ какъ главная квартира 23-го числа, вѣроятно, будетъ находиться въ Боровскѣ или Фоминскѣ. Въ какой-бы день ни выступилъ герцогъ -- 23-го-ли или 24-го, распоряженія его должны быть одни и тѣ-же. Такимъ образомъ, герцогъ Тревизскій съ войсками своими образуетъ аріергардъ арміи. Я особенно настаиваю на томъ, чтобы раненые были разсажены но подводамъ. Римляне раздавали вѣнки за спасеніе гражданъ; такъ и герцогъ столько заслужитъ вѣнковъ, сколько спасетъ солдатъ. Пускай онъ разсадитъ больныхъ на лошадей, какъ своихъ, такъ и солдатскихъ. Какъ скоро транспортъ больныхъ присоединится къ арміи, войску герцога будутъ даны, взамѣнъ отданныхъ лошадей и повозокъ, другія. Императоръ надѣется, что спасеніемъ 500 человѣкъ герцогъ дастъ ему случай выразить ему свое удовольствіе. Онъ долженъ начать съ офицеровъ и изъ нихъ отдавать предпочтеніе французамъ. Герцогъ потрудится представить всѣмъ генераламъ и офицерамъ необходимость этихъ мѣръ, такъ какъ и то, какъ велика будетъ сія заслуга передъ императоромъ, когда они спасутъ ему 500 человѣкъ.
Наполеонъ" 1)
1) Я нашелъ этотъ приказъ и въ печати, въ исторіи похода 1812 г. Де-ла-Флизъ. (Позднѣйшее примѣчаніе).
Читая этотъ приказъ, можно подумать, что онъ отданъ въ Италіи или Австріи, странахъ, гдѣ армія постоянно проходила черезъ мѣстечки, села и города, которыхъ жители принимали у себя французовъ какъ своихъ, и гдѣ, снесясь съ бургомистрами и старостами, можно было получить всякое продовольствіе. Вездѣ арміи очищали мѣсто. Но какая-же разница въ Россіи! Развѣ Наполеонъ не зналъ, что но выходѣ изъ Москвы, мы вступимъ въ пустыню, которую уже разъ проходили; что бѣжавшіе отовсюду жители теперь готовы были ринуться на насъ всею массою, или убивать отдѣльныхъ солдатъ, которые отважились-бы идти въ сосѣднія деревни на фуражировку? Какъ императоръ, обыкновенно столь предусмотрительный, не размышлялъ, что, за неимѣніемъ ежедневнаго продовольствія, армія подвергалась внутреннему разложенію, нарушенію дисциплины и затѣмъ страшной неурядицѣ? Какъ онъ не предвидѣлъ, что если въ лѣтнее время лошади наши питались только подножнымъ кормомъ, то чѣмъ-же ихъ придется кормить зимою, по опустошенной дорогѣ? Не явно-ли, что пропадутъ обозы, кавалерія и артиллерія? Бо время этого похода, Наполеонъ часто сравнивалъ его съ походомъ въ Египетъ. Но едва-ли пески знойныхъ степей были болѣе утомительны, нежели тѣ пустыни, черезъ которыя предстояло арміи пройти, или та узкая, выжженная дорога по непріятельской землѣ, съ которой уже нельзя было никуда свернуть по всей ея безконечной длинѣ.