Корнеліусъ Ванъ-Вейнъ былъ чинный маленькій джентльменъ, со всегда готовою чинною улыбочкой для всякаго встрѣчнаго, и деревянною наружностью; какой-то цивилизованный Пончъ, но вполнѣ свободный отъ пороковъ искажающихъ личность этого безпутнаго, ro веселаго малаго. Корнеліусъ былъ воплощенное приличіе, и такъ же мало способенъ броситься на полицейскаго или сдѣлать скандалъ на улицѣ, какъ показаться безъ перчатокъ въ Гайдъ-Паркѣ. Знаете ли вы какой видъ имѣютъ сапоги когда ихъ чистятъ на колодкѣ? Точно такой видъ имѣлъ и Ванъ-Вейнъ съ головы до ногъ. Вы не замѣтили бы на немъ ни одной морщинки. Его идеи были также выполированы и вычищены на самой модной колодкѣ.
Корнеліусъ былъ Ирландецъ, но сильнѣйшей обиды вы не могли ему нанести какъ назвавъ его Ирландцемъ. Литература доставляла ему хлѣбъ насущный, который онъ съѣдалъ притворяясь свѣтскимъ и праздношатающимся. Сынъ издателя провинціальной газеты, онъ имѣлъ случай ознакомиться съ техническою стороной печати, и самъ сдѣлался издателемъ литературнаго журнала и сотрудникомъ нѣсколькихъ редакцій, охотно принимавшихъ его услуги. Въ составленіи такъ-называемыхъ обозр ѣ ній Ванъ-Вейнъ былъ мастеръ. Онъ былъ также мастеръ спекулировать чужими мозгами. Не мало умныхъ статей о новыхъ книгахъ и театральныхъ піесахъ выманилъ онъ у Джека, и тщательно переписалъ и выдалъ за свои. Отсюда и происходила его готовность снабжать нашего повѣсу воротничками и пяти-фунтовыми билетами. Человѣкъ трудолюбивый, но не талантливый, онъ не скоро натягивалъ свои идеи на приличную колодку и не скоро вычищалъ ихъ для печати. Не малаго труда стоило ему также убѣдиться что колодка вполнѣ прилична. Онъ работалъ въ своей квартирѣ въ Клементсъ-Иннѣ часовъ до пяти, потомъ одѣвался, натягивалъ старую пару перчатокъ и проходилъ переулками въ Трафальгаръ-Скверъ, гдѣ ему чистили сапоги за пенни и гдѣ онъ замѣнялъ старыя перчатки свѣжими, принесенными въ карманѣ, и являлся въ свой Пелль-Мелльскій клубъ,-- не литературный,-- словно только-что вышелъ изъ какой-нибудь изящной квартиры этой части города.
Онъ пробилъ брешь въ наружныхъ укрѣпленіяхъ большаго свѣта тараномъ изъ бумаги. Его общественное положеніе было основано на бумагѣ. Визитными карточками которыя онъ раздавалъ въ продолженіи сезона можно бы было оклеить порядочную комнату. Онъ зарекомендовалъ себя въ обществѣ джентльменомъ тихимъ, безупречнымъ, всегда готовымъ услужить вдовамъ и бордюрнымъ цвѣткамъ, то-есть ждущимъ кавалеровъ дѣвицамъ; занять молодыхъ друзей изъ провинціи, принять по малѣйшему намеку приглашеніе на обѣдъ (на которомъ оставалось пустое мѣсто) или проводить кого-нибудь куда-нибудь, съ условіемъ чтобъ этотъ кто-нибудь былъ непремѣнно изъ числа высшихъ десяти тысячъ, а куда все равно. И большой свѣтъ не оставлялъ его безъ вознагражденія. Въ оперу, на балы и гулянья онъ являлся какъ нѣкоторые являются въ церковь, не потому чтобъ это ему нравилось, но потому что не мѣшаетъ иногда показываться въ такихъ мѣстахъ. Въ началѣ своего пребыванія въ Лондонѣ онъ иногда нѣсколько дней сряду отказывалъ себѣ въ обѣдѣ чтобъ имѣть возможность взять билетъ на цвѣточную выставку. Онъ велъ свои дѣла слишкомъ методично чтобы какой-нибудь типографщикъ могъ аттаковать его во время его великосвѣтскихъ экскурсій, но еслибъ одинъ изъ этихъ адскихъ созданій подошелъ къ нему въ Вестъ-Эндѣ и потребовалъ съ него долгъ, я не поручился бы, при всей кротости и благонамѣренности Корнеліуса, за жизнь смѣльчака.
На другой день послѣ дня платежа, Джекъ Гиллъ, съ руками въ карманахъ, съ коротенькою трубкой въ зубахъ и въ шляпѣ, вошелъ въ квартиру Ванъ-Вейна. Корнеліусъ встрѣтилъ гостя какъ министръ иностранныхъ дѣлъ встрѣчаетъ посланника. Джекъ, не снялъ шляпы, растянулся въ креслѣ и (о, ужасъ!) стряхнулъ пепелъ на тигровую шкуру разостланную предъ каминомъ.
-- Ну, другъ мой, я принесъ вамъ ваши пять фунтовъ, сказалъ Джекъ.-- Благодарю васъ. И онъ положилъ деньги на каминъ.
-- Мой милый мистеръ Гилль, возразилъ Корнеліусъ съ своею чинною улыбкой, -- я всегда радъ видѣть васъ, но неужели вы безпокоились изъ-за такого вздора?
-- Счеты дружбѣ не мѣшаютъ, отвѣчалъ Джекъ.
-- Правда, неоспоримая правда, сказалъ Ванъ-Вейнъ тономъ человѣка въ первый разъ услыхавшаго умный афоризмъ.-- Такъ вы были третьяго дня на балѣ у мистрисъ Виллертонъ?
-- Почемъ вы знаете?
-- Мой милый другъ, развѣ вы не видали что ваше имя напечатано въ Morning Post въ числѣ именъ другихъ гостей, отвѣчалъ торжественно Ванъ-Вейнъ. Онъ дорого далъ бы чтобъ увидать свое имя въ такомъ же аристократическомъ спискѣ, хотя бы оно стояло тамъ, какъ имя Джека, въ самомъ концѣ, непосредственно предъ и т. д. и т. д.
-- Я не читаю Morning Post, возразилъ Джекъ.
-- Возможно ли это! Не читаете Morning Post? Вы меня удивляете, мистеръ Гилль. Но скажите, мой милый другъ, и будьте увѣрены что это останется между нами, какъ вы достигли что ваше имя попало, въ списокъ? Просили вы дворецкаго, или какъ-нибудь иначе?
-- Просилъ дворецкаго? Я не видалъ дворецкаго, возразилъ пораженный Джекъ.
-- Не обижайтесь, другъ мой. Это обыкновенный -- я хочу сказать, это иногда дѣлается.
-- Какъ! Вы хотите сказать что джентльменъ способенъ поклоняться слугѣ чтобъ увидать свое емя въ газетѣ!
-- Но вѣдь это дѣлается ежедневно.
-- О, Боже, какое лакейство! воскликнулъ Джекъ.
Корнеліусъ усмѣхнулся.
-- Но какъ вы угадали что этотъ счастливый мистеръ Гилль -- я, а не кто-нибудь другой? спросилъ Джекъ, заглянувъ въ газету которую подалъ ему Ванъ-Вейнъ.
-- Моя прачка говорила мнѣ что вы приглашены.
-- Добрѣйшая Полли! Она добьется того что всѣ будутъ считать меня свѣтскимъ человѣкомъ вопреки моему желанію. Однако я пришелъ сюда не для того чтобы болтать о балахъ, Ванъ. Я пришелъ къ вамъ съ просьбой.
-- Вамъ стоитъ только сказать слово, другъ мой, чтобы ваше желаніе было исполнено.
-- Благодарю васъ. Вотъ въ чемъ дѣло. Вы знаете что я писалъ вамъ много различныхъ статей, и вы говорили что нѣкоторыя изъ нихъ хороши. Мнѣ надоѣла моя праздная жизнь, я хочу заняться чѣмъ-нибудь. Я намѣренъ вступить на литературное поприще, Ванъ-Вейнъ, и знаю что если вы захотите, то найдете мѣсто для моихъ статей.
-- Милый другъ мой (всякій встрѣчный былъ его милый другъ), вамъ стоитъ только присылать мнѣ ваши статьи, и чѣмъ чаще, тѣмъ лучше, отвѣчалъ необыкновенно ласково Ванъ-Вейнъ, и вставъ положилъ свою маленькую руку на плечо Джека.-- Не могу выразить вамъ какъ мнѣ пріятно слышать о вашемъ намѣреніи. Было бы въ высшей степени жаль еслибы вашъ талантъ пропадалъ для публики. Зная впередъ что вы можете сдѣлать, я говорю вамъ прямо что напечатаю все что бы вы ни прислали, а взамѣнъ прошу васъ исполнить одну незначительную просьбу.
-- Что такое?
-- Не говорите въ Вестъ-Эндѣ что вы знаете меня за литератора.
-- Почему?
-- Потому что у людей много предразсудковъ.
-- Такъ вы стыдитесь своей профессіи?
-- О нѣтъ, конечно нѣтъ! Какъ вы безразсудны, мой милый Гилль. Вы не хотите понять меня. Развѣ мы обязаны носить предъ собою вывѣски съ обозначеніемъ нашихъ профессій, какъ торговыя общества Сити на выходѣ лорда-мера? Отправляясь въ Вестъ-Эндъ, я смываю типографскія чернила съ своихъ рукъ.
-- Какъ вамъ угодно, отвѣчалъ Джекъ.-- Впередъ вамъ едва ли придется видѣть часто мое имя въ Morning Post.
Джекъ остался при своемъ мнѣніи о тщеславіи Ванъ-Вейна, но зная что въ такую минуту не слѣдуетъ ссориться съ нимъ, онъ промолчалъ.
-- Да, сезонъ подходитъ къ концу, сказалъ Ванъ-Вейнъ, не понявъ смысла отвѣта.-- Вы вѣроятно намѣрены уѣхать изъ Лондона.
-- Я сейчасъ сказалъ вамъ, Ванъ, что намѣренъ приняться за работу. Выбросьте разъ навсегда Morning Post, насколько она касается меня. Какъ добрый другъ вы обѣщали дать мнѣ работу, и намъ осталось только уговориться объ условіяхъ.
-- Объ условіяхъ?
-- Да, о фунтахъ, шиллингахъ и пенсахъ. Между нами сказать, я до сихъ поръ жилъ какъ дуракъ, и теперь нахожусь въ бѣдственномъ положеніи.
-- Съ пятью стами ежегоднаго дохода, спросилъ удивленный Ванъ.
-- У меня никогда не было болѣе двухъ сотъ, теперь же и этотъ доходъ прекратился,-- все равно какъ и почему. Я долженъ работать, Ванъ, чтобъ имѣть хлѣбъ, усиленно работать чтобы прибавлять къ нему сыръ.
-- Боже, что я слышу! Какъ жаль, о какъ жаль! воскликнулъ Корнеліусъ, не настолько впрочемъ взволнованный чтобы забыть взять съ камина и опустить въ карманъ деньги принесенныя Джекомъ.
-- Итакъ, продолжалъ Джекъ, -- я хочу получать плату за мою работу, и такую плату какой работа стоитъ, будто мы съ вами чужіе другъ другу.
-- Милый другъ мой, еслибъ это зависѣло отъ меня....
-- Еслибы что зависѣло отъ васъ?
-- Что? Платить вамъ за вашу работу, какъ вы говорите.
-- Развѣ вы не издатель Excelsior'а?
-- Издатель, конечно; но у меня уже сдѣланы условія съ сотрудниками.
-- Какъ же вы сказали что будете печатать мои статьи сколько бы я ихъ ни прислалъ?
-- Милый другъ мой, я думалъ что вы будете присылать ихъ.... ну, какъ прежде.
-- Изъ удовольствія видѣть ихъ въ печати?
-- Вы никогда не спрашивали платы, отвѣчалъ сконфуженный Ванъ-Вейнъ.-- Вы сами знаете что не спрашивали?
-- Довольно, Ванъ, сказалъ Джекъ, вставая.-- Я понимаю васъ. Я обманщикъ! Я ѣзжу на великосвѣтскіе балы, мое имя красуется въ Morning Post, и вмѣстѣ съ тѣмъ я прошу чтобы мнѣ дали возможность заработать нѣсколько фунтовъ своею головой. Пока я не нуждался въ деньгахъ, вы давали мнѣ работу; теперь, когда я бѣденъ, у васъ уже заключены условія съ сотрудниками.
-- Дорогой другъ мой, пожалуста не сердитесь, упрашивалъ Ванъ-Вейнъ.-- Я подумаю нельзя ли сдѣлать что-нибудь для васъ. Пришлите мнѣ какую-нибудь статью, не слишкомъ длинную конечно, и....
-- Нѣтъ, не безпокойтесь, Ванъ. Вы были добрымъ пріятелемъ когда.... ну, да все равно. Прощайте.
-- Останьтесь выпить стаканъ хересу.
-- Нѣтъ, благодарю васъ, Ванъ.
-- Жаль что вы не хотите остаться и.... и.... да! вспомнилъ наконецъ что мнѣ надо сказать вамъ, продолжалъ Ванъ-Вейнъ, обрадовавшись возможности перемѣнить разговоръ.-- Васъ не безпокоитъ несносная собачонка мистера Беквиса?
-- Конечно безпокоитъ.
-- Я право хочу пожаловаться. Она не дала мнѣ заснуть ни одной минуты прошлую ночь своимъ воемъ.
-- Вы знаете Беквиса?
-- Только по слухамъ. Онъ сотрудникъ Sat urday Censor, очень уменъ, очень трудолюбивъ и очень скупъ. Говорятъ что онъ иногда обѣдаетъ жареною селедкой, прибавилъ утонченный Корнеліусъ.
-- Можетъ-быть онъ бѣденъ.
-- Бѣденъ! Онъ сотрудникъ Quarterly Review, сотрудникъ Цензора и помогаетъ Флуррею. Флуррей не печатаетъ статей не одобренныхъ Беквисомъ. Онъ получаетъ вѣрныхъ шестьсотъ или восемьсотъ фунтовъ въ годъ.
-- Такъ онъ скряга, рѣшилъ Джекъ, закуривая трубку.-- Ну, прощайте, Ванъ, мы надѣнемъ намордникъ на его мордашку.
-- Послушайте, милый другъ, сказалъ Ванъ-Вейнъ, удерживая Джека за пуговицу сюртука, -- вы меня извините, не правда ли? Я человѣкъ практическій, и мнѣ хотѣлось бы....
-- Ну?
-- Мнѣ хотѣлось бы дать вамъ совѣтъ.
-- Совѣтъ! воскликнулъ Джекъ.-- У меня непочатая стопа этого матеріала, Ванъ. До сихъ поръ я извлекалъ изъ него мало пользы, но такъ и быть, давайте ватъ совѣтъ.
-- Дѣло въ томъ, милый другъ мой, началъ Ванъ-Вейнъ, запинаясь,-- что вы слишкомъ откровенны. Мнѣ, какъ старому другу, вы конечно могли сообщить о горестной перемѣнѣ въ вашей судьбѣ, но надѣюсь, другъ мой, что вы понимаете что этого нельзя сообщать постороннимъ, въ особенности если вы дѣйствительно нуждаетесь въ работѣ.
-- Почему же, чортъ возьми! Если люди не помогутъ мнѣ, когда я въ такомъ бѣдственномъ положеніи....
-- Какъ это похоже на васъ, мой милый другъ, прервалъ его Ванъ-Вейнъ.-- Ваши понятія,-- пожалуста извините меня,-- ваши понятія ужасно непрактичны. Развѣ вы не знаете что въ обществѣ всегда избѣгаютъ людей которые признаются откровенно въ своемъ бѣдственномъ положеніи? Послушайтесь моего совѣта, не говорите никому что вы лишились своего дохода. Нѣтъ никакой надобности объяснять почему вы рѣшились воспользоваться своимъ талантомъ; если же будутъ спрашивать, притворитесь что у васъ есть долги. Въ этомъ нѣтъ ничего дурнаго. Половина молодыхъ людей высшаго класса по уши въ долгахъ.
Джекъ могъ сказать что у него есть долги, безъ всякаго "притворства", и потому не возразилъ.
-- Не падайте духомъ, продолжалъ Ванъ-Вейнъ.-- Одѣвайтесь получше; согласитесь что вы одѣваетесь слишкомъ небрежно, мой милый другъ. Портные ждутъ, вы это знаете. Показывайтесь чаще въ хорошемъ обществѣ, и кто знаетъ, можетъ-быть получите хорошее мѣсто, или женитесь, или....
-- Буду выгнанъ какъ обманщикъ и негодяй, чѣмъ я и былъ бы еслибы послѣдовалъ вашему совѣту, воскликнулъ Джекъ, вспыхнувъ.-- Я просилъ у васъ работы, Ванъ, а вы дали мнѣ совѣтъ. Еслибы вы дали мнѣ работы, я вполнѣ оцѣнилъ бы вашу услугу. За совѣтъ я даже не поблагодарю васъ. Прощайте.
-- Боже, Боже, какой горячій сумасбродъ, проворчалъ ВанъБейнъ.-- Теперь онъ будетъ брать у меня взаймы что ни попало. Нѣтъ, пора, давно пора переѣхать поближе къ Вестъ-Энду. Такое сосѣдство не поведетъ къ добру. Окажи услугу подобнымъ людямъ, и о ни непремѣнно сядутъ тебѣ на шею.
Подъ услугой онъ подразумѣвалъ то что подписывалъ свое имя подъ статьями Джека.
Джекъ возвратился къ себѣ значительно упавъ духомъ.
Мы оставили его когда онъ началъ обдумывать свое положеніе, и тотъ кто знаетъ такихъ людей какъ Джекъ (Ихъ не мало) не удивится узнавъ что онъ началъ не съ начала. Джекъ помирился съ объясненіемъ Стендринга безъ вопросовъ, почти безъ ропота. Человѣкъ котораго внезапно сшибутъ съ ногъ на улицѣ не будетъ лежать въ грязи пока не сообразитъ какъ онъ очутился въ такомъ положеніи. Онъ встанетъ и поспѣшить домой чтобы снять грязное платье. Такъ поступилъ и Джекъ. Онъ въ полномъ смыслѣ слова былъ брошенъ на произволъ судьбы. Онъ не оборачивался чтобы взглянуть на пристань отъ которой отчалилъ, а поверхность по которой онъ плылъ была такъ неспокойна что онъ долженъ былъ сосредоточить все свое вниманіе на настоящемъ, и не видалъ опасныхъ подводныхъ скалъ и тучъ ожидавшихъ его въ открытомъ морѣ.
Первымъ препятствіемъ на его пути были кредиторы. Мы знаемъ какъ онъ отдѣлался отъ нихъ, и послѣ того имъ овладѣло пріятное чувство самодовольства. Онъ считалъ свой поступокъ въ высшей степени благороднымъ и самоотверженнымъ, и охотно осушилъ бы въ честь его бокалъ шампанскаго еслибъ оно у него было. Онъ, никогда не встрѣчавшій въ жизни препятствій и не преодолѣвавшій ихъ, никогда не отказывавшій себѣ въ исполненіи своего желанія, какъ бы безразсудно онъ ни было; никогда не боровшійся съ искушеніями и только-что избавившійся отъ критическаго положенія сравнительно малымъ пожертвованіемъ,-- могъ ли онъ опредѣлить вѣрно свое положеніе? Нѣтъ! Онъ взглянулъ на него поверхностно и опредѣлилъ его слѣдующими словами:
-- Ну, лѣнтяй, теперь волей или неволей тебѣ придется работать.
Ему даже не пришло въ голову что имѣть желаніе и способность работать не одно и то же что имѣть работу за которую платятъ деньги. Въ своихъ рецензіяхъ на новыя книги онъ часто смѣялся надъ выставленными въ романахъ случаями что молодые священники за хорошую проповѣдь вознаграждались богатыми приходами, что молодые неизвѣстные адвокаты защищали важныя судебныя дѣла, что молодые художники пріобрѣтали славу первыми картинами. Такіе случаи онъ называлъ противорѣчащими дѣйствительности. Но еслибы кто-нибудь сказалъ ему что его ожиданія основаны на незнаніи дѣйствительности, и не сбудутся такъ скоро какъ онъ предполагалъ, Джекъ не остался бы доволенъ такимъ замѣчаніемъ.
Свиданіе съ практическимъ Ванъ-Вейномъ открыло ему немножко глаза, и по мѣрѣ того какъ онъ переходилъ отъ издателя къ издателю, глаза его отрывались все шире и шире. Всѣ издатели уже имѣли достаточное число сотрудниковъ. Они обѣщали просмотрѣть все что онъ пришлетъ. Они не говорили этого прямо, но Джекъ понималъ что они хотѣли сказать -- "вы намъ не нужны. Мы не выгонимъ овцу изъ стада чтобы дать вамъ мѣсто. Вооружитесь терпѣніемъ и дождитесь своей очереди, какъ дѣлали другіе до васъ." Къ тому же никто не хотѣлъ вѣрить что онъ серіозно принялся за работу. Когда онъ сообщилъ свое намѣреніе помощнику издателя популярнаго журнала, этотъ джентльменъ воскликнулъ расхохотавшись: "Вотъ потѣха то! Джекъ Гилль намѣренъ серіозно работать. Ей Богу послѣ этого дикая зебра дастъ добровольно надѣть на себя сбрую."
И Джекъ не имѣлъ права жаловаться. Сколько разъ не исполнялъ онъ своихъ обѣщаній. Могъ ли онъ ожидать чтобы другіе повѣрили что онъ сдержитъ свое намѣреніе, когда онъ самъ не считалъ себя способнымъ на это, нѣсколько дней тому назадъ? Единственная надежда теперь была въ томъ что мистеръ Моссъ возьметъ его фарсъ для "Регентства". Это дало бы ему средства къ существованію въ ожиданіи лучшаго, но надежда скоро оказалась тщетною. Усердно потрудившись надъ фарсомъ и уже почти окончивъ его, Джекъ получилъ вѣжливое письмо отъ мистера Мосса, изъ Парижа, изъ котораго узналъ что мистеръ Моссъ, въ концѣ текущаго мѣсяца, продалъ театръ и всѣ его принадлежности миссъ Салли Спрингъ; по крайней мѣрѣ она будетъ считаться единственною содержательницей и директрисой. Миссъ Салли, какъ намъ извѣстно, не одобряла "классическихъ вещей", а фарсъ Джека, безъ сомнѣнія, принадлежалъ къ этой категоріи. Еще бы! Онъ осмѣлился пародировать Идиллію короля, но сдѣлалъ это такъ что Планше и бѣдный Франкъ Тальфуръ одобрили бы его пародію. Онъ превратилъ превосходную поэму въ шутку, но не вульгарную, а такъ какъ онъ и слышать не хотѣлъ о томъ чтобы заставить короля Артура протанцовать шумный танецъ, или отдать роль Вивьена Дженеверу, то миссъ Салли Спрингъ рѣшила что въ его фарсѣ толку мало.
Розовый свѣтъ при которомъ Джекъ началъ обдумывать свое положеніе исчезалъ быстро, и думать приходилось все серіознѣе и серіознѣе.
Мы видѣли что главною причиной (кромѣ внезапной перемѣны въ его положеніи) побуждавшею его измѣнить свою лѣнивую, праздную жизнь, было желаніе сдѣлаться достойнымъ общества хорошихъ женщинъ, прелесть котораго объяснила ему поѣздка въ Соутертонъ и совѣтъ доброй мистрисъ Клеръ. Въ первые дни надеждъ, и въ послѣдвавшее за ними время разочарованій и упадка духа, лица Мери Эйльвардъ и Констанціи Конвей вспоминались ему вмѣстѣ, какъ будто сквозя одно чрезъ другое. Иногда въ самомъ мрачномъ настроеніи духа онъ начиналъ внезапно улыбаться, вспомнивъ радость маленькой Конъ въ ея первомъ бальномъ нарядѣ или задумывался, удивляясь почему прежній грустный взглядъ появлялся такъ часто въ ея глазахъ во время прогулки въ Соутертонѣ въ тотъ день когда они поймали большую щуку.
Что онѣ теперь для него? Онъ узналъ изъ газетъ что отецъ Мери Эйльвардъ сдѣлался графомъ Гильтономъ. Онъ зналъ какъ воспользовался Фредъ Виллертонъ тѣмъ что онъ представилъ его миссъ Салли Спрингъ, и былъ увѣренъ что этимъ лишилъ себя возможности посѣщать домъ его матери, и видѣться съ Мери и Констанціей. Съ своими ничтожными двумя стами фунтовъ, онъ могъ легко сохранять внѣшность джентльмена и посѣщать общество въ которомъ могъ встрѣтиться съ ними. Но теперь! О, теперь объ этомъ и думать нечего! При всемъ стараніи онъ могъ быть только литературнымъ поденщикомъ или промышлять по-цыгански своими способностями. Облачко на его горизонтѣ, вначалѣ такое маленькое, превратилось въ грозную тучу затемнившую все небо. То чего ему хотѣлось не давалось вдругъ, и его непокорная воля возмутилась противъ всякаго труда, находя его безполезнымъ.
Въ припадкѣ отчаянія, онъ посѣтилъ опять бильярдную Блека, святилище Тодди Пресса и Баркера, и принялся опять за игру, за которую далъ себѣ зарокъ не приниматься. Много фунтовъ оставилъ онъ здѣсь въ дни юности, постигая тайны игры. Въ этотъ разъ были два или три новыхъ игрока, и онъ выигралъ въ два часа столько сколько при усиленной работѣ могъ бы выработать въ два дня, съ тѣмъ преимуществомъ человѣка въ его положеніи что выигранныя деньги были заплачены немедленно. Не надо было сидѣть пока статья будетъ прочитана, ссылки провѣрены и пока не выйдетъ нумеръ журнала. Разъ, два! шаръ въ лузѣ и ставка выиграна.
Съ головой немного отуманенною возліяніями въ честь его возвращенія въ старое пристанище и съ карманами наполненными серебромъ, Джекъ возвратился домой чтобы снова "обдумать свое положеніе" и въ этотъ разъ пришелъ къ слѣдующему заключенію:
-- Что пользы быть порядочнымъ человѣкомъ, когда все, кромѣ шаровъ, противъ меня? Шары не похожи на неблагодарныхъ Ванъ-Вейновъ, или недовѣрчивыхъ помощниковъ издателей. Съ ними я могу дѣлать что хочу.
И дѣйствительно онъ могъ дѣлать съ ними что хотѣлъ, до извѣстной степени. Но были другіе которые могли дѣлать то же самое и, надо прибавить, съ недобросовѣстностью, къ которой нашъ повѣса былъ не способенъ. Играя съ такими людьми какъ Баркеръ, Тодди Прейсъ и другіе, которые обратили игру въ свою профессію, нельзя было выиграть много, а отыскивать птенцовъ которыхъ можно ощипать, или ощипывать ихъ когда они кружатся вокругъ бильярда, напрашиваясь на операцію, Джекъ былъ тоже неспособенъ. Онъ даже навлекъ на себя сильное неудовольствіе мистера Баркера, сказавъ Фреду Виллертону что "глупо играть съ такими людьми изъ которыхъ самый неспособный можетъ свернуть ему голову." Мистеръ Баркеръ, только-что условившійся съ юнымъ джентльменомъ сыграть партію въ пирамиду, когда комната будетъ свободна, остался очень недоволенъ Джекомъ.
Какъ игроку, счастье также не повезло Джеку. Шары перестали слушаться, и часто случалось что отказавъ себѣ въ обѣдѣ чтобы сберечь нѣсколько денегъ къ вечеру, Джекъ ложился безъ ужина.
Замѣчательно что Стендрингъ, который не могъ имѣть знакомыхъ между посѣтителями Блека, потому что считалъ бильярдную преддверіемъ къ мѣсту котораго мы не назовемъ, Стендрингъ зналъ однако все что тамъ происходило и. не разъ повторялъ себѣ подъ носъ слова которыя онъ произнесъ когда Джекъ ушелъ отъ него нищимъ: "Вотъ теперь мы посмотримъ."
О, Джекъ, Джекъ! Никто не отказалъ бы ему въ физической энергіи, но еслибъ у него было поболѣе нравственнаго мужества. Еслибы случилось что-нибудь такое что заставило бы его опомниться; еслибы кто-нибудь зависѣлъ отъ него, или что-нибудь тронуло его ожесточившееся сердце и вызвало наружу таившіяся въ немъ силы! Слабаго прикосновенія было бы достаточно, но кто это сдѣлаетъ? А полныя упрека лица, преслѣдующія его во снѣ, становятся все туманнѣе и отдаленнѣе.