Приглашеніе графа Гудовича.-- Я поселяюсь въ его домѣ.-- Графъ ручается за меня.-- Я забываю и не чувствую своего плѣна.-- Посѣщенія съ графинею сосѣдей-Ивановка-село, принадлежащее Петру Гудовичу: готическій замокъ и китайскій домикъ.-- Посѣщеніе г. Покровскаго: собраніе карикатуръ на французовъ; домашній шутъ.-- Кампанія 1813 г.-- Прокламація шведскаго наслѣднаго принца Бернадота о всеобщемъ европейскомъ союзѣ противъ Франціи.-- Дрездеискоесраженіе.-- Маршалъ Моро.-- Убійство помѣщика крѣпостными людьми.-- Лейпцигское сраженіе -- Князь Понятовскій.-- Сраженіе подъ Парижемъ.-- Всеобщій миръ.-- Освобожденіе плѣнныхъ.-- Французы-плѣнники готовятся къ отъѣзду во Францію.-- Маіоръ Бретонъ и я выражаемъ графу Гудовичу и дочери его глубочайшую признательность за ихъ гостепріимство.-- Бретонъ посвящаетъ имъ благодарственное стихотвореніе.-- Прощаніе съ графомъ Гудовичемъ и его дочерью.
1813 мая 18-го/іюня 5-го 1814 гг.
На второй день по возвращеніи въ Мглинъ, 18-го мая, я отправился къ графу Гудовичу, отблагодаривъ г. Скорупу за доброе его расположеніе ко мнѣ {Графъ Василій Васильевичъ Гудовичъ, о которомъ разсказываетъ здѣсь и далѣе Де-ла-Флизъ, возведенъ въ графское достоинство 12-го декабря 1809 г., былъ въ чинѣ генералъ-лейтенанта и отъ брака съ Евдокіею Константиновною Лисаневичъ имѣлъ трехъ дочерей: Анастасію за Андр. Ив. Маркевичемъ; Екатерину -- за Павломъ Григорьевичемъ Галаганомъ и графиню Варвару Васильевну, и двухъ сыновей: генер.-маіора гр. Василія Васильевича и генер.-маіора Михаила Васильевича Гудовичъ. Ред.}. Я думалъ найти прекрасный господскій домъ, но вмѣсто того, проѣхавъ деревню, очутился передъ низкимъ домомъ въ одинъ этажъ, но приличный и окруженный службами, передъ которыми, какъ и передъ домомъ, посажены были деревья, тогда какъ середину двора занималъ большой лугъ. Графъ встрѣтилъ меня съ необыкновенною любезностью. Это былъ старикъ съ побѣлѣвшими волосами, высокаго росту, лѣтъ 64; онъ былъ въ гражданскомъ платьѣ, не смотря на чинъ генералъ-лейтенанта. Онъ повелъ меня черезъ большую залу въ гостиную; комнаты были меблированы не богато, но со вкусомъ, обиты изящными обоями, и стѣны украшены гравюрами. Графъ повторилъ мнѣ то, что говорила мнѣ его дочь о его желаніи со мною познакомиться, и благодарилъ меня за посѣщеніе. Вскорѣ вышла графиня, и оба во время бесѣды очаровали меня своею любезностью и вниманіемъ ко мнѣ. Дворецкій доложилъ объ обѣдѣ; графъ извинялся, что не можетъ отобѣдать съ нами, такъ какъ по болѣзни онъ соблюдаетъ діэту. Графиня предложила мнѣ свою руку и мы вышли въ столовую. Изъ всей обстановки стола, накрытаго голландскою скатертью и украшеннаго серебряными вазами, видно было, что хозяинъ знатный господинъ, не смотря на то, что состояніе его было ограниченнѣе многихъ другихъ богатыхъ, но не такого склада помѣщиковъ. Намъ прислуживали лакеи въ военной формѣ, по обычаю, заведенному въ домахъ, которыхъ хозяева служатъ въ военной службѣ. Послѣ обѣда, графъ повелъ меня въ свой кабинетъ, гдѣ и сообщилъ мнѣ подробности своей хронической болѣзни, не позволяющей ему далекихъ: отлучекъ изъ дому. Я обѣщалъ помочь ему всѣми силами.
Я провелъ самый пріятный вечеръ въ обществѣ почтеннаго старика и его дочери, и не могъ нарадоваться моему счастію жить подъ одною кровлею съ такими прекрасными людьми. Графъ отдалъ въ мое распоряженіе хорошенькую комнату, по близости его спальни.
Я прописалъ графу леченіе, и удивлялся довѣрію и аккуратности, съ какими онъ исполнялъ всѣ мои предписанія, хотя онъ едва зналъ меня. Эта самая точность принесла ему желаемую пользу, особенно замѣтную спустя нѣсколько недѣль, но радикальное излеченіе казалось мнѣ невозможнымъ, по причинѣ престарѣлости больнаго. Но я затрудняюсь описать, какъ велика была благодарность графа и дочери ко мнѣ за ту пользу, которую я принесъ; каждый день я получалъ новые знаки ихъ великодушія ко мнѣ.
У графа было пятеро дѣтей, которыхъ онъ нѣжно любилъ. Старшій сынъ былъ полковымъ командиромъ, и женатъ на дочери генерала Энгельгардта; подъ Можайскомъ раненъ пулею въ подбородокъ съ раздробленіемъ челюсти, однако рана его уже заживала; второй сынъ служилъ капитаномъ въ гвардіи. За ними слѣдовали три дочери: одна изъ нихъ была за предводителемъ дворянства въ Прилукахъ, г. Маркевичемъ; другая, дѣвица, жила въ Петербургѣ у одного изъ дядей своихъ; третья-же, новая Антигона, посвятила себя попеченію объ отцѣ.
Я провелъ въ домѣ графа уже нѣсколько недѣль, и еще болѣе убѣдился въ томъ, какъ уважали его сосѣди. Изъ уваженія къ нему общество, собиравшееся у него, оказывало и мнѣ вѣжливое вниманіе. Разъ только случилось мнѣ испытать непріятности со стороны одного отставнаго раненаго поручика, по фамиліи Александровича, который, ни съ того, ни съ сего, далъ мнѣ почувствовать свое презрѣніе къ французамъ, ругалъ Наполеона, хвасталъ, что повѣсилъ у себя портретъ его вверхъ ногами. Ясно было, что этотъ поручикъ не получилъ никакого воспитанія. На всѣ его выходки я отвѣчалъ усмѣшкою и тоже нелестными для него отзывами. Я думалъ, что этимъ и кончится; нѣтъ, онъ продолжалъ приставать ко мнѣ съ новыми грубостями, такъ что я готовъ былъ вспылить, какъ ни было мнѣ непріятно производить сцены въ такомъ почтенномъ домѣ. Однако, графъ Гудовичъ успѣлъ замѣтить мое неудовольствіе и, неожиданно для поручика, кликнулъ его; потомъ, взявъ его въ сторону, выговаривалъ ему его обращеніе со мною, потомъ принудилъ его извиниться передо мною. Такъ какъ въ Россіи, по заведенному военному чинопочитанію, младшій обязанъ повиноваться старшему, а тѣмъ болѣе, человѣку въ чинѣ генералъ-лейтенанта, то мой поручикъ, смущенный, подошелъ ко мнѣ, не зная, что мнѣ сказать; но какъ я отошелъ отъ него съ презрѣніемъ, онъ рѣшился остановить меня и сказалъ: "Извините, если я погорячился, его сіятельство правъ, говоря, что вы не можете быть нашимъ непріятелемъ, коль скоро вы безоружны. Я виноватъ; я не полагалъ, чтобы васъ здѣсь такъ любили. Такъ извините меня".
Тутъ графъ самъ подошелъ къ намъ, прося меня не сердиться на поручика, который, какъ онъ прибавилъ, потому озлобленъ противъ французовъ, что ихъ оружіемъ онъ раненъ; потомъ продолжалъ: "Я никому не позволю забыться передъ вами въ моемъ домѣ. А теперь, какъ вашъ противникъ раскаивается въ своихъ словахъ, простите ему". И, пожеланію графа, мы пожали другъ другу руки. Не только графъ, но и вообще всѣ гости, особенно дамы, заступились за меня; поручикъ такъ былъ пристыженъ, что не замедлилъ удалиться, послѣ чего я уже никогда болѣе его не видалъ.
Давно уже я не имѣлъ никакихъ извѣстій о предводителѣ и его братѣ, какъ, 30-го числа мая, призвалъ меня къ себѣ графъ и объявилъ, что г. Скорупа писалъ ему о необходимости вызвать меня обратно въ Мглинъ, откуда высшимъ начальствомъ повелѣно отправить колонну плѣнныхъ въ Житомиръ. Это извѣстіе крайне меня огорчило, но не менѣе, какъ я замѣтилъ, было чувствительно и графинѣ. Она стала по-русски упрашивать отца постараться удержать меня у себя, такъ какъ я содѣйствовалъ поправленію его здоровья. Тогда графъ сказалъ мнѣ: "Я сдѣлаю все возможное, чтобы вы насъ не оставляли все время, что будете считаться въ плѣну; я поручусь за васъ". Въ ту-жъ минуту онъ послалъ за своимъ секретаремъ и продиктовалъ ему письмо, которое и было отправлено въ Черниговъ съ нарочнымъ. Я искренно благодарилъ графа за его милости, но еще не смѣлъ надѣяться на успѣхъ, и тревожился Графиня старалась меня успокоить, увѣряя, что едва-ли такому лицу, какъ ея отецъ, откажутъ въ докторѣ, кто-бы онъ ни былъ. Она не ошиблась. Пять дней спустя, изъ Чернигова пріѣхалъ нарочный и привезъ пакетъ отъ губернатора, въ которомъ заключался ордеръ мглинскому предводителю объ оставленіи меня при графѣ, генералъ-лейтенантѣ, Василіи Гудовичѣ, и при этомъ частное письмо къ графу на французскомъ языкѣ, съ котораго я, съ позволенія графа, списалъ копію. Оно было слѣдующаго содержанія:
"Черниговъ, 4-го іюня, 18L3 г. Графъ Василіи Васильевичъ, прилагаю при семъ ордеръ предводителю дворянства Мглинскаго уѣзда Александру Павловичу Скорупѣ, который прошу васъ немедленно переслать къ нему о томъ, чтобы французскій врачъ, которымъ вы интересуетесь, согласно съ желаніемъ вашимъ, оставался-бы при васъ до заключенія мира.
Я счастливъ тѣмъ, что могу оказать услугу вашему сіятельетву, тѣмъ болѣе, что вы изволите мнѣ писать о той пользѣ, которую докторъ этотъ принесъ вашему здоровью, и никто болѣе меня не желаетъ вамъ этого блага Я никогда не забуду того милостиваго расположенія, которое вы изволили мнѣ. оказывать во время моего служенія подъ вашимъ начальствомъ. Честь имѣю быть и пр. Б. Бутовичъ".
Я не умѣлъ найти довольно сильныхъ словъ, чтобы выразить графу мою благодарность. Графиня ликовала, говоря, что она не сомнѣвалась въ успѣхѣ. Итакъ я уже безусловно могъ оставаться въ домѣ графа до тѣхъ поръ, пока не кончится война.
Графъ получалъ нѣсколько русскихъ газетъ, а для меня онъ выписалъ французскую С.-Петербургскую газету, которая называла себя безпристрастною; но на самомъ дѣлѣ слѣдовало бы откинуть первый слогъ слова и замѣнить его словомъ: очень (impartial -- très-partial), такъ какъ въ ней проявлялись раздраженіе и ложь. Читая газету, я очень огорчался оборотомъ, который принимали дѣла. Если въ новой кампаніи успѣхъ былъ на сторонѣ французовъ, то газета такъ извращала ходъ сраженій, что выходило всегда, будто союзники брали верхъ. Убійственное сраженіе подъ Люценомъ, въ Саксоніи, газета выдавала за пораженіе Наполеона, такъ какъ побѣда его стоила ему 10,000 убитыхъ; кавалерія его погибла и вообще онъ не жалѣлъ людей, и сраженія его были не что иное, какъ безпощадная рѣзня. Извѣстіе о занятіи принцемъ Евгеніемъ и Макдональдомъ Дрездена доказывало, что Наполеонъ успѣлъ занять дороги въ Силезію, и, вѣроятно, одержалъ не одну побѣду, не смотря на потерю въ 12,000 людей и нѣсколькихъ пушекъ, случившуюся въ сраженіяхъ, данныхъ съ 19-го по 21-е мая 1813 г. въ Лузаціи. Во время чтенія этихъ газетъ, графъ, какъ бывалый воинъ, замѣтилъ мнѣ, что Наполеонъ и тутъ впадалъ въ такія-же ошибки, какія ознаменовали его прошлогодній походъ, такъ какъ упорнымъ преслѣдованіемъ русскихъ и пруссаковъ, отступавшихъ въ совершенномъ порядкѣ съ многочисленною кавалеріею, онъ удалялся отъ своихъ подкрѣпленій, между тѣмъ какъ союзники сближались съ своими.
Вскорѣ послѣ полученія письма черниговскаго губернатора, я узналъ, что наши плѣнные выѣхали изъ Мглина. Я жалѣлъ, что не успѣлъ проститься съ ними, особенно съ честнымъ Бретономъ, съ которымъ я было сдружился. Но какъ-же я удивился, когда онъ внезапно является ко мнѣ и объявляетъ, что г. Рославецъ испросилъ для него у черниговскаго губернатора позволеніе остаться при немъ, такъ какъ онъ, Бретонъ, по болѣзни, не въ состоянія слѣдовать за плѣнными. Итакъ, мы двое только изъ плѣнныхъ оставались въ Мглинскомъ уѣздѣ. Съ Бретономъ пріѣхалъ и молодой Рославецъ. Графъ и дочь его приняли Бретона съ большимъ уваженіемъ, а какъ онъ былъ человѣкъ умный, то имъ понравилось и общество его. Когда рѣчь зашла о политикѣ, безъ которой не обходился ни одинъ разговоръ, Бретонъ выражалъ свое мнѣніе такъ сдержанно, что графъ не могъ не остаться доволенъ имъ, хотя, какъ русскій, онъ не скрывалъ своей ненависти къ Наполеону. Коснулись и пожара Москвы. Графъ слишкомъ хорошо былъ извѣщенъ о томъ, что происходило, чтобы обвинять въ пожарѣ французовъ, какъ вообще распространяли объ этомъ слухъ. Бретонъ говорилъ, что лично слышалъ, какъ Наполеонъ приказывалъ гвардіи отстаивать зданія отъ огня, и что безъ нихъ Воспитательный домъ, Кремль и много другихъ зданій сгорѣли-бы до тла, и еще болѣе спасли-бы, еслибъ пожарныя трубы не были раньше вывезены изъ Москвы. Однако, графъ не прощалъ Наполеону взрыва Кремля. По его мнѣнію, сожженіе Москвы было совершенно лишнею мѣрою противъ французовъ, потому что; они и безъ этого не могли-бы удержаться въ этой столицѣ. Онъ увѣрялъ, что виновникомъ этого возмутительнаго рѣшенія былъ губернаторъ Ростопчинъ; никогда не было ему дано на это согласія императоромъ Александромъ.
"Мой братъ фельдмаршалъ {Графъ Иванъ Васильевичъ Гудовичъ (р. 1741 г., ум. 32-го янв. 1821 г.).}, говорилъ графъ, бывшій губернаторомъ въ Москвѣ до Ростопчина, увѣрялъ меня, что еслибъ онъ оставался начальникомъ города, то скорѣе наложилъ-бы на себя руки, нежели допустилъ-бы до такого посягательства на цѣлость столицы, каковому дѣянію постыдно давать названіе патріотизма".
Разговоръ былъ прерванъ пріѣздомъ гостей. Пріѣхала помѣщица сосѣдней деревни, госпожа Туманская, съ двумя дочерьми, хорошенькими дѣвушками, съ голубыми глазами и черноволосыми, въ щегольскихъ туалетахъ. Онѣ были радушно приняты графомъ, и какъ дѣло было передъ обѣдомъ, то и попросили ихъ къ столу. Послѣ кофе пошли гулять въ садъ, и мы послѣдовали за дамами въ бесѣдку, гдѣ обыкновенно пили вечерній чай. Между дамами завязался веселый разговоръ. Пріѣзжія дѣвицы были воспитанницы Смольнаго монастыря, въ Петербургѣ, гдѣ, судя по ихъ любезности и граціи, онѣ получили отличное воспитаніе. Молодой Рославецъ, изъ желанія быть любезнымъ, впадалъ въ смѣшныя выходки, которыя забавляли дѣвицъ и вызывали ихъ умныя возраженія. Замѣтивъ на дѣвицахъ модные кожаные пояса, съ изображеніемъ скачущаго казака, Рославецъ спросилъ ихъ -- любятъ-ли онѣ казаковъ? "Конечно, мы ихъ любимъ, отвѣчали онѣ, потому что они защищали свою родину. Сдѣлайтесь казакомъ, и мы васъ будемъ любить; въ настоящее время каждый русскій, тѣмъ болѣе молодой, долженъ служить своему государю; а тѣ, которые, подобно вамъ, остались подъ отцовскою кровлею, заслуживаютъ такого подарка: прялку и веретено, завернутыя въ зайчью шкурку". Молодой человѣкъ понялъ, что шутки хороши въ извѣстныхъ предѣлахъ, и потому оправдывалъ свое бездѣйствіе тѣмъ, что отецъ его еще находится на службѣ, а онъ, какъ сынъ, обязанъ оставаться при матери; но что онъ не дождется времени, когда ему позволено будетъ носить оружіе въ защиту своего отечества. Дѣвицы, разумѣется, похвалили его за это.
Я искалъ глазами нашего маіора Бретона, но онъ куда-то пропалъ. Разговоръ на тему защиты русскихъ отъ непріятеля продолжался, какъ вдругъ гдѣ-то недалеко раздался звукъ охотничьяго рога. Никто не понималъ, откуда эта музыка. Звуки очень явственно передавали извѣстную мнѣ охотничью арію изъ оперы: Генрихъ IV. Я подумалъ, что исполнитель какой-нибудь домашній музыкантъ, однако, графиня увѣряла, что такого въ ихъ домѣ нѣтъ. Молодой Рославецъ одинъ улыбкою своею доказывалъ, что музыкантъ ему извѣстенъ, хотя онъ тоже притворялся удивленнымъ. Любопытство заставило дамъ идти по направленію звуковъ, и что-же? Музыкантомъ, скрывавшимся за рощею, оказался Бретонъ. Я тѣмъ болѣе былъ удивленъ этому открытію, что никогда, съ тѣхъ поръ, что я его зналъ, онъ не говорилъ о своемъ талантѣ. Онъ досталъ себѣ этотъ рогъ во время пребыванія своего въ домѣ Рославца, а намъ хотѣлъ сдѣлать пріятный сюрпризъ. Дамы попросили его повторить балладу. Музыка эта вызвала и графа изъ кабинета. Вскорѣ потомъ все общество возвратилось въ комнаты. Дамы перешли на половину графини, а мы остались съ графомъ. Разговоръ зашелъ о дѣвицахъ Туманскихъ. Бретонъ увѣрялъ, что онъ рѣдко встрѣчалъ во Франціи такихъ умныхъ, милыхъ и образованныхъ дѣвушекъ; онѣ говорили на четырехъ языкахъ и знали музыку.
Графъ разсказалъ намъ, что дѣвицы эти -- дочери умершаго статскаго совѣтника, а вдова его владѣетъ небольшимъ помѣстьемъ по сосѣдству. Этому Туманекому Павломъ I поручено было везти въ ссылку въ Сибирь извѣстнаго нѣмецкаго писателя Коцебу, автора "Ненависти къ людямъ и Раскаянія" и другихъ сочиненій. Туманскій обходился съ несчастною жертвою суровости к причудливости этого государя какъ прилично благородному человѣку. Потомъ, когда императоръ убѣдился въ несправедливости этой ссылки, тому-же Туманскому было поручено привезти его оттуда. "Въ настоящее время", прибавилъ графъ, "Коцебу принимаетъ дѣятельное участіе въ составленіи манифестовъ и дипломатическихъ нотъ въ кабинетѣ императора Александра. Но представленію Коцебу, помнящаго великодушное обращеніе съ нимъ Туманскаго, послѣдній былъ награжденъ чиномъ и дочери его опредѣлены на казенный счетъ въ императорскій институтъ (Смольный монастырь). Отецъ ихъ умеръ два года тому, оставивъ; очень посредственное состояніе, такъ что для молоденькихъ дѣвицъ; до сихъ поръ еще не представлялись случаи выйти замужъ".
На другой день гости хотѣли было ѣхать домой, но графъ и графиня упросили ихъ остаться, и такимъ образомъ мы провели съ ними еще нѣсколько пріятныхъ дней. Время проходило въ музыкѣ и въ прогулкахъ.
По отъѣздѣ гостей, въ домѣ водворилась тишина, но время проходило безъ скуки. Я любилъ слушать графа, когда онъ разсказывалъ о турецкомъ походѣ, въ которомъ онъ участвовалъ, и; анекдоты объ императрицѣ Екатеринѣ II, при которой онъ служилъ пажемъ.
Въ концѣ іюля 1813 г. газеты извѣстили, что маршалъ Даву и генералъ Вандомъ, 30-го мая, снова заняли городъ Гамбургъ, очищенный 12-го марта; 1-го іюня генералъ Лористонъ завладѣлъ Бреславлемъ, а 4-го заключено въ Плешвицѣ перемиріе между Наполеономъ и союзниками. По мнѣнію графа, это перемиріе могло только повредить Наполеону, хотя съ другой стороны оно было; ему необходимо, чтобы имѣть время вызвать изъ Франціи подкрѣпленіе настолько значительное, насколько можно было-бы съ помощью его вознаградить свои потери, да еще прибавить новыя завоеванія. Впрочемъ, и силы союзниковъ огромны. Вся Германія возстала, рейнская конфедерація отпадаетъ: народъ сильно возбужденъ въ Голландіи, Швеціи, Тиролѣ и Италіи, и Велингтонъ беретъ верхъ въ южной Франціи. Изъ всѣхъ этихъ сообщеній надобно было заключить, что въ будущемъ предстоятъ большія; несчастія. Эта мысль не давала мнѣ покоя, несмотря на безмятежную деревенскую жизнь, которую я велъ въ домѣ графа.
Однажды графиня предупредила меня, что черезъ недѣлю она будетъ праздновать имянины отца. Къ этому дню соберутся многіе родные и большое общество знакомыхъ, а какъ домъ не достаточно просторенъ, то на дворѣ разобьютъ военную палатку, бывавшую въ походахъ съ ея отцомъ. Ей хотѣлось для этого дня убрать столовую, и я вызвался помочь ей. Я предложилъ ей, такъ какъ пора была самая лѣтняя, убрать залу гирляндами живыхъ цвѣтовъ, которыми графскій садъ былъ полонъ. Наканунѣ имянинъ мы съ графинею занялись этимъ дѣломъ, когда графъ уже удалился въ свои комнаты. Было уже поздно, когда мы, съ помощью: слугъ, окончили развѣшиваніе гирляндъ и вѣнковъ, и въ это-же время подъѣхали дочь и зять графа, Маркевичи, съ сыномъ двѣнадцати лѣтъ. Съ ними пріѣхали еще двѣ родственницы. Графиня обрадовалась имъ, но не будила отца. Подали ужинъ и затѣмъ всѣ улеглись спать.
На другое утро я присоединился къ членамъ семейства для принесенія поздравленій графу. Это была трогательная сцена, такъ какъ дѣти его обожали и онъ былъ нѣжнѣйшимъ для нихъ отцомъ. Я познакомился съ г. Маркевичемъ, Андреемъ Ивановичемъ, предводителемъ дворянства Прилукскаго уѣзда, Полтавской губерніи. Это былъ мужчина тридцати пяти лѣтъ, обыкновеннаго роста, съ благородною физіономіею. Графиня представила меня его женѣ, не красавицѣ, но очень пріятной и любезной дамѣ. Ихъ сынокъ говорилъ изрядно по-французски и, повидимому, былъ очень любознателенъ, потому что не выпускалъ изъ рукъ книги. Обѣ родственницы были молоденькія дѣвицы, одну звали Софьей Маркевичъ, другую Маріей (Машенькой) Аграновичъ. Обѣ были брюнетки, только первая была умнѣе. Къ полудню наѣхало много сосѣдей, изъ нихъ нѣкоторые очень богатые люди. Я запомнилъ нѣсколько фамилій: два брата Покореніе, Ляшкевичъ, Савицкій, Соколовскій, Губчицъ, Рославецъ (три семейства), господа Скорупа. Словомъ, наѣхало до 60 человѣкъ. Все это общество, несмотря на нѣкоторую пестроту, отличалось хорошимъ тономъ.
Въ одно время съ Рославцами и Туманскими пріѣхалъ и капитанъ Бретонъ. Я весьма былъ радъ видѣть господъ Скорупа, которымъ я столько обязанъ; они жалѣли о моемъ отсутствіи изъ ихъ дома и просили меня навѣстить ихъ. Въ столовой всѣ любовались ея убранствомъ. Между прочимъ, отличался огромный вензель графа, составленный изъ васильковъ, что соотвѣтствовало и самому имени графа: Василій. Графиня и волоса свои убрала васильками, что очень было ей къ лицу. За обѣдомъ играла музыка. Здѣсь, не такъ какъ у г. Ширяя, общество не раздѣляли; никакія несогласія; учтивости и любезности были искренни: не было такихъ группъ, гдѣ въ однѣхъ острили-бы насчетъ другихъ, возбуждая досаду и гнѣвъ.
Послѣ обѣда гуляли, покуда музыка не подала знака къ балу.
Всѣ воротились въ домъ и начались танцы: кадрили, котильоны, мазурки, и я провальсировалъ съ графинею, которая совѣтовала мнѣ тоже ангажировать дѣвицу Маркевичъ и представила меня ей. Валъ продолжался до свѣта. Гости разъѣхались весьма довольные оказаннымъ имъ пріемомъ.
На другой день оставались только Бретонъ съ молодымъ Рославцемъ, семейство Туманскихъ, да семейство Маркевичъ. Они оставались нѣсколько дней, и время проведено было очень пріятно въ веселой бесѣдѣ и музыкѣ. Когда Маркевичи уѣзжали, графиня вызвалась проводить ихъ верстъ двадцать пять и, взявъ съ собою компаньонку, просила позволеніе у отца отпустить и меня. Мнѣ случилось ѣхать въ обществѣ дѣвицъ Маркевичъ и Аграновичъ, которыя умною и любезною бесѣдою своею заставили меня забыть долгую дорогу. Онѣ говорили мнѣ, что мы ѣдемъ въ село Ивановку, имѣніе графа Петра Гудовича, гдѣ находился большой господскій домъ {Графъ Петръ Вае. Гудовичъ служилъ Дѣйств. статск. совѣтникомъ.}. Въ этомъ самомъ домѣ насъ приняла полная, красивая нѣмка, женщина, которую графъ содержалъ и сдѣлалъ хозяйкою дома. Она повела насъ черезъ богатыя комнаты въ египетскую залу, такъ названную по отдѣлкѣ и убранству въ египетскомъ вкусѣ: тутъ были картины, изображавшія пирамиды, были сфинксы, и подъ ними іероглифическія надписи. Вскорѣ по входѣ нашемъ, раздалась музыка. Намъ подали чай на серебряномъ сервизѣ. Я обратилъ вниманіе на лежавшій передъ нами большой серебряный подносъ съ гербомъ, изображавшимъ три стрѣлы и надъ ними корону. Это не былъ гербъ семейства Гудовичъ, такъ какъ ихъ гербъ: разрушенная крѣпость и литера А (т. е. Анапа), былъ мнѣ знакомъ. Я спросилъ графиню, что значатъ эти стрѣлы, на что она отвѣчала мнѣ вполголоса и съ видимымъ отвращеніемъ, что это гербъ семейства Голинскихъ, того, что Петръ Гудовичъ ограбилъ во время своей экспедиціи въ Польшу. Г. Маркевичъ предложилъ мнѣ осмотрѣть съ нимъ весь домъ. {Гербъ графовъ Гудовичевыхъ описанъ въ Общемъ Росс. Гербовникѣ (ч. IV, No 8, и ч. IX, No 4), см. въ Россійской Родословной книгѣ, И. В. Долгорукаго. Спб. 1855г., ч. II, стр. 193. Упоминаніе Де-ла-Флиза о гербѣ Гудовичевыхъ не точно и не по то. Ред.}
Длинные и темные коридоры вели въ различныя, довольно богато меблированныя комнаты, украшенныя картинами и статуями. Все вмѣстѣ представляло нѣчто въ родѣ лабиринта, а нѣкоторыя комнаты едва освѣщались маленькимъ стрѣльчатымъ окномъ въ одно стекло. Казалось, архитекторъ этого зданія хотѣлъ соорудить подобіе средневѣковаго замка. Воротившись къ обществу въ садъ, мы осмотрѣли тамъ китайскій домикъ въ три крошечные этажа, выстроенный по образцу жилища мандарина, съ позолоченною кровлею и крылатымъ дракономъ на верхушкѣ. Всѣ комнатки были убраны въ китайскомъ вкусѣ. Потомъ насъ повели посмотрѣть роскошную русскую баню. Комнаты были вымощены бѣлымъ мраморомъ, стѣны выложены изразцами, а частью и сплошными зеркалами. Мы еще долго прогуливались по саду; случилось мнѣ зайти въ бесѣдку, куда дѣвицы Маркевичъ и Аграновичъ присѣли отдохнуть, и между нами зашелъ разговоръ, которому я подалъ поводъ, спросивъ у этихъ дѣвицъ, кто такая та красивая полная нѣмка, которая насъ приняла? Маркевичъ какъ будто затруднялась мнѣ отвѣтить и покраснѣла, но подруга ея очень развязно объяснила мнѣ, что эта дама дѣвица Шварцъ, экономка или смотрительница дома графа Петра Гудовича... Она прибавила, что женщины нѣмецкой расы вообще отличаются умѣньемъ вести хозяйство и особенно полезны какъ надзирательницы надъ прядильнымъ и ткацкимъ заведеніями, въ которыхъ работаютъ простые крестьяне и крестьянки. Она продолжала разсказывать, что дядя ея точно также отдаетъ справедливость и голландскимъ женщинамъ въ ихъ умѣньи вести ткацкое дѣло, и поэтому въ другой его деревнѣ, гдѣ ткутъ отличное столовое бѣлье, опредѣлена такая-же красавица голландка. Но графъ Петръ Вас. Гудовичъ, по словамъ моей собесѣдницы, нарочно держитъ обѣихъ женщинъ на дальнемъ разстояніи другъ отъ друга; онъ не хотѣлъ даже, чтобы онѣ знали другъ друга, иначе могла-бы возникнуть между ними зависть и повредить успѣху занятій, хотя графъ, какъ дѣятельный помѣщикъ, слѣдитъ за всѣмъ, что происходитъ въ его помѣстьяхъ, и для того постоянно живетъ одно время въ одной деревнѣ, потомъ въ другой. Словомъ, дѣвица Аграновичъ хотѣла меня увѣрить, что въ дѣйствіяхъ ея дяди нѣтъ ничего своеобразнаго, а просто онъ знатокъ и цѣнитель хорошаго ткацкаго производства.
Я не сдѣлалъ никакихъ замѣчаній на всю эту рѣчь, притворяясь убѣжденнымъ въ необыкновенныхъ достоинствахъ нѣмокъ и голландокъ. Дѣвица-же Маркевичъ, все время молчавшая, казалось была другаго мнѣнія, и нѣсколько разъ улыбалась наивностямъ родственницы. Послѣдняя не подозрѣвала, что она вполнѣ утвердила меня въ мнѣніи о ея дядѣ, какъ о человѣкѣ безъ чести и безъ совѣсти, пренебрегающемъ общественнымъ мнѣніемъ и живущемъ открыто въ глазахъ всего уѣзда съ двумя красавицами, которыхъ тиранству подчинилъ цѣлое населеніе крестьянъ и крестьянокъ. Послѣ этого я узналъ о новой низости Петра Гудовича. Во время грабежа своего въ Польшѣ, онъ захватилъ самовольно двухъ плѣнныхъ, одного фламандца, другаго голландца, посадилъ ихъ въ своей Ивановкѣ въ тюрьму и заставилъ ихъ даромъ учить крестьянъ ткацкому дѣлу. И оба эти несчастные плѣнные остались-бы у него въ вѣчной кабалѣ, такъ какъ графъ тихонько перевелъ ихъ въ другую деревню, еслибъ они не были отысканы, благодаря тщательному розыску предводителя Скорупы.
Долго оставались мы при лунномъ свѣтѣ въ саду, пока не позвали насъ ужинать. Столъ былъ накрытъ въ залѣ, убранной по турецки, и все время играла музыка. Экономка очень старалась угодить своимъ гостямъ. На другое утро рано гости стали разъѣзжаться.
Когда мы подъѣзжали къ нашему дому, мы увидали графа Bac. Вас. Гудовича, который шелъ на встрѣчу дочери; мы вышли изъ экипажа и дошли до дому пѣшкомъ. Графъ сообщилъ мнѣ, что перемиріе продлится до 10-го августа 1813 г., а въ петербургскомъ журналѣ я прочелъ, что уполномоченные Пруссіи, Австріи и Россіи 12-го іюля положили ограничить имперію Наполеона Рейномъ и Альпами. Но чего я не прочелъ въ газетахъ, а сообщено мнѣ было графомъ, это странное извѣстіе, что генералъ Моро, бѣжавшій, въ іюнѣ 1804 г., въ Америку, послѣ приговора его къ ссылкѣ, былъ нынѣ вызванъ оттуда Берна дотомъ для содѣйствія союзникамъ въ операціяхъ противъ Наполеона, и прибылъ уже въ Швецію. Когда графъ прочелъ, что Наполеонъ не согласился на ограниченіе своей имперіи, то онъ очень порицалъ его за это, потому что, принявъ условія Пражскаго конгресса, Наполеонъ чрезъ это удалилъ-бы отъ Европы новыя бѣдствія; но допуская себя жертвовать безъ оглядки и безъ мѣры своими огромными средствами, какъ и свѣжимъ молодымъ войскомъ, Наполеонъ доказываетъ, что у него на умѣ одинъ лишь личный разсчетъ, хотя-бы изъ-за этого гибла вся Франція.
Августъ мѣсяцъ 1813 г., былъ на исходѣ; поля были сжаты и хлѣбъ убранъ въ амбары, урожай оказался обильный. Крестьяне находили въ этомъ случаѣ оправданіе старинной поговорки, что земля, вспаханная мечемъ, плодоносна.
Въ одно воскресенье графиня (Варвара Вас. Гудовичъ) собралась ѣхать въ гости къ Покорскимъ, сосѣдямъ ихъ; для этого она пригласила дѣвицъ Туманскихъ, пославъ за ними, и предложила и мнѣ ѣхать, къ чему склонилъ меня и графъ. Дамы сѣли въ карету, а я слѣдовалъ за ними въ коляскѣ. Сперва мы заѣхали къ брату того помѣщика, куда собственно направлялась графиня.
Этотъ Покореній, очень богатый человѣкъ, былъ мужчина 40 лѣтъ, провинціялъ съ простоватыми манерами, смотрѣвшій на меня свысока, хотя я и былъ представленъ ему графинею. Жена его, почти однихъ лѣтъ съ нимъ, довольно дурная собою, корчила барыню, тогда какъ въ ней не проявлялось ничего благороднаго. У нихъ была куча маленькихъ дѣтей, очень шумливыхъ и дурно воспитанныхъ, да цѣлая арава комнатныхъ собачекъ. Графинѣ В. В. Гудовичъ хозяева оказывали подобострастную учтивость. Здѣсь мы должны были отобѣдать, а ночевать у брата Покорскаго, такъ какъ на другой день жена послѣдняго была имянниница. Впрочемъ, замѣтила мнѣ графиня, оба брата живутъ въ такой враждѣ другъ съ другомъ, что уже лѣтъ двадцать прекратили между собой всякія сношенія.
Домъ Покорена то имѣлъ только одинъ этажъ, но ни снаружи, ни внутри не отличался никакимъ изяществомъ; мебель была самая простая. Въ гостиной надъ диваномъ, на который посадили графиню и дѣвицъ Туманскихъ, висѣлъ портретъ императора Павла I во весь ростъ; а по сторонамъ этого портрета висѣли двѣ гравюры, изображавшія одна видъ Везувія, другая видъ Этны. Это положеніе портрета между двухъ вулкановъ, сосѣдство которыхъ, казалось, пугало его, имѣло въ себѣ нѣчто аллегорическое. Но хозяинъ, какъ недальняго ума человѣкъ, конечно, не имѣлъ въ мысляхъ ничего подобнаго; онъ даже не догадывался, что такою выставкою онъ обнаруживалъ недостатокъ политическаго чутья.
Замѣтивъ, что я осматриваю эти картины, хотя онъ сказалъ мнѣ, что у него въ другой комнатѣ есть гравюры, которыя стоитъ мнѣ посмотрѣть, и я замѣтилъ, что онъ очень желалъ мнѣ ихъ показать,-- онъ повелъ меня въ эту комнату и съ холодною усмѣшкою представилъ мнѣ цѣлый рядъ раскрашенныхъ карикатуръ, развѣшанныхъ на стѣнахъ. Въ серединѣ висѣло плохое изображеніе покорителя Измаила и Праги, генералъ-аншефа Суворова, въ генеральскомъ мундирѣ и орденахъ и съ волосами въ безпорядкѣ, точно онъ присутствовалъ при сценахъ ужаса, происходившихъ въ Турціи и Польшѣ. Все остальное были карикатуры на французовъ. Хозяинъ чуть не прыгалъ отъ удовольствія, что привелось ему показать ихъ кровному французу, а онъ ненавидѣлъ нашу націю, и даже, какъ увѣрялъ, гнушался говорить на нашемъ языкѣ. Однако, опасаясь, чтобы я не понялъ смысла нѣкоторыхъ карикатуръ, онъ употреблялъ французскія слова для моего уразумѣнія, и каждое объясненіе сопровождалъ шумнымъ и глупымъ смѣхомъ, крайне обиднымъ. Я не могъ отвѣчать ему иначе, какъ пренебреженіемъ къ его дурачеству; тѣмъ не менѣе я съ любопытствомъ разсматривалъ карикатуры. Между ними было много такихъ, которыя лишены были всякаго смысла, доказывая только ненависть къ націи. Другія-же, напротивъ, были мѣтки до жестокости {Вѣроятно, то были карикатуры знаменитаго Теребенева. Ред.}. Это была картина всѣхъ бѣдствій московскаго отступленія, и до того вѣрная въ самомъ преувеличеніи, что она представляла уже не вымыселъ, а горькую дѣйствительность И эти сцены, вмѣсто жалости, возбуждали дикій хохотъ въ русскомъ помѣщикѣ.
Большая часть этихъ карикатуръ представляли Наполеона въ презрѣнномъ, униженномъ, подавленномъ видѣ. Одна изображала статую славы въ маскѣ, носившей черты Наполеона, въ одной рукѣ она держала у рта длинную трубу, въ другой лавровые вѣнки. Передъ этой статуею, на грудѣ человѣческихъ костей и череповъ, стоялъ русскій гренадеръ и концомъ штыка приподымалъ маску, а изъ-подъ нея выглядывало безобразное лице демона. Съ правой стороны русскій крестьянинъ, стоя на кучѣ снѣгу, засыпалъ имъ внутренность трубы, а слѣва казакъ нагайкою сшибалъ съ вѣнковъ листья, оставляя одни голые прутья.
Другая карикатура изображала дьявола съ хвостомъ и рогами, держащаго Наполеона въ видѣ младенца въ пеленкахъ, съ трехцвѣтною лентою, къ концу которой прикрѣплена была звѣзда почетнаго легіона: дьяволъ убаюкивалъ его, говоря: "вотъ сынъ мой возлюбленный: на него возлагаю всю мою надежду".
На третьей: король Мюратъ, вице-король Евгеній, маршалы Мармонъ, Ней и Макдональдъ стояли по горло въ снѣгу, почтительно спрашивая Наполеона, что прикажетъ онъ сказать въ бюллетенѣ?-- "Скажите, отвѣчалъ онъ, что мы находимся теперь на зимнихъ квартирахъ".
Еще одна представляла Наполеона за азбукою съ сынкомъ его, королемъ римскимъ. Онъ показывалъ ему буквы, и дитя, по поводу Пражскаго конгресса, говорило: "Папа, A, B, C, (abaissé -- т. е. униженъ), Папа Е, Д (cédez -- т. е. уступи)". Но всѣхъ не перечтешь.
Хозяинъ дома въ восторгѣ, что успѣлъ показать мнѣ свою коллекцію, повелъ меня въ другую комнату, гдѣ у него развѣшаны были портреты собакъ, любимыхъ его животныхъ, и между ними портретъ сына Наполеона. Въ этомъ случаѣ Покореній показалъ себя подлѣе и лукавѣе, нежели въ мысли поставить упомянутый выше портретъ между двумя вулканами. Я отошелъ съ отвращеніемъ. Покореній повелъ меня снова въ гостиную и, обращаясь къ графинѣ В. В. Гудовичъ, съ громкимъ смѣхомъ разсказалъ ей объ удовольствіи, которое онъ мнѣ доставилъ созерцаніемъ его музея. Однако, графиня, сколько я могъ понять, приняла эти шутки серіозно и говорила, что еслибъ она знала, что гостя ея отца ожидаютъ здѣсь грубости, то она прямо направила-бы меня мимо его дома, къ брату его, Покорскаго. Хозяинъ, озадаченный, сталъ извиняться передъ нею, цѣлуя ей руки.
Тутъ позвали къ обѣду, который былъ очень простъ; вина замѣняли домашняго приготовленія напитки (наливки). Видно было, что хозяинъ столько-же скупой, сколько отсталый въ образованности, несмотря на большое состояніе. Разговоръ за обѣдомъ вертѣлся около пошлыхъ предметовъ, и я все время молчалъ. Вскорѣ послѣ обѣда мы уѣхали. Терезъ часъ мы были у старшаго Покорскаго.
Этотъ господинъ нисколько не походилъ на своего брата. Онъ и жена его были внимательны ко мнѣ. Они недавно только поселились въ деревнѣ, проживъ нѣсколько лѣтъ въ Петербургѣ; оба были образованы и вполнѣ приличны. Домъ ихъ не отличался роскошью, но не было замѣтно и скупости. Хозяйка и графиня, какъ и дѣвицы Ту майскія, повидимому, были очень дружны. Покуда онѣ уходили на половину хозяйки смотрѣть работы въ пяльцахъ, которыми занимались молодыя служанки, я оставался съ хозяиномъ, двумя молодыми офицерами, его родственниками, и двумя гувернерами дѣтей. Немного погодя, входить въ комнату старикъ лѣтъ шестидесяти, въ придворномъ, вышитомъ серебромъ, кафтанѣ; я вообразилъ, что это важная особа, и поклонился ему, привставъ съ мѣста; однако, кромѣ меня, никто не оказалъ ему этой чести. Важною походкою старикъ подошелъ ко мнѣ и, взявъ меня за руку, отвѣсилъ мнѣ низкій поклонъ; я отвѣчалъ ему тѣмъ-же; онъ просилъ меня не безпокоиться, и, сѣвъ подлѣ меня, заговорилъ на непонятномъ языкѣ, примѣшивая къ нему нелѣпыя французскія слова. Я не зналъ, что ему сказать, какъ замѣтилъ, что собесѣдники мои улыбаются моему смущенію. Вдругъ старикъ вскакиваетъ со стула, дѣлаетъ нѣсколько прыжковъ и громкимъ голосомъ запѣваетъ пѣтухомъ, потомъ мычитъ какъ корова и ржетъ какъ лошадь. Я принялъ его за помѣшаннаго, но г. Покореній поспѣшилъ мнѣ объяснить, что старикъ этотъ -- домашній шутъ, принадлежавшій еще отцу его, такъ какъ по старому еще обычаю во многихъ домахъ держатъ шутовъ, одѣвая ихъ въ вычурное платье и позволяя имъ дѣлать разныя дурачества. За чаемъ шутъ обращался къ каждому отдѣльно съ какими-нибудь забавными выходками, возбуждая смѣхъ общества, но я не могъ понять того, что онъ говорилъ. За ужиномъ шутъ снова явился, но уже въ другомъ костюмѣ, въ старинномъ генеральскомъ, въ которомъ онъ очень былъ смѣшенъ; онъ ходилъ, вокругъ стола, отпуская дамамъ любезности и подражая минѣ и манерамъ нѣкоторыхъ изъ знакомыхъ дому, между прочимъ, и брату хозяина дома, чѣмъ онъ очень смѣшилъ общество.
Мы выѣхали отъ Покорскихъ ночью; впереди насъ двое людей ѣхали верхами, держа въ рукѣ по длинной палкѣ, съ зажженною паклею, насмоленною и намотанною на концѣ, и освѣщали намъ дорогу.
Осень была дождливая и нѣсколько времени нельзя было никуда выѣхать; по причинѣ дурнаго состоянія дорогъ и къ намъ никто не показывался. Я постоянно находился въ обществѣ графа Василія Гудовича; мы говорили съ нимъ о политикѣ и усердно читали газеты. Наступали важныя событія, долженствовавшія измѣнить все положеніе Европы. Зато ужъ мы съ графомъ съ нетерпѣніемъ поджидали новыхъ извѣстій и, не смотря на то, когда они приходили изъ Петербурга, оказывалось, что евреи уже ранѣе разгласили ихъ въ краѣ черезъ свою секретную полицію.
Въ началѣ сентября 1813 г. до насъ дошло извѣстіе, что Наполеонъ положительно отвергъ миръ и перемиріе кончилось. Графъ заключалъ изъ этого о началѣ ожесточенной войны. Французская армія, по словамъ газетъ, была раздѣлена на четырнадцать корпусовъ, состоявшихъ изъ французовъ, италіанцевъ, нѣмцевъ % поляковъ, всего числомъ 280,000 человѣкъ, но изъ нихъ половину составляли рекруты, не бывавшіе еще въ огнѣ. Австрія оффиціально объявила свое присоединеніе къ союзу Россіи и Пруссіи. Россія, Австрія, Пруссія и Швеція вмѣстѣ выставили войско въ 520,000 человѣкъ.
Графъ изумлялся, что, несмотря на это превосходство непріятеля, Наполеонъ упорно держался своей позиціи въ Дрезденѣ и намѣревался дать сраженіе на Эльбѣ. Въ с.-петербургскомъ журналѣ я прочелъ прокламацію шведскаго наслѣднаго принца, генералиссимуса сѣверной арміи, объявленную близь Берлина. Она такъ меня поразила, что я списалъ съ нея копію.
Спустя восемь дней послѣ этой прокламаціи, Берна дотъ превосходными силами своими разбилъ маршала Удино, взялъ у него въ плѣнъ 15,000 человѣкъ и 20 пушекъ. Въ сраженіи подъ Дрезденомъ, 26-го -- 27-го августа, Наполеонъ съ 100,000 человѣкъ взялъ въ плѣнъ 20,000 австрійцевъ, отнялъ 20 пушекъ и огромный обозъ. Тѣмъ не менѣе, это дѣло, выказавшее храбрость французовъ и искусство маршаловъ Гувіонъ Сенъ-Сиръ, Мортье и Виктора въ результатѣ не принесло никакой пользы побѣдителю, напротивъ, это торжество укрѣпило его въ его колоссальныхъ идеяхъ. Еще одинъ случай содѣйствовалъ другому успѣху Наполеона. Вызванный изъ Новаго Свѣта генералъ Моро, прибывъ въ главную квартиру союзниковъ въ Прагѣ, склонилъ ихъ къ нападенію на Дрезденъ, взятіемъ котораго Наполеону нанесенъ былъ-бы послѣдній ударъ. Между тѣмъ, въ то время, какъ Моро разговаривалъ съ императоромъ Александромъ подлѣ прусской батареи, ядро оторвало ему обѣ ноги; побѣда осталась за Наполеономъ. Маршалъ Макдональдъ, отступая отъ границъ Силезіи, былъ настигнутъ и разбитъ генераломъ Блюхеромъ, потерялъ отъ 10 до 12 тысячъ людей и часть своей артиллеріи, отнятой непріятелемъ. 30-го августа, генералъ Вандамъ, во главѣ значительнаго корпуса, преслѣдуя непріятельскую дивизію, зашелъ слишкомъ далеко въ Богемскія ущелья, близь Кульма, и былъ окруженъ и взятъ въ плѣнъ съ 12,000 человѣкъ. Всѣ приведенныя мною извѣстія доказывали, что Наполеонъ упрямствомъ своимъ и потерями приближался къ гибели.
Что-же ожидало насъ, доблестныхъ французовъ! Эти мысли отравляли жизнь мою. Графъ Гудовичъ увѣрялъ, что Наполеону нечего болѣе ожидать, и полагалъ, что миръ можетъ состояться только по взятіи Парижа; но мнѣ казалось невѣроятнымъ вступленіе непріятеля во Францію. Русскіе были убѣждены, что Парижъ будетъ взятъ союзниками, и смѣялись надъ моимъ сомнѣніемъ. Графъ и графиня Гудовичи, видя мое безпокойство, утѣшали меня, говоря, что я могу оставаться въ Россіи, гдѣ я гораздо безопаснѣе, нежели во Франціи, угрожаемой большими переворотами. Изъ признательности къ нимъ, не могу умолчать о тѣхъ знакахъ дружбы и расположенія, которые они мнѣ оказывали.
Я какъ-то сказалъ разъ, что намѣренъ купить себѣ бѣлья, какъ спустя нѣсколько времени, воротясь къ себѣ, нашелъ въ комнатѣ большой сундукъ съ ключемъ у замка и полный бѣлья. Добрая графиня сама потрудилась велѣть изготовить его своимъ служанкамъ. Я былъ весьма тронутъ этимъ вниманіемъ и благодарилъ, какъ умѣлъ. Около того-же времени, я замѣтилъ, что графъ ежедневно наблюдаетъ за починкою коляски (въ имѣніи его были мастеровые всякаго рода), а когда она была готова, онъ велѣлъ запречь въ нее четверку лошадей, и все это подарилъ мнѣ. Всего чувствительнѣе для меня была деликатность графа и графини Гудовичъ въ такихъ случаяхъ щедрости.
Въ половинѣ октября (1813 г.) случилось происшествіе, огорчившее графа и графиню и дающее понятіе о мщеніи русскихъ крестьянъ надъ господами, когда эти обращаются съ ними жестоко.
Сосѣдній помѣщикъ Лашкевичъ, фамилію котораго я упомянулъ при описаніи именинъ графа, былъ человѣкъ очень богатый, обладалъ тысячью крестьянъ, но былъ безъ всякаго образованія и скупой. Жена его, рожденная Дунина-Борковская, была, напротивъ, характера благороднаго и любима графинею Гудовичъ. Лашкевичъ жестоко обращался съ своими людьми и заставлялъ иныхъ крестьянъ работать въ полѣ съ цѣпями на ногахъ. Они и порѣшили отдѣлаться отъ своего господина. Поваръ, кучеръ и камердинеръ сговорились между собою и въ соучастницы взяли горничную госпожи. Лашкевичъ имѣлъ обыкновеніе послѣ обѣда отдыхать. Жена его, въ назначенный заговорщиками день, велѣла при себѣ варить варенье, въ небольшомъ отдѣльномъ домикѣ въ саду, не близко отъ жилаго дома, Надобно было удержать ее тутъ подольше, чтобы дать время совершиться преступленію, и съ этою цѣлью горничная графини замедляла варку, подливая въ варенье воды; но хозяйка примѣтила это и разбранила горничную, нисколько не подозрѣвая цѣли этого дѣйствія. Лашкевичъ строилъ церковь и въ домѣ его писали образа для иконостаса, причемъ онъ очень любилъ смотрѣть на работу живописца. Въ эту мастерскую надобно было проходить черезъ столярную, къ потолку которой, посредствомъ веревокъ, привѣшаны были массивные бруски дерева. Эти-то бруски заговорщики намѣревались спустить на голову своего барина, въ ту минуту, какъ онъ станетъ проходить; но какъ они замѣшкались, а Лашкевичъ успѣлъ пройти безъ вреда, то положили поджидать его возвращенія въ спальню; они пошли за нимъ, бросились на него, стали душить подушкою и бритвою порѣзали ему горло. Положивъ бритву ему въ руку, убійцы заперли снутри дверь на крючекъ, потомъ снаружи закрыли ставни и ушли. Когда-же Лашкевичъ возвратилась въ домъ, она удивилась, что мужъ ея еще не всталъ, тогда какъ она-же еще замѣшкалась за вареньемъ. Было 5 часовъ, время чая. Она приказала разбудить мужа. Ей пришли сказать, что дверь заперта снутри; когда-же открыли наружныя ставни, увидали убитаго на постели въ крови и съ бритвою въ рукѣ. Полиція произвела слѣдствіе и было рѣшено, что помѣщикъ лишился жизни самоубійствомъ. Трупъ схоронили въ нолѣ, безъ всякихъ церковныхъ обрядовъ. При первомъ извѣстіи объ этомъ несчастій, графъ Гудовичъ поручилъ дочери навѣстить вдову и пригласить ее на время къ нимъ. Съ нею пріѣхала и ея горничная, варившая варенье.
Спустя недѣлю, въ мѣстную харчевню пріѣхалъ секретно изъ Мглина полицейскій офицеръ. Онъ приказалъ схватить горничную и посадить ее въ тюрьму. Г-жа Лашкевичъ не понимала, куда дѣвалась ея горничная, какъ, спустя нѣсколько дней, ей объявили, что мужъ ея умеръ не своею смертью, но былъ зарѣзанъ ея людьми. Преступленіе это открылось такимъ образомъ. Убійцы сидѣли въ деревенскомъ кабачкѣ и заговорили о смерти своего барина; одинъ изъ нихъ при этомъ напомнилъ пословицу, что лучше убить змѣю, чѣмъ дать ей укусить насъ, а слышавшій эти слова бывшій тутъ человѣкъ побѣжалъ объявить о томъ мглинскому протопопу, этотъ далъ знать полиціи -- и убійцъ арестовали. Всѣ они, спрошенные отдѣльно, сознались въ своемъ преступленіи. Тогда прибылъ архіепископъ и, велѣвъ вырыть тѣло Лашкевича, съ большою церемоніею похоронилъ его въ склепѣ его церкви. Убійцъ наказали кнутомъ и сослали въ Сибирь.
Въ послѣднихъ числахъ ноября 1813 г. наступила зима, но не такая суровая, какъ прошлогодняя. Было не болѣе 18-ти градусовъ мороза; снѣгу тоже было не слишкомъ много, такъ что установилась отличная санная дорога. Коляску мою поставили на полозья, и въ ней я дѣлалъ частые визиты маіору Бретону.
Всѣ извѣстія отъ сентября и октября мѣсяцевъ были печальны для насъ. Въ половинѣ ноября 1813 г. получили извѣстіе о лейпцигскомъ сраженіи и о вступленіи союзниковъ въ городъ. Отступленіе французской арміи происходило въ порядкѣ, какъ случилось неожиданное происшествіе: взорвало мостъ черезъ Эльбу и отрѣзало сообщеніе,-- войскомъ овладѣла паника. Цѣлыя тысячи французовъ были взяты въ плѣнъ или утонули; тутъ-же утонулъ и князь Понятовскій. Генералы Ренье и Лористонъ были взяты въ плѣнъ. Потери въ этотъ день и въ слѣдующій были неисчислимы. Мы съ Бретономъ погоревали обо всѣхъ этихъ несчастіяхъ, обвиняя Наполеона въ ослѣпленіи и упрямствѣ.
Подошло Рождество. Колокольный звонъ деревянной церкви возвѣстилъ о праздникѣ. Графъ и графиня отправились ко всенощной, и я послѣдовалъ за ними. Кромѣ того, сюда съѣхались и сосѣди. Послѣ службы, насъ ожидалъ дома постный ужинъ, состоявшій изъ всякаго рода рыбы, наловленной за нѣсколько дней передъ тѣмъ въ рѣкѣ подъ льдомъ. Пока мы сидѣли за столомъ, на дворѣ дѣти славили пѣснями Рождество Христа.