Клеркъ завѣдывавшій иностранною корреспонденціей гг. Годда, Стендринга и Мастерса, иначе говоря, Джебеза Стендринга, занималъ просторную комнату въ концѣ старомоднаго дома, стоявшаго надъ Темзой, недалеко отъ Адельфи. Маленькая желѣзная походная кровать, съ полдюжины странныхъ стульевъ и деревянный столъ покрытый яркою и богатою салфеткой, очень старый шкафъ, подъ грязною поверхностью котораго скрывалось можетъ-быть черное дерево, составляли убранство этой комнаты по отношенію къ необходимой мебели; но на стѣнахъ висѣли три или четыре акварельныя картины, которыя могли бы по цѣнности своей украсить кабинетъ какого-нибудь герцога, а открывъ грязный старый шкафъ, вы бы нашли тамъ около дюжины бутылокъ такого вина котораго бы хлебнулъ съ удовольствіемъ манчестерскій милліонеръ; тамъ же находился хрусталь, красота и блескъ котораго придали бы еще болѣе вкуса этому вину. Въ углу лежали въ безпорядочномъ изобиліи газеты, журналы, французскіе романы и афиши съ густою примѣсью пыли и паутины. Нѣсколько рѣдкихъ цвѣтущихъ растеній красовались на балконѣ, а посреди комнаты качалась перувіанская соломенная висячая циновка. Простыни простой маленькой кровати были изъ тончайшаго полотна, подушки изъ мягчайшаго пуха, а на хромой скамейкѣ, служившей ему уборнымъ столикомъ, виднѣлись духи и эссенціи, головныя щетки съ ручками изъ слоновой кости и тому подобные предметы, способные привести въ восторгъ обитателя великолѣпнѣйшей квартиры въ Ст.-Джемсѣ. Все что служило необходимымъ требованіямъ жизни было ветхо и бѣдно; все что говорило чувствамъ было, -- хотѣлъ было сказать хорошо, но вѣрнѣе будетъ сказать -- чувственно-красиво. Картины, несмотря на всю красоту свою, не могли бы найти мѣста въ дамской гостиной, то же можно было сказать и про девять изъ десяти книгъ въ желтой оберткѣ, валявшихся въ углу. Одинъ видъ висячей циновки напоминалъ о праздной и роскошной нѣгѣ; а оборванный коверъ, незавѣшанныя окна, грязный каминъ, общій видъ нежилаго безпорядка свидѣтельствовали что обитатель этой комнаты мало заботился обо всемъ остальномъ. Когда человѣкъ живетъ въ одной комнатѣ, вы легко можете опредѣлить характеръ его по тому что окружаетъ его.
Какъ иностранному корреспонденту Джебеза Стендринга, Абелю Блиссету было не трудно справляться съ дѣлами. Въ продолженіе трехъ, четырехъ дней, въ срединѣ и въ концѣ каждаго мѣсяца, когда отходила и приходила вестъ-индская почта (Стендрингъ имѣлъ преимущественно дѣло съ республиками Южной Америки), у него было много дѣла, и онъ дѣйствительно усидчиво работалъ. Въ остальное время онъ являлся въ контору въ полдень и оставлялъ ее въ два часа. Жалованье онъ получалъ хорошее и вполнѣ заслуживалъ каждую копѣйку его. Онъ жилъ самъ нѣкоторое время въ этихъ южно-американскихъ республикахъ, зналъ языкъ ихъ, изучалъ ихъ образъ жизни и запасся свѣдѣніями насчетъ ихъ общественной и коммерческой нравственности. Онъ избавилъ не разъ своего патрона отъ потери и долговъ. Не одну спекуляцію, оказавшуюся тысячнымъ дѣломъ, предложилъ онъ ему. Не одинъ нѣмецкій жидъ скрежеталъ по его милости зубами въ Лимѣ; не одинъ изъ властительныхъ гражданъ Колумбіи разражался тщетными и страшными проклятіями, когда приходила почта, и онъ убѣждался что и въ лондонскомъ торговомъ домѣ есть люди не хуже его знающіе какъ надо плутовать и надувать на биржѣ, и представляющіе ему всѣ его промахи, на кастильскомъ нарѣчіи, почище его собственнаго.
Абель Блиссетъ вполнѣ заслуживалъ свое жалованье, но онъ не покупалъ драгоцѣнныхъ картинъ и не пилъ бургундскаго вина изъ ослерскаго хрусталя на деньги получаемыя имъ отъ Джебеза Стендринга. Онъ обладалъ еще иными средствами. Подобно Улиссу, онъ видѣлъ много городовъ, и хотя перекатный камень не порастаетъ обыкновенно мхомъ, но онъ сумѣлъ пріобрѣсти себѣ обширное знакомство въ такъ-называемыхъ артистическихъ кругахъ,-- кругахъ имѣющихъ большую притягательную силу для всѣхъ праздныхъ и страстныхъ натуръ. Плохое товарищество не было въ числѣ недостатковъ Абеля Блиссета, и онъ такъ великодушно расплачивался въ Лондонѣ за гостепріимство оказанное ему въ чужихъ городахъ, что одно время не было представителя искусства, начиная съ джентльмена умѣющаго расхаживать по потолку и кончая примадонной готовящейся взять штурмомъ весь театръ и выдти замужъ за принца, который бы явился въ нашъ великій Вавилонъ безъ "рекомендаціи" къ ce cher Abel, el bono ragazzo Blisset, este perfitо caballerо Ingles el Senor Eblisit.
Теперь надо сказать что нѣтъ въ мірѣ созданій безпомощнѣе этихъ даровитыхъ существъ, являющихся въ нашъ туманный Лондонъ за нашими аплодисментами, нашими шиллингами и тысячами. Правда что они загребаютъ хорошія деньги отъ оперныхъ и другихъ театральныхъ директоровъ, но за то они должны дѣлить свою добычу съ каждою гарпіей и съ каждымъ негодяемъ которому только вздумается надуть ихъ, и со всей ватагой прихвостниковъ, безъ которыхъ, кажется, ни одинъ артистъ, какъ мужскаго, такъ и женскаго пола, не можетъ переѣхать черезъ море. Абель Блиссетъ становился между многими изъ этихъ знаменитыхъ иностранцевъ и людьми смотрѣвшими на нихъ какъ на свою прямую добычу; онъ писалъ ихъ контракты, вступалъ въ переговоры касательно ихъ приглашеній въ провинціи, нанималъ имъ квартиры, карегы и лошадей за сходныя цѣны, уговаривалъ, по ихъ порученію, сердитыхъ директоровъ и уговаривалъ въ свою очередь ихъ самихъ, по порученію сердитыхъ директоровъ, однимъ словомъ, былъ имъ полезенъ всевозможными способами за должное вознагражденіе. Должное вознагражденіе это не всегда принимало форму фунтовъ и шиллинговъ. Онъ любилъ деньги только за то что можно было купить на нихъ, и хотя мало на свѣтѣ достойныхъ вниманія вещей которыхъ нельзя добыть посредствомъ денегъ, есть тѣмъ не менѣе вещи которыя вы не найдете готовыми на выставкѣ въ магазинныхъ окнахъ, а Блиссетъ былъ слишкомъ лѣнивъ для того чтобъ идти разыскивать ихъ по всѣмъ рынкамъ. Онъ любилъ жить хорошо или, лучше сказать, жить широко и любилъ общество тѣхъ кто жилъ широко. Волненіе было для него жизнью и воздухомъ, хотя онъ никогда не позволялъ себѣ черезчуръ увлекаться имъ. Онъ былъ тщеславенъ и любилъ быть на виду. Будь онъ богатымъ человѣкомъ, онъ бы могъ пріобрѣсти все чего ему хотѣлось силой своего богатства; но будучи лишь торговымъ клеркомъ, онъ долженъ былъ добывать все это собственнымъ мозгомъ.
Итакъ, ce cher Блиссетъ имѣлъ свободный входъ во всѣ оперные и въ большинство другихъ театровъ, былъ желаннымъ гостемъ главныхъ пѣвицъ и танцовщицъ, и въ немъ сильно заискивали молодые аристократы и другіе вздыхавшіе по тѣмъ волшебнымъ кружкамъ къ которымъ онъ имѣлъ доступъ. Нерѣдко эти избранники рода человѣческаго думали: "кто собственно, чортъ его возьми, малый этотъ, пьющій ихъ вино, берущій у нихъ взаймы деньги, курящій ихъ сигары и ведущій себя притомъ такъ какъ будто онъ оказываетъ имъ всѣмъ этимъ большую честь?" Они знали что онъ былъ въ душѣ холоденъ, жестокъ и неразборчивъ; что они могли подкупить его на услуги на которыя ни за что не согласился бы человѣкъ одаренный хоть тѣнью самоуваженія; что не было такой проклятой норы въ Лондонѣ которая бы не была ему знакома; что онъ былъ развращенъ до мозга костей и потерялъ всякое сознаніе чести; имъ до этого не было дѣла. Онъ былъ полезенъ имъ, а они ему. Еслибъ они узнали что онъ проводитъ часть своего времени служа клеркомъ въ купеческой конторѣ, они бы бѣгали отъ него какъ отъ чумы.
Бобъ Берриджеръ проснулся съ сильною головною болью и съ такимъ чувствомъ какъ будто весь ротъ и все горло были у него выложены кроличьими шкурами, на утро послѣ обѣда въ Креморнѣ; но это не помѣшало ему отправиться сейчасъ же послѣ завтрака въ квартиру Блиссета, съ двадцатью фунтами въ карманѣ, долженствовавшими купить у него "тайну", которая составитъ его счастіе. Онъ нашелъ наружную дверь запертой, и сколько не стучалъ, не могъ добиться отвѣта. Другъ его читалъ въ постели французскій романъ и не желалъ чтобъ его безпокоили. Не смущенный этимъ, Бобъ воротился еще разъ въ пять часовъ и нашелъ своего вчерашняго покровителя одѣвающагося съ цѣлію ѣхать въ Ричмондъ съ нѣсколькими свѣтскими щеголями; и дѣйствительно почтовый фаэтонъ ожидалъ его на улицѣ. Пусть Бобъ явится въ другой разъ. Неужели онъ хочетъ приставать къ нему съ дѣлами и въ воскресенье. Нѣтъ; онъ просто удивляется Бобу.
Бобъ же, въ свою очередь, удивился ему, видя какъ онъ сѣлъ на главное мѣсто, взялъ возжи изъ рукъ грума и поѣхалъ въ щегольскомъ экипажѣ по направленію къ Пикадилли, совершенно какъ будто настоящій лордъ.
Сердце Боба упало нѣсколько при этомъ видѣ. Теперь, въ трезвомъ состояніи, онъ не возьметъ двадцати фунтовъ, размышлялъ онъ, вторично возвращаясь домой. Онъ потребуетъ пятьдесятъ или оставитъ тайну за собой. А пожалуй, онъ самъ ничего не знаетъ, и только прихвастнулъ мнѣ; но ему меня не перехитрить. Утѣшенный этою мыслію, Бобъ провелъ конецъ дня за письмами къ нѣкоторымъ несчастнымъ, которыхъ онъ "одолжилъ" небольшими займами за умѣренные проценты, отъ двадцати на сто и до сотни на сотню; проценты должны были уплачиваться еженедѣльно, и онъ сообщалъ имъ въ этихъ письмахъ что долженъ будетъ прибѣгнуть къ рѣшительнымъ мѣрамъ, если они не "устроютъ свое дѣло" къ слѣдующей субботѣ. Сочиненіе этихъ посланій доставляло большое наслажденіе Бобу, и онъ писалъ ихъ наклонивъ голову немного на бокъ и съ лукавымъ блескомъ въ своихъ злыхъ маленькихъ глазкахъ.
Слѣдующій день былъ хлопотливымъ днемъ для Поунса и Сакебри. Лѣтнія засѣданія должны были скоро начаться, и въ конторахъ нотаріусовъ было много дѣла; вслѣдствіе этого нашъ Бобъ былъ безпощадно прикованъ къ своему трехногому табурету почти до шести часовъ. Для Абеля Блиссета день этотъ былъ не труденъ, что касается до дѣлъ Джебеза Стендринга, ибо вестъ-индская почта была отправлена лишь на прошлой недѣлѣ, но несмотря на это, онъ не оставался празднымъ. Онъ пробылъ долгое время въ "Докторсъ Коммонсъ" и все перечитывалъ тамъ завѣщаніе лорда Гильтона, пока не выучилъ его почти наизусть. Закончивъ это дѣло, онъ возвратился домой и пообѣдалъ хлѣбомъ съ сыромъ и бургундскимъ. Наличный капиталъ его былъ доведенъ Креморнскимъ гостепріимствомъ до нѣсколькихъ полупенсовъ; но въ старомъ шкафу находился еще порядочный запасъ вина. Не разъ приходилось ему тратить выручку цѣлой недѣли для того чтобы доставить себѣ удовольствіе пожить одинъ день какъ подобало "джентльмену."
Вечеръ былъ жаркій и душный, и потому онъ скинулъ сюртукъ и жилетъ, бросился на цыновку, и только-что успѣлъ хорошенько раскурить прекрасный, серебряный "наргиле", какъ предъ нимъ явился Бобъ со шляпой на головѣ и съ руками заложенными въ карманы, насвистывая желаніе быть птичкой и стараясь придать себѣ видъ какъ будто бы онъ зашелъ сюда совершенно случайно.
-- Эіі, старый дружище! Наконецъ я засталъ васъ!-- сказалъ Бобъ.
-- А какого дьявола нужно вамъ отъ меня? возразилъ Блиссетъ, поворачиваясь на спину и пропуская сквозь ноздри длинную струю дыма.
-- Чего мнѣ нужно? Да я такъ зашелъ поболтать съ вами, старый пріятель, вотъ и все.
-- Не смѣйте называть меня "старымъ пріятелемъ" и снимите вашу шляпу! произнесъ Блиссетъ.-- Развѣ кто входитъ такимъ образомъ въ комнату джентльмена.
-- Нечего такъ важничать, мистеръ Блиссетъ! сказалъ Бобъ, немного смущенный этимъ пріемомъ, но тѣмъ не менѣе исполняя приказаніе.-- Гдѣ у васъ вѣшалка для шляпъ? Гдѣ крюкъ чтобы повѣсить ее? Вы видно не всегда разъѣзжаете въ фаэтонахъ.
Блиссетъ заскрипѣлъ зубами, но промолчалъ.
-- Какъ бы то ни было, я пришелъ сюда не за тѣмъ чтобы ссориться съ вами, продолжалъ Бобъ.-- Я пришелъ покончить дѣло задуманное нами въ Креморнѣ.
-- Какое это дѣло?
-- Подите, подите, пріятель! Вы хотя таки и подпили тогда, но должны, однако, помнить что говорили.
-- Если я подпилъ, то мало ли что я говорилъ.
-- Такъ вы хотите отступиться отъ вашихъ словъ, сказалъ Бобъ, едва сдержиная свое бѣшенство.
-- Отступиться отъ чего, маленькая жаба?-- воскликнулъ приподнимаясь Блиссетъ.
-- Говорите поучтивѣе, не то я уйду.
-- Такъ убирайтесь, и чтобъ васъ... Ну садитесь и говорите въ чемъ дѣло, сказалъ Блиссетъ, снова опускаясь на свое ложе и выпуская цѣлое облако душистаго дыму.
-- Вы говорили что если я дамъ вамъ двадцать фунтовъ, то вы мнѣ укажите гдѣ я могу разыскать того Плесмора о которомъ объявлялъ Чемпіонъ, сказалъ Бобъ, придвигая стулъ къ изголовью цыновки и садясь.
-- Развѣ я это говорилъ?
-- Да, говорили. Вы сказали что не желаете сами хлопотать разыскивать его, и что готовы лучше взять сейчасъ двадцать фунтовъ, нежели играть роль сыщика за сто фунтовъ.
-- Какой же я былъ дуракъ.
-- Дуракъ ли, нѣтъ ли, вы такъ сказали и обѣщали подписать бумагу въ которой будетъ стоять что вы отказываетесь отъ всякой доли вознагражденія, заслуженаго мною.
-- Бобъ, Бобъ, съ упрекомъ произнесъ Блиссетъ,-- развѣ это хорошо съ вашей стороны? Я обращаюсь съ вами какъ съ джентльменомъ. Угощаю васъ обѣдомъ отъ котораго не отказался бы герцогъ, а вы подпаиваете меня и заставляете меня жертвовать собой; о, Бобъ!
-- Тѣ которые говорятъ что поступаютъ какъ джентльмены должны также держать свое слово. Обѣщаніе обѣщаніемъ, а торгъ торгомъ, важно возразилъ Бобъ.
-- Ну, если вы настаиваете.
-- О, я и не думаю настаивать, прервалъ его Бобъ,-- для меня это дѣло вовсе не такое выгодное. Я долженъ на рискъ бросить двадцать фунтовъ; вотъ и все. Почемъ я знаю, пожалуй то что вы скажете мнѣ не стоитъ и двадцати полупенсовъ? Но я сдержалъ мое слово. Я принесъ деньги.
-- И бумагу?
-- И бумагу.
-- Покажите-ка ее?
Бобъ проворно вытащилъ ее изъ кармана и въ то же время разложилъ предъ нимъ четыре пяти-фунтовыхъ билета. Онъ полагалъ что видъ ихъ произведетъ свое дѣйствіе.
-- И я долженъ подписать это? спросилъ Блиссетъ, прочитавъ предложенный ему контрактъ.
-- Вы сказали что подпишете.
-- И сдержу свое слово, хотя вы и перехитрили меня, Бобъ.
-- Вы еще останетесь въ выгодѣ, возразилъ Бобъ, значительно успокоенный и польщенный комплиментомъ сдѣланнымъ его мудрости.-- Что если мнѣ такъ и не удастся отыскать Плесмора?
-- А, это будетъ очень жаль, задумчиво отвѣчалъ Блиссетъ. Ну хорошо, я подпишу. Дайте мнѣ перо и чернилъ. Вы найдете ихъ гдѣ-нибудь тутъ на столѣ, также и что-нибудь на чемъ писать, Бобъ, хоть книгу напримѣръ. Мнѣ самому лѣнь вставать.
Бобъ пошелъ за письменными принадлежностями, а Блиссетъ между тѣмъ перечелъ еще разъ "бумагу" ожидавшую его подписи. Она гласила такъ:
"За сумму въ двадцать фунтовъ, выплаченную мнѣ сегодня Робертомъ Берриджеромъ, о полученіи которой я свидѣтельствую при этомъ, я обѣщаю ему сообщить всѣ свѣдѣнія которыми обладаю касательно нѣкоего Аугустуса де-Баркемъ Плесмора, и отказываюсь отъ всякаго права на какую-либо долю вознагражденія, пріобрѣтенную въ послѣдствіи вышеупомянутымъ Робертомъ Берриджеромъ, за открытіе пребыванія онаго Аугустуса де-Баркемъ Плесмора. Сіе свидѣтельствую моею подписью, сего 15го іюля 1865 года."
Документъ этотъ имѣлъ печать. Блиссетъ подписалъ его своимъ широкимъ, размашистымъ почеркомъ, съ прибавленіемъ разныхъ точекъ и украшеній и передавъ его строгому автору его, снова опустился на свою возлюбленную цыновку, и сказалъ:
-- Ну, теперь смотрите, слушайте хорошенько что я буду говорить вамъ, ибо я не намѣренъ повторять вамъ это два раза и прошу васъ не прерывать меня, не то вы меня только спутаете. Дайте мнѣ разказать всю исторію по своему.
-- Хорошо, весело возразилъ Бобъ, вынимая бумажникъ, уже игравшій роль въ этой исторіи.-- Можете разказывать насколько вамъ угодно быстро, я умѣю писать стенографически.
-- Неужели въ самомъ дѣлѣ умѣете? произнесъ Блиссетъ, и по лицу его пробѣжала лукавая улыбка.-- Какой вы ловкій малый, Бобъ.
-- Я сейчасъ былъ кажется жабой.
-- И жабой вы и останетесь до конца, Бобъ Берриджеръ, но если вы желаете заработать сто фунтовъ, то не зѣвайте; ибо Мурска поетъ сегодня вечеромъ, и я не намѣренъ не слыхать ее изъ-за васъ. Готовы вы?
-- Да.
-- Поймите что я не намѣренъ разказывать вамъ длинной исторіи. Я хочу лишь сообщить вамъ гдѣ и какъ вы можете напасть на слѣдъ Плесмора.
-- Именно такъ.
-- И я не подумаю говорить вамъ почему я знаю то или другое -- довольно съ васъ и того что я знаю это.
-- Хорошо, хорошо, продолжайте. Бобъ начиналъ терять терпѣніе.
-- Плесморъ былъ малый разбитной, какой только когда либо встрѣчался во всемъ городѣ.
-- Это я все знаю, прервалъ Бобъ;-- онъ разбилъ сердце своего отца.
-- Не говорилъ ли я вамъ, не смѣть прерывать меня, свирѣпо закричалъ Блиссетъ.-- Скажите еще словечко, и я вышвырну васъ и грязныя деньги ваши за окно. Кто говоритъ объ его отцѣ, вы жаба?
-- Ну хорошо, хорошо, извините; продолжайте, сказалъ Бобъ, немного присмирѣвшій отъ этой вспышки.
-- Отецъ его умеръ, также какъ и вашъ отецъ и мой, и отецъ каждаго умираетъ въ свое время, и были негодяи, ханжи, говорившіе что -- ну вотъ видите какъ вы меня спутали вашими проклятыми замѣчаніями, продолжалъ Блиссетъ тихимъ голосомъ.-- Теперь я укажу вамъ лишь слѣдъ его, вотъ и все. Отправляйтесь въ Манчестеръ и разузнайте въ тавернѣ за Королевскимъ Театромъ о нѣкоей Мери Спенсеръ, бывшей тамъ прислужницей за стойкой или горничной при нумерахъ, или чѣмъ-то въ этомъ родѣ въ 1852 и въ 1853 годахъ. Плесморъ былъ въ это время на сценѣ, за неимѣніемъ другаго занятія, и подобно ослу женился на ней. Она умерла, но семейство ея должно знать что-нибудь о немъ. Если жители тамъ теперь ужь не тѣ, что очень можетъ быть, то отыщите нѣкоего мистера Френча, главнаго агента и размѣнщика векселей, жившаго тогда въ Чепель-Стритъ. Плесморъ посылалъ чрезъ него деньги своей женѣ, послѣ того какъ съ ней разошелся. Вина была не ея что они разошлись, но до этого намъ нѣтъ дѣла. Френчъ навѣрное кое-что знаетъ о немъ; но въ случаѣ если онъ потерялъ вашу добычу изъ виду, то ступайте въ Гулль и отнеситесь къ гг. Блеку и Венрайту, балтійскимъ купцамъ; и если они вамъ не смогутъ оказать помощь, то и я не могу. Имя принятое Плесморомъ на сценѣ было Галламъ. Въ 1854 году онъ былъ въ Баденѣ, подъ именемъ графа де-Баркема, а возвратясь въ Англію, жилъ въ Лиссонъ-Гровѣ, No 21 или 23, ужь не помню навѣрное. Тамъ то я и видѣлъ его въ послѣдній разъ, прямо предъ его отъѣздомъ въ Гулль. Теперь давайте мнѣ двадцать фунтовъ.
-- Но все это было болѣе десяти лѣтъ тому назадъ, произнесъ нѣсколько разочарованнымъ голосомъ Бобъ;-- не можете ли вы сказать мнѣ гдѣ онъ находился въ болѣе недавнее время?
-- Я сказалъ вамъ все что знаю. Ба! Если вы послѣ этого не можете напасть на его слѣдъ, то вы ничего не стоите. Почемъ мы знаемъ, очень можетъ статься что онъ и въ настоящую минуту находится съ Блекомъ и Венрайтомъ.
-- Не лучше ли будетъ прямо отправиться къ нимъ? спросилъ Бобъ, держа во рту карандашъ.
-- Нѣтъ, не лучше. Дѣлайте какъ я вамъ говорилъ, не то, предупреждаю васъ заранѣе, я заторможу вамъ колеса.
-- Это будетъ не хорошо съ вашей стороны, чортъ возьми. А что, Блиссетъ, если вы возьмете мои деньги, да потомъ вдругъ продадите меня! воскликнулъ Бобъ, позеленѣвъ отъ страха и протягивая свою костлявую руку къ билетамъ.
Быстрый взглядъ его друга не пропустилъ этого движенія и предупредилъ его.
-- А что если вы воспользуетесь всѣмъ сообщеннымъ мною вамъ и компрометируете меня, возразилъ послѣдній, сжимая въ рукѣ билеты и швыряя ихъ подъ циновку.-- Развѣ вы думаете мнѣ пріятно будетъ, если онъ узнаетъ что я нагналъ на его слѣдъ подлеца подобнаго вамъ, а онъ узнаетъ это, если вы прямо вслѣдъ за нимъ отправитесь въ Гулль. Нѣтъ, отправляйтесь-ка въ Манчестеръ, разыщите родныхъ его жены, повидайтесь съ Френчемъ, и по всей вѣроятности кто-нибудь изъ нихъ скажетъ вамъ чтобы вы отнеслись къ Блеку и Венрайту. Кромѣ того вѣдь вамъ будетъ заплачено за всѣ издержки. На вашемъ мѣстѣ я бы славно покутилъ при этомъ случаѣ.
-- Я не подумалъ объ этомъ, сказалъ Бобъ, просіявъ при мысли о выгодахъ которыя онъ можетъ получить путешествуя въ третьемъ классѣ, а ставя въ счетъ первый; останавливаясь гдѣ-нибудь въ дешевыхъ нумерахъ, а подавая въ отчетѣ что онъ платитъ въ гостиницѣ по гинеѣ въ сутки; и другія подобнаго рода экономическія предположенія мелькнули въ его умѣ.
-- Теперь возьмите также, продолжалъ Блиссетъ,-- велика будетъ ваша заслуга если вы найдете кого нужно въ первомъ же мѣстѣ въ которое вы отправитесь за нимъ? Да это всякій дуракъ сдѣлаетъ!
-- Вы правы, старый дружище, правы! воскликнулъ Бобъ, радостно потирая себѣ руки.-- Я славно обдѣлаю это дѣльце. Ужь положитесь на меня. Я разрою касательно его всю подноготную и выведу цѣлую исторію изъ всего этого, будьте увѣрены.
-- А устроивъ дѣло, приходите и разкажите мнѣ объ исходѣ его, сказалъ Блиссетъ, пристально смотря ему въ лицо.
-- Ну ужь не знаю, возразилъ Бобъ, вдругъ становясь осторожнымъ.-- На что вамъ это знать?
-- Да такъ. Я любопытенъ, вотъ и все, отвѣчалъ тотъ, лѣниво потягиваясь и подкачнувъ свою цыновку.-- Я вовсе не желаю выслушивать полный отчетъ о вашихъ розыскахъ, но мнѣ любопытно будетъ знать получили ли вы вознагражденіе или нѣтъ?
-- О! Это вы скоро узнаете, не безпокойтесь.
-- Отлично. Теперь выпьемъ за его здоровье. Отворите вонъ тотъ шкафъ и возьмите съ правой стороны нижней полки бутылку, сказалъ Блиссетъ.
Бобъ исполнилъ приказаніе, и скоро вся комната наполнилась запахомъ изящнаго букета любимаго вина нашего сибарита.
-- Стойте! заревѣлъ онъ, видя что Бобъ подноситъ стаканъ къ губамъ;-- дайте мнѣ провозгласить тостъ, вы безтолковая маленькая скотина! Здоровье Аугустуса де-Баркгемъ Плесмора. Пожелаемъ ему всякаго благополучія, живому или мертвому! кричалъ онъ въ сильномъ волненіи.
-- Я не вижу пользы желать ему благополучія, если онъ мертвъ, замѣтилъ Бобъ, опуская руку со стаканомъ.
-- Выпивайте тостъ такъ какъ я провозгласилъ его, вы, дьяволъ, или я вышибу изъ васъ мозги! почти взвизгнулъ Блиссетъ, непріятнымъ образомъ размахивая пустою бутылкой надъ головой своего собесѣдника.
-- Да не бѣситесь такъ изъ этихъ пустяковъ! пищалъ Бобъ.-- Я вѣдь не отказываюсь отъ вашего тоста. Здоровье Плесмора! повторилъ онъ, вставая и отступая на шагъ или два назадъ.
-- Живаго или мертваго? настаивалъ Блиссетъ, замахиваясь бутылкой и какъ бы собираясь пустить ею куда-то.
-- Живаго или мертваго, если такъ, проревѣлъ Бобъ.
-- Хорошо. Теперь выпивайте вино и отправляйтесь! сказалъ Блиссетъ, снова ложась на цыновку.-- Я хочу сейчасъ встать и одѣться.
-- Чтобъ идти въ оперу? спросилъ Бобъ, довольный случаемъ перемѣнить разговоръ.
-- Да.
-- Какой вы свѣтскій баринъ! Какъ это вы все устраиваете, Абель?
-- Это ужь мое дѣло.
-- Да, вы малый ловкій, нечего сказать! Вдругъ не узнали меня намедни, у Чемпіона. "Кажется я им ѣ лъ удовольствіе об ѣ дать разъ или два съ мистеромъ Девисомъ въ Сити", повторилъ Берриджеръ, стараясь подражать тону коимъ были произнесены эти слова. Я вдругъ мистеръ Девисъ, скажите пожалуйста? О, вы малый продувной!
-- Неужели вы могли вообразить что я признаюсь въ знакомствѣ съ маленькимъ негодяемъ, подобнымъ вамъ, въ присутствіи двухъ джентльменовъ, презрительно усмѣхнулся тотъ.
-- Вы таки не очень учтивы, Блиссетъ.
-- Да и не намѣренъ быть, въ отношеніи къ вамъ.
-- Можетъ-быть когда-нибудь вы измѣните мнѣніе на этотъ счетъ.
-- Это когда вы получите вознагражденіе-то? спросилъ тотъ.
-- Когда вы узнаете какого рода вознагражденіе это, то понизите немного тонъ, важный баринъ мой! брякнулъ Бобъ, теряя вмѣстѣ съ терпѣніемъ всякую осторожность.
-- Я долженъ бы ужь очень унизиться чтобы согласиться сдѣлаться шпіономъ за какое бы то ни было вознагражденіе!
-- Я не шпіонъ, мистеръ Блиссетъ.
-- Пока еще нѣтъ; но скоро сдѣлаетесь таковымъ за какую-нибудь жалкую сотню фунтовъ.
Эти слова задѣли Боба за живое. Онъ не очень принималъ къ сердцу обвиненіе въ низкомъ поступкѣ; но быть обвиненнымъ въ совершеніи его за низкую цѣну, казалось ему уже черезчуръ обидно. Да, я думаю что есть люди стоящіе неизмѣримо выше этого жалкаго, грязненькаго человѣка, и раздѣляющіе его мнѣніе насчетъ того что унизительно дѣлать что-либо дурное за ничтожную плату. Развѣ исторія не доказываетъ намъ что дамъ оказывавшихъ расположеніе королямъ и принцамъ, и въ половину настолько не осуждали какъ презрѣнныхъ созданій грѣшившихъ изъ-за менѣе блестящаго положенія? Существуетъ ли какой-либо епископъ въ нашей церкви который бы рѣшился стащить съ блюда съ церковными деньгами бумажку въ пять фунтовъ, съ цѣлію отдать ее своему зятю? А между тѣмъ развѣ не случается что зятья почтенныхъ прелатовъ загребаютъ въ свои лапы вещи гораздо подороже пяти-фунтовой бумажки и которыя, по всѣмъ правамъ, должны бы были принадлежать другимъ? Добудьте-ка три шиллинга подъ мнимымъ предлогомъ что вы джентльменъ съ хорошими средствами, но въ настоящую минуту не можете расплатиться съ извощикомъ, такъ какъ всѣ банковыя конторы закрыты и при васъ нѣтъ мелкихъ денегъ; и сейчасъ же, девять изъ десяти человѣкъ непріятнымъ образомъ напомнятъ вамъ объ этомъ на первомъ мировомъ съѣздѣ. Но заставьте лопнуть коммерческое общество въ Отаити, разорите цѣлую дюжину семействъ и сдайте въ свое время дѣло съ двадцатью тысячами фунтовъ барыша, и посмотрите, броситъ ли кто-либо въ васъ камнемъ? Обанкрутьтесь на нѣсколько сотенъ, и на васъ набросятся со всѣхъ сторонъ негодующіе кредиторы. Но соберитесь съ духомъ, продолжайте ваше дѣло, предложите сдѣлки, пуститесь на разныя коммерческія плутни, преувеличьте несостоятельность вашего дѣла, обанкрутьтесь благороднымъ образомъ на четверть милліона, и вы только и будете слышать о предложеніяхъ разныхъ соглашеній, и отлично устроите ваши дѣла, взявъ себѣ въ помощники ловкость, плутовство и обманъ. Одинъ мой родственникъ, лицо духовное, путешествуя много лѣтъ тому назадъ по Италіи, отказался разъ отъ щепотки табаку, предложенной ему однимъ извѣстнымъ кардиналомъ, который отвѣтилъ ему на это: "Я радъ видѣть что молодой человѣкъ, подобный вамъ, находитъ что не стоитъ быть проклятымъ за ничтожное прегр ѣ шеніе!" Мудрый кардиналъ! живи онъ въ наши дни, какія поучительныя проповѣди произносилъ бы онъ! Бобъ Берриджеръ былъ мудръ въ своемъ родѣ, и его жестоко оскорбило предположеніе что онъ готовъ предать Плесмора за одну сотню фунтовъ.
-- Я за все это дѣло не возьму и тысячи двухъ-сотъ фунтовъ! воскликнулъ онъ.
-- Какъ, и все съ одного Эйльварда? спросилъ Блиссетъ съ своею презрительною усмѣшкой.
-- Это ужь мое дѣло, а не ваше, возразилъ Бобъ, беря шляпу.-- Вы свою долю получили и пользуйтесь ею какъ знаете.
Съ этими словами онъ положилъ свой бумажникъ на его обычное мѣсто и вышелъ изъ комнаты.
Онъ былъ обозванъ "жабой", "подлецомъ", "шпіономъ", "негодяемъ", маленькою скотиной" и "дьяволомъ". Что за важность, за то онъ открылъ слѣдъ, долженствовавшій "сдѣлать его человѣкомъ", и былъ чрезвычайно доволенъ собой. Блиссетъ лишилъ себя всякой надежды на вознагражденіе, но тѣмъ не менѣе былъ тоже доволенъ результатомъ этого дня.
"Если ужъ эта бестія не нападетъ на настоящій слѣдъ", размышлялъ онъ, "то ужь конечно никто не нападетъ на него, и тогда я могу быть покоенъ. Если онъ нападетъ на слѣдъ, то я по крайней мѣрѣ получу вознагражденіе". Мрачная улыбка пробѣжала по лицу его при этой мысли. Тысяча двѣсти фунтовъ! Эйльвардъ не такой же дуракъ чтобъ обѣщать ему подобную сумму. Ха, ха, я понимаю васъ, мистеръ Бобъ! Вы, безъ сомнѣнія, надѣетесь получить остальное съ Плесмора. Бѣдный Плесморъ! Съ него потребуютъ круглую тысячу, я увѣренъ; а вѣдь онъ могъ бы прочесть завѣщаніе старика Гильтона за шиллингъ въ "Doctors Commons", знай онъ только свои права. Права его! Боже мой, Боже мой! воскликнулъ Абель Блиссетъ, вскакивая съ своего ложа и шагая по комнатѣ съ прижатыми ко лбу руками, это наказаніе еще хуже того! И цѣлый потокъ проклятій, отечественныхъ и чужеземныхъ, исчисленіе которыхъ не должно марать эти страницы, сорвался съ его блѣдныхъ губъ, и духъ этого страннаго существа бился о преграды, водворенныя его прошлымъ между нимъ и желаніями его, такъ же бѣшено и такъ же тщетно какъ бьется дикій звѣрь о желѣзные прутья своей клѣтки.
Въ этотъ вечеръ онъ не отправился въ оперу.