Слава.
Вечерній столъ только что кончился во дворцѣ Альдобранди. Слуги убрали со стола, и гости подвинулись съ своими креслами къ окнамъ, привлекаемые прелестью потухавшаго дня.
Фьямма сидѣла рядомъ съ мужемъ. Ея расцвѣтшая красота потеряла прежній холодный и воинственный оттѣнокъ и пріобрѣла новую прелесть -- прелесть материнства: уже десять лѣтъ, какъ у нея родился сынъ Джани. Аверардо Альдобранди и его жена наслаждались счастіемъ ихъ дѣтей, глядя на потомство, которому суждено ихъ пережить. Не нарушая гармопіи, здѣсь же присутствовалъ и старый другъ семьи -- мадонна Торриджіани, ставшая теперь мадонной Руччелаи. Марко и Фьямма не могли забыть, что они встрѣтились у нея на свадьбѣ: она была причиной того, что сердца ихъ нашли другъ друга. Теперь она стала для нихъ какъ бы сестрой. Она привела съ собой и свою дочку Бичи, которая играла съ Джани.
Разговоръ зашелъ о счастливомъ исходѣ переговоровъ Лоренцо, которому удалось помирить папу съ республикой.
-- Я сознаюсь,-- сказалъ Аверардо, обращаясь къ сыну:-- что твой Медичи -- очень ловкій политикъ. Какую зависть возбуждаетъ его власть! Теперь въ его рукахъ всѣ власти! Если такъ будетъ продолжаться, то что останется намъ отъ флорентійскихъ вольностей? Одно названіе!
-- Неужели вы думаете, что при Пацци вольностей осталось бы больше? Власть Лоренцо, по крайней мѣрѣ, всѣмъ доброжелательна! Да и сама Флоренція не разъ доказывала, что слишкомъ много вольностей для нея и не нужно.
Разговаривая съ отцомъ, Марко бросалъ нѣжные взгляды на Фьямму. Его прежняя страсть превратилась съ тѣхъ поръ, какъ она стала матерью, въ глубокое уваженіе.
Мужъ и жена оба молча взглянули на игравшихъ дѣтей.
Джани и Бичи играли безъ шума. Дѣвочка приложила къ виску лепестокъ мака, а Джани долженъ былъ задать ей вопросъ. Если листокъ хлопнетъ подъ рукой дѣвочки -- это должно значить "да", если же звука не будетъ -- это должно значить "нѣтъ".
-- Знаешь, что я хочу спросить у цвѣтка?-- спросилъ Джани свою подругу.
-- Какъ же я могу это знать?
-- Я хочу спросить, любишь ли ты меня?
Въ глазахъ дѣвочки блеснулъ лукавый огонекъ, и ея нѣжная ручка осторожно ударила по цвѣтку такимъ образомъ, чтобы онъ не хлопнулъ. Отвѣтомъ на вопросъ Джани былъ только взрывъ смѣха.
Онъ замѣтилъ, что она нарочно задержала руку, и слезы навернулись у него на глазахъ. Тогда дѣвочка бросилась на шею къ своему другу и быстро заговорила:
-- Цвѣтокъ все лжетъ, Джани, а я, правда, тебя люблю.
Въ этотъ моментъ на улицѣ раздались крики и пѣніе. Всѣ бросились къ окнамъ. Шло тріумфальное шествіе: шесть колесницъ, разукрашенныхъ, по приказу Великолѣпнаго, молодымъ художникомъ Пунтормо, который пріобрѣлъ уже славу въ декораціонномъ искусствѣ. Первая колесница, влекомая быками, изображала золотой вѣкъ при царѣ Сатурнѣ. Затѣмъ слѣдовалъ двуликій Янусъ, сидѣвшій передъ запертымъ храмомъ войны. За нимъ ѣхали полуобнаженные пастухи, сидѣвшіе на тиграхъ и львахъ въ знакъ всеобщаго умиротворенія. Затѣмъ показался первый законодатель Рима -- Нума, котораго охраняла Эгерія. Онъ держалъ священныя книги, вокругъ которыхъ группировались жрецы и гаруспексы. На колесницѣ, запряженной восьмью лошадьми, ѣхалъ Титъ Манлій Торкватъ. Колесницу Юлія Цезаря везли слоны, за которыми шествовали покоренные Цезаремъ народы. Императоръ Августъ въ своемъ апоѳозѣ былъ окруженъ поэтами: они ѣхали на крылатыхъ лошадяхъ со свитками своихъ произведеній.
Вся Флоренція столпилась у оконъ и на порогахъ домовъ. Молодыя дѣвушки, которыя не желали показываться, смотрѣли сквозь опущенныя рѣшетчатыя шторы или просто сквозь пропитанную масломъ бумагу. Аплодисменты трещали, словно градъ по крышамъ.
Показалась, наконецъ, послѣдняя колесница, замыкавшая шествіе. На верхушкѣ земного шара стоялъ мальчикъ, служившій символомъ возрождающагося золотого вѣка. Ребенокъ былъ совершенно голъ и только покрытъ слоемъ золота, такъ что вечерняя свѣжесть заставляла его дрожать. То былъ сынъ одного булочника, котораго отецъ отдалъ для участія въ процессіи за десять экю.
Флоренція того времени была городомъ, на половину языческимъ. Никто не безпокоился о ребенкѣ, котораго приносили въ жертву своимъ удовольствіямъ. Обращали вниманіе только на то, что онъ хорошо сложенъ и красиво поставленъ на вершинѣ шара. Одна Фьямма, очень встревоженная за ребенка, отвернулась.
Народная фантазія флорентинцевъ любила рѣзкіе контрасты, и за зрѣлищемъ великолѣпія послѣдовало зрѣлище ужаса. Появилась большая черная колесница, запряженная быками. На ней всюду были изображенія костей и бѣлыхъ крестовъ. Наверху стояла колоссальная фигура смерти съ косой въ рукѣ. Кругомъ нея находилось нѣсколько гробовъ, которые раскрывались всякій разъ, какъ шествіе останавливалось на перекресткахъ. Изъ нихъ вылѣзали существа, обличенныя въ черныя одежды, на которыхъ были изображены части скелета -- кости рукъ и ногъ, ребра, позвонки, черепъ. Эти черныя одежды сливались съ наступавшей темнотой, и виднѣлись только бѣлыя кости, казавшіяся настоящими. Раздавались глухіе звуки трубы, мертвецы выходили на половину изъ своихъ гробовъ и принимались пѣть мрачный покаянный стихъ.
Вокругъ этой колесницы ѣхало множество мертвецовъ на тощихъ лошадяхъ въ черныхъ чапракахъ съ бѣлыми крестами. Около каждаго всадника шло четыре слуги, одѣтыхъ мертвецами, съ огромными черными факелами и чернымъ знаменемъ, на которомъ изображены были кости и черепа.
Джани и Бичи въ ужасѣ бросились къ матерямъ, которыя закрывали имъ глаза руками. Къ счастью, мрачная процессія удалялась довольно быстро, и унылое пѣніе скоро замерло въ сосѣднихъ улицахъ.
Наступилъ уже вечеръ. Мадонна Торриджіани скоро стала собираться домой, простилась съ подругой и вмѣстѣ съ Бичи отправилась къ себѣ. А маленькій Джани неотступно слѣдилъ глазами за своей подругой, и сердце у него сжималось отъ горя. И такъ повторялось всякій разъ, какъ ему приходилось разставаться съ подругой своихъ игръ.
Прежде чѣмъ итти къ себѣ въ комнату, Марко и Фьямма остановились на минуту въ галереѣ, которая окружала весь внутренній дворъ. Луна ярко свѣтила, вырисовывая гербы, которыми были украшены стѣны дворца. Освѣщенный его фонтанъ казался снопомъ серебристыхъ искръ.
Какъ далеко были супруги отъ пережитыхъ испытаній! Ни образъ мучимой ревностью Неры, ни призракъ обезглавленнаго Канцельери не тревожили ихъ больше. Ихъ жизнь проходила теперь мирно въ однообразномъ семейномъ счастьѣ.
Впрочемъ, однажды на охотѣ Марко вздумалось вдругъ посѣтить замокъ Винчильяту. До него дошли слухи, что Нера уже не жила тамъ.
Его глазамъ представился угрюмый, какъ ликъ мертвеца, фасадъ, изсохшій фонтанъ, бассейны, превратившіеся въ грязныя лужи, лужайки, когда-то зеленыя, а теперь покрытыя бурой травой. Аллеи заросли бурьяномъ. Въ замкѣ, гдѣ прежде толпились слуги, теперь не было ни одной живой души. На конюшняхъ не было уже слышно стука подковъ.
У Марко невольно навернулась мысль, что и сердце Неры должно быть похоже на этотъ полуразрушенный и заброшенный замокъ.
Но онъ скоро освободился отъ этого впечатлѣнія. Кругомъ него все было полно спокойствія и радости. Флоренція переживала расцвѣтъ величія Медичи.
Одна фигура рѣзко выдавалась на лучезарномъ фонѣ этой эпохи. Отъ нея падала тѣнь на весь этотъ апоѳозъ. То была жена Лоренцо Клариса Орсини.
Принцесса Флоренціи не любила Флоренціи и въ глубинѣ души оставалась римлянкой, преданной традиціямъ надменной аристократіи. Для жителей Флоренціи она какъ будто не существовала. Ея не видно было на празднествахъ, и всѣ знали, что Лоренцо старайся держать ее возможно дальше отъ своихъ гостей. Когда она умерла, онъ даже не былъ въ ея комнатѣ.
Пренебрегаемая всѣми и, въ свою очередь, равнодушная ко чсѣмъ, она удовольствовалась однимъ близкимъ другомъ -- Фьяммой Альдобранди. Она поручила ей дѣла благотворительности, на которыя она была очень щедра. Среди основанныхъ ею учрежденій дороже всего ей былъ монастырь, воздвигнутый на берегахъ рѣки Арно, недалеко отъ Пизы. Этотъ монастырь долженъ былъ служить убѣжищемъ для патриціанокъ, которымъ надоѣла свѣтская жизнь.
Фьямма нѣсколько разъ въ годъ ѣздила къ настоятельницѣ этого монастыря, чтобы узнать о его нуждахъ, и обыкновенно брала съ собою Джани, которому эта прогулка доставляла большое удовольствіе.
Такъ было и на этотъ разъ.
Пока его мать бесѣдовала съ настоятельницей, мальчикъ игралъ среди монахинь, забавляясь ихъ широкими одѣяніями, отъ которыхъ, несмотря на распустившіяся розы, отдавало ладаномъ.
Покончивъ разговоръ съ настоятельницей, Фьямма вышла въ садъ. Увидѣвъ ее, мальчикъ вырвался изъ круга столпившихся около него монахинь и побѣжалъ къ матери.
Они собирались уже покинуть монастырь, какъ вдругъ Фьямма принуждена была остановиться.
Въ нѣсколькихъ шагахъ отъ нихъ неподвижно стояла какая-то монахиня, устремивъ на нихъ пристальный взглядъ. Несмотря на густой вуаль и похудѣвшее лицо, Фьямма тотчасъ узнала Неру Франджипани.
Оправившись отъ изумленія, мадонна Альдобранди двинулась снова впередъ, стараясь итти скорѣе.
Но та загородила ей дорогу.
-- О, не смущайтесь, пожалуйста, мадонна,-- сказала она.-- Теперь вамъ нечего бояться меня. Я уже считаюсь мертвой. Я больше не Нера Франджипани, а недостойная раба Божія- сестра Урсула.
Тонъ, которымъ были произнесены эти слова, отзывался скорѣе горестью, чѣмъ христіанскимъ смиреніемъ. Въ ея обращеніи съ бывшей соперницей проскальзывало презрѣніе, несмотря на монашескія выраженія, который она употребляла.
Фьямма подняла голову.
-- Мадонна,-- отвѣчала она,-- я бы хотѣла видѣть въ васъ то, о чемъ вы говорите сами. Но я не была подготовлена къ этой встрѣчѣ. Она тяжела для меня. Позвольте мнѣ пройти.
-- Какъ? Неужели вы отказываетесь удѣлить мнѣ минуту вашего времени? Неужели вы такъ скупы, сестра?
Въ ея тонѣ явно сквозила иронія.
-- Я вѣдь столько плакала изъ-за васъ, столько разъ проклинала васъ. Цѣлыя десять лѣтъ я блуждала по свѣту, какъ сумасшедшая. Потомъ я вернулась во Флоренцію, которая, несмотря на все, продолжала меня притягивать. Тутъ я была счастлива. Понимаете ли вы -- счастлива! Вѣдь не можете же вы лишить меня воспоминаній!
Она говорила довольно громко, а Джани, не понимавшій, почему она сердится, плакалъ и прятался въ платье матери.
-- Но вдругъ я почувствовала желаніе покончить съ отчаяніемъ,-- продолжала она.-- Я узнала о существованіи этого монастыря, гдѣ находятъ пріютъ усталыя, какъ моя, души, и я поступила въ него. Я начинала забываться, какъ и моя товарка, тѣмъ сномъ безъ сновидѣній, который переходитъ въ сонъ вѣчный. Наконецъ-то я могла отдохнуть душой!
Ея голосъ сталъ тихимъ и походилъ на скорбный шопотъ. Фьямма невольно почувствовала жалость.
-- Зачѣмъ вы пришли сюда?-- вдругъ съ гнѣвомъ воскликнула ея собесѣдница.-- Зачѣмъ вы преслѣдуете меня даже въ этомъ убѣжищѣ? Неужели вамъ мало своихъ радостей и вамъ нужно еще смущать несчастную, о которой забыли уже всѣ? Неужели вы хотите совратить ее съ пути спасенія и снова заставить ее ненавидѣть, любить и страдать? Неужели вы являетесь лишь для того, чтобы я была осуждена въ этой жизни?
Испуганный этой сценой Джани принялся кричать. Мать быстро повела его къ выходу.
-- Зачѣмъ вы приводите съ собой этого ребенка?-- продолжала кричать ея бывшая соперница.-- Для того, чтобы показать мнѣ, что вы счастливая мать? Но помните: вы согрѣшили, какъ и я, но вы не принесли, подобно мнѣ, покаянія и, можетъ быть, вы еще будете наказаны за это... Смотрите, Фьямма Альдобранди. Богъ вамъ далъ этого ребенка, но Богъ можетъ его у васъ и взять.
Испуганная этими словами, Фьямма бросилась бѣжать, крѣпко держа сына за руку.