Выѣздъ изъ Москвы 24-го октября.-- Кубинское.-- Можайскъ.-- Человѣческая гекатомба.-- Можайское (Бородинское) поле сраженія.-- Ghiat (Гжатскъ). Встрѣча съ польскими офицерами.-- Вязьма.-- Описаніе отступленія.-- Страшныя картины бѣдствія солдатъ.-- Семлево.-- Славково.-- Дорогобужъ.-- Пнева-Слобода.-- Ужасное зрѣлище отступленія.-- Смоленскъ и жестокое положеніе французовъ въ этомъ городѣ.-- Встрѣча съ дядею, командиромъ уланскаго полка.-- Полковникъ Марбефъ раненъ.-- Разсужденія и предчувствія по поводу отступленія.
Октябрь -- 1812 г.-- ноябрь.
Я выѣхалъ изъ Москвы 24-го октября 1812 г., въ полночь, въ сопровожденіи солдата, который впрочемъ за темнотою вскорѣ потерялъ меня изъ виду и отсталъ. Я ѣхалъ по Можайской дорогѣ, и повстрѣчался тутъ съ обозомъ, который съ трудомъ подвигался. Небо было покрыто тучами и шелъ мелкій дождь, еще болѣе затруднявшій шествіе. Послѣ привычки идти постоянно впередъ, люди скучали и досадовали на этотъ обратный походъ по той-же дорогѣ, по которой наши еще недавно шли побѣдителями, подгоняя впередъ непріятеля; а близость зимы заставляла еще пуще задумываться. Проѣхавъ нѣсколько верстъ, я сквозь темноту различилъ на краю дороги какое-то строеніе, и когда прошли обозы, я отправился къ этому дому; я нашелъ его пустымъ. Введя лошадь въ комнату, я привязалъ ее къ дивану, первой мебели, на которую я въ потьмахъ наткнулся, а самъ прилегъ и заснулъ. Но немного погодя, я былъ разбуженъ страшнымъ грохотомъ и сотрясеніемъ: это былъ взрывъ мины подъ Кремлемъ. Спустя нѣсколько минутъ, произошелъ второй взрывъ. Я вышелъ на дорогу, но за тухманомъ ничего не видѣлъ. Послѣдовалъ третій, сильнѣйшій взрывъ, отъ котораго земля дрогнула; это былъ послѣдній.
25-го октября съ разсвѣтомъ я поѣхалъ дальше и нагналъ армію. Сдѣлали привалъ въ безлюдной и выжженной деревнѣ. Улицу загромоздили всякаго рода повозки, кареты, коляски, дрожки, вывезенныя изъ Москвы; телѣги съ багажемъ и лазаретные фургоны съ больными солдатами. Въ уцѣлѣвшихъ избахъ расположились люди и стряпали себѣ кушанье. Я, не останавливаясь, поѣхалъ далѣе по большой дорогѣ и настигъ нѣсколько пѣхотныхъ полковъ на ходу, сквозь которые я долженъ былъ проѣхать. Кромѣ ихъ, тянулись нескончаемыя вереницы артиллеріи, да мѣстныя телѣги въ огромномъ числѣ, нагруженныя багажемъ и везомыя парою лошадей, которыхъ наши солдаты называли конями (des conias). Если бывало запрягутъ ихъ въ пушки, то одну пушку тащатъ четыре коня, да два или четыре запряженные на выносъ. Много стоило труда и времени пробираться сквозь это множество телѣгъ и обозовъ. Объѣхавъ ихъ, наконецъ, я продолжалъ путь по большой дорогѣ, и вскорѣ пріѣхалъ къ почтовой станціи, какъ я догадался по двумъ верстовымъ столбамъ у входа. Домъ былъ уже занятъ солдатами разныхъ полковъ. Какъ же я удивился, встрѣтивъ тутъ и моего денщика, Летурнера, славнаго смѣтливаго малаго, чрезвычайно мнѣ преданнаго. Онъ уже поджидалъ меня тутъ. Послѣ того, что мы разъѣхались съ нимъ, онъ успѣлъ поймать лошадь, бродившую въ полѣ; нашелъ въ какой-то лавкѣ двѣ большія корзины, которыя наполнилъ разною провизіею и навьючилъ на лошадь; напекъ хлѣба въ печи, застрѣлилъ свинью, да еще въ Москвѣ запасся сахаромъ, чаемъ и боченкомъ водки. Почтовая станція, гдѣ мы расположились, была пустехонька; въ конюшняхъ нашлось еще сѣна для нашихъ лошадей. Обоюдными силами состряпали мы изрядный столъ. Вскорѣ весь домъ наполнился солдатами.
25-го числа погода прояснилась. Проѣхавъ далѣе, мы нагнали нѣсколько пѣхотныхъ и кавалерійскихъ полковъ императорской гвардіи, шедшихъ въ порядкѣ. Я поѣхалъ съ ними. Такъ какъ Наполеонъ въ продолженіе всего похода берегъ насъ, и въ Можайскомъ сраженіи мы присутствовали только какъ зрители, то и комплектъ нашъ былъ полнѣе. Къ тому-же гвардія составляла отборное войско. Наши солдаты, рослые и видные собою, сохранили свою воинственную осанку, но лица ихъ показались мнѣ мрачными. Не слыхать было въ ихъ рядахъ побѣдныхъ пѣсень прежнихъ походовъ; шутки и смѣхъ, потрясавшій бывало цѣлую колонну, не нарушали общаго молчанія. Понятно было, что ненравилось это отступленіе отъ Москвы, гдѣ обѣщаны были удобныя квартиры и всякое довольство. Впрочемъ, ни откуда не слышалось жалобъ, и будущее, казалось, никого не тревожило.
26-го октября, Кубинское.
Мы объѣхали всѣ эти полки и къ ночи пришли въ Кубинское. Тутъ расположился отрядъ польскихъ уланъ, и я узналъ между ними нѣсколько старыхъ знакомыхъ. Они радушно предложили мнѣ у себя помѣщеніе. Я замѣтилъ, что у поляковъ организація войска была совершеннѣе нашей. Они какъ будто находились не на чужой землѣ; съ ними были ихъ фургоны, полные всякой провизіи; за отрядомъ слѣдовало стадо быковъ, изъ которыхъ многіе были запряжены въ фургоны. Зная русскій языкъ, они могли требовать въ деревняхъ всего, что имъ нужно было. Лошади ихъ были въ хорошемъ состояніи и хорошо подкованы, тогда какъ лошади французской арміи были истощены, дурно подкованы, не говоря уже о негодной сбруѣ. И веселья было болѣе между поляками, нежели между французами. Вообще ихъ менѣе тревожило отступленіе и близость зимы. Намъ подали отличный ужинъ, благодаря искусству хорошихъ поваровъ. Послѣ ужина, нѣсколько офицеровъ сѣли играть въ карты, точно мы вели гарнизонную жизнь. Я предался сну, а разбудилъ меня на другое утро звукъ трубы.
27-го октября, Можайскъ.
Напившись чаю и водки, по обычаю этихъ офицеровъ, мы сѣли на лошадей и отправились. Я принялъ съ удовольствіемъ ихъ предложеніе сопутствовать имъ. Мы то ѣхали верхомъ, то спѣшивались, чтобъ дать лошадямъ отдохнуть. Дѣлали нѣсколько приваловъ, въ ожиданіи отстававшаго обоза, который не могъ всегда поспѣвать за нами, по причинѣ испорченной дороги. Наконецъ, къ вечеру, а дни становились уже короче, мы пришли въ Можайскъ, уже занятый войсками. И тутъ помѣщеніе наше было хорошее, и, какъ наканунѣ, хорошо поужинавъ, легли спать на мягкихъ постеляхъ. Слѣдующее утро было ясное, и обѣщало хорошій осенній день. По ночамъ, впрочемъ, бывали уже заморозки. Собирались уже въ путь, какъ отъ полковника былъ данъ приказъ оставаться, потому что, неизвѣстно по какой причинѣ, пребываніе въ Можайскѣ должно было продлиться нѣсколько дней. Въ то-же время мы узнали, что 24-го октября (нов. стиля) тринадцать тысячъ человѣкъ, подъ начальствомъ принца Евгенія-Богарне, отразили у Малоярославца генерала Кутузова, командовавшаго силами втрое болѣе, и что городъ этотъ восемь разъ переходилъ изъ рукъ въ руки. Это дѣло, продолжавшееся съ пяти часовъ утра до 10 вечера, стоило непріятелю отъ 8 до 10 тысячъ людей, а намъ слишнимъ 5 тыс. Генералъ Компанъ покрылся славою въ этомъ дѣлѣ. Эта встрѣча съ русскою арміею и ея усилія бороться доказывали, что непріятель далеко не обезсиленъ и не утратилъ мужества.
Пришедшіе наканунѣ въ Можайскъ различные полки и многіе солдаты различныхъ корпусовъ, кавалеристы безъ лошадей, все это скученное въ безпорядкѣ, стали собираться въ путь. Улицы были загромождены повозками. Я проѣхалъ весь городъ, съ цѣлью встрѣтиться съ своимъ полкомъ. Увидавъ въ полѣ артиллерійскій паркъ и множество пѣхоты, расположенной на бивакахъ, я направился туда, и дѣйствительно нашелъ тамъ и полкъ свой. Повернувъ назадъ, я взялъ другую, кратчайшую дорогу. Проѣзжая мимо поля примыкавшаго къ городскимъ садамъ, я усмотрѣлъ вдали что-то въ родѣ пирамиды, неопредѣленнаго цвѣта. Изъ любопытства я подъѣхалъ туда. Но съ какимъ ужасомъ увидѣлъ я, что эта куча обнаженныхъ труповъ, сложенная четыреугольникомъ и нѣсколько туазовъ въ вышину. На мои глаза, тутъ было до 800 тѣлъ. Они были собраны въ одно мѣсто по распоряженію коменданта города, для сожжещія, такъ какъ они заражали улицы. А между тѣмъ, не смотря на сорокадневный промежутокъ времени со дня сраженія, трупы сохранились. Тутъ были русскіе и французы. Раненые русскіе были брошены отступавшею арміею, отъ чего большая часть изнемогла отъ ранъ, или отъ голода. Мнѣ еще не случалось видѣть подобные ужасы. Не смотря на то, я обошелъ этотъ курганъ со всѣхъ сторонъ. Трупы, благодаря стужѣ, не издавали никакого запаха и не испортились; только глаза у нихъ вытекли. Каждый трупъ остался въ томъ положеніи, въ какомъ пришлось человѣку испустить духъ; некому было дать имъ горизонтальное положеніе, какъ обыкновенно дѣлаютъ съ покойниками. Отъ того всѣ они лежали другъ на дружкѣ какъ попало. Я смотрѣлъ на кучу этихъ несчастныхъ жертвъ, чтобъ убѣдиться, какъ ужасна иногда смерть. Какія страшныя раны обнаруживались на этихъ тѣлахъ. Многія были точно искрошены ударами сабли, другія обожжены взрывами пороховыхъ ящиковъ. Я различилъ также двѣ женскія головы съ длинными черными волосами, но повидимому онѣ не были ранены.
Таковъ-то пьедесталъ, на которомъ воздвигаются военные трофеи! Какъ-же виновны государи, которые хладнокровно жертвуютъ столькими людьми изъ-за лживой политики; заставляютъ ихъ умирать въ мученіяхъ, не сказывая имъ иногда даже за чѣмъ имъ приходится умирать!
Я возвратился въ городъ, и нашелъ моихъ офицеровъ веселыми и безпечными. Поэтому я и не хотѣлъ сообщать имъ о томъ, что видѣлъ; но апетитъ у меня совершенно пропалъ.
1-го ноября рано утромъ мы выѣхали изъ Можайска. Въ этотъ день мнѣ пришлось видѣть зрѣлище столько-же ужасное, какъ то, которое представилось мнѣ въ послѣднемъ городѣ. По крайней мѣрѣ, на нашемъ пути убитые не лежали въ кучѣ, а были разбросаны на большомъ пространствѣ и раны ихъ были прикрыты одеждою. Проѣхавъ нѣсколько верстъ, мы очутились на Бородинскомъ полѣ, черезъ которое лежала большая дорога. Нѣкоторые офицеры пожелали видѣть эту обширную равнину, мѣсто одного изъ самыхъ упорныхъ и кровавыхъ сраженій. Мы направились къ тремъ редутамъ, изъ которыхъ одинъ, самый грозный, былъ взятъ нашими кирасирами. Около этихъ редутовъ валялись въ большомъ числѣ трупы, также сохранившіеся отъ стужи, но лишенные глазъ. Большая часть ихъ, судя по мундирамъ, были русскіе. Разсказываютъ, что Наполеонъ, проѣзжая по мѣсту сраженія, при видѣ большаго числа русскихъ, сказалъ: "въ этомъ родѣ я люблю поле сраженія". По полю валялись во множествѣ ядра, осколки гранатъ, разбитые зеленые фургоны, содержавшіе въ себѣ патроны и взорванные французскою артиллеріею. Наши-же фургоны, съ такимъ-же содержаніемъ, уцѣлѣли, потому что они длинные, узкіе и темнаго цвѣта, незамѣтные издали, какъ зеленые пушечные лафеты у русскихъ, служившіе своимъ блестящимъ видомъ мишенью для непріятеля. Подлѣ рва мы увидали нѣсколько труповъ русскихъ, у которыхъ головы буквально были разсѣчены пополамъ; сильны-же были удары сабель, которые ихъ сразили. На землѣ валялось бѣлье и разное тряпье, вытасканное изъ солдатскихъ ранцевъ при обыскѣ ихъ крестьянами. Замѣчательно, что спустя два мѣсяца послѣ сраженія, на этомъ полѣ кое-гдѣ еще бродили раненыя лошади.
Вернувшись на большую дорогу, по которой слѣдовало войско, мы стали въ центрѣ обозовъ. Въ каретахъ и коляскахъ, взятыхъ въ Москвѣ, сидѣли офицеры и генералы, очевидно раненые, судя по ихъ страдальческимъ лицамъ. Торопясь догнать уланскій полкъ, намъ приходилось проѣзжать мимо кавалерійскихъ корпусовъ, въ которыхъ солдаты вели исхудалыхъ лошадей своихъ подъ уздцы, и мимо пѣхоты, состоявшей изъ весьма порѣдѣвшихъ батальоновъ. Много людей отстало во время этого похода. Въ войскѣ встрѣчались солдаты, лишившіеся не только лошадей, но даже оружія; иной вооруженъ былъ простою палкою. Наконецъ, мы застали уланскій полкъ на привалѣ. Продолжая съ нимъ путь по трудной песчаной дорогѣ, мы къ вечеру увидали въ отдаленіи мѣстечко Ghiat (Гжатскъ). Но такъ какъ оно было выжжено еще въ первый походъ нашъ въ Москву, то полковникъ велѣлъ здѣсь сдѣлать привалъ. Вправо отъ насъ виднѣлась деревенская колокольня. Полковникъ отрядилъ въ эту деревню нѣсколько солдатъ съ офицерами и трубачемъ, давъ имъ на польскомъ языкѣ какое-то приказаніе. Простоявъ еще нѣсколько времени на мѣстѣ, мы отправились по направленію къ колокольнѣ. Подойдя къ ней на разстояніе пушечнаго ядра, мы остановились. Отсюда мы увидали, что нашихъ улановъ разставили вокругъ домовъ, чтобы не допустить крестьянъ бѣжать, когда мы подойдемъ. Вскорѣ протрубили сигналъ и мы двинулись впередъ. Пришедши въ деревню, мы остановились противъ церкви; къ намъ подвели нѣсколько крестьянъ, какъ видно запуганныхъ тѣмъ, что имъ не дали бѣжать. Но когда съ ними заговорили, они успокоились, и начались переговоры. Понимая все, что имъ было сказано, они на каждый вопросъ единодушно отвѣчали: хорошо, хорошо. Имъ объявили, что полкъ проночуетъ въ деревнѣ, что никого изъ населенія не тронутъ, съ условіемъ, что никто не убѣжитъ, и что на другое утро мы уйдемъ. А до тѣхъ поръ пусть они дадутъ намъ все. что нужно для людей и для лошадей. Дѣйствительно, на каждое отдѣльное требованіе сѣна, овса, мяса, водки и т. д. крестьяне отвѣчали: хорошо. Полковника и нѣкоторыхъ офицеровъ повели въ большой господскій домъ, гдѣ и отвели всѣмъ по комнатѣ. На балконѣ поставленъ былъ караулъ изъ нѣсколькихъ уланъ съ ружьями и трубачъ, на случай тревоги, и лошадей не всѣхъ разсѣдлали.
Мнѣ нравилась эта предусмотрительность. Какая разница въ преимуществахъ польскаго и французскаго войска. Поляки знаютъ языкъ и обычаи края; они знаютъ, какъ обращаться съ народомъ. Во все время похода, я видѣлъ у насъ совершенно противное. Когда мы входили въ деревни, народъ бѣжалъ отъ насъ, потому что никто не умѣлъ обойтись съ нимъ. Намъ приготовили отличный ужинъ; полковникъ и офицеры потчивали меня, какъ-бы я былъ ихъ товарищемъ.
2-го ноября послѣ завтрака, и нашего и солдатскаго, мы отправились далѣе. Во время похода дѣлали нѣсколько приваловъ, а въ три часа по-полудни обыкновенно отыскивали мѣсто для ночлега, чтобы успѣть з а свѣтло сварить обѣдъ и накормить лошадей. Выйдя на большую дорогу, встрѣтились опять съ арміею и обозами. Въ одной изъ городскихъ каретъ я замѣтилъ русскаго генерала и съ нимъ французскаго офицера. Это былъ тотъ самый генералъ, котораго взяли въ плѣнъ въ Москвѣ, чему я былъ свидѣтелемъ; но фамиліи его не упомню. Снова дорога пошла песчаная, а потомъ лѣсомъ, мимо болотъ. Подлѣ деревни Теплюшки (?) сдѣлали привалъ, но какъ она была вызжена, то ничего не могли тамъ достать. Далѣе дорога стала сноснѣе: въ недальнемъ разстояніи отъ Вязьмы, которая тоже выгорѣла, полковникъ нашъ, справившись на картѣ, велѣлъ взять въ сторону по проселочной дорогѣ {Въ архивѣ редакціи "Русской Старины" имѣется одинъ изъ экземпляровъ тогдашнихъ картъ Россіи,-- карта, бывшая во французской арміи и отбитая Донскими казаками въ числѣ прочихъ вещей отступавшихъ непріятелей. Карта подарена намъ, нынѣ покойнымъ, войска Донскаго ген.-лейт. Ад. Петр. Чеботаревымъ. Ред.}. Когда завидѣли колокольню, онъ велѣлъ остановиться, и, какъ обыкновенно, отрядилъ людей въ деревню на развѣдку. Вскорѣ поданъ былъ сигналъ подходить. Деревня оказалась на половину пустою. Оставшіеся-же крестьяне дали намъ все, чего мы требовали. За неимѣніемъ господскаго дома, четыре офицера помѣстились въ домѣ священника, пригласивъ и меня съ собою. Сначала священникъ обошолся съ нами непривѣтливо; когда-же стали оказывать ему почтеніе, онъ постарался намъ услужить, чѣмъ только могъ. Полковникъ помѣстился въ лучшей деревенской избѣ. Недостатка у насъ ни въ чемъ не было и ночь провели спокойно.
4-го ноября, съ разсвѣтомъ, послѣ чаю, отправились въ путь на Вязьму, загроможденную экипажами и войсками, стоявшими тутъ на бивакахъ. Пробираясь сквозь эту давку, я замѣтилъ кареты, въ которыхъ сидѣли женщины и дѣти, и провожали ихъ не военные люди. Зная, что это не могутъ быть офицерскія жены, я сталъ распрашивать и мнѣ сказали, что то была труппа французскихъ актеровъ, жившихъ въ Москвѣ, но бѣжавшихъ оттуда изъ страха быть убитыми. Кромѣ ихъ, и другіе французы, жившіе долго въ Москвѣ, присоединились къ арміи. За Вязьмой дорога шла песчаная, тяжелая для обоза, который началъ отставать; по этой причинѣ пришлось поголодать на стоянкахъ. Около полудня мы услыхали пушечные выстрѣлы. На встрѣчу намъ прискакали офицеры съ разными порученіями войску, и они разсказали, что нашъ аріергардъ, предводительствуемый принцемъ Евгеніемъ, атакованъ русскими, что было жаркое дѣло, въ которомъ дѣйствовали маршалы Ней, Давуи генералъ Компанъ. Мы встрѣтили на дорогѣ большое количество палыхъ лошадей, и тутъ я въ первый разъ увидѣлъ, что солдаты вырѣзывали лошадиное мясо и варили изъ него супъ. Прошли нѣсколько погорѣлыхъ деревень. Вообще весь этотъ походъ полонъ былъ тяжелыхъ картинъ страданій. И раны, и голодъ, и усталость давали себя чувствовать людямъ. Эта песчаная дорога, по которой плелась армія, но словамъ старыхъ служившихъ, видавшихъ пирамиды, походила на египетскія пустыни. Если положеніе солдатъ было тяжко, то еще мучительнѣе было положеніе не военныхъ, какъ напримѣръ тѣхъ французовъ, о которыхъ я упомянулъ выше. Между ними былъ 70-ти лѣтній старецъ, прожившій тридцать лѣтъ въ Москвѣ въ качествѣ наставника; съ нимъ шла и жена его, не столь еще старая, и ухаживала за нимъ какъ за ребенкомъ; старалась усадить его въ проѣзжавшія кареты, вымаливала для него хлѣба. Наконецъ, старика посадили въ телѣгу, а она поплелась за нимъ пѣшкомъ. Даже платья на нихъ не было теплаго. Вѣроятно, эта чета не далеко уѣхала. Тяжелая дорога заставила уланскій полкъ засвѣтло остановиться въ мѣстечкѣ Семлево, также выгорѣвшемъ, но сохранившемъ еще нѣсколько домовъ, которые уже всѣ были заняты. И такъ полкъ отошелъ далѣе, и изойдя нѣсколько верстъ наткнулся на пустую деревеньку, которую и заняли. Видно было, что крестьяне недавно только и внезапно бросили свои дома, потому что печи были еще теплыя. Въ избѣ, въ которой мы помѣстились, найденъ былъ на лавкѣ мертвый ребенокъ. Солдаты наши тотчасъ принялись за стряпню: кромѣ того, они нашли нѣсколько чашекъ съ борщемъ, который пришелся имъ по вкусу. А по мнѣ одинъ запахъ его былъ отвратителенъ. Въ каждой избѣ былъ чуланъ со всякою провизіею, такъ что полкъ ни въ чемъ не нуждался. Я поужиналъ съ моими офицерами, послѣ чего мы всѣ расположились спать на лавкахъ, придѣланныхъ къ стѣнамъ горницы. Утромъ въ 8-мь часовъ затрубили походъ. Выйдя изъ избы, я засталъ полковника верхомъ, погоняющаго впередъ обозы. Ночью шелъ дождь и обратилъ землю въ глинистую грязь. Выѣхали мы на большую дорогу и встрѣтились опять съ вереницами обозовъ и плетущимся войскомъ. Дорога была такъ испорчена дождемъ, что лошади вязли въ грязи; обозы останавливались и загораживали дорогу. По обычаю страны, лошадей понукали, крича: ну! ну! но это не помогало. Всего хуже бывало на мостахъ, грубо сколоченныхъ изъ бревенъ, отчасти сгнившихъ, такъ что лошади проваливались въ образовавшіяся дыры и ломали себѣ ноги. Подобные случаи загораживали дорогу цѣлой колоннѣ. Кончалось тѣмъ, что повозки сбрасывали съ моста, чтобъ очистить дорогу. Всѣ эти затрудненія, при постоянной ходьбѣ, почти безъ отдыха, недостатокъ въ пищѣ, все это способствовало распущенности солдатъ. Торопясь въ Смоленскъ, войско еще болѣе утомлялось. Словомъ, ничего не было хуже этого отступленія.
Подъѣзжая къ мѣстечку Славково, увидали повѣшанными на березѣ двѣ отрубленныя головы, очевидно, французовъ. Мы не могли понять, по какому случаю совершено это варварство и почему эти головы не убраны, такъ какъ они производили дурное впечатлѣніе на солдатъ. Умирать на полѣ сраженія не удивительно, но подвергнуться такого рода безпричинной жестокости значитъ имѣть дѣло съ варварами. Такими варварами были черногорцы, съ которыми мы воевали въ Далмаціи. Они тоже рубили головы всѣмъ плѣннымъ. Опять-же повторю, что виновато было во всемъ невниманіе Наполеона къ религіозному духу русскаго народа. Изъ неуваженія французовъ къ русскимъ церквамъ русскіе заключили, что французы посягаютъ на вѣру, и, конечно, не знали за то предѣловъ своей ненависти къ непріятелю. Такимъ образомъ умерщвлено было множество плѣнныхъ.
Въ Славковѣ, вполовину выгорѣвшемъ, всѣ уцѣлѣвшіе дома были заняты военными всѣхъ чиновъ и всякихъ полковъ. Полковнику отвели стоянку версты за двѣ отъ мѣстечка, въ небольшой деревушкѣ. Тутъ уже расположился польскій пѣхотный полкъ, потерявшій половину своихъ ратниковъ въ разныхъ дѣлахъ, особенно подъ Смоленскомъ, гдѣ поляки въ нашихъ глазахъ такъ мужественно дрались, что когда, по взятіи города, они проходили по нашимъ рядамъ, мы встрѣтили ихъ восклицаніями: "да здравствуютъ храбрые поляки!"
Покуда мои спутники офицеры исполняли разныя порученія своего полковника, я, по ихъ просьбѣ, оставался съ багажемъ, до пріисканія ими помѣщенія для всѣхъ насъ. Вскорѣ, проходя мимо меня къ полковнику, они указали мнѣ на стоявшій въ отдаленіи домъ, гдѣ было готово для насъ помѣщеніе, и я съ людьми и обозомъ направился туда. Вошедши въ домъ, я крайне былъ удивленъ встрѣчею съ двумя красивыми женщинами, въ приличномъ нарядѣ. Сначала я принялъ ихъ за хозяекъ дома, и не зналъ какъ съ ними объясниться; но онѣ первыя заговорили по-испански (а я понималъ этотъ языкъ), рекомендуя себя женами польскихъ офицеровъ, прибывшихъ съ полкомъ своимъ до насъ, и занявшихъ этотъ домъ пополамъ съ знакомыми имъ уланскими офицерами. Мужья этихъ дамъ участвовали въ испанскомъ походѣ, и въ бытность свою въ Испаніи женились. Жены послѣдовали за мужьями и въ Россію. Одна изъ нихъ отличалась необыкновенной красотой. Пришли мои офицеры, а тамъ и мужья этихъ дамъ, и всѣ заговорили по-польски: дамы успѣли выучиться этому языку. Подали чай, и бесѣда продолжалась по-польски; но по незнанію этого языка, я въ ней не участвовалъ. Зато, глядя на двухъ прекрасныхъ женщинъ, я подумалъ, какая странная судьба выпадаетъ иногда на долю человѣка! Какъ знать, куда превратности счастья занесутъ прахъ человѣка. Эти женщины родились подъ прекраснымъ небомъ, первая молодость ихъ протекла въ тѣни померанцевыхъ и оливковыхъ рощъ,-- и нежданно, негаданно судьба внезапно переноситъ ихъ съ одного конца Европы на противоположный, въ полунощный край, въ центръ опустошительной войны! Что будетъ съ ними дальше, подумалъ я, когда застанетъ ихъ стужа и снѣгъ? Вспомнивъ объ Испаніи, гдѣ Наполеонъ также велъ опустошительную войну, я подумалъ, что было бы благоразумнѣе направить всѣ силы наши къ Россіи; ихъ было бы болѣе, нежели достаточно для побѣды надъ русскими. Я предавался этимъ печальнымъ мыслямъ, покуда общество поляковъ, напротивъ, проводило время въ веселой дружеской бесѣдѣ. Подали ужинъ, за которымъ выпито было за здоровье прекрасныхъ дамъ. Затѣмъ всѣ разошлись по своимъ комнатамъ.
6-го ноября встали въ обычный часъ. Распростившись съ дамами и ихъ мужьями (имъ, какъ пѣхотѣ, велѣно было слѣдовать за кавалеріею часомъ позже), наши офицеры и я съ ними отправились въ путь. Но едва мы выѣхали на большую дорогу, какъ разразился надъ нами ливень. Этого достаточно было для умноженія затрудненій съ обозами. Повторились тѣ же сцены, что происходили въ прошлые дни. Пѣхота едва плелась; телѣги и лошади вязли въ грязи, столько же отъ трудности выбраться, сколько отъ истощенія силъ. Нѣсколько каретъ, полныя ранеными, завязнувъ, оставались такъ безъ помощи, не взирая на крики этихъ раненыхъ. Всѣ проходили мимо, не зная, какъ помочь имъ. Сначала исполнялся приказъ Наполеона, по которому каждый, у кого была карета, обязывался усадить у себя одного раненаго, и у каждой маркитантки въ телѣжкѣ находился одинъ раненый; но это продолжалось не долго. Потомъ стали ихъ выбрасывать на дорогу. Говорятъ, что Наполеонъ, выѣзжая изъ Москвы, намѣревался отправить за разъ всѣхъ раненыхъ, во избѣжаніе мести русскихъ, и сказалъ:-- "Я отдамъ всѣ сокровища Россіи за жизнь одного раненаго".
Сегодня солдаты рѣзали многихъ палыхъ лошадей, и изъ мяса ихъ варили супъ.
Дорогобужъ.
Послѣ нѣсколькихъ приваловъ, мы вошли въ городъ Дорогобужъ, отчасти погорѣлый; онъ занятъ былъ пѣхотными полками, въ которыхъ замѣтна была большая убыль. Мы прошли черезъ городъ, не останавливаясь. Черезъ нѣсколько верстъ завидѣли деревню; послали туда людей, которые воротились съ извѣстіемъ, что въ деревнѣ все дѣло, но жители бѣжали, и занята она эскадрономъ французскихъ гусаръ. Мы туда отправились, побратались и раздѣлили между собою квартиры. Солдаты другъ другу помогали, Начальники эскадрона (повидимому, изъ всего полка одинъ этотъ эскадронъ уцѣлѣлъ) пригласилъ польскаго полковника раздѣлить съ нимъ квартиру въ господскомъ домѣ, а насъ, офицеровъ, два французскіе офицера пригласили въ свое помѣщеніе, состоявшее изъ нѣсколькихъ комнатъ. Радушно принявъ насъ, они предложили намъ свой скудный обѣдъ. Мы приняли предложеніе, только съ условіемъ, что они, въ свою очередь, не откажутся отъ нашего стола но счастію, болѣе сытнаго. Польскіе офицеры, дѣйствительно, угостили какъ нельзя лучше своихъ новыхъ знакомцевъ. Потомъ общество сѣло играть въ карты. Въ комнатахъ затопили печи, и ночь мы провели въ теплѣ и спокойствіи.
7-го ноября на утро, выйдя изъ теплыхъ комнатъ на улицу, нашли воздухъ холоднымъ. Ночью сдѣлался морозъ, отъ котораго колеи грязи на дорогѣ затвердѣли какъ камень. Гусары уже встали и собирались въ путь. Эти люди показались мнѣ измученными и печальными; лошади ихъ тоже отощали и почти никуда не годились. Спустя часъ и мы отправились въ путь, и на большой дорогѣ встрѣтились съ арміею. Повторилось то-же, что и въ прошлые дни, съ обозами и экипажами. Къ обыкновеннымъ неудобствамъ дороги прибавилась гололедица; лошади скользили и падали; возчики не жалѣли кнута, но не смотря на всѣ ихъ удары и понуканія, они не могли ничего добиться, кромѣ болѣзненныхъ криковъ несчастныхъ животныхъ. Такъ многихъ и бросили тутъ, на дорогѣ. И не однѣ лошади; множество солдатъ, больныхъ и раненыхъ, которые не въ состояніи были идти, принуждены были остаться на дорогѣ; между ними были женщины и дѣти, истощенныя голодомъ и продолжительною ходьбою. Тщетно упрашивали они насъ помочь имъ, но на то у насъ не было средствъ. Артиллерія съ трудомъ подвигалась по кочкамъ и рытвинамъ. Кавалерійскіе корпуса слѣдовали одинъ за другимъ, но въ самомъ жалкомъ положеніи, какъ люди, такъ и лошади. Трудно описать подробно всѣ бѣдствія людей, мимо которыхъ мы проѣзжали. Мундиры на солдатахъ были изорваны, въ лохмотьяхъ; отъ обуви почти не осталось и слѣда. Всѣ побросали свое оружіе, замѣнивъ его палками. Раненые плелись какъ умѣли, кто на костыляхъ, кто съ перевязанною рукой, или головой; сдѣлавъ нѣсколько шаговъ, они останавливались и садились на край дороги. Тамъ и сямъ валялись на землѣ сброшенныя кирасы, которыхъ солдаты уже не въ силахъ были носить на себѣ. Я встрѣтилъ также артиллерійскіе ящики, оставленные на дорогѣ за потерею лошадей; артиллеристы выбрасывали изъ нихъ и топили въ водѣ патроны, чтобы они не достались непріятелю. Столько страданій заставляли насъ проѣзжать мимо, не останавливаясь, потому что самый жестокій человѣкъ не могъ оставаться равнодушнымъ. Довольно рано пришли въ Пневу-Слободу (?) мѣстечко, растянувшееся: вдоль равнины, и окруженное садами. Дома въ немъ отчасти: сгорѣли, также и церковь, колокола которой были растоплены огнемъ, такъ что расплавленная мѣдь вытекла на паперть. Но прочіе дома были не тронуты. Главная улица была запружена тѣми повозками, которыя мы уже раньше встрѣчали. Они остановились тутъ въ ожиданіи возможности проѣхать мостъ, на которомъ что-то приключилось съ переднимъ обозомъ. Напрасно повторять, въ какомъ жалкомъ видѣ представлялись эти повозки со скученными въ нихъ людьми. Можно только сказать, что съ каждымъ днемъ страданія этихъ людей принимали новый видъ. Покуда польскій полковникъ распоряжался проѣздомъ полка съ фургонами и каретами сквозь эту сумятицу, нѣсколько офицеровъ поѣхали на розыски за городъ. Въ двухъ верстахъ отъ него они наткнулись на строенія, показавшіяся имъ фермою. Они увѣдомили о томъ полковника, который и направился съ полкомъ туда. Жителей не оказалось. Полковникъ и старшіе офицеры заняли главное строеніе, а прочіе, и я въ томъ числѣ, помѣстились въ избѣ. Такъ какъ еще не смерклось, то мы пошли осматривать ферму. Тутъ были конюшни, амбары, гумна. молотильный токъ, телѣжки, плуги, бороны и большое количества другихъ земледѣльческихъ орудій. Можно было различить по остаткамъ колосьевъ мѣста, на которыхъ разставлены были скирды хлѣба, ржи и гречихи. Судя по всему видѣнному, я заключилъ, что земледѣліе въ Россіи вовсе не такъ плохо, какъ мы думаемъ. Меня удивила одна пристройка къ гумну, въ которой подѣланъ былъ родъ подземной печки. Офицеры объясняли мнѣ;, что ее топятъ для сушки зерна. Солдаты, обыскивавшіе ферму, нашли стойла, въ которыхъ лежали до тридцати околѣвшихъ быковъ. Очевидно, ихъ заперли, и тутъ за недостаткомъ корма, они и издохли, кромѣ двухъ, которые еще шевелились. Солдаты взяли этихъ и зарѣзали на мясо. Небольшія толпы солдатъ всякаго войска, оставившихъ свой полкъ, и большею частію безъ оружія, послѣдовали за нами въ деревню; поляки подѣлились съ ними этимъ мясомъ. Казалось, жители деревни недавно только вышли изъ нея. Вѣроятно, они возвратились было сюда послѣ перваго нашего пріѣзда, но вторичное наше посѣщеніе заставило ихъ снова бѣжать. Всматриваясь въ бѣдствія, причиняемыя населенію войною, какъ сказать, что она ведется по желанію націи? Земледѣлецъ, потрудившійся надъ землею въ потѣ лица, вдругъ, вмѣсто ожидаемой жатвы, лишается всего своего добра по милости не то своихъ же освирѣпѣвшихъ соотечественниковъ, не то мести непріятеля. Какъ объяснить войну между христіанами? Они тогда уже не христіане, а антихристы, потому что Христосъ предписалъ намъ миръ и проклялъ мечъ.
Сидя въ своей избѣ, мы замѣтили, что солдаты, проходя мимо, штыками ощупывали землю. Это они искали -- не запрятали-ли чего крестьяне, такъ какъ у русскаго народа обычай зарывать въ землю то, чего имъ нельзя унести съ собою. Офицеры велѣли раскопать землю, и на небольшой глубинѣ открыли родъ деревяннаго погреба. Спустившись туда съ огнемъ, вытаскали оттуда разныя вещи: овчинные тулупы, цвѣтные пояса, картофель, пшеницу и штофы съ водкою. Все это раздѣлили между собою солдаты.
8-го ноября, послѣ спокойной ночи, непріятно поразилъ насъ, видъ выпавшаго за-ночь снѣга. Водворялась зима, а наши французы какъ будто не предвидѣли ее. Поляки, болѣе догадливые, да и знакомые съ краемъ, заранѣе, еще въ Москвѣ, запаслись шубами, набранными ими въ магазинахъ и рядахъ, такъ какъ никто не помѣшалъ имъ въ этомъ, и фургоны ихъ были полны этого добра. Крайне заблуждаются, полагая, что бывшіе въ арміи французы, итальянцы, испанцы и португальцы погибли отъ холода, какъ непривычные къ нему жители юга. Природа человѣка вездѣ одна и та-же, по крайней мѣрѣ въ Европѣ. Онъ въ теченіе года подвергается всякимъ атмосферическимъ измѣненіямъ. Русскій мужикъ, выросшій въ теплой, даже душной избѣ, оттого такъ чувствителенъ къ холоду; но, закутанный въ свой теплый мѣхъ, онъ выноситъ даже сибирскую стужу.
Павелъ I, будучи великимъ княземъ, въ бытность свою въ Римѣ, чуть не заболѣлъ отъ холода, не смотря на самый легкій морозъ итальянской зимы. А отъ чего? Оттого, что въ мраморномъ дворцѣ, въ которомъ онъ жилъ, не было печей, подобныхъ петербургскимъ; да, кромѣ того, забыты были въ Россіи его шубы.
Французы и итальянцы, напротивъ, пріучены къ холоду въ своихъ нетопленныхъ комнатахъ; даже переносятъ 5, 6о мороза въ легкомъ платьѣ, что болѣе нестерпимо, чѣмъ переносить 30о въ теплой шубѣ. Главная причина гибели французовъ въ наступившіе морозы заключалась въ отсутствіи теплой одежды, въ недостаткѣ питательнаго кушанья и водки, безъ которой нельзя обойтись, находясь постоянно на морозѣ.
Сѣвъ на лошадь, я невольно впадалъ въ уныніе отъ этого снѣга, который валилъ на насъ безостановочно и предвѣщалъ новыя напасти. Поляки, напротивъ, равнодушно смотрѣли на бѣлѣвшуюся дорогу. По выѣздѣ изъ города въ одно время съ арміею, я замѣтилъ, что лица у людей еще болѣе измѣнились и выражали тревожное состояніе ихъ духа. Лошади съ своими гладкими подковами не въ силахъ были подыматься въ гору. Сидѣвшіе въ телѣгахъ и экипажахъ раненые и слабые принуждены были высаживаться, и долго стоять на снѣгу, въ ожиданіи возможности снова сѣсть. Раненые офицеры и генералы подталкивали колеса, тѣмъ не менѣе лошади не двигались съ мѣста. Я видѣлъ эти сцены только мимоѣздомъ, такъ какъ уланскій полкъ шелъ впередъ, не останавливаясь. Въ этотъ день пало такое количество лошадей, какого еще не бывало въ прошлые дни.
Наконецъ, подошли къ Смоленску и вступили въ предмѣстье {Это должно было быть 8-го или 9-го ноября нов. стиля. Наполеонъ пришелъ въ Смоленскъ 29-го октября ст. стиля (10-го ноября нов. стиля). Ред.}. Эта часть города почти вся выгорѣла, особенно лавки, и товаръ въ нихъ обратился въ пепелъ; сохранились только большіе склады желѣза, которое въ Россіи очень хорошаго качества. Мы простояли нѣсколько времени у воротъ города, пока не приказано было комендантомъ отворить ихъ. Надъ городскими воротами висѣла икона Спасителя, вся прострѣленная. Тутъ (въ августѣ мѣсяцѣ) русскіе упорно защищались, прикрывая переходъ отступавшей арміи черезъ Днѣпръ въ предмѣстья, гдѣ они оставались еще два дня по взятіи нами Смоленска и откуда безпрестанно стрѣляли въ нашихъ, когда они подходили къ рѣкѣ поить лошадей. Напротивъ воротъ устроенъ колодезь съ обширнымъ отверстіемъ. Вода въ немъ ключевая и превосходная. Народъ считаетъ этотъ ключъ священнымъ, и воду его употребляютъ только для питья и приготовленія пищи. Такъ было мнѣ передано. Въ сторонѣ отъ воротъ, поставленъ былъ караулъ, который и вышелъ отдать намъ честь, на что уланы отвѣчали, держа сабли наголо и протрубивъ маршъ.
Мы пошли по улицѣ, поднимавшейся въ гору. Дома на ней уцѣлѣли отъ пожара, но обыватели скрылись; мостовая была разобрана, вѣроятно съ цѣлью ослабить дѣйствіе ядеръ. Влѣво отъ насъ, на горѣ, стоялъ монастырь съ нѣсколькими церквами, которыхъ синіе купола были усѣяны золотыми звѣздами. Въ монастырь вела высокая лѣстница, на подобіе monte cavallo въ Римѣ. Не знаю, оставались-ли тамъ монахи. Пожаръ его не тронулъ. И вообще русскіе не поджигали церквей; это было-бы святотатствомъ, на которое они, по набожности своей, не способны. Русскіе даже мимо церкви проходятъ не иначе, какъ осѣняя себя крестнымъ знаменіемъ и кланяясь въ землю.
Полкъ вошелъ въ городъ въ боевомъ порядкѣ, съ распущенными знаменами и музыкою. На большой площади полкъ остановился; подъѣхалъ комендантъ и указалъ начальнику отдаленный кварталъ, гдѣ дома были цѣлы. Отправились туда и размѣстились, какъ могли. Наши офицеры заняли флигель того дома, въ которомъ помѣстился полковникъ со старшими офицерами. Вслѣдъ затѣмъ дали знать о раздачѣ продовольствія. Это случилось въ первый разъ по выѣздѣ изъ Москвы. Солдаты наши возвратились съ навьюченными всякими припасами лошадьми, которымъ досталось тоже сѣна и овса. Эта раздача нѣсколько ободрила войско. Такъ какъ было еще свѣтло, то я пошелъ бродить по улицамъ и наткнулся на рядъ чайныхъ магазиновъ, полныхъ не раскрытыми еще цибиками. Наши солдаты увидѣли ихъ тоже и раскрыли одинъ или два ящика, но, какъ не любители чая, бросили. Я однако велѣлъ снести къ себѣ два цибика, чтобы подѣлиться съ моими товарищами. На квартирѣ я засталъ моихъ офицеровъ съ гостями, офицерами другихъ пришедшихъ полковъ. Между ними были два брата, которые считали другъ друга убитыми, и, свидѣвшись тутъ нечаянно, плакали отъ умиленія и радости. Поужинавъ, оставались еще долго вмѣстѣ.
9-го ноября и слѣдующіе дни приходили различные армейскіе корпуса, и городъ переполнялся. Каждый день происходила раздача провизіи; но такъ какъ въ Смоленскъ не впускали разрозненныхъ отрядовъ, то они оставались въ предмѣстьяхъ, за Днѣпромъ, или-же принуждены были обходить городъ по узкой гористой дорогѣ, чтобы попасть въ предмѣстья на противоположномъ концѣ его. Эти несчастные почти ничего не получали при раздачѣ, да и раздача дѣлалась неправильно. Магазины осаждали толпой и только самые ловкіе люди добыли себѣ нужное. И здѣсь, въ Смоленскѣ, повозки и кареты съ трудомъ плелись по замерзшей дорогѣ; многія стали на мѣстѣ, между тѣмъ какъ сидѣвшіе въ нихъ раненые зябли и не могли вылѣзть изъ экипажа. Военные, прибывшіе изъ Москвы, разсказывали, что на обогнавшіе насъ корпуса часто съ фланга нападали русскія партіи. Но мы, къ счастію, не встрѣчали ихъ. Съ тѣхъ поръ, что наступила зима, всѣ бѣдствія обрушились на армію и росли съ каждымъ часомъ. Прошли четыреста верстъ безъ хлѣба и фуража, и каждую ночь дохли лошади на бивакахъ. Отдѣльныя колонны часто подвергались нападеніямъ казаковъ, тревожившихъ ихъ и днемъ и ночью. Отсталыхъ солдатъ они раздѣвали донага и закалывали, а одежду похищали.
13-го ноября я встрѣтилъ въ городѣ нѣсколько французскихъ улановъ того полка, въ которомъ дядя мой д'Армандъ служилъ капитаномъ. Эти солдаты конвоировали повозки съ хлѣбомъ и овсомъ, которыми ихъ снабдили въ магазинахъ для ихъ полка, стоявшаго въ предмѣстьѣ. Эти люди сообщили мнѣ, что полкомъ командовалъ мой дядя, такъ какъ командиръ полка, графъ Марбефъ, тяжело былъ раненъ подъ Можайскомъ. Отецъ графа нѣкогда былъ губернаторомъ острова Корсики. Утверждали не разъ, будто Наполеонъ былъ сынъ его, а самъ графъ былъ сыномъ Людовина XV. Если-бъ это была правда, то Наполеонъ былъ-бы внукомъ французскаго короля и слѣдовательно изъ рода Бурбоновъ. Извѣстно только то, что по ходатайству графа у королевы Маріи-Антуанеты, молодой Бонапартъ былъ принятъ въ бріенскую военную школу.
Солдаты говорили мнѣ, что полкъ потерялъ очень много людей, какъ рядовыхъ, такъ и офицеровъ, не говоря уже объ убыли лошадей, словомъ остался одинъ эскадронъ или нѣсколько болѣе. Они указали мнѣ и квартиру моего дяди. Возвратясь къ своимъ спутникамъ офицерамъ, я ихъ предупредилъ о моемъ желаніи навѣстить дядю. Мы такъ успѣли сдружиться, что новые мои знакомые просили меня непремѣнно воротиться къ нимъ. Они должны были прождать въ городѣ еще два дня. Я ихъ оставилъ, надѣясь свидѣться съ ними скоро. Меня сопровождалъ мой денщикъ, запасшійся всякаго рода провизіею, благодаря гостепріимству моихъ офицеровъ. Я везъ ее дядѣ, на случай недостатка у него.
Проѣхавъ порядочное разстояніе городомъ по тѣмъ-же улицамъ, по которымъ я въ первый разъ проѣзжалъ, когда дома по обѣ стороны горѣли, я, наконецъ, очутился у квартиры моего дяди. Появленіе мое было для него и неожиданно и пріятно. Мы не видѣлись съ нимъ съ 1809-го года. Въ тотъ походъ мы жили въ благословенномъ краѣ, если сравнить его съ настоящимъ, и въ то время Наполеонъ блисталъ славою. Дядя мой занималъ двѣ низенькія комнаты. Въ одной изъ нихъ полковой орелъ былъ прислоненъ къ стѣнѣ, такъ какъ стоймя его поставить не позволялъ низкій потолокъ. Дядя мой былъ высокій мужчина подъ пятьдесятъ лѣтъ, рябой, черноволосый съ просѣдью. Звѣзда почетнаго легіона украшала его грудь. Вскорѣ накрыли столъ, т. е. просто сказать поставили на него миску съ солдатскимъ супомъ. Кромѣ меня, были приглашены къ обѣду еще два офицера. Всѣ мы ѣли изъ этой миски, черпая каждый своею деревянною ложкою, по-солдатски. Это было уже не похоже на столъ въ польскомъ полку, гдѣ у каждаго былъ свой приборъ. За супомъ, въ такомъ же порядкѣ, поѣли и говядины. По крайней мѣрѣ, мы были сыты. Послѣ обѣда, я объявилъ, что приготовлю чай и пуншъ, чему дядя мой разсмѣялся какъ небылицѣ. Въ одномъ углу дома я усмотрѣлъ самоваръ, вещь незнакомую для французовъ, но я уже знакомъ былъ съ этимъ сосудомъ въ Москвѣ, и встрѣчалъ его у поляковъ. Вскорѣ самоваръ закипѣлъ; потомъ я заварилъ чай въ простомъ глиняномъ горшкѣ. Разливъ его въ стаканы, я угостилъ имъ дядю и его гостей; вмѣсто рому, поднесъ имъ водки для приправы, и не* остались очень довольны.
Когда гости ушли и послѣ разговора о семейныхъ дѣлахъ, я припомнилъ дядѣ его походы въ Италіи и разные эпизоды его службы, въ которыхъ онъ подвергался опасностямъ. Съ 1805 года дядя мой находился въ постоянныхъ походахъ, или стоялъ съ гарнизономъ въ Римѣ, Флоренціи, Моденѣ, Миланѣ и т. д.
-- "Опасности той эпохи, разсказывалъ мнѣ дядя, ничто въ сравненіи съ тѣми, которымъ мы подвергаемся здѣсь. Конецъ славѣ Наполеоновой! Вся наша кавалерія уничтожена. Я сдѣлалъ все, что могъ для сохраненія моего полка, замѣняя нашихъ лошадей здѣшними конями (konias); наши лошади или убиты или подохли отъ недостатка фуража, а тѣхъ, которыя остались цѣлыми, я велѣлъ полякамъ подковать. Полкъ мой отличился во всѣхъ дѣлахъ. Надо было его видѣть при переправѣ черезъ Нѣманъ. Словомъ, съ самаго начала похода не было дѣла, въ которомъ-бы полкъ мой не участвовалъ. Я дѣйствовалъ какъ только могъ, но вѣдь отъ насъ требуютъ сверхъ естественнаго. Императоръ не тотъ, что былъ въ Италіи и Австріи. Не разсудивъ, привелъ насъ въ этотъ ужасный край. Онъ не понялъ, что непріятель, отказавшись подъ Витебскомъ отъ сраженія и отступая съ зажженнымъ факеломъ въ рукахъ, хотѣлъ насъ утомить долгими переходами. Онъ не предвидѣлъ того, что многимъ было понятно, что, направляясь на Москву, мы и тамъ найдемъ все въ огнѣ, а не обѣщанныя (имъ, Наполеономъ) удобныя квартиры и избытокъ. Но я не ожидалъ отъ Наполеона этой ужасной и неисправимой ошибки, держать насъ въ Москвѣ на пылающихъ развалинахъ цѣлыя шесть недѣль; потомъ предпринять позднее уже отступленіе не на Калугу и Кіевъ, а по той-же опустошенной дорогѣ, мимо погорѣлыхъ городовъ и селъ. Меня огорчаетъ это неуваженіе къ арміи, храбрѣе которой еще никогда не бывало, потому что никогда еще не вели войны съ большею отвагою, большимъ мужествомъ и большимъ знаніемъ дѣла. Кромѣ того, Наполеонъ даже не отблагодарилъ насъ. Со дня вступленія въ Вильну, онъ не далъ намъ ни одного сантима звонкою монетою, а роздалъ жалованье какими-то векселями, на которыхъ должны были расписываться получатели; но изъ нихъ нельзя было сдѣлать никакого употребленія, и касса моя съ самаго начала была пуста, такъ что, когда представлялись случаи закупить что-либо нужное для полка, я не могъ ими воспользоваться, за неимѣніемъ звонкой монеты.
"Только съ бою, да заставляя бѣжать жителей, успѣвали мы добывать себѣ прокормленіе. Скупость и жадность Наполеона, вотъ что было причиною этого недостатка въ деньгахъ. Онъ хотѣлъ пополнить кассу полугодовымъ жалованьемъ людей, которые будутъ убиты.
"Я лично оскорбленъ его несправедливостью; давно слѣдовало мнѣ быть полковникомъ, такъ какъ я никогда нигдѣ себя не жалѣлъ. Онъ забылъ насъ наградить за побѣды. Кровь наша текла по напрасну, никто не повышенъ чиномъ, не пожалованъ орденомъ ни въ какомъ полку. Впрочемъ, теперь не время говорить о наградахъ; подумаемъ, что станетъ съ нашею арміею? Будущее мрачно. Мы уже не способны принять сраженіе; русскіе идутъ по пятамъ нашимъ, и все потеряно. Однако, какъ ни значительны ошибки Наполеона, а онъ не могъ избѣжать этой войны. Ему приходилось, какъ онъ говорилъ, выбирать между войною и безчестіемъ: понятно, что выборъ палъ на первую. Къ тому же эту войну, какъ и всѣ предыдущія, возбудила Англія. Пускай-же пролитая кровь падетъ на эту націю".
Я отвѣчалъ дядѣ: "Все, что вы говорите, вполнѣ справедливо Въ прежніе походы Наполеонъ былъ не тотъ, что нынче. Тогда онъ не забывалъ своихъ храбрецовъ. Но я согласенъ съ вами, что какъ ни велики его ошибки, а онъ не могъ избѣжать теперешней войны".
-- "Правда, продолжалъ дядя, всѣ войны Наполеона имѣли основаніемъ справедливость, за исключеніемъ испанской. Какъ война въ Испаніи, такъ и настоящая война возбуждена подкупами англичанъ, чего Наполеонъ въ ослѣпленіи своемъ не видѣлъ. Здѣсь онъ не соглашался выждать время, необходимое для организаціи Польши, и легкомысленно (изъ Польскаго края) удалился. Началъ походъ на Москву слишкомъ поздно по времени года; пренебрегъ промедленіемъ, которое требовалось для охраны тыла арміи, особенно въ случаѣ отступленія, изъ опасенія отложить завоеваніе столицы до другаго похода. Наполеонъ воображалъ, что покончитъ съ этою войною также скоро, какъ съ прусскою, и не понималъ, что русскіе, отступивъ за Москву, тѣмъ далеко не будутъ обезсилены, а напротивъ, когда Наполеонъ кончитъ походъ, они начнутъ свой, и надежды Наполеона, мирными переговорами загладить неосторожное движеніе въ центръ Россіи, не сбудутся.-- Однако, что происходитъ во Франціи? Я встрѣтилъ вчера курьера, посланнаго къ императору; онъ говорилъ мнѣ, что въ Парижѣ вспыхнулъ мятежъ {23-го октября; во главѣ заговора былъ нѣкто Маллэ. (Позднѣйшее примѣчаніе автора).}, который едва не рушилъ его трона. Не заставитъ-ли это извѣстіе поспѣшить отступленіемъ {Дядя мой никакъ не полагалъ, что Наполеонъ броситъ свою армію, какъ сдѣлалъ въ Египтѣ. (Позднѣйшее примѣчаніе).}, такъ какъ Наполеонъ позаботится скорѣе о сохраненіи своихъ коронъ во Франціи и Италіи, нежели о спасеніи своей храброй арміи. Что должны были сказать французы при полученіи въ одно время извѣстія о пожарѣ Москвы и декретовъ, относящихся до мелочей внутренней администраціи Франціи? Я не постигаю этого человѣка; не могу согласить всѣ эти превратности съ его первыми успѣхами и побѣдами. Это противорѣчіе смущаетъ меня и вызываетъ самыя грустныя предчувствія.-- Я ожидалъ найти въ Смоленскѣ всевозможные запасы; думалъ, что изъ Франціи прибылъ свѣжій корпусъ, который поможетъ намъ совершить отступленіе въ безопасности. Вмѣсто того, я очутился среди величайшаго опустошенія и нищеты, и поэтому собирался выйти вонъ отсюда съ остатками моего полка, какъ получилъ приказъ выжидать принца Евгенія. Все-таки я вывелъ людей изъ города сюда въ предмѣстье, гдѣ, по крайней мѣрѣ, ни они, ни лошади не умрутъ съ голоду. Меня ужаснуло все то, что я видѣлъ въ Смоленскѣ. Страданій нашихъ людей невозможно себѣ представить! Въ госпиталяхъ недостатокъ во всемъ. Несчастные раненые сдѣлались людоѣдами, они отрубали члены у человѣческихъ труповъ, варили мясо и съѣдали его. Ихъ ничѣмъ не снабжали изъ магазиновъ. Всѣ запасы были заперты и сберегались для арміи. Только третьяго дня была раздача; за то ужъ и грабятъ магазины такъ, что въ скоромъ времени наступитъ общій голодъ".
Я слушалъ дядю съ грустнымъ чувствомъ; мнѣ нравились его здравыя сужденія, но то, что онъ такъ краснорѣчиво предсказывалъ, возбуждало страхъ и тревогу. Оба мы долго не могли уснуть; а мнѣ и во снѣ грезились ужасы.
15-го ноября, только что мы встали, какъ вошелъ офицеръ и сообщилъ моему дядѣ, что у троихъ солдатъ ноги отморожены и т,щ лошади пали отъ жестокаго мороза, хотя солнце ярко освѣщало горизонтъ и все небо представляло подобіе италіанскаго. Дядю огорчило это извѣстіе; онъ накинулъ на себя шинель и вышелъ обойти полкъ. Въ его отсутствіе пришелъ мой денщикъ, жалуясь на морозъ, который лошади съ трудомъ переносятъ, и требуя для нихъ попонъ. Самъ онъ тоже весь продрогъ, и сталъ къ печкѣ, чтобы согрѣться. Я далъ ему выпить водки, а онъ, шутя, говорилъ, что это гусарскій кофе. Я замѣтилъ, что наши солдаты, при всѣхъ своихъ страданіяхъ, не упускали случая пошутитъ.-- Дядя мой возвратился, говоря, что каждое утро онъ выслушиваетъ прискорбный рапортъ. "Что мнѣ дѣлать съ этими людьми?" прибавилъ онъ. "Они такъ мнѣ жалки; вѣдь это храбрый народъ! Теперь чуть солдатъ отморозитъ себѣ членъ, онъ уже потерянный человѣкъ; взять его съ собой нельзя, перевозить не на чѣмъ, такъ остается его бросить и подвергнуть ужаснѣйшей смерти, развѣ непріятель убьетъ его сразу. Страшно подумать, что такова участь, которую ожидаетъ армію; зима только что начинается, а въ этомъ краю она жестока".
Когда чай, который я, между тѣмъ, велѣлъ денщику моему заварить, былъ готовъ, дядя велѣлъ подать себѣ трубку. Только что мы кончили свой завтракъ, какъ пришелъ поваръ доложить, что онъ не знаетъ изъ чего сготовить обѣдъ, такъ какъ у него есть только картофель, а мяса нѣтъ. Какъ-же я удивился, когда дядя приказалъ ему зарѣзать жеребенка отъ кобылы, находившейся при полку. "Ты еще не ѣлъ конины, сказалъ онъ мнѣ потомъ; "но ты увидишь, что она вовсе не такъ противна, какъ ты думаешь. Я не въ первый разъ угощаю этимъ мясомъ моихъ офицеровъ. Печенка этого животнаго очень вкусна, ты это самъ испытаешь".
Потомъ дядя снова повелъ рѣчь о непредусмотрительности Наполеона. "Благоразуміе требовало, говорилъ онъ, остановиться у Смоленска, и далѣе не двигаться. Говорятъ, что многіе генералы такъ и совѣтовали ему, и болѣе всѣхъ князь Понятовскій, которому край знакомъ, что и видно на польскихъ дивизіяхъ: онѣ и въ отношеніи дисциплины, и въ отношеніи содержанія ничего не потерпѣли. Наполеонъ не послушался ничьихъ совѣтовъ. Я знаю, впрочемъ, его стратегію: это вызывать на рѣшительное сраженіе, собравъ лучшія массы войска на самой крѣпкой позиціи непріятеля, потомъ, или окружить его, или отхватить фланги, вторгнуться въ центръ, привести все въ смятеніе, отыскивать самые удобные пункты для атаки и стремительно нападать; и при этомъ не заботиться ни о продовольствіи, ни объ обозахъ, какъ случалось во многихъ сраженіяхъ, и также подъ Можайскомъ. Наполеонъ не понимаетъ другой системы, кромѣ стратегической,-- вотъ отъ чего онъ и не взялъ въ соображеніе здѣшнихъ мѣстныхъ условій. Онъ злоупотребляетъ жизнью людей, и если правда, что онъ говорилъ, что солдатъ не что иное, какъ пушечное мясо, то судя по его адской тактикѣ надобно полагать, что такова мысль его на самомъ дѣлѣ. Слѣдовало-бы дать такое сраженіе, которое заставило-бы непріятеля прекратить преслѣдованіе насъ во время нашего отступленія; но армія наша лишена всякой возможности сосредоточиться".
"Однако, сказалъ я дядѣ, если намъ въ настоящемъ жестокомъ положеніи остается только погибать, т. е. неминуемо попасть въ руки непріятеля и подвергнуться отъ него еще варварскому истязанію, то не лучше-ли предупредить эти страданія самоубійствомъ?"
Тутъ дядя перебилъ меня: "Самоубійство, сказалъ онъ, дѣло малодушныхъ, не отличающихся крѣпкимъ умомъ. Во всѣхъ обстоятельствахъ жизни необходимы мужество и покорность Провидѣнію. Кто говоритъ! Мы находимся въ критическомъ положеніи, насъ ожидаютъ большія опасности, пусть даже страдальческая смерть; но вѣдь мы воины. Смерть насъ не пугаетъ. Каждый солдатъ, вступая въ службу, знаетъ, что ему придется или убивать, или быть убиту. Что касается до меня, то я уже встрѣчался со смертью, и видѣлъ, какъ умирали мои товарищи въ мукахъ отъ ранъ. Сколько разъ случалось мнѣ быть въ крайностяхъ, изъ которыхъ, казалось, мнѣ не выйти, а, между тѣмъ, я избѣгъ ихъ. Точно также я никогда не былъ раненъ, хотя вокругъ меня ядра и картечь побивали много народу. Слѣдовательно, если угодно Провидѣнію, оно избавитъ насъ и изъ настоящей опасности; если-жъ нѣтъ, то умирать удѣлъ каждаго смертнаго".
Въ это время пришелъ офицеръ доложить, что изъ Смоленска пріѣхалъ полковой лекарь, состоявшій при раненыхъ въ тамошнемъ госпиталѣ, и вслѣдъ за тѣмъ вошелъ и лекарь. Этотъ молодой еще человѣкъ сообщилъ намъ, что Наполеонъ прибылъ наканунѣ въ Смоленскъ и сегодня-же утромъ выѣхалъ далѣе. Пріѣзжалъ-же лекарь собственно затѣмъ, чтобы просить командира полка о перевозкѣ раненыхъ, и именно на саняхъ, которыя, какъ онъ высмотрѣлъ, хранятся въ домахъ обывателей, и которыя такъ легки, что достаточно запречь по одной лошади въ каждыя сани. Дядя обѣщалъ обо всемъ позаботиться.
Сѣли обѣдать съ офицерами, какъ наканунѣ, и ѣли изъ тойже общей миски. Я отъ себя угостилъ общество бывшею у меня водкою. Никто изъ офицеровъ не догадался, что супъ былъ изъ конины, а печенка жеребячья; офицеровъ нарочно объ этомъ и не предупреждали.
Всѣ нашли столъ отличнымъ.-- Вскорѣ послѣ обѣда пріѣхалъ адъютантъ дивизіоннаго генерала, съ приказаніемъ отъ послѣдняго выступить на утро въ походъ. Адъютантъ говорилъ также, что гвардія прошла наканунѣ въ Смоленскъ, и что она послѣдуетъ за императоромъ. Между прочими, пришелъ и мой полкъ. Это заставило меня проститься съ дядею, и, какъ оказалось потомъ, навѣки. Въ Смоленскѣ я представился моему полковнику, который сообщилъ мнѣ, что всѣ военные лекаря, кромѣ одного, замѣнявшаго меня, причислены къ госпиталямъ, и что генералъ приказалъ на время прикомандировать меня къ 1-му гренадерскому полку, вышедшему наканунѣ изъ города. Поэтому мнѣ надобно было спѣшить догнать его. Сперва хотѣлось мнѣ повидаться съ моими сопутниками доселѣ поляками, но я уже не засталъ ихъ,-- полкъ ихъ ушелъ въ то утро* И съ ними не пришлось мнѣ болѣе увидѣться.