На вторую ночь "заключенія" Констанціи Конвей, послѣдовавшаго въ наказаніе за великое преступленіе, состоявшее въ нашептываніи ею чего-то на ухо Гельминѣ Лафуре, во время m é ditation, она лежала въ своей комнатѣ безъ сна, во тьмѣ, голодная и съ безнадежною тоской въ душѣ, какъ вдругъ запертая за нею дверь растворилась, и темная фигура безмолвно приблизилась къ ея постели. Крикъ чуть было не сорвался съ губъ ея, ибо все испытанное ею дотолѣ не могло содѣйствовать къ успокоенію ея нервовъ, но фигура быстро подошла къ ней и шепнула ей.
-- Это я, Гельмина. Не бойся! Вставайте сейчасъ же и одѣвайтесь. Нѣтъ, нельзя терять ни одной минуты.
-- О Гельмина! Неужели это правда? Вы хотите бѣжать? Но это невозможно.
-- Ни слова. Одѣвайтесь скорѣе и идите за мной, или скажите сейчасъ же что я должна идти одна.
Во всемъ существѣ храброй молодой француженки было что-то внушающее повиновеніе, и Констанція повиновалась вся дрожа, но уступая вліянію этого сильнаго духа.
-- Я испортила сегодня замокъ двери на террасу, набросавъ въ него щебню, и сдѣлала вотъ это, она показала длинную бѣлую веревку, изъ моихъ простынь, для того чтобы спуститься со стѣны; но случай удивительно помогъ намъ. Смотрите, вотъ главный ключъ!
-- Но какимъ образомъ достали вы его?
-- Я украла его изъ-подъ подушки у Берты, въ то время какъ она спала, возразила Гельмина съ горькою усмѣшкой.
-- А что это такое блеститъ у васъ за поясомъ?
-- Это-то? О, это ничего, это ножикъ.
-- Гельмина, ради Бога! Неужели вы....
-- Одѣвайтесь, одѣвайтесь скорѣе! возразила та въ волненіи.-- Я не желаю никого трогать, но никто не посмѣетъ также тронуть меня, или васъ. Есть у васъ деньги?
-- Нѣтъ; это было бы противъ правилъ.
Гельмина опять горько усмѣхнулась.-- Ничего. У меня станетъ ихъ на насъ обѣихъ. Что, готовы вы? Мужайтесь, малютка, мужайтесь, нечего такъ дрожать. Возьмите ботинки ваши въ руки, вотъ такъ какъ я, пока мы не выдемъ изъ дому. Теперь ступайте за мной.
Обѣ дѣвушки спустились внизъ по темной пустой лѣстницѣ, прошли мимо комнаты въ которой Берта, замученная работой бретонская служанка, спала сномъ праведныхъ, прошли по бурой травѣ и терніямъ, называвшимся когда-то садомъ. Одна изъ нихъ шла бодрымъ, смѣлымъ шагомъ, другая слѣдовала за ней полная страха и сомнѣній, не зная хорошенько что она дѣлаетъ. Только лишь когда онѣ вышли изъ калитки и очутились на дорогѣ, она рѣшилась вздохнуть свободнѣе.
-- Васъ привезли сюда въ полной памяти, сказала Гельмина, снова запирая калитку.-- Меня же, нѣтъ. Вы должны служить мнѣ проводникомъ. Гдѣ дорога въ Сенъ-Мало?
-- Вотъ эта, прямо направо.
-- Хорошо. Намъ не къ чему бѣжать такъ скоро. Времени еще много. Намъ не надо быть тамъ прежде наступленія утра.
-- Но за нама погонятся, насъ поймаютъ.
-- Кто, глупенькое дитя, кто? Кромѣ Берты никто не выходитъ оттуда, а имъ придется сломать четыре замка, у меня есть планъ, и она дотронулась до своего прекраснаго, открытаго лба.-- Всякую среду утромъ выходитъ изъ Сенъ-Мало пароходъ, отправляющійся въ Джерсей. Вы будете англійскою дамой ѣдущей туда, а я вашею горничной. Видите ли, я и одѣлась какъ слѣдуетъ для этой роли. Вамъ, Англичанамъ, не нужно ни бумагъ, ни паспортовъ. Вы свободнѣе чѣмъ мы сами, въ нашей родной странѣ. Вы можете дѣлать самыя экцентричныя вещи, не боясь никакихъ разспросовъ. Вы пріѣхали въ Сенъ-Мало "ради шутки", а теперь возвращаетесь назадъ. Понимаете вы меня? Разъ прибывъ въ Джерсей и находясь подъ покровительствомъ вашего закона, я напишу моему Анри, а вы, скажите-ка, у васъ вѣрно тоже есть свой Анри?
Маленькая Конъ почувствовала какъ предательская краска бросилась ей въ лицо. Подобно Нанси Белль въ извѣстной пѣснѣ, она могла бы отвѣтить что у нея дѣйствительно есть свои Анри, имя котораго Джекъ, но она не сдѣлала этого. Преодолѣвъ нѣсколько свой страхъ, практичный умъ ея былъ занятъ планомъ Гельманы.
-- Но, милая моя, на все это намъ понадобятся деньги, замѣтила она, а....
-- Развѣ я вамъ не говорила что у меня ихъ довольно на насъ обѣихъ. Берта получаетъ деньги на хозяйство каждый понедѣльникъ. У нея оставалось еще цѣлыхъ двѣсти франковъ.
-- О Гельмина! Неужели вы взяли эта деньги?
-- Взяла ли я ихъ? Разумѣется взяла! торжествующимъ голосомъ воскликнула она.-- Развѣ они не украли у меня мою свободу, мое счастіе, счастіе моего Анри? а я стала бы жалѣть ихъ жалкое серебро, могущее возвратить мнѣ то что они похитили у меня? Нѣтъ. Мнѣ онѣ нужны для достиженія моей цѣли, и я отдамъ ихъ имъ десятерицей, если имъ будетъ угодно, какъ скоро сдѣлаюсь женой моего Анри.
Констанція взглянула съ невольнымъ восхищеніемъ на ея прекрасное одушевленное лицо и почувствовала что всѣ сомнѣнія ея исчезли.
-- Ну, а теперь,-- продолжала Гельмина, идя съ нею дальше, я скажу вами кто я и зачѣмъ меня сослали въ это проклятое мѣсто; а потомъ вы должны будете, въ свою очередь, разказать мнѣ свою исторію.
Такъ какъ Гельмина Лафуре не занимаетъ мѣста въ числѣ главныхъ дѣйствующихъ лицъ этой исторіи, то нѣтъ надобности подробно передавать разказъ ея. Она была что называется наслѣдницей и сиротой, а опекунъ ея, доводившійся ей дальнимъ родственникомъ, обладалъ нѣсколькими холостыми сыновьями и весьма небольшою рентой для упроченія ихъ карьеры. Кромѣ того, занимаясь различными неудачными спекуляціями, онъ перебралъ взаймы (?) болѣе чѣмъ слѣдуетъ честному человѣку, изъ приданаго своей питомицы. Вслѣдствіе этого, для него много значило выбрать для нея такого мужа который бы не сталъ обращать чрезмѣрное вниманіе на его отчеты объ опекѣ. Кто могъ вывести его изъ затрудненія лучше роднаго сына? Путь избранный этимъ молодымъ человѣкомъ для успѣшнаго увѣнчанія любви своей казался, повидимому, вполнѣ удачнымъ. Подобныя дѣла устраиваются обыкновенно весьма легко во Франціи. Отцы и опекуны улаживаютъ ихъ большею частью между собой, а когда, какъ въ настоящемъ случаѣ, отецъ жениха былъ въ то же время и опекуномъ невѣсты, то дѣло становилось еще проще. Добрый Monsieur Гишардъ попросилъ самъ у себя, отъ имени своего сына, руки своей опекаемой, и предложеніе было принято. Voil à tout! Все шло бы отлично, еслибъ не нѣкій морской офицеръ, въ присутствіи котораго, смѣлая, самонадѣянная Гельмина, становилась мягка какъ воскъ; ради любви къ которому она готова была бороться со всѣми угрозами и презирать всѣ мольбы своего разсерженнаго опекуна. Между ея судьбой и судьбой маленькой Конъ было много общаго; только въ первомъ случаѣ играло роль насиліе и коварство, а во второмъ, лишь себялюбіе и хитрость. Когда обѣ дѣвушки повѣрили другъ другу всѣ свои горести, и Гельмана узнала все касавшееся Констанціева Анри, имя котораго было Джекъ, то какъ вы можете себѣ представить, это значительно скрѣпило ихъ дружбу.
-- Итакъ, вы напишите вашему милому Джеку, велите ему пріѣзжать скорѣе, скорѣе? спросила Гельмина.
-- Я увѣдомлю его что я жива и здорова, тихо отвѣтила маленькая Конъ.-- У меня есть друзья, которые, надѣюсь, не откажутся принять меня къ себѣ, пока я не найду себѣ мѣсто гувернантки или не отыщу отца моего. Я еще долго не увижу Джека, даже если планъ нашъ и удастся.
Планъ Mademoiselle Лафуре основывался на предубѣжденіи имѣющемъ до сихъ поръ во Франціи чрезвычайную жизненность. Джорджъ Крикшенкъ былъ еще юношей, а Личъ, Тенніель, Дойль и Беннетъ лежали еще въ колыбели, когда мы уже перестали описывать представителя французской націи долговязымъ, скелетообразнымъ существомъ, въ остроконечномъ фракѣ, играющемъ на скрипкѣ съ безумною улыбкой на устахъ. Галлы только и дѣла дѣлавшіе что поглощавшіе лягушекъ, да плясавшіе давно уже исчезли изъ нашей литературы. Когда мы подшучиваемъ надъ нашими живыми сосѣдями за моремъ -- а почему намъ не дѣлать этого, когда мы не щадимъ и сами себя?-- то ихъ же земляки узнаютъ себя въ этой картинѣ и потѣшаются надъ нею. Но во Франціи, Джонъ Булль 1800 года остался тотъ же самый что и Джонъ Булль 1868. Mees Anglaise бывшая нашей бабушкой та же самая Mees Anglaise что и теперь поражаетъ насъ. Мы всѣ носимъ высокіе сапоги, водимъ за собой "бульдоговъ", продаемъ нашихъ женъ въ Смитфильдѣ и произносимъ God-dam на каждомъ шестомъ словѣ. Наши дочери и сестры расхаживаютъ въ чудовищныхъ шляпахъ и въ длинныхъ, прямыхъ локонахъ. У всѣхъ у нихъ уродливыя кривыя ноги, перекрещенныя широкими черными лентами. На рукѣ онѣ носятъ огромный черный атласный мѣшокъ, а къ поясу ихъ безобразно сшитаго платья прикрѣплены часы величиной съ рѣпу. Мы всѣ страдаемъ "сплиномъ" и перерѣзываемъ себѣ горло, при первомъ удобномъ случаѣ. Выставки въ Парижѣ, выставки въ Лондонѣ, поѣзды съ моря, путь въ Лондонъ и обратно за тридцать франковъ, все это не измѣняетъ положенія дѣла Такими какими предполагали насъ во дни Георга IV, такими остались мы и въ царствованіе Викторіи. Это трудно объяснить себѣ со стороны націи гордой своею оригинальностью и наблюдательностью. Каждый изъ нашихъ негодныхъ уличныхъ мальчишекъ знаетъ теперь уже что всякій иностранецъ не есть непремѣнно французъ, и что французы перестали носить короткіе штаны въ обтяжку, и что обѣдъ ихъ состоитъ не всегда исключительно изъ лягушекъ. Я скорѣе желалъ бы быть Англичаниномъ въ Парижѣ, Марсели или Бордо, нежели Французомъ въ Лондонѣ, Ливерпулѣ или Бертонѣ на Трентѣ, ибо къ стыду моему долженъ я признаться, меня бы тамъ скорѣе бы поняли и лучше бы со мной обошлись. Содержатели отелей обворовали бы меня на пятьдесятъ процентовъ меньше, негодные уличные мальчишки были бы учтивѣе со мной, и еслибы сбившись съ дороги, я обратился къ какому-нибудь sergeant de ville, онъ бы обошелся со мной гораздо любезнѣе, нежели нашъ X No 1 обошелся бы съ моимъ собратомъ иностранцемъ. Но я не сталъ бы носить высокіе сапоги. Будь у меня "бульдогъ", я оставилъ бы его дома. Я никогда еще не видалъ никакой Mees Anglaise въ уродливой шляпкѣ и въ башмакахъ. Я видѣлъ какъ разѣ одинъ школьникъ нарисовалъ кругъ, трехугольникъ и двѣ отвѣсныя палки на доскѣ своей и подписалъ подъ этимъ: "Вотъ человѣкъ", и я далъ ему подзатыльникъ. Одинъ изъ названныхъ уже нами художниковъ, потерю котораго мы всѣ оплакиваемъ, далъ разъ нравственную пощечину джентльмену нарисовавшему безсмысленную каррикатуру, выданную имъ за типъ англійской дѣвушки, и такъ какъ я не въ силахъ прибавить ничего къ нравственному уколу этому, то я лучше и перестану говорить объ этомъ предметѣ.
Наши обычаи, повидимому, такъ же плохо извѣстны тамъ, какъ и наша наружность и наша одежда; и Гельмина, которая, вѣроятно, была знакома съ изданіями въ желтой оберткѣ выдаваемыми за картины "настоящей жизни", въ которыхъ появляются иногда и англійскіе характеры, была вполнѣ убѣждена что Mees Anglaise на девятнадцатомъ году своей жизни, можетъ отлучаться когда ей вздумается на долгое время изъ-подъ родительскаго крова, странствовать одна по всевозможнымъ мѣстамъ, и дѣлать что ей угодно, не теряя при всемъ этомъ нисколько во мнѣніи близкихъ ей людей. Вслѣдствіе этого убѣжденія, она и составила планъ свой. Констанція была Англичанка. Это должно было служить объясненіемъ всему. Молодыя англійскія дѣвицы путешествуютъ по свѣту со своими горничными "ради шутки", безъ багажа и безъ рекомендательныхъ писемъ, это такъ же вѣрно какъ и то что онѣ носятъ часы на подобіе рѣпы и локоны на подобіе штопаровъ.
Несмотря на это, планъ ея понравился маленькой Конъ, какъ ни была она практична. Говорятъ что "дураки смѣло бросаются туда куда боятся ступить ангелы". Можно сказать также что "невинность слѣпо смотритъ въ глаза опасности, при видѣ которой блѣднѣетъ житейская мудрость". Дама странствовавшая встарину по зеленому Эрину (увы, бѣдный Эринъ!), съ своимъ ружьемъ и золотымъ посохомъ, отправилась въ путь свой не съ большимъ довѣріемъ, чѣмъ маленькая Конъ пустилась въ свой. Ею овладѣла смутная мысль что путь этотъ долженъ привести къ добрымъ друзьямъ ея въ Саутертонѣ. Что они, да Джекъ, да Мери Эйльвардъ помогутъ ей отыскать отца ея. Что же касается до Гельмины, то кровь ея волновалась. Она не страшилась опасности, она была лишь готова бороться съ ней. Она была готова на все, лишь бы не оставаться здѣсь, лишь бы не возвращаться въ этотъ Enfer, какъ она называла его.
Сенъ-Мало лежитъ на полуостровѣ, и чтобы добраться туда изъ монастыря Скорбящей Богородицы, надо пройти черезъ длинный, растянутый городъ, на другую сторону гавани, черезъ которую вамъ надо перебраться. Гавань эта и окружающіе ея берега представляютъ весьма разнообразный интересъ, судя по точкѣ зрѣнія съ которой вы смотрите за нихъ. Если вы художникъ, то вы найдете ихъ прелестными. Каждые сто шаговъ представятъ вамъ мѣстность достойную картины. Если вы естествоиспытатель или любитель акваріумовъ, то приливъ, доходящій до сорока футовъ высоты, оставитъ вамъ не мало сокровищъ. Если вы геологъ, то васъ чрезвычайно займетъ сравненіе формаціи этихъ береговъ съ берегами Джерсея и сосѣдней Бретани, и васъ въ то же время займутъ догадки который изъ скалистыхъ утесовъ, о которые вѣчно бьется бѣлое сердитое море, можетъ быть остаткомъ древняго Ліонеза, на которомъ бился въ давно минувшіе дни король Артуръ. Если-вы лишь простой путешественникъ, то вы познакомитесь здѣсь съ настоящею Франціей и съ настоящими французами, скорѣе можетъ-быть нежели гдѣ-либо. Во всѣхъ вышеупомянутыхъ случаяхъ вы придете въ восхищеніе отъ этого мѣста, если обладаете только глазами и ушами; но если вы морякъ, то отвернетесь отъ него съ трепетомъ о объявите его худшимъ мѣстомъ во всемъ каналѣ. Я говорю "худшимъ" съ точки зрѣнія мореплавателя, вслѣдствіе его подводныхъ утесовъ, коварныхъ мелей, внезапныхъ водоворотовъ и неумолимаго скалистаго берега.
Ступайте къ бухтѣ Сенъ-Мало во время полнаго прилива, и вы увидите гавань, въ которой можетъ держаться цѣлый флотъ. Ступайте туда во время отлива, и вы можете пройти черезъ нее, не замочивъ ногъ. Ступайте туда когда приливъ начинается, и вы увидите кипучій пѣнистый потокъ, врывающійся туда, подобно какому-то исполину поднявшемуся со дна морскаго, и пытающемуся поглотить весь городъ. Причина всему этому очень проста. Потокъ прилива встрѣчаетъ преграду у входа въ гавань, и вмѣсто того чтобы постепенно перебираться черезъ нее, онъ бьется объ нее съ дикою, неудержимою силой, пока не пробиваетъ себѣ путь черезъ эту естественную преграду, и не заливаетъ мели, обнаженныя отливомъ. Затѣмъ, потокъ, хлынувъ въ гавань, наполняетъ ее какъ тазъ наполняемый водой изъ крана. Минутъ черезъ двадцать, то что было до той поры твердою, сухою почвой, становится ревущимъ моремъ, въ которомъ не устоять ни одному человѣку, не удержаться на якорѣ никакому судну. Вы можете перебраться черезъ это мѣсто, если поспѣшите, въ половину этого времени; но обратите вниманіе на время дня, прежде нежели пуститесь въ этотъ путь! Днемъ лодки съ противоположной стороны ходятъ обыкновенно до маленькихъ мостиковъ, подъ которыми во время отлива тихо струится къ морю Ренсъ, и ждутъ тамъ застигнутыхъ приливомъ путниковъ; но ночью! Да поможетъ вамъ Богъ, если вы необдуманно отправитесь черезъ это мѣсто, если вы остановитесь на одномъ изъ этихъ маленькихъ мостиковъ, которые черезъ нѣсколько минутъ очутятся на пять футовъ подъ водой.
Наши бѣглянки ничего этого не знали. Когда Констанція переѣзжала черезъ это мѣсто, она не видѣла тутъ никакой воды, черезъ которую нельзя было бы перешагнуть.
-- Вотъ настоящая дорога, сказала она, -- я помню что мы входили по этимъ лѣстницамъ. Точно такія же находятся и на скалѣ противоположнаго берега. Это Сенъ-Мало. Сходя внизъ, онѣ встрѣтили рыбака, тащившаго свои сѣти.
-- Mademoiselles хотятъ перейти? сказалъ онъ.-- Имъ надо будетъ поспѣшить въ такомъ случаѣ. Приливъ идетъ.
-- Можете вы сказать мнѣ въ которомъ часу отходитъ пароходъ въ Джерсей? спросила Гельмина.
-- Могу! Въ семь часовъ.
-- Теперь еще нѣтъ пяти, я полагаю?
-- Теперь около пяти. Приливъ идетъ.
Онѣ пошли дальше. Слова сказанныя имъ въ предостереженіе: "приливъ идетъ", не имѣли для нихъ значенія. Что имъ было за дѣло до этого. Пароходъ отходилъ прежде чѣмъ, по всей вѣроятности, бѣгство ихъ будетъ замѣчено. Онѣ шли всѣ дальше. На первомъ мостикѣ онѣ остановились, чтобы перевести духъ и продлить время, такъ какъ взойти въ Сенъ-Мало до наступленія дня, не входило въ ихъ планы.
-- Какъ море бушуетъ на той сторонѣ, замѣтила Гельмина. Вѣтеръ былъ очень силенъ въ эту ночь.-- Страдаете вы отъ морской болѣзни во время плаванія?
-- Немного. Я не боюсь этого. А вы страдаете?
Гельмина отвѣчала что страдаетъ ужаснѣйшимъ образомъ; обѣ дѣвушки начали поддразнивать этимъ другъ друга, между тѣмъ какъ ревъ волнъ все усиливался, и поздній день началъ заниматься, изъ-за темныхъ тучъ, нагнанныхъ ночнымъ вѣтромъ.
Когда онѣ поднялись, собираясь идти далѣе, Гельмина поскользнулась, и мѣшечекъ съ деньгами Берты упалъ на землю, между тѣмъ какъ, наполнявшія его монеты разсыпались въ разныя стороны. Прошло нѣсколько времени, прежде чѣмъ онѣ успѣли собрать деньги (состоявшія изъ мелкихъ монетъ), и когда онѣ подняли головы, то поняли значеніе предостереженія сказаннаго имъ рыбакомъ. Дорога по которой онѣ проходили была уже вся подъ водой. Цѣлый потокъ стремился къ тому пространству черезъ которое имъ предстояло еще идти, расширяясь отъ средины его все болѣе и болѣе. Встрѣтить опасность въ человѣческомъ образѣ -- Гельмина была готова; но это! Это, случившееся такъ неожиданно, въ ту самую минуту какъ она уже, торжествуя, была убѣждена въ успѣхѣ, это сразило ее.
-- Боже мой! воскликнула она.-- Это приливъ! Намъ надо воротиться назадъ.
-- Нѣтъ, нѣтъ! закричала Констанція, хватая ее за руку. Вода еще глубже за нами; намъ надо идти впередъ. Смотрите, она не заходитъ еще до нашихъ колѣнъ здѣсь, а на той сторонѣ почва еще возвышеннѣе. Побѣжимъ скорѣе. Вода была имъ едва по колѣно въ то время какъ она говорила эти слова; но когда онѣ приблизились къ ней, потокъ сталъ глубже, стремительнѣе и шире.
-- Ободритесь, мужайтесь! говорила маленькая Конъ, между тѣмъ какъ обѣ они бѣжали впередъ.-- Вы, невѣста моряка, и боитесь воды! Ободритесь!
Этого было довольно. Обѣ дѣвушки погрузились въ потокъ, пытаясь проложить себѣ въ немъ дорогу. Это была задача не легкая, такъ какъ длинныя платья ихъ прилипали къ ногамъ ихъ и мѣшали имъ идти; по мѣрѣ того какъ онѣ шли впередъ, потокъ, имѣвшій не болѣе пяти саженъ ширины въ ту минуту какъ онѣ впервые замѣтили его, становился все шире и шире, все глубже и глубже, все стремительнѣе и силь нѣе. Онѣ еще не прошли и половину ширины его, какъ вода дошла уже имъ до груди.
-- Дайте мнѣ руку, закричала Констанція, борясь съ силой волнъ.-- Умѣете вы плавать?
-- Нѣтъ.
-- Я умѣю. Дайте мнѣ руку и держитесь за меня крѣпко. Мужайтесь, милая Гельмина!
Но въ эту минуту, онѣ или вступили на болѣе углубленное мѣсто наводненной дороги, или же какая-нибудь высокая, еще сильнѣйшая волна нахлынула на нихъ. Ихъ сбило съ ногъ, и бѣшеный приливъ повлекъ ихъ къ гавани, полной темной шипящей воды, нахлынувшей въ нее изъ этого и другихъ каналовъ.
Напрасны были крики Констанціи о помощи. Никто не слыхалъ ихъ. Городъ еще едва начиналъ просыпаться. Ревъ бушующихъ волнъ заглушалъ ея голосъ. Тяжелыя тучи разразились дождемъ, и вся поверхность потока исчезла въ облакѣ мглы и пѣнистыхъ брызговъ. Во время этой ужасной борьбы съ волнами, увлекавшими ихъ вталь, Гельмина стукнулась головой о балку, и волны понесли ее обезсиленную и почти лишенную сознанія. Сдѣлавъ нѣсколько отчаянныхъ усилій, крѣпкая, храбрая маленькая Конъ подплыла къ ней, схватила ее за волосы и подняла ея голову надъ водой.
Напрасно было бы пытаться плыть противъ теченія потока. Онъ несъ ихъ по своему произволу, то увлекая ихъ по направленію къ землѣ, какъ бы желая выбросить ихъ на берегъ, то, какъ бы въ насмѣшку, быстро повертывалъ ихъ и тащилъ въ противоположную сторону, къ черной зіящей безднѣ. Лодки, полчаса тому назадъ лежавшія на сухой высокой землѣ, дико метались по волнамъ, словно какія-то испуганныя-животныя, стукаясь о свои цѣпи и часто влача ихъ за собой. Констанція хотѣла было подплыть къ нимъ и ухватиться за нихъ, между тѣмъ какъ вода несла ея вмѣстѣ въ ея безчувственною ношей; но ихъ черные скользкіе бока не представляли ей опоры. Она перестала уже кричатъ о помощи; голосъ измѣнилъ ей.-- Еслибы не стремительная сила потока, поддерживавшая ее на поверхности воды, она бы опустилась ко дну, увлекаемая тяжестью своей влажной одежды и бременемъ поддерживаемой его подруги.
Одна волна за другою сливалась надъ головой ея, и силы начали оставлять ее; но мысль что, выпустивъ изъ рукъ Гельмину, она могла бы спастись сама, не приходила ей въ голову. Сама смерть не могла разомкнуть руки ея державшей ея друга! Ея друга? Развѣ дѣвушка съ которою во все время ихъ знакомства она имѣла случай поговорить всего какихъ-нибудь три часа, была ея другомъ? Да! Дружба оцѣнивается не временемъ. Въ эти послѣдніе три часа онѣ прожили вмѣстѣ цѣлую жизнь -- жизнь полную волненій, надеждъ и тревогъ, полную всего что скрѣпляетъ дружбу достойную этого имени, болѣе нежели цѣлыя жизни многихъ, никогда не проходившихъ чрезъ подобныя испытанія, людей.
Эта была тяжкая, тяжкая борьба; и Констанціи казалось что по мѣрѣ того какъ волны расширялись, приливъ терялъ свою силу. Вдали возвышался мысъ, къ которому стремилось, повидимому, какъ бы утихшее теченіе водъ, и она надѣялась что волны выбросятъ ихъ туда. Но съ ослабѣвшею быстротой прилива она чувствовала какъ ей становилось тяжеле поддерживать надъ водой себя и свою ношу. Она чувствовала какъ силы все измѣняли, измѣняли и измѣняли ей. Волны все чаще сходились надъ головой ея, но она храбро боролась съ ними. Ахъ! Еслибы приливъ попрежнему несъ ихъ впередъ, онѣ могли бы достичь этого мыса. Приливъ дошелъ почти до своего полнаго развитія, и среди его темныхъ журчащихъ волнъ, медленно катившихся впередъ, вдали отъ всякаго жилья, вдали отъ всякой помощи, храброе маленькое сердце это совершало борьбу свою, пока для борьбы этой у него не стало уже болѣе силъ. Тогда чувство невыразимаго утомленія, не происходившаго, казалось, отъ усильнаго труда -- чувство знакомое человѣку только что пробудившемуся отъ сна съ неопредѣленнымъ желаніемъ заснуть снова овладѣло ею. Ей казалось что она очутилась опять въ миломъ старомъ Аббатствѣ, что она сидитъ подъ тѣнью деревьевъ у маленькой рѣчки, рядомъ съ Джекомъ, какъ въ тѣ блаженные дни послѣдовавшіе за свадьбой Дакрса. Она, казалось, слышала надъ собой пѣніе птицъ и видѣла солнечные лучи пробивавшіеся сквозь колеблющіяся вѣтви и ложившіеся на ярко-зеленую траву. Каждый стоявшій въ это время на мысу могъ лишь слышать ревъ бушующихъ водъ, да слышать какъ темныя волны поднимались все выше, выше и выше подъ грозными мрачными тучами.