ГЛАВА I. День платежа
Въ числѣ своихъ многочисленныхъ недостатковъ, Джекъ Гилль не имѣлъ привычки вставать рано. Что можетъ быть несноснѣе человѣка гордящагося такою привычкой. Что можетъ быть обиднѣе самодовольнаго вида съ которымъ онъ врывается въ нашу комнату и восклицаетъ: Боже мой, еще не вставалъ! въ особенности когда знаешь что въ три часа онъ будетъ хлопать глазами какъ сова, и будетъ уже храпѣть когда другіе только что начнутъ жить. Когда онъ начинаетъ свое оскорбительное повѣствованіе о томъ что онъ успѣлъ сдѣлать съ тѣхъ поръ какъ всталъ, сколько миль онъ прошелъ, и т. д., я замѣчаю ему что куры и свиньи встали еще раньше, и такъ какъ мнѣ обыкновенно удается осадить его такимъ аргументомъ, то я остаюсь при моемъ мнѣніи о цѣнѣ того что онъ сдѣлалъ и сдѣлаетъ въ продолженіи дня.
Когда просыпаешься хорошо выспавшись и узнаешь что еще можно полежать, постель славное, спокойное мѣсто. Я положительно убѣжденъ что въ постелѣ зародилось болѣе великодушныхъ мыслей, побѣждено болѣе эгоистическихъ побужденій, принято болѣе добрыхъ намѣреній, исправлено болѣе ошибочныхъ идей, чѣмъ на скамьяхъ, предъ какою бы каѳедрой онѣ ни стояли. Какое благородное чувство покоя и безграничнаго человѣколюбія овладѣваетъ человѣкомъ когда проснувшись и взглянувъ на часы, въ ожиданіи что уже восемь, онъ узнаетъ что еще только шесть. Еще два часа съ тобою, о безмолвная совѣтница! О, пріютъ спокойнаго размышленія!! О, постель!!! Ты не нуждаешься въ эпитетахъ для объясненія твоихъ заслугъ, твоей прелести. Я преклоняюсь предъ тѣмъ отставнымъ офицеромъ который приказывалъ будить себя въ то время когда бьютъ первою зорю, чтобы повернуться на другой бокъ и имѣть удовольствіе остаться въ постели. Да будутъ прокляты всѣ первыя и другія зори, всѣ первые и другіе звонки, и всѣ прочія адскія изобрѣтенія отрывающія разумное существо отъ разумнаго наслажденія ПОСТЕЛЬЮ (прописными любезный наборщикъ).
На другое утро послѣ бала мистрисъ Виллертонъ, Джекъ Гилль лежалъ въ постелѣ не съ адомъ музыки въ ушахъ, какъ другіе, не съ блескомъ свѣта въ глазахъ, и не съ тѣмъ особеннымъ шумомъ въ головѣ который, происходитъ, по его мнѣнію, отъ салата ихъ морскихъ раковъ (но никакъ не отъ шампанскаго); онъ лежалъ съ мыслями о величавой и кроткой мери Эйльвардъ, и о счастливой Констанціи Конвей въ ея первомъ бальномъ нарядѣ, и былъ вполнѣ доволенъ собою за принятое намѣреніе искать и впередъ ихъ общества. Онъ удивлялся что не могъ видѣть умственнымъ взоромъ двухъ дѣвушекъ порознь одну отъ другой. Одна какъ бы сдѣлалась средой, воздухомъ, свѣтомъ окружавшими другую. Чрезъ Мери Эйльвардъ, очищаясь и укрѣпляясь на пути, его мысли стремились къ блѣдной дѣвушкѣ съ вывихнутою рукой, которая была такъ грустна и потомъ такъ развеселилась когда замѣтила участіе къ себѣ. Его преслѣдовали ея большіе, блестящіе глаза, то не по-дѣтски серіозные, то сіяющіе болѣе чѣмъ ребяческою радостью. Его удивлялъ ея странный выборъ темъ для разговора. Онъ пришелъ къ заключенію что она странная, необыкновенно странная дѣвушка, и началъ думать о ней снова.
Итакъ наступилъ наконецъ день платежа, день въ который Джеку предстояло отдѣлаться отъ всѣхъ мелкихъ долговъ, о которыхъ онъ началъ думать съ отвращеніемъ, а было время когда возня съ кредиторами только забавляла его; день, въ который ему предстояло заплатить лучшей сторонѣ самого себя долгъ о которомъ онъ давно не вспоминалъ.
Онъ собралъ свои счеты, разсматривалъ ихъ, съ наслажденіемъ сознавая себя за серіознымъ занятіемъ, подвелъ итогъ и узналъ что тридцатью двумя фунтами съ половиной можно удовлетворитъ всѣ мелочныя, но настоятельныя требованія. Портныхъ и другихъ терпѣливыхъ ремесленниковъ можно отложить до слѣдующей четверти. Такимъ образомъ отъ ожидаемыхъ пятидесяти у него останется семнадцать съ половиной фунтовъ на слѣдующіе три мѣсяца и "чортъ возьми!" прибавилъ онъ вполголоса, "съ тѣмъ что я буду пріобрѣтать своими трудами, положимъ хоть по два фунта въ недѣлю, можно прожить отлично; если же я буду выплачивать изъ слѣдующихъ двухъ четвертей по тридцати фунтовъ, то черезъ полгода я буду свободнымъ человѣкомъ". Онъ уже чувствовалъ себя свободнымъ человѣкомъ одѣваясь. Молодой, умный, энергичный, вдобавокъ здоровый, съ небольшимъ, но вѣрнымъ доходомъ,-- чего же ему было бояться?
Ровно въ три часа вошелъ мистеръ Блиссетъ съ большимъ конвертомъ въ рукахъ. Вопреки своимъ благимъ намѣреніямъ, Джекъ взглянулъ на конвертъ съ отвращеніемъ.
"Опять упреки и наставленія", подумалъ онъ. Джекъ готовъ былъ слушать сколько угодно совѣты милой Джертруды Клеръ или своего стараго друга Блексема, но проповѣди Джебеза Стендринга были ему ужасно непріятны.
Джекъ не былъ другомъ Блиссета, онъ зналъ о немъ слишкомъ много, но будучи въ хорошемъ расположеніи духа, онъ раскупорилъ для гостя свою послѣднюю бутылку хереса, далъ ему сигару, и когда тотъ усѣлся, спросилъ весело:
-- Ну, Блиссетъ, гдѣ же деньги?
-- Мнѣ поручили передать вамъ только это письмо, сказалъ Блиссетъ, протягивая большой конвертъ.
-- Не шутите, Блиссетъ. Вы сами знаете что всегда приносите мнѣ пятьдесятъ фунтовъ.
-- Да, когда мнѣ поручаютъ передать ихъ вамъ.
-- Можетъ-быть деньги въ письмѣ, сказалъ Джекъ, взявъ опять конвертъ, который онъ уже отложилъ было по обыкновенію въ сторону.
-- Распечатайте и посмотрите, отвѣчалъ посланный Джебеза Стендринга. Я отдалъ его вамъ, какъ его отдали мнѣ. Съ этими словами, онъ принялся за вино, какъ человѣкъ сдѣлавшій свое дѣло и вполнѣ заслуживавшій награду.
Джекъ разорвалъ конвертъ дрожавшими пальцами, и вынулъ большой листъ синей бумаги, покрытый строчками и цифрами, написанными мелкимъ неразборчивымъ почеркомъ, и письмо отъ Джебеза Стендринга, но денегъ не было.
Болѣзненный ознобъ охватилъ Джека. Ему тотчасъ же пришло въ голову что его обманули, но правда была такъ же далеко отъ него какъ Норвегія отъ Тимбукту.
-- Перестаньте наслаждаться, Блиссетъ, сказалъ онъ.-- Я не расположенъ кутить.
-- Я тоже не расположенъ, отвѣчалъ Блиссетъ, вставъ.-- У меня есть лѣта поважнѣе чѣмъ болтать тутъ съ вами.
-- Но деньги, мои деньги, мои дивиденды или что бы то ни было, началъ Джекъ блѣднѣя.
-- Если вы хотите знать о положеніи вашихъ дѣлъ, то прочтите письмо вашего повѣреннаго. Я не повѣренный вашъ и не опекунъ! Что пользы разговаривать со мной? сказалъ Блиссетъ.
Джекъ прочелъ письмо. Прочелъ! Твердо написанныя слова рисовались предъ его глазами, насмѣхались надъ нимъ, строчки переплетались въ узлы! Прошло болѣе получаса послѣ ухода Блиссета прежде чѣмъ онъ понялъ значеніе письма.
Вотъ это письмо:
"Аустинъ-Фрайарсъ.
"Мистеръ Джонъ Гилль!
"Сэръ, такъ какъ наши отношенія съ вами окончились вчера, то мы имѣемъ честь препроводить къ вамъ, чрезъ нашего повѣреннаго Блиссета, вашъ счетъ, который, надѣемся, вы найдете правильнымъ и удовлетворительнымъ.
"Вы увидите что по удержанію суммы въ 58 фун. (пятьдесятъ восемь фунтовъ), для окончательнаго разчета съ Гг. Спайсомъ и Коркеджемъ въ Оксфордѣ, по условію заключенному за васъ 21го сентября 1862 года, долгъ вашъ равняется девятнадцати шиллингамъ, четыремъ пенсамъ, которые мы желали бы получить лишь только вы найдете возможнымъ уплатить ихъ.
"Преданные вамъ
" pro Годдъ, Стендрингъ и Мастерсъ, Джебезь Стендрингъ."
Разгадка этого поразительнаго письма заключалась въ покрытомъ цифрами синемъ листѣ, но разобрать значеніе этихъ цифръ было для бѣднаго Джека то же самое что найти квадратуру круга или философскій камень. Онъ только понялъ что ничтожный долгъ въ девятнадцать шиллинговъ четыре пенса прибавился къ итогу его долговъ.
Джекъ дѣйствительно не расположенъ былъ шутить. Онъ положилъ письмо и счетъ въ карманъ и отправился за объясненіемъ въ Аустинъ-Фрайарсъ.
Онъ послалъ доложить о себѣ и услыхалъ въ отвѣтъ что мистеръ Стендрингъ приметъ его черезъ нѣсколько минутъ. Можетъ-быть Джекъ былъ несовсѣмъ неожиданный посѣтитель.
Стендрингъ значительно постарѣлъ съ тѣхъ поръ какъ мы видѣли его въ послѣдній разъ, когда онъ читалъ наставленія своему семейству по поводу проступковъ тогда презрѣнныхъ (потому что бѣдныхъ), теперь процвѣтающихъ Блексемовъ; но измѣнился ли онъ? Нѣтъ! Волосы его посѣдѣли, лицо стало блѣднѣе, исключая ярко-краснаго рубца (вѣчнаго упрека лорду Гильтону, нѣкогда Бертраму Эйльвардъ). Стендрингъ въ двадцать лѣтъ былъ холодный, разчетличный, безстрастный человѣкъ; въ шестьдесятъ восемь онъ сталъ еще холоднѣе, разчетливѣе, безстрастнѣе и только. Рана, послѣ которой остался рубецъ, повредила нервы, и съ тѣхъ поръ его лѣвая щека подергивалась, въ рѣдкія минуты когда онъ сердился или волновался. Она сильно подергивалась, а рубецъ сверкалъ какъ кровавая полоса на снѣгу, когда Джекъ Гилль развернулъ предъ нимъ письмо и спросилъ нѣсколько высокомѣрно: Что это значитъ?
-- Я надѣялся, возразилъ Стендрингъ, -- что посланный вамъ счетъ, тщательно составленный, послужитъ достаточнымъ объясненіемъ. Но вы можетъ-быть не понимаете счетовъ?
-- Такихъ какъ этотъ дѣйствительно не понимаю, мнѣ назначено двѣсти фунтовъ годоваго дохода, мистеръ Стендрингъ, и допустивъ что вы имѣете право взять пятьдесятъ восемь фунтовъ для уплаты оксфордскаго долга, и что я дѣйствительно долженъ вамъ тѣ шиллинги которые вы считаете за мной, я все же не понимаю для чего вы прислали мнѣ вашъ счетъ, и что означаютъ слова что наши отношенія окончились.
-- Наши отношенія окончились съ окончаніемъ вашего дохода.
-- Моего дохода?
-- Развѣ я объясняюсь неясно?
-- Еще бы; доходъ бываетъ пожизненный.
-- Да, иногда, но вашъ ограничивался извѣстнымъ срокомъ, который окончился вчера.
-- Такъ скажите, Бога ради, почему мнѣ этого не сказали заранѣе, воскликнулъ пораженный Джекъ.
-- Вамъ это повторяли много разъ въ продолженіи послѣднихъ двухъ лѣтъ и совѣтовали вамъ позаботиться о вашей будущности, избравъ себѣ какое-нибудь занятіе или службу, отвѣчалъ Стендрингъ самымъ холоднымъ и разчитаннымъ токомъ.
-- Никогда, никогда! воскликнулъ Джекъ.
Стендрингъ вмѣсто отвѣта свистнулъ въ трубку, служившую сообщеніемъ съ конторой клерковъ, и получивъ знакъ что его слушаютъ, сказалъ:
-- Принесите мнѣ мои письма къ мистеру Гиллю.
Совѣсть кольнула Джека.
-- Если вы хотите привести мнѣ въ доказательство ваши послѣднія письма, сказалъ онъ смущеннымъ голосомъ,-- я могу избавить васъ отъ лишняго труда. Признаюсь вамъ откровенно, я не читалъ ихъ.
-- Вы не читали моихъ писемъ, повторилъ пораженный Стендрингъ, и рубецъ его вспыхнулъ опять, и щека задергалась.-- Если я правильно понялъ васъ, молодой человѣкъ, вы не читали писемъ которыя я посылалъ вамъ каждую четверть года съ вашими деньгами?
-- Я читалъ нѣкоторыя изъ нихъ; до тѣхъ поръ пока они не возбудили во мнѣ отвращенія, отвѣчалъ Джекъ, глядя прямо въ лицо своему бывшему опекуну такимъ честнымъ, рѣшительнымъ взглядомъ, предъ которымъ холодные, сѣрые глаза старика опустились.-- Когда я былъ ребенкомъ, мистеръ Стендрингъ, вы заблагоразсудили предоставить меня моимъ наклонностямъ и предсказали что мои наклонности окажутся порочными, или по крайней мѣрѣ нечестными. Кто былъ бы виноватъ еслибы ваше предсказаніе оправдалось? Я вѣрю что вы заботились о моихъ деньгахъ; вы не могли поступитъ иначе. Но заботились ли вы обо мнѣ? Вы бросили меня на произволъ судьбы и писали мнѣ письма. Письма съ добрыми совѣтами? Нѣтъ! Карманный воришка въ рабочемъ домѣ возненавидѣлъ бы васъ за такія письма какія вы писали мнѣ, джентльмену по рожденію, воспитанному по вашему распоряженію среди джентльменовъ и обладающему чувствами джентльмена; я былъ хуже чѣмъ вы меня считаете, еслибы не имѣлъ ихъ. Понятно что я зажигалъ трубки вашими письмами, не читалъ ихъ, когда познакомился съ ихъ неизмѣннымъ содержаніемъ.
-- Имѣете вы сказать еще что-нибудь? спросилъ Джебезъ Стендрингъ.
-- Еще что-нибудь? Я не сказалъ еще ничего въ сравненіи съ тѣмъ что скажу, если вы не дадите мнѣ удовлетворительнаго объясненія на предыдущее.
И Джекъ, который, къ сожалѣнію, начиналъ терять терпѣніе, вещь необходимую въ спорѣ съ Стендрингомъ, ударилъ кулакомъ по столу, такъ что столъ затрещалъ.
-- Вы его получите, отвѣчалъ Стендрингъ, ни мало не смущенный.-- Обязанность заботиться о вашихъ дѣлахъ мнѣ навязали, мистеръ Гилль, я не искалъ ея. Ваша мать была родня моему семейству, но родня очень дальняя. Вашъ отецъ былъ знакомъ со мною, но не друженъ. Насъ никакъ нельзя было назвать друзьями. Онъ презиралъ систему по которой я былъ воспитанъ и воспитывалъ моего сына, и насмѣхался надо мной, когда въ одномъ случаѣ (при этихъ словахъ рубецъ вспыхнулъ) система оказалась неудовлетворительною, что можетъ случиться со всякою хорошею системой. По его теоріи, мальчику надо дать полную свободу между мальчиками, а молодому человѣку между молодыми людьми, чтобъ онъ могъ сдѣлаться, какъ выражался вашъ отецъ, порядочнымъ человѣкомъ. Какъ обязанъ я былъ поступить съ его сыномъ, когда мнѣ его поручили? Воспитать его по системѣ которую презиралъ его отецъ? Нѣтъ. Послѣ упорной борьбы съ совѣстью, я пришелъ къ убѣжденію что какъ человѣкъ замѣнившій вамъ отца, я обязанъ дать вамъ такое воспитаніе какое далъ бы вамъ отецъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ христіанинъ, я считалъ своею обязанностію предупреждать васъ объ опасностяхъ сопряженныхъ съ его системой воспитанія. И я исполнилъ обѣ обязанности, мистеръ Гилль. Теперь о вашемъ состояніи, продолжалъ онъ.-- По теоріи вашего отца, молодой человѣкъ получившій хорошее воспитаніе, -- подъ чѣмъ онъ разумѣлъ воспитаніе начатое въ общественной школѣ и оконченное въ университетѣ,-- получилъ все что ему нужно для дальнѣйшей жизни. Вы меня слушаете? Проценты съ вашего капитала, ввѣреннаго моему попеченію, не давали средствъ для такого дорогаго воспитанія. Потому я распорядился вашимъ капиталомъ такъ чтобы вы получали двѣсти фунтовъ ежегодно до извѣстнаго срока. Пока вы были въ школѣ, ежегодный расходъ на васъ не поглощалъ ежегоднаго дохода, и остатки я употреблялъ съ пользой для васъ. Еслибы вы были благоразумны, я могъ бы теперь отдать вамъ довольно значительную сумму. Въ Оксфордѣ вы не только тратили весь вашъ ежегодный доходъ, но еще надѣлали долговъ, которые превысили сумму образовавшуюся отъ остатковъ поежнихъ лѣтъ, и теперь вы мой должникъ, правда на ничтожную сумму, но все же итогъ противъ васъ. У меня хорошая память, мистеръ Гилль, и я не забылъ что годъ тому назадъ я писалъ вамъ и предупреждалъ васъ что, на сколько мнѣ извѣстно, ровно черезъ годъ вы будете нищимъ, и упрашивалъ васъ оставить безпечную, порочную жизнь, которую вы вели, къ моему сожалѣнію. Вы даже не прочли моего письма. Вамъ угодно было думать что у васъ есть капиталъ приносящій двѣсти фунтовъ ежегоднаго дохода. Потрудились ли вы когда-нибудь сообразить какой надо имѣть капиталъ чтобы получать столько процентовъ въ наше время? Считали ли долгомъ вникать въ свои дѣла? Я не разъ просилъ васъ объ этомъ, съ тѣхъ поръ какъ вы сдѣлались совершеннолѣтнимъ. Вы ни разу не удостоили меня отвѣтомъ. А теперь, послѣ того какъ вы такъ долго пренебрегали собственными интересами, умышленно отвергали совѣты и предостереженія вашего опекуна и промотали все что могли бы имѣть, теперь вы приходите ко мнѣ, возвышаете голосъ въ разговорѣ со мной,-- со мной, исполнившимъ тяжелую и неблагодарную обязанность безо всякаго вознагражденія, и требуете объясненій тономъ обиженнаго человѣка. Вы забываетесь, мистеръ Гилль.
Нѣтъ. Джекъ можетъ-быть забылся вначалѣ, но когда Джебезъ Стендрингъ высказалъ ему свое поразительно ясное и неопровержимое объясненіе, благородный Джекъ почувствовалъ что ему винить некого кромѣ себя. Онъ не забылся. Онъ всталъ и сказалъ:
-- Простите меня, мистеръ Стендрингъ. Я былъ несправедливъ къ вамъ. Дайте руку и забудьте прошлое.
Стендрингъ поклонился, но остался недвижимъ, и только щека его задергалась, такъ что казалось рана готова открыться.
-- Ну, какъ хотите, сказалъ Джекъ, огорченный отказомъ на свое дружеское предложеніе.-- Я былъ грубъ въ началѣ нашего свиданія, но и вы не были бы хладнокровны и вѣжливы, еслибы вамъ внезапно объявили что вы нищій. Прощайте, мистеръ Стендрингъ. Завтра вы получите ваши девятнадцать шиллинговъ четыре пенса.
Стендрингъ возвратился къ своей конторкѣ и началъ писать, но когда Джекъ вышелъ изъ комнаты, онъ бросилъ перо и проворчалъ сквозь зубы: "Вотъ теперь мы посмотримъ." Мужественный молодой человѣкъ, съ блестящими глазами, отправляющійся изъ Клементсъ-Инна въ Аустинъ-Фрайарсъ, навлекалъ на себя не совсѣмъ лестныя замѣчанія, когда прокладывалъ себѣ дорогу между пѣшеходами, какъ большой сильно брошенный шаръ прокладываетъ себѣ дорогу между кеглями. Отверженный молодой человѣкъ, возвращавшійся въ полусознательномъ состояніи изъ Аустинъ-Фрайарса въ Клементсъ-Иннъ, навлекъ на себя такія нелестныя замѣчанія: "Куда несется этотъ болванъ?" "Не можетъ посторониться, неучъ!" Джекъ, какъ человѣкъ послѣ тяжелаго паденія, чувствовалъ слабость во всемъ тѣлѣ и не могъ опредѣлить гдѣ у него болитъ сильнѣе. Но поднявшись на лѣстницу и увидавъ предъ своею дверью толпу кредиторовъ, онъ почувствовалъ сильную боль и узналъ гдѣ болитъ сильнѣе.
Съ минуту онъ колебался, но острая боль заставила его опомниться. Онъ былъ человѣкъ рѣшительный, и эта черта его характера не измѣнила ему въ критическую минуту.
-- Вы пришли раньше, чѣмъ я вамъ назначилъ, сказалъ онъ такъ весело, какъ только могъ.-- Подождите здѣсь пока я схожу размѣнять деньги.
Онъ вошелъ въ комнату, открылъ нѣсколько ящиковъ и шкатулокъ, вышелъ опять и заперъ за собою дверь.
Лица кредиторовъ вытянулись, когда онъ спускался съ лѣстницы. Исчезновеніе отъ кредиторовъ подъ предлогомъ что деньги не размѣнены было не новостью въ этой части города; мистеръ Бетсъ, лавочникъ, вспомнилъ о своемъ счетѣ за сливки и объявилъ что дѣло плохо.
Мрачный Макфенъ сѣлъ на верхнюю ступеньку и объявилъ что не сойдетъ съ мѣста пока не получитъ денегъ.
Молодой прикащикъ мистера Клампа сообщилъ что онъ знаетъ какъ поступить.
Мистрисъ Шлоушеръ, особа лѣтъ тридцати, пришедшая нѣсколько минутъ спустя послѣ ухода Джека, узнавъ о положеніи дѣлъ, воскликнула что это очень похоже на него (на Джека) и прибавила что-то о судѣ.
Остальные сдѣлали каждый свое замѣчаніе. Всѣ были согласны что ждать безполезно, всѣ совѣтовали другъ другу не терять даромъ времени, и всѣ продолжали ждать. Но они потеряли время не даромъ.
Джекъ вбѣжалъ на лѣстницу значительно повеселѣвъ, а звонъ золота и серебра въ его карманѣ показался музыкой его долготерпѣливымъ кредиторамъ. Онъ началъ вызывать ихъ въ свою комнату одного за другимъ и разчитывался съ ними, шутя съ каждымъ, по своему обыкновенію. Даже мрачный Макфенъ ушелъ отъ него довольный, ворча себѣ подъ носъ что "такіе господа какъ онъ (подразумѣвая Джека) всегда безпечны, но зла они не замышляютъ".
За этимъ занятіемъ застала Джека Полли Secunda, но она тотчасъ же удалилась въ спальню, гдѣ притворилась сильно занятою.
-- Ну, слава Богу что вы развязались съ ними наконецъ, мистеръ Гилль, сказала она, когда затворилась дверь за послѣднимъ удовлетвореннымъ кредиторомъ.-- У меня словно камень съ души свалился.
-- А у меня изъ кармана, Полли, засмѣялся Джекъ.-- Я думалъ, всходя на лѣстницу, что онъ у меня лопнетъ отъ тяжести моего богатства. Кстати, Полли, сдѣлаете одолженіе, пришейте эти пуговицы къ рукавамъ сорочекъ.
-- Пуговицы, мистеръ Гилль? Гдѣ же ваши прекрасныя золотыя запонки?
-- Золотыя запонки вздоръ, Полли; къ тому же одѣ царапаютъ руки и надоѣдаютъ ужасно. Мнѣ полюбились пуговицы, и именно пуговицы въ двѣ копейки дюжина. Если вы мнѣ ихъ не пришьете, я пришью самъ. Но дѣло въ томъ что я не привыкъ обращаться съ иголками и другими подобными опасными орудіями. Я могу нанести себѣ страшную рану въ большой палецъ, сейчасъ судорожное сжатіе челюстей, обморокъ, конвульсіи и смерть; полицейское слѣдствіе; статьи въ газетахъ; подозрѣніе падаетъ на Полли; судъ, и Полли Secunda приговорена къ смерти за предумышленное убійство; предсмертная рѣчь и исповѣдь Полли Секунды въ газетахъ. О, Полли! Неужели я доживу до того что куплю вашу предсмертную рѣчь и исповѣдь за пенни? Да, я и забылъ что я умру отъ судорожнаго сжатія челюстей и не буду знать что будетъ происходить послѣ моей смерти. Вотъ будетъ скука-то! Такъ пришьете вы мнѣ пуговицы, Полли, или нѣтъ?
Она обѣщала пришить, и Джекъ, набивъ трубку крѣпчайшимъ табакомъ, спросилъ который часъ.
Полли направилась къ двери спальни, сказавъ что пойдетъ взглянуть.
-- Идите, если хотите, Полли, но вы ничего не увидите, сказалъ Джекъ.
-- Развѣ они не идутъ, сударь?
-- Идутъ? Они ушли.
-- Какъ, опять въ починку! О, мистеръ Гилль, можно ли такъ ломать свои вещи.
-- Я не сломаю ихъ въ другой разъ, Полли, сказалъ Джекъ грустнымъ тономъ.-- Теперь ихъ будутъ беречь.
Понимаете ли вы почему Джекъ разлюбилъ золотыя запонки и принужденъ былъ спрашивать который часъ? Потому что его запонки, часы, цыпочка, кольца которыми онъ щеголялъ въ счастливые оксфордскіе дни, серебряный кубокъ, выигранный въ какой-то лотереѣ, словомъ, всѣ сколько-нибудь цѣнныя бездѣлушки были обращены въ деньги для удовлетворенія Макфена и компаніи. Нѣкій знаменитый алхимикъ въ Страндѣ, надъ дверью котораго красовался старинный гербъ Ломбардіи, обратилъ золото, серебро и драгоцѣнные камни въ прозаическіе фунты и шиллинги, сумма которыхъ равнялась пятой доли стоимости вещей. У Джека еще осталось пять фунтовъ для уплаты долга Ванъ-Вейну, и необходимость обдумать хорошенько свое положеніе.