Фреска.
Прервавъ на минуту свою работу на лѣсахъ, всѣ трое принялись болтать. Соборъ на Прато былъ пустъ, только въ одной изъ наиболѣе отдаленныхъ капеллъ молилась какая-то женщина, которую трудно было разглядѣть благодаря ея темному одѣянію. Врываясь черезъ широкія входныя двери, лучъ солнца свѣтлой стрѣлой разсѣкалъ темную внутренность собора и освѣщалъ на стѣнѣ возлѣ главнаго алтаря фигуры еще не оконченной фрески. По срединѣ ея особенно выдѣлялась одна фигура, въ которой можно было видѣть высшее напряженіе артистическаго творчества. То была фигура танцующей дѣвушки-подростка.
Она летѣла въ граціозномъ порывѣ, опираясь на землю лишь одной маленькой ножкой, другая нога была согнута, руки распростерлись, какъ крылья, платье ея развѣвалось; казалось, вотъ-вотъ ея легкая и вьющаяся фигура покинетъ землю. Но, несмотря на всю ея прелесть, взглядъ зрителя невольно останавливался на ея полномъ и красивомъ лицѣ, которое художникъ не позаботился прикрасить и ограничивался только тѣмъ, что съ изумительной жизненностью изобразилъ на немъ кипѣніе жизни. Выпуклый лобъ, съ зачесанными назадъ волосами, тонкій, но неправильный носъ напоминали лица флорентинокъ. Подъ дугообразными бровями глаза были полузакрыты, и странная лукавая усмѣшка придавала особую остроту ея улыбкѣ. Дѣтское выраженіе, сохранявшееся на этомъ лицѣ пятнадцатилѣтней дѣвушки, не было, однако, невиннымъ. То была Иродіада, танцующая передъ старѣвшимъ царемъ Іудеи.
Фрески изображали жизнь Іоанна Предтечи.
Довольный своей работой, Липпи былъ въ самомъ благодушномъ настроеніи.
-- Я доволенъ тобой,-- сказалъ онъ своему ученику Сандро, слегка касаясь его плеча.
-- Неужели, маэстро!-- воскликнулъ тотъ, расцвѣтая отъ удовольствія.
-- Да, милѣйшій Сандро.-- Ты уже умѣлъ рисовать, когда пришелъ ко мнѣ, а теперь начинаешь недурно управляться и съ красками. Изъ него кое-что выйдетъ -- не правда ли, братъ Діаманте?
Тотъ, къ кому онъ обратился, въ отвѣтъ кивнулъ головой. Кармелитъ-художникъ, какъ и Фра-Липпи, Діаманте помогалъ ему въ работѣ и сопровождалъ его въ путешествіяхъ. Онъ держался съ такою скромностью, что никто не обращалъ на него вниманія, когда они были вмѣстѣ.
Фра-Филиппо былъ личностью незаурядной. Рано вступивъ въ свѣтъ, онъ пустился въ жизнь, какъ не чувствующій узды конь, и не перемѣнялъ своего образа жизни, хотя и приближался уже къ шестому десятку. Онъ не разставался съ своей рясой, несмотря на то, что расположенные къ нему покровители разъ двадцать уже предлагали ему вернуться въ міръ. Она не стѣсняла его и, напротивъ, служила ему удобнымъ предлогомъ избѣгать непоправимой глупости и не связывать себя бракомъ. Согласно уставу, голова его была на темени обрита, а виски обрамлены пушистымъ ореоломъ сѣдѣющихъ волосъ. Онъ былъ некрасивъ. Впрочемъ, Италія видѣла въ немъ, послѣ смерти Мазаччьо, своего лучшаго художника.
-- Знаешь ли ты, Сандро,-- спросилъ онъ:-- почему ты съ перваго же дня понравился мнѣ? Потому, что ты не хотѣлъ учиться грамматикѣ. Я тоже не хотѣлъ учиться. Моя тетка, пріютившая меня сироту и сама нуждавшаяся въ кускѣ хлѣба, отдала меня на none ченіе кармелитовъ. Тѣ всѣми способами старались заставить меня учиться, но напрасно. Долженъ сознаться, что они оказались очень милостивы ко мнѣ. Когда я сказалъ, что хочу быть живописцемъ, они передали меня на попеченіе Фра-Джованни изъ Фьезоле.
При этихъ словахъ имъ овладѣло умиленіе.
-- Боже мой! Что это былъ за человѣкъ! Святой! Мы Недостойны поцѣловать даже сандаліи съ его ногъ.
-- Совершенно вѣрно,-- замѣтилъ Фра-Діаманте, но такъ тихо, что никто его не слыхалъ.
Липпо весьма наивно перешелъ къ самовосхваленію.
-- Я принялся изучать Мазаччьо. Я такъ удачно схватилъ его манеру, что всѣ стали говорить: Невѣроятно! Духъ Мазаччьо, очевидно, вновь поселился въ тѣлѣ этого Фра-Филиппо. Если ты въ этомъ сомнѣваешься, отправляйся въ монастырь кармелитовъ. Попробуй отличить мою манеру отъ его. Такимъ образомъ, только и было разговоровъ, что обо мнѣ. Я сталъ извѣстенъ и за предѣлами Флоренціи и Тосканы. Ахъ, Сандрино, если бы ты зналъ, какъ хорошо быть знаменитымъ художникомъ. Нѣтъ ничего лучше въ жизни. За исключеніемъ, впрочемъ... женщинъ!
Онъ разгорячился. Голосъ его сталъ громче. Молившаяся женщина, смущенная въ своей молитвѣ, поднялась съ колѣнъ и направилась къ выходу изъ капеллы, проходя посрединѣ храма, залитаго теперь солнцемъ. Своими сводами, отдѣланными бѣлымъ мраморомъ, онъ походилъ на арабскій дворецъ, въ которомъ крестоносцы-побѣдители водворили поклоненіе Христу.
Изліянія художника, столь неожиданныя въ устахъ монаха и столь неподходящія къ торжественной обстановкѣ святилища, не могли, однако, шокировать обоихъ его собесѣдниковъ. ФраДіаманте они давно уже надоѣли, къ тому же онъ и интересовался только живописью. Что касается Сандро, онъ зналъ уже о тѣхъ успѣхахъ, на которые намекалъ его учитель, говоря о женщинахъ и любовныхъ похожденіяхъ.
О всемъ этомъ ученики Фра-Филиппо сотни разъ слышали отъ него самого, когда онъ прогуливался съ ними по берегу Арно. Они особенно гордились тѣмъ, что ихъ учитель не только лучшій художникъ, но и общепризнанный и самый рѣшительный въ Италіи волокита. Разсказывали, что Косьма Великолѣпный однажды пригласилъ его къ себѣ во дворецъ и поручилъ ему какую-то спѣшную работу. Вскорѣ ему надоѣло смотрѣть, какъ Филиппо только и дѣлалъ, что бѣгалъ за женщинами, которыя ему нравились, и онъ заперъ его въ одной изъ комнатъ, которая была расположена въ самомъ верху дворца. Тогда Фра-Филиппо взялъ ножницы, разрѣзалъ простыню на множество полосъ, свилъ изъ нихъ веревку и, рискуя сломать себѣ шею, спустился по ней на улицу.
Узнавъ о рискѣ, которому подвергался такого таланта человѣкъ, Косьма послалъ за нимъ и обѣщалъ впередъ никогда не принуждать его силою работать.
Подойдя къ Сандро и показывая ему на танцовщицу, изображенную на фрескѣ, онъ спросилъ, понижая голосъ:
-- Видишь ли эту дѣвицу, Сандро? Я долженъ тебѣ сообщить одинъ секретъ. Это моя возлюбленная.
И онъ сладострастно мигнулъ глазами.
-- Это настоящее сокровище, Сандрино, настоящее сокровище. Ее зовутъ Лукреція Бути, она изъ Флоренціи. Она послушница въ монастырѣ св. Маргариты. Монахини этого Монастыря заказали мнѣ запрестольный образъ Мадонны. Мнѣ, конечно, нужно было подыскать модель, и передо мной прошли самыя красивыя монахини. Настоятельница охотно пошла на это. Чего не сдѣлаютъ, чтобы имѣть у себя картину Липпи. Между ними оказались прехорошенькія, но эта положительно перлъ. Я знаю, что я уже сѣдѣю, а ей нѣтъ еще и шестнадцати лѣтъ. Но что дѣлать! Я ей нравлюсь и такимъ, каковъ я теперь. Въ монастырѣ ей страшно не нравится... Но что съ тобой? Ты весь красный! Тебѣ непріятно отъ моихъ разсказовъ?
Въ самомъ дѣлѣ, лицо ученика залито было краской. Онъ что-то бормоталъ и извинялся.
-- Нѣтъ, нѣтъ, это ничего. Это отъ жары...
Солнце успѣло перемѣститься: подмостки, три собесѣдника, фреска -- все утонуло въ золотистыхъ его лучахъ.
-- Знай, что мы условились, чтобы я ее похитилъ. Въ день празднованія Препоясанія, когда, какъ тебѣ извѣстно, показывается народу поясъ Св. Дѣвы, принесенный изъ Святой земли рыцаремъ Прато. Всѣ монахини будутъ въ церкви. И внутри и снаружи будетъ толпа народу. Въ этой толчеѣ мы скроемся незамѣтно.
Вдругъ произошло нѣчто изумительное: Фра-Діаманте обрѣлъ даръ слова.
-- Вѣдь это грѣхъ, что вы хотите тамъ устроить. Не говоря уже о святотатствѣ... А что если отецъ дѣвушки захочетъ вамъ отомстить?
-- У насъ есть время подумать объ этомъ. Онъ во Флоренціи. Впрочемъ, знай, что Косьма Великолѣпный не позволитъ ему дотронуться до моихъ сѣдыхъ волосъ. Нѣтъ, его нечего бояться.
Вдругъ Сандро озарила внезапная мысль. Онъ взялъ Липпи подъ руку и отвелъ его на край подмостковъ.
-- Ахъ, если бы я смѣлъ...-- промолвилъ онъ.
Фра-Филиппо взглянулъ на. него.
-- У тебя очень странный видъ, Сандро. Что тебя могло такъ разстроить. Подожди, подожди... клянусь св. Антоніемъ, я догадываюсь: ты влюбленъ.
-- Да, маэстро.
-- Тѣмъ лучше, милѣйшій, тѣмъ лучше. Молодой человѣкъ, который не умѣетъ влюбляться, никуда не годится въ живописи. Ну, разсказывай, открывай твои секреты.
-- Маэстро, я также люблю одну дѣвушку, которая также находится въ монастырѣ св. Маргариты.
-- Вгіссопе? Надѣюсь, это не Лукреція?
-- О, нѣтъ. Это не послушница, а сирота, которую туда помѣстилъ ея дядя, уѣхавшій въ путешествіе.
-- Отлично. Въ такомъ случаѣ мы захватимъ и ее.
-- Однажды я проходилъ мимо монастыря. Она сидѣла одна за рѣшеткой и думала, что ее никто не видитъ. Она украшала свою голову розами взамѣнъ лентъ, которыя не полагается носить отшельницамъ. Я остановился. Она случайно взглянула въ мою сторону, я улыбнулся. Она сдѣлала движеніе, чтобы бѣжать, но затѣмъ осталась. Я подошелъ, она стала со мной разговаривать и сказала мнѣ свое имя. Ее зовутъ Лиза. Теперь она любитъ меня. Когда вы говорили мнѣ о монастырѣ и о монахиняхъ, о Лукреціи, я подумалъ, что вамъ извѣстно обо мнѣ все. Вотъ почему я и покраснѣлъ.
Фра-Липпо на минуту опустилъ голову. Онъ сравнивалъ себя съ Сандро и мало-по-малу погружался въ уныніе. Онъ представился самому себѣ такимъ, какимъ онъ и былъ на самомъ дѣлѣ: распущеннымъ, состарившимся въ распутствѣ, сѣдовласымъ волокитой, продолжавшимъ еще преслѣдовать молодыхъ дѣвушекъ.
А Сандро и Лиза любили другъ друга со всею свѣжестью молодой души. Ихъ нѣжность обладала такимъ же ароматомъ, какъ дуновеніе весенняго вѣтерка.
Но веселый Липпи не любилъ останавливаться на мысляхъ, которыя его омрачали. Начатая фреска быстро утѣшила его: въ самомъ дѣлѣ, можно ли говорить о старости, когда можешь создавать такія вещи?
-- Ну, дѣти мои, за работу!-- сказалъ онъ.-- Не надо давать штукатуркѣ высохнуть на стѣнѣ. Все это нужно кончить, пока еще свѣтло. Живопись фресками не ждетъ.
Всѣ трое быстро принялись за работу. Сандро даже забылъ о своихъ похожденіяхъ и о Лизѣ.
Фреска была скоро окончена, и начинать другую было уже поздно. Къ тому же и стѣна не была еще подготовлена.
-- Довольно мы поработали на сегодня,-- сказалъ Фра-Липпо своимъ ученикамъ,-- Будьте здѣсь завтра, какъ только разсвѣтетъ. А пока мы можемъ и позабавиться,-- и онъ лукаво мигнулъ въ сторону Сандро.
Тотъ заторопился и быстро вышелъ изъ церкви. Очутившись на свободѣ, онъ пустился въ путь быстрыми шагами. Онъ мечталъ о смѣломъ предпріятіи, которое волновало его заранѣе. Отправившись въ уединенную улицу, онъ запѣлъ какую-то любовную пѣсенку. То былъ сигналъ.
Лиза, видимо, его поджидавшая, не замедлила появиться у рѣшетки.
Осторожно приближаясь къ рѣшеткѣ, Сандро увидѣлъ на лугу между кипарисами и розовыми кустами цѣлое облако бѣлыхъ платьевъ: прогулка монахинь послѣ ужина еще не кончилась. Дѣвушки, воспитывавшіяся въ монастырѣ, рѣзвились подъ надзоромъ нѣсколькихъ монахинь. Рой, вылетѣвшій изъ улья, жужжалъ отъ радости, купаясь въ лучахъ оранжеваго солнца. Иногда показывалась какая-нибудь вновь поступившая въ монастырь дѣвица и съ завистью смотрѣла на веселыхъ подругъ, которыя скоро одна за другой улетятъ изъ стараго сада въ свои родныя гнѣзда.
Сандро подвигался впередъ и, выжидая удобный моментъ, напѣвалъ пѣсенку. Но его голосъ какъ-то потерялъ свою гибкость.
Неудача сокрушала его. Опустивъ голову, онъ бродилъ по сосѣднимъ улицамъ. Затѣмъ, когда ему показалось, что прошло уже довольно много времени, онъ опять приблизился къ рѣшеткѣ.
Когда онъ подошелъ къ калиткѣ, сердце его подпрыгнуло отъ радости. Лиза была уже у рѣшетки. Она могла незамѣтно ускользнуть отъ взоровъ своихъ надзирательницъ. Спрятавшись за вѣковымъ кипарисомъ, она была похожа на газель, которая готова убѣжать каждую секунду.
-- Лиза,-- тихо сказалъ Сандро, подойдя къ ней.
Она протянула ему черезъ рѣшетку узкую блѣдную ручку. Онъ жадно поцѣловалъ ея трепещущіе пальцы. Глаза ея были опущены. Этихъ большихъ и печальныхъ глазъ нельзя было забыть. Ея уста заставляли вспомнить объ ангелѣ, которому стало скучно на небѣ.
-- О, другъ мой!-- прошептала она въ отвѣтъ.
Олова вырывались у нея, словно воркованіе голубки.
-- Лиза,-- пылко произнесъ Сандро, все еще держа ея руку.-- Лиза, такъ нельзя продолжать больше. Наше существованіе становится пыткой.
-- Чего же вы хотите?-- спросила она, смущенная его тономъ.-- Мы видимся почти каждый день. Это такъ пріятно! Когда я жила здѣсь въ уединеніи, мнѣ и въ голову не приходило надѣяться на то, что мой другъ будетъ приходить сюда каждый вечеръ... Другъ, который меня любитъ. Это настоящій рай, Сандро. Не требуйте большаго. Это значитъ искушать Бога.
-- Лиза, я даже не могъ тебя поцѣловать до сихъ поръ.
Оба на минуту замолчали. Это слово выбило ихъ изъ колеи.
Сандро бросилъ быстрый взглядъ на садъ и на улицу.
-- Сегодня, однако, никто мнѣ въ этомъ не помѣшаетъ.
Однимъ прыжкомъ онъ взлетѣлъ на верхъ рѣшетки, за которую держался, другимъ онъ былъ уже въ саду, около Лизы, которая не имѣла даже времени предупредить его дерзкую выходку.
Словно обвороженная, она неподвижно стояла на мѣстѣ. Для этихъ полудѣтей настала минута единственнаго человѣческаго счастья.
Небо стало какого-то блѣднаго цвѣта, словно и оно раздѣляло ихъ радость. Монастырскій садъ шелестѣлъ подъ спускавшейся темнотой, оливковыя деревья тихо дрожали. Солнце только что скрылось. По небу быстро пронесся обычный въ Тосканѣ въ это время метеоръ и погасъ, оставивъ за собой огненный слѣдъ.
Вдругъ пронесся нѣжный звонъ, какъ будто какой-то геній коснулся воздушныхъ колокольчиковъ и вывелъ ихъ изъ заколдованнаго сна.
При первыхъ же звукахъ Лиза вырвалась изъ объятій Сандро.
-- Пустите меня. Звонятъ къ вечерней службѣ.
-- Неужели ты такъ торопишься на молитву?
-- Если меня хватятся, то придутъ искать сюда. Уходите.
-- Хорошо, если ты дашь мнѣ обѣщаніе.
-- Какое? Боже мой, сюда могутъ прійти... Сандро!
-- Ты должна покинуть этотъ монастырь и итти за мной.
-- Хорошо... Я васъ люблю... Но уходите, уходите скорѣе.
-- До завтра. Завтра я все тебѣ объясню.
Молодой человѣкъ быстро очутился по другую сторону рѣшетки, а бѣлое платье замелькало между зеленью по дорогѣ къ часовнѣ. Садъ готовился уже отойти на покой.
Sancta Cintolа, поясъ святой Дѣвы, составляетъ истинное сокровище Прато. Во времена перваго крестоваго похода въ числѣ крестоносцевъ былъ и кавалеръ Микеле Дагомари, гибеллинъ, происходившій изъ этого города. Вѣра завела его на востокъ, любовь задержала его тамъ: онъ влюбился въ прелестную сирійскую дѣвушку и женился на ней. Скоро его тесть умеръ, завѣщавъ ему большія богатства, а главное, этотъ священный предметъ! Черезъ нѣкоторое время Микеле Дагомари охватило жгучее желаніе видѣть свою родину. Провидѣніе хранило его на пути въ Италію, и онъ благополучно прибылъ въ Прато. Послѣ его смерти поясъ Святой Дѣвы былъ торжественно перенесенъ въ соборъ и сдѣлался главнымъ предметомъ любопытства туристовъ, посѣщавшихъ городъ. Когда одинъ изъ нихъ сдѣлалъ не удавшуюся попытку украсть поясъ, то было рѣшено держать его въ капеллѣ, откуда выносить его на всенародное чествованіе одинъ разъ въ годъ.
Послѣднему изъ учениковъ Джотто, Анвело Гадди, было поручено украсить эту капеллу, и онъ исполнилъ это порученіе съ наивной вѣрой и пышной роскошью. На одной изъ картинъ былъ изображенъ бракъ Дагомари съ сирійской дѣвушкой. Всѣ фигуры были одѣты въ золото и пурпуръ, не хуже, чѣмъ волхвы. Другая картина изображала возвращеніе Дагомари на родину. Держа въ рукахъ раму съ священнымъ поясомъ, онъ стоялъ на носу корабля, за которымъ гнались дельфины. Волны склоняли свои верхушки, какъ бы поклоняясь святынѣ. Затѣмъ изображено было, какъ Дагомари, очевидно, боясь за драгоцѣнное сокровище, спитъ на самой ракѣ въ пышно украшенной на восточный ладъ комнатѣ. Оловомъ, была въ простыхъ и живыхъ, какъ вѣра, образахъ, изложена вся легенда.
Наступилъ наконецъ и день, когда нужно было выносить святыню на площадь на поклоненіе собравшемуся народу. Въ правомъ углѣ капеллы, снаружи, была сдѣлана каѳедра, отъ которой прямо въ капеллу шелъ коридоръ. На этой каѳедрѣ долженъ былъ появиться священникъ и высоко поднять надъ народомъ священный предметъ,.
Каѳедра была достойна своего назначенія. Донателло вырѣзалъ на ней хороводъ веселыхъ дѣтей, рѣзвившихся въ райскихъ садахъ. Его ученикъ Микелоццо съ ловкостью ювелира украсилъ рѣзными изображеніями консоли и навѣсъ. Каѳедра, предназначавшаяся быть апоѳозомъ чудесной реликвіи, сама по себѣ являлась чудомъ.
Толпа богомольцевъ занимала всю площадь передъ Санъ-Стефано. Тутъ были не только жители Прато. Сюда явились и благочестивые ихъ собратья изъ Флоренціи, изъ Лукки и Пистойи и даже обитатели Казентинскихъ горъ. Ихъ легко можно было узнать по грубому платью, дикому и вмѣстѣ съ тѣмъ кроткому виду, по ихъ лицамъ, горѣвшимъ простодушнымъ энтузіазмомъ. Таковы, вѣроятно, были пастухи, первые преклонившіеся передъ яслями.
Немало зрителей стояло вдали, которые не могли разсчитывать увидѣть святой поясъ. Для нихъ было достаточно и того, что они тамъ и дышатъ атмосферой благословенія.
На одномъ изъ угловъ между площадью и боковымъ переулкомъ стояли Лукреція и Лиза. Фра-Липпо и Сандро внимательно слѣдили за ними.
Церковное пѣніе на площади усилилось: дымъ кадильный волнами поднимался къ солнцу; тусклое, при дневномъ свѣтѣ, пламя свѣчей казалось ярче. Вдругъ какая-то волна прошла по стоявшему народу, словно по полю съ рожью, и всѣ головы разомъ обнажились: на каѳедрѣ появился священникъ, высоко поднимавшій святую реликвію. Народъ едва переводилъ духъ.
-- Теперь самый удобный моментъ,-- сказалъ Липпо дѣвушкамъ:-- идемъ скорѣе.
Онѣ тронулись за нимъ вмѣстѣ съ Сандро; никто не обращалъ на нихъ вниманія.