Любовь.
-- Сюда, Тамбуро, Кастаньо, Россина! Сюда! Берегитесь, голубчики, лошадиныхъ копытъ!
Егерь шумѣлъ гораздо больше, чѣмъ цѣлая стая, рычавшая отъ нетерпѣнія. Колпачки на, соколахъ позвякивали словно нестройный хоръ колокольчиковъ. Дворъ виллы Медичи въ Фьезоле былъ полонъ радостнаго оживленія, которое предшествуетъ отправленію на охоту.
Приглашенные на охоту дамы и кавалеры выходили на дворъ парами Первыми были готовы къ отъѣзду сами хозяева -- Лоренцо и Джуліано.
-- Гдѣ же Луиджи Пульчи?-- спросилъ Лоренцо, ища глазами своего любимца.-- Онъ, должно быть, спрятался, чтобы не ѣхать съ нами.
-- Ба!-- воскликнулъ Джуліано:-- вѣдь онъ такъ лѣнивъ. Онъ или спитъ, или грезитъ о какомъ-нибудь сонетѣ.
-- Очень можетъ быть. Эй, Пульчи! Отвѣта нѣтъ. На коней! Позвольте вамъ помочь, мадонна.
Съ этими словами онъ обратился къ изящной молодой женщинѣ, которая собиралась сѣсть на лошадь и уже положила руку на сѣдло малиновой кожи. Онъ подсадилъ ее своей нервною рукой. То была Лукреція Донати, возлюбленная властителя Флоренціи.
Лоренцо былъ женатъ, какъ требовала его политика, на патриціанкѣ изъ Рима, приходившейся сродни папѣ. "Сегодня,-- небрежно писалъ онъ въ концѣ письма,-- меня женили на Кларисѣ Орсини". Эта Орсини не существовала, впрочемъ, ни для него, ни для его придворныхъ. Донати была его единственной владычицею. Эта страсть возникла довольно страннымъ образомъ.
Она началась съ того дня, какъ онъ вмѣстѣ съ братомъ шелъ за гробомъ Симонетты Веспуччи, прекраснѣйшей изъ покойницъ. Видя, что ее оплакиваетъ весь городъ, онъ сказалъ себѣ, что красота есть дивная вещь, если объ ней такъ скорбятъ. Ему захотѣлось любить самому. Тутъ-то и встрѣтилась ему мадонна Лукреція.
Она отличалась необыкновенной красотою, особенно когда улыбалась, сидя въ отдѣланномъ серебромъ платьѣ на бѣлой, какъ снѣгъ, лошади, носившей кличку "Горностайчикъ". То былъ подарокъ Лоренцо, который онъ передалъ ей съ сонетомъ. Легкой рукой она держала пурпуровые повода.
Лоренцо былъ гигантъ, съ некрасивымъ лицомъ, съ черными волосами и смуглой кожей. Его профиль выдавалъ мыслителя и бойца. Губы его были толсты, а глаза изумительны.
Рѣшетчатыя ворота отворились настежь, и кавалькада пустилась въ путь. Всѣ эти разодѣтые въ яркія платья синьоры и дамы, державшіе на рукахъ соколовъ, сидѣли на коняхъ съ лебедиными шеями и мѣрно подвигались впередъ, напоминая собою шествіе волхвовъ, изображеніемъ котораго Гоццоли разукрасилъ стѣны дворца Медичи. Ихъ силуэты рѣзко выдѣлялись на синевѣ лѣтняго неба.
Въ этой кавалькадѣ было, впрочемъ, одно существо, которое двигалось какъ-то не совсѣмъ увѣренно. Не привыкнувъ вставать рано, оно еще чувствовало себя не выспавшимся. Этотъ человѣкъ едва держалъ повода и покачивался на сѣдлѣ, какъ пьяный.
-- Взгляните на мессера Діониджи,-- сказалъ одинъ кавалеръ своему сосѣду.-- Онъ похожъ на мужика, который выпилъ слишкомъ много соку при сборѣ винограда. Честное слово, онъ упадетъ.
Едва онъ успѣлъ промолвить эти слова, какъ Діониджи тяжело грохнулся на землю.
Къ несчастью, онъ упалъ на лѣвую сторону, такъ что соколъ, котораго онъ держалъ на рукѣ, очутился подъ нимъ.
Всѣ бросились къ нему на помощь.
-- Вы не ушиблись, Діониджи?-- спросилъ Лоренцо.
-- Я-то нѣтъ,-- отвѣтилъ онъ:-- но вотъ онъ...
У сокола было сломано крыло, и весь онъ былъ помятъ.
-- Это жаль!-- вскричалъ Лоренцо слегка гнусавымъ голосомъ,-- Хорошая была птица. Теперь ужъ онъ не годится для охоты. Что же вы хотите теперь дѣлать?
-- Я лягу,-- отвѣчалъ Діониджи, зѣвая.-- Чортъ бы побралъ всѣхъ этихъ соколовъ и всякія охоты! Мнѣ страшно хочется спать.
Онъ опять взобрался на лошадь, конечно, не такъ скоро, какъ онъ съ нея спустился и затрусилъ по направленію къ Фьезоле, преслѣдуемый смѣхомъ и шутками всей компаніи.
Кавалькада тронулась дальше. Мадонна Лукреція ѣхала во главѣ ея между Лоренцо и Джуліано, который со времени кончины Симонетты не могъ стряхнуть съ себя уныніе и напрасно старался попасть въ веселый тонъ общества.
Чѣмъ дальше подвигалась кавалькада, тѣмъ шире открывалась зеленая флорентійская равнина, испещренная кое-гдѣ сѣрыми и черными пятнами кипарисовъ и оливковыхъ деревьевъ. По срединѣ ея мягко разстилался городъ, къ востоку равнина терялась въ безконечной дали, лишь кое-гдѣ бѣлѣли виллы съ плоскими крышами. Весь ландшафтъ носилъ дѣвственный характеръ, производившій, однако, впечатлѣніе могущества и красоты. Блескъ Арно, зажатой среди холмовъ на горизонтѣ, привлекалъ къ себѣ взоръ своей сверкающей бѣлизной.
Мадонна Нера Франджипани, ѣхавшая въ послѣднемъ ряду кавалькады, остановила свою лошадь и обернулась на сѣдлѣ, чтобы полюбоваться красотою долины. Ея топкія ноздри раздувались, губы открывали влажные зубы, какъ будто она хотѣла разомъ втянуть въ себя всю свѣжесть этой атмосферы. Освѣщенная солнцемъ съ своими черными глазами и волосами, она была похожа на ночь, отступающую передъ восходящимъ днемъ.
Все въ ней было полно блеска и таинственности. Со времени ея вдовства жизнь ея была мало извѣстна. Она жила въ замкѣ Винчильята одна, располагая цѣлой арміей слугъ. Ее обвиняли, но совершенно бездоказательно, въ многочисленныхъ тайныхъ любовныхъ похожденіяхъ. Такъ какъ она была очень красива, то Медичи не разъ приглашалъ ее на празднества, ужины и охоту, гдѣ она блистала высокомѣрной и равнодушной красотой.
-- Мадопна, вы сіяете, какъ это утро.
Эти слова произнесъ чей-то молодой голосъ, заставившій ее вздрогнуть и выйти изъ своего мечтательнаго настроенія. Сообразивъ, кому принадлежалъ этотъ голосъ, она удостоила улыбнуться въ отвѣтъ.
То былъ Марко Альдобранди.
Какъ не похожъ былъ онъ теперь на того мрачнаго юношу, который годъ тому назадъ блуждалъ въ тоскѣ на площади СантоКроче! Онъ былъ одѣтъ съ такимъ великолѣпіемъ, какъ будто онъ участвовалъ въ какой-нибудь процессіи, а не въ простой охотничьей прогулкѣ. Теперь онъ ничѣмъ не отличался отъ молодыхъ смѣлыхъ красавцевъ, съ которыми дѣти Медичи охотно раздѣляли свои удовольствія. Его отецъ все еще продолжалъ относиться къ Лоренцо недоброжелательно, но не мѣшалъ ему примкнуть къ малому двору. Тамъ его приняли въ высшей степени радушно. Среди всей этой компаніи онъ былъ самымъ веселымъ, самымъ блестящимъ, но и самымъ сумасброднымъ. Никто другой, какъ онъ, выдумывалъ всякія увеселенія. Онъ прожигалъ свою жизнь и постоянно разжигалъ въ себѣ огонь жизнерадостности. Этимъ-то онъ и понравился Нерѣ.
Онъ пустилъ свою лошадь ближе къ ея, такъ что обѣ лошади почти сомкнулись.
-- Нера,-- тихимъ и ласковымъ голосомъ сказалъ Альдобранди:-- вы знаете, что я люблю васъ?
Она снова удостоила его улыбки.
-- Вы мнѣ уже объ этомъ говорили.
-- Отлично. Въ такомъ случаѣ я скажу вамъ это еще разъ. Я буду кричать объ этомъ до тѣхъ поръ, пока вы этому не повѣрите.
Голосъ его сталъ громче.
-- Тише!-- сказала она,-- Васъ можетъ услышать Паголантоніо. Взгляните, какъ онъ смотритъ въ нашу сторону.
Въ самомъ дѣлѣ, одинъ изъ всадниковъ, ѣхавшій далеко впереди, остановился и оглядывался на нихъ съ недовольнымъ выраженіемъ лица.
-- Мнѣ нѣтъ дѣла до Паголантоніо,-- съ раздраженіемъ отвѣчалъ Марко.
-- Ну, а мнѣ до него есть дѣло. Онъ очень влюбленъ въ меня, и очень меня ревнуетъ. Онъ постоянно рыщетъ вокругъ моего замка.
-- Прогоните его, если онъ вамъ надоѣлъ. Позвольте мнѣ заняться этимъ.
-- Ни въ какомъ случаѣ. Прежде всего онъ любитъ меня искренно. И, во-вторыхъ, я вовсе не хочу, чтобы между вами была ссора.
Но но ея глазамъ было видно, что она говорила неправду: они вспыхнули при мысли о неожиданной дуэли. Нера принадлежала къ воинственной расѣ. Марко понималъ, что она можетъ полюбить его лишь въ томъ случаѣ, если онъ поразитъ ея воображеніе какимъ-нибудь отважнымъ подвигомъ.
-- Все-таки мы кончимъ дуэлью,-- рѣзко сказалъ онъ.
-- Я не хочу этого. Я, наоборотъ, приказываю вамъ быть добрыми друзьями. Однако мы отстали. Впередъ! Догонимъ остальную компанію.
Съ этими словами она хлестнула свою лошадь, и та пустилась галопомъ. Черезъ нѣсколько секундъ Нера уже была рядомъ съ другими. Марко въ бѣшенствѣ понесся за нею.
Кавалькада достигла плоскогорья, откуда открывался видъ на необъятную тосканскую равнину вплоть до Каррарскихъ горъ. Всадники повернули направо и поѣхали вдоль монастырскихъ стѣнъ. Кавалеры и дамы съ любопытствомъ смотрѣли на францисканцевъ, которые, углубившись въ молитвенники, ходили взадъ и впередъ на лугу, осыпанному лиліями и осѣненному темными кипарисами. Проѣхавъ монастырь, лошади пошли по довольно пустынной дорогѣ, по краямъ которой росли фіалки и дикія розы. Мало-по-малу они спустились въ долину, которая, казалось, существовала нарочно для благородной охоты съ собаками и соколами. Склонъ горъ равномѣрно спускался въ средину долины, которая пересѣкалась углубленіемъ, поросшимъ зеленью. Охотники размѣстились, словно часовые, на опредѣленныхъ мѣстахъ, на половинѣ склона, чтобы удобнѣе было спускать соколовъ на куропатокъ, которыхъ загонщики должны были выпугивать изъ кустовъ. Другіе сопровождали егеря со сворою, который спустилъ своихъ собакъ. Начался обычный на охотѣ шумъ: свистки, крики, лай собакъ.
-- Ищи, Скаччьо, ищи! Вотъ наконецъ поднимаются куропатки: одна, двѣ, три... Тутъ ихъ цѣлыя тысячи! Здѣсь! Сюда!-- слышались голоса.
Соколы и ястреба парили въ воздухѣ, готовясь одинаково яростно наброситься на свою добычу. Ихъ колокольчики звенѣли на разные голоса. Одинъ соколъ подрался съ своимъ сотоварищемъ. Птицы вцѣпились другъ въ друга. Хозяева осыпали ихъ бранью. Другой, слишкомъ слабый и трусливый, видимо, не справился съ своей добычей, которая вырвалась у него и улетѣла.
Соколъ Неры дѣлалъ чудеса. Не было равнаго ему, который умѣлъ бы такъ нападать на куропатокъ. Единственнымъ его недостаткомъ была излишняя горячность; его боевой темпераментъ напоминалъ его хозяйку. Онъ такъ увлекся охотой, что нельзя было заставить его вернуться къ ней на руку. Мадонна Франджипани безумно мчалась за своей птицей, безпрестанно подстегивая свою лошадь. Наконецъ, чтобы дать соколу отдохнуть, она остановилась, стала его звать и протягивала ему руку. Но все было напрасно.
Въ нѣсколько скачковъ своего коня Альдобранди былъ уже около нея. Рискуя быть исцарапаннымъ, онъ схватилъ сокола, надѣлъ ему колпачокъ на голову и посадилъ его на руку мадонны. Но прежде, чѣмъ отъѣхать отъ нея, онъ напечатлѣлъ долгій поцѣлуй на ея ручкѣ, затянутой въ перчатку, поверхъ которой блестѣли драгоцѣнныя кольца.
Одинъ изъ охотниковъ съ бѣшенствомъ смотрѣлъ на эту сцену. То былъ Паголантоніо. Воспользовавшись моментомъ, когда Лоренцо подозвалъ къ себѣ Альдобранди, онъ подъѣхалъ къ молодой женщинѣ.
-- Разрѣшите привѣтствовать васъ, мадонна?-- спросилъ онъ иронически.-- Я не смѣлъ подъѣхать къ вамъ раньше: вы, видимо, наслаждались обществомъ мессера Альдобранди.
-- Альдобранди въ самомъ дѣлѣ мнѣ нравится,-- отвѣчала она сухо.
-- Онъ очень счастливъ. Онъ очень усердно ухаживаетъ за вами съ нѣкотораго времени... Вы увѣрены, что онъ дѣйствуетъ искренно?
-- Вотъ нелѣпый вопросъ, другъ мой. Я отвѣчу вамъ на него другимъ вопросомъ: неужели вы считаете меня способной внушать кому-нибудь истинную страсть? А между тѣмъ такъ преслѣдуете меня своимъ вниманіемъ, что должны были бы понимать, что и другой можетъ находить удовольствіе въ моемъ обществѣ.
Паголантоніо прикусилъ себѣ губы, чтобы не отвѣтить ей дерзостью. Лицо его стало еще сердитѣе.
-- Вы безжалостны ко мнѣ, мадонна, и совершенно напрасно. Я только хотѣлъ поставить васъ въ извѣстность относительно одного обстоятельства, о которомъ вы, быть можетъ, ничего не знаете. Марко Альдобранди нѣсколько лѣтъ тому назадъ уже испыталъ отчаяніе любви и повѣдалъ объ этомъ Боттичелли, а тотъ разболталъ объ этомъ всѣмъ. Онъ былъ влюбленъ въ Фьямму Джинори, но она пренебрегла имъ и вышла за мужъ за Канцельери изъ Пистойп. Чтобы найти себѣ утѣшеніе, онъ теперь ведетъ веселую жизнь въ обществѣ Медичи. Но онъ и не думаетъ полюбить кого-нибудь. Вы только мимолетная забава для этого молодого повѣсы. О любви тутъ и говорить нечего. Его возлюбленная, выйдя замужъ, унесла съ собою его сердце.
-- Какъ вы недогадливы, милѣйшій! Все, что вы мнѣ сейчасъ сказали, какъ разъ можетъ вселить въ меня сильнѣйшее желаніе покорить этого Альдобранди. Заставить его забыть эту Джинори какой тріумфъ для меня, если только въ моихъ глазахъ онъ имѣетъ такую же цѣну, какую вы придаете ему! Но дѣло не въ этомъ: я забавляюсь ухаживаніемъ за мной молодого человѣка -- вотъ и все. Вы, конечно, не станете мнѣ мѣшать въ этомъ? До свиданія, Паголантоніо. Я немного раздражена сегодня, а вы раздражаете меня еще болѣе.
Становилось жарко. Охотники, соколы и собаки чувствовали усталость. Всѣ усѣлись въ тѣнь цвѣтущихъ кустарниковъ. Появились кушанья, опоражнивались корзины со свѣжими финиками, бутылки съ виномъ были погружены въ воды ручья. Жаворонки перекликались по всей долинѣ. Нера и Марко сидѣли рядомъ, и слышно было, какъ они болтали и смѣялись. Паголантоніо куда-то исчезъ.
Сидя на травѣ, охотники дожидались, пока стихнетъ жаръ. Съ первымъ ударомъ къ молитвѣ "Ave Maria" всѣ двинулись въ обратный путь, съ сожалѣніемъ разставаясь съ этой дивной долиной, напоминавшей ту, въ которой среди золотыхъ цвѣтовъ отдыхалъ Данте передъ входомъ въ чистилище. Нѣкоторое время охотники ѣхали по гребню холмовъ, а потомъ стали спускаться по направленію къ Фьезоле. Лошади шли рысью, богатые костюмы ярко блестѣли при свѣтѣ заходившаго солнца. Кавалькада снова обогнула монастырь капуциновъ и проѣхала мимо церкви, которая была старше самого христіанства. Современница построенія этрусской стѣны, она сначала служила храмомъ Эскулапа. Всадники очутились наконецъ передъ широкимъ видомъ, открывавшимся на всю Тосканскую равнину. Марко и Нера, ѣхавшіе рядомъ, разомъ повернулись на сѣдлѣ, чтобы насладиться величавымъ зрѣлищемъ. Они до такой степени понимали другъ друга, что могли не говорить въ присутствіи другихъ.
Мало-по-малу кавалькада приближалась къ виллѣ Медичи. Изъ-за кипарисовъ виденъ былъ уже ея фасадъ, которому Микелоццо нарочно придалъ скромный видъ, по требованію стараго Козимо, которому не хотѣлось жить какъ бы во дворцѣ.
При звукѣ трубъ охотники въѣхали во дворъ. Какъ только слѣзли они съ лощадей, хозяинъ обратился къ нимъ съ милостивымъ приглашеніемъ.
-- Я и мой братъ надѣемся, что вы всѣ будете сегодня ужинать у насъ. Мы не примемъ никакихъ отговорокъ. Комнаты, гдѣ бы вы могли немного отдохнуть, уже приготовлены
Раздались было кое-какія нерѣшительныя возраженія, но онъ какъ будто смелъ ихъ однимъ жестомъ руки. Его некрасивое лицо озарилось привѣтливой улыбкой. Для его политики было необходимо, чтобы вокругъ него всегда толпились друзья и прихлебатели. Онъ говаривалъ, что только тираны любятъ видѣть вокругъ себя пустоту.
На террасѣ, съ которой открывается видъ на Флоренцію и ея долину, разставили столы. Именно здѣсь во времена Козимо собиралась академія платониковъ, которой онъ положилъ начало. Здѣсь подъ заманчивой тѣнью кипарисовъ, ученые углублялись въ мудрость учителя учителей. Дальше, тамъ, гдѣ начинались холмы Фьезоле, виднѣлась счастливая вилла, гдѣ нашли себѣ убѣжище разсказчики Декамерона, пока чума гнѣздилась во Флоренціи, бившейся въ агоніи подъ ея черными крыльями. Безчисленныя воспоминанія дѣлали это мѣсто священнымъ.
Спустилась уже ночь, когда компанія заняла мѣста за столомъ. Горѣли длинные восковые факелы, разливая свѣтъ и благоуханіе. Ихъ красный отблескъ лизалъ кипарисы и мраморъ, и на этомъ фантастическомъ фонѣ трепетали и вытягивались длинныя тѣни дубовъ. Звѣзды блестѣли ярче обыкновеннаго. Въ долинѣ вились миріады свѣтящихся бабочекъ, словно блуждающіе огни, въ которыхъ горѣли души, видѣнныя раньше Данте въ одномъ изъ круговъ ада.
Вино лилось въ изобиліи, а блюда были превосходны. Марко и Нера. едва къ нимъ притрогивались. Они оба были погружены въ свои мечты. Они не слыхали даже Луиджи Пульчи, который къ великой радости пирующихъ явился въ концѣ ужина и сталъ декламировать весьма фривольное описаніе похожденій Маргутта.
Когда вышли изъ-за стола, Нера сказала Марко, умолявшему ее глазами:
-- Приходите завтра.
Они разстались. Альдобранди поѣхалъ внизъ по направленію къ Флоренціи. Луна освѣщала его дорогу, и все было видно, какъ днемъ. Въ ночной тишинѣ до него доносился каждый звукъ -- лай собакъ въ далекой деревушкѣ, стукъ колесъ по дорогѣ, хриплый крикъ запоздавшаго возницы. Онъ слышалъ, какъ билось его сердце, и нарочно остановился, чтобы въ себѣ самомъ послушать эту музыку жизни. Онъ былъ невдалекѣ отъ виллы, которая носила названіе Riposo dei Yescovi (отдыхъ для епископовъ), такъ какъ каждый вновь назначенный пастырь, отправляясь изъ Фьезоле во Флоренцію занять свою епископскую каѳедру, останавливался здѣсь дожидаться носилокъ, на которыхъ его несли дальше по крутой дорогѣ въ гору.
Марко прислонился къ стволу стараго дуба, тѣнь отъ котораго падала на ворота виллы, и долго оставался въ такомъ положеніи, чувствуя, что теперь онъ живетъ такъ, какъ никогда еще до сихъ поръ не жилъ.
Любилъ ли онъ эту женщину? Нѣтъ, если то чувство, которое онъ испытывалъ къ Фьяммѣ, было настоящею любовью, если любить значило изнывать, погружать свою душу въ муку безполезной нѣжности. Да, если любовь означала радость, силу, юность и гордость. Ему казалось въ этотъ моментъ, что онъ позналъ наконецъ любовь зрѣлаго мужа, ту любовь, которая возбуждаетъ энергію, а не угнетаетъ человѣка.
Онъ смотрѣлъ на Флоренцію, на ея бѣлые домики, на ея колокольни, похожія на башни изъ серебра. Ему казалось, что этотъ городъ принадлежитъ ему, также какъ и его равнина, полная тихой нѣжности.
На другой день онъ рано утромъ, не будя слугъ, вышелъ изъ отцовскаго двора и отправился въ поле и виноградники. Чтобы убить время, онъ блуждалъ въ окрестностяхъ Монте Чечіоли. Потомъ, потерявъ терпѣніе, онъ вскарабкался по самой трудной тропинкѣ на почти отвѣсные склоны горы, смиряя этимъ восхожденіемъ бушевавшее въ немъ сердце.
Солнце было уже довольно высоко, когда онъ очутился передъ замкомъ мадонны Франджипани. Онъ стоялъ на вершинѣ холма, откуда открывался видъ на рѣку Арно и ея долину, исчезавшую въ дали. Передъ замкомъ былъ обширный садъ съ аллеями, фонтанами и безконечными цвѣтниками. Это былъ лабиринтъ цвѣтовъ, указывавшій, что тутъ живетъ волшебница.
Какъ будто очарованный прелестью этого мѣста, Марко не рѣшался постучать въ ворота молоткомъ, сдѣланнымъ въ видѣ головы Медузы...
-- Мессеръ, на два слова.
Марко быстро обернулся: передъ нимъ стоялъ Паголантоніо.
Кровь бросилась ему въ лицо.
-- Что вамъ угодно сказать мнѣ, мессеръ Кальфуччи? Вы видите, что я иду въ этотъ домъ по дѣлу: меня ждутъ.
-- Пусть подождутъ. Ждать придется, можетъ быть, дольше, чѣмъ думаютъ. Мессеръ Альдобранди, вы ухаживаете за мадонной Нерой...
-- Стало быть, вы это замѣтили?-- насмѣшливо спросилъ тотъ.
-- Я не знаю, любите ли вы ее, вамъ приписываютъ столько любовныхъ похожденій и интригъ! Это ваше дѣло. Но я -- я люблю се и мою честь.
-- Къ чему эти рѣчи, мессеръ. Она ждетъ меня, говорю я вамъ.
-- Вчера вы съ нею посмѣялись надо мной! Другой разъ этого вамъ не придется сдѣлать, не будь я флорентинцемъ и кавалеромъ.
-- Опять пустыя слова! Въ этомъ, знаете, одинъ Богъ воленъ! Итакъ, обнажайте шпагу!
Шпаги блеснули и скрестились. Въ теченіе нѣсколькихъ секундъ слышался непрерывный лязгъ стали.
Потомъ Кальфуччи упалъ.
Вдругъ изъ-подъ тѣнистаго дуба явилось на лужайкѣ видѣніе. То была Пера, закутанная легкими бѣлыми тканями.
-- Войди!-- сказала она.
Въ эту минуту она была необычайно красива: глаза ея свѣтились.
-- Я все видѣла,-- продолжала она.-- Я стояла за этими деревьями. Мнѣ не хотѣлось звать кого-нибудь, чтобы разнять васъ. Ты достоинъ меня, Марко! Я люблю тебя. Входи!
Онъ указалъ на раненаго въ бокъ Кальфуччи, который лежалъ на дорогѣ.
-- Не безпокойся о немъ. Я пришлю за нимъ служителей. Они внесутъ его въ домъ.
И она повлекла его по аллеямъ, страстная и молчаливая, какъ призракъ.
А на дорогѣ капля за каплей текла кровь Паголантоніо.
Рѣшетка виллы закрылась за Альдобранди, какъ ворота волшебнаго замка. Много дней онъ оставался добровольнымъ плѣнникомъ этой волшебницы. Въ сладострастномъ снѣ онъ забылъ обо всемъ мірѣ, забылъ о теченіи времени. Онъ наслаждался счастьемъ любви. Властная Нера, украшенная новымъ чувствомъ, находила новое удовольствіе унижать себя передъ нимъ. Въ этомъ замкѣ, гдѣ шныряли молчаливые и внимательные служители, гдѣ за каждой дверью стояли пажи въ ожиданіи приказаніи,-- она стала первой рабыней своего возлюбленнаго.
Паголантоніо выздоровѣлъ отъ своей раны, но, стыдясь своего пораженія, держался вдали, снѣдаемый ненавистью къ влюбленнымъ. Его родные заговорили было о мщеніи, но Лоренцо Великолѣпный далъ имъ понять, что послѣ законнаго поединка объ этомъ не можетт, быть и рѣчи. Кальфуччи были старинными союзниками Медичи, а Альдобранди былъ еще новый другъ, и тѣмъ сильнѣе они дорожили имъ.
Въ одинъ прекрасный день Нера и Марко вышли изъ своего уединенія, въ которомъ они такъ долго держались, и явились при дворѣ Медичи. Этэ вызвало общее веселье. Пульчи сочинилъ по этому случаю сонетъ, а Полиціано греческую эпиграмму. Имена влюбленныхъ переплетались съ риѳмами и ихъ ставили въ примѣръ, какъ прежде Джуліано и Симонетту, а теперь Лоренцо и Лукрецію. А между тѣмъ годъ тому назадъ Марко клялся, что онъ жить не можетъ безъ Фьяммы Джинори.
Въ это время во Флоренціи только и говорили, что о близкой свадьбѣ нѣкоего Торриджіани и одной изъ семьи Ручеллаи, богатѣйшей во всемъ городѣ. Ручеллаи были обязаны своимъ состояніемъ изобрѣтательности одного изъ своихъ предковъ, воспользовавшагося подсолнечниками при крашеніи матерій. Ихъ сады -- Orbi Oricellari -- славились по всей Италіи красотою самыхъ разно образныхъ деревьевъ и великолѣпіемъ гротовъ, фонтановъ и тріумфальныхъ арокъ.
Сто дѣвушекъ самыхъ лучшихъ семей сопровождали невѣсту въ церковь. Имъ сопутствовали пятнадцать юношей, одѣтыхъ въ красные плащи и исполнявшихъ обязанности пажей. На церемоніи обмѣна обручальными кольцами присутствовали всѣ кавалеры Флоренціи и ея окрестностей, имѣвшіе право по своему рожденію носить шпагу съ золотой рукояткой. Послѣ этого кортежъ направился по усыпанной цвѣтами и листъ а мы дорогѣ къ знаменитымъ садамъ, гдѣ былъ приготовленъ обѣденный столъ.
Въ числѣ приглашенныхъ былъ и Марко Альдобранди, семья котораго была дружна съ семьей Торриджіани. Онъ шелъ за пышной толпой, тѣснившейся въ аллеяхъ садовъ и вмѣстѣ съ другими сѣлъ за столъ подъ атласнымъ навѣсомъ, украшеннымъ орифламмами съ эмблемами любви.
Только что онъ сѣлъ, какъ въ палатку вошла женщина и за няла единственное свободное мѣсто, какъ разъ противъ него. Машинально онъ поднялъ глаза и вдругъ вздрогнулъ.
Передъ нимъ была Фьямма Джинори, или, правильнѣе, Фьямма Канцельери.
Онъ былъ убѣжденъ въ томъ, что давно уже забылъ эту странную женщину, которая однимъ ласковымъ взоромъ похитила его сердце, а затѣмъ смела его съ своего пути, безъ всякихъ объясненій, безъ тѣни сожалѣнія или раскаянія.
Любовь къ другой женщинѣ удовлетворила его страсть и мужскую гордость. Ему казалось, что теперь ихъ раздѣляетъ цѣлая жизнь. Однако, когда взоры ихъ встрѣтились, прежняя дрожь прошла у него по тѣлу. Затаенное страданіе снова проснулось въ немъ. Ему казалось, что передъ нимъ его собственный призракъ, призракъ того отчаяннаго человѣка, какимъ онъ недавно былъ.
Въ ясныхъ глазахъ Фьяммы скользнула какая-то скорбная тѣнь. Она сдѣлала движеніе какъ будто для того, чтобы встать и уйти, но затѣмъ перемѣнила свое намѣреніе, видимо, опасаясь, что ея уходъ обратитъ на себя всеобщее вниманіе. Она не могла даже скрыть свое волненіе, вступивъ въ разговоръ съ своими сосѣдями. Въ этомъ обществѣ она знала лишь нѣсколько дамъ, которыя прибыли раньше ея и сидѣли далеко отъ нея. Но если въ ея глазахъ было смущеніе, зато въ нихъ не было того гнѣва, которымъ она годъ тому назадъ проводила его, когда онъ раскланялся съ нею на берегу рѣки Арно.
Марко Альдобранди наблюдалъ за нею со страстнымъ вниманіемъ, стараясь угадать, какое вліяніе оказала на нее брачная жизнь за то время, когда онъ ее не видѣлъ. Прежде всего она показалась ему болѣе спокойной, у нея уже не было ни этого вызывающаго вида, ни этой захватывающей прелести, которая заставляетъ предполагать, что плодъ еще не совсѣмъ созрѣлъ.
Глядя на нее, Марко переживалъ тѣ прошлые дни, когда онъ въ своей комнатѣ плакалъ и грызъ себѣ ногти, тѣ ночи, когда онъ украдкою выходилъ изъ отцовскаго дома и блуждалъ передъ дворцомъ Джинори.
Онъ наконецъ разузналъ, гдѣ находилась комната молодой дѣвушки, и съ безумной тоской смотрѣлъ на нее цѣлыми часами, пока не появлялись рыночные торговцы.
Теперь онъ могъ признать ее: это была та самая Фьямма, которую онъ такъ любилъ и которую такъ оплакивалъ.
Но въ ея лицѣ было нѣчто болѣе печальное, чѣмъ прежде. Очевидно, она, въ свою очередь, страдала. Безъ сомнѣнія, отъ своего мужа. Можетъ быть, она не любила его? Эта мысль искушала его.
Съ своей стороны, мадонна Канцельери, несмотря на свое смущеніе, не могла удержаться отъ того, чтобы время отъ времени не бросить взглядъ на молодого человѣка. Какая-то неодолимая сила влекла ее къ молодому человѣку. Онъ старался не глядѣть на нее, по въ его взглядѣ она прочла тоску и сожалѣніе.
Неожиданно цѣлый міръ мыслей поднялся въ немъ.
"Нужно заговорить съ нею", рѣшилъ онъ про себя.
Обѣдъ уже кончался, уже нѣкоторые изъ гостей встали изъ-за стола. Мадонна Канцельери послѣдовала ихъ примѣру. Марко тоже всталъ и нагналъ ее уже при входѣ въ павильонъ.
-- Мадонна,-- произнесъ онъ трепещущимъ голосомъ,-- выслушайте меня, умоляю васъ.
Какъ только они встрѣтились, Фьямма уже знала, что онъ подойдетъ и заговоритъ съ ней. Она ждала его словъ, боялась ихъ и вмѣстѣ съ тѣмъ жаждала ихъ. Ей было ясно, что рѣшительное объясненіе неизбѣжно. Однако она инстинктивно сдѣлала попытку избѣжать его.
-- Что вамъ угодно сказать мнѣ, мессеръ?-- спросила она.-- Здѣсь едва ли удобное мѣсто... къ тому же начинается балъ.
-- Пусть начинается, мадонна. Я не буду злоупотреблять вашимъ терпѣніемъ и попрошу у васъ только одну минуту.
Они спустились въ аллею, обсаженную громадными кипарисами и украшенную статуями. Эта аллея оканчивалась большимъ прудомъ, по которому медленно плавалъ лебедь, сверкая на солнцѣ своей бѣлизной.
-- Мы первый разъ встрѣчаемся со времени вашей свадьбы, съ усиліемъ продолжалъ Марко.-- Кто знаетъ, когда намъ еще доведется увидѣться? Я долженъ говорить съ вами сегодня же.
Она уже не пробовала сопротивляться, чувствуя, что нѣчто должно быть сказано между ними.
Съ правой стороны аллеи возвышался холмъ, весь покрытый розами и ирисами. Онъ былъ похожъ на огромный букетъ. Зеленые дубы и кедры осѣняли его своими вѣтвями, а на самой вершинѣ высилась стройная пальма, листья которой сверкали, какъ ятаганы.
Этотъ искусственно созданный холмъ внутри былъ пустъ. Между двумя колоннами открывалась дверь, подъ которой красовалась высѣченная изъ краснаго гранита фигура нимфы, лежащей на цвѣтахъ.
-- Войдемъ,-- сказалъ Альдобранди.
Они вошли въ гротъ, раздѣлявшійся на двѣ комнаты. Первая, болѣе обширная, была украшена сценами изъ пастушеской жизни, высѣченными на стѣнахъ, съ потолка свѣшивались сталактиты. По срединѣ съ легкимъ шумомъ билъ маленькій фонтанъ, освѣжая жару лѣтняго дня. Вторая комната представляла чудный уголокъ съ мягкимъ диваномъ въ глубинѣ. Черезъ круглыя окна грота виднѣлась почти черная зелень, извилистая поверхность которой какъ будто соприкасалась съ голубымъ небомъ.
Оба сѣли на диванъ, отодвинувшись другъ отъ друга: они чувствовали, что ихъ раздѣляютъ тысячи всякихъ соображеній.
-- Не думайте, мадонна,-- началъ Альдобранди:-- что я буду назойливъ, хотя я и добивался этого разговора. Когда-то вы слишкомъ ясно дали мнѣ понять, что я недостоинъ васъ, и теперь я не рѣшусь уже васъ умолять....
-- Ахъ!-- воскликнула она съ горестью:-- если бы вы знали!...
Что означало это невольное восклицаніе, вырвавшееся въ отвѣтъ на упрекъ Марко? Молодому человѣка некогда было надъ этимъ раздумывать, и онъ продолжалъ:
-- Сегодня менѣе, чѣмъ когда-либо. Тогда вы были свободны, теперь этого нѣтъ. Да и я...
Онъ остановился для того, чтобы его дальнѣйшія слова, которыми онъ хотѣлъ отомстить ей, могли произвести болѣе сильное дѣйствіе.
-- Да и я самъ уже просилъ у другой то, въ чемъ вы мнѣ безжалостно отказали, и ей было угодно подарить мнѣ свою любовь.
Онъ внимательно наблюдалъ за нею. Углы ея прекраснаго рта вдругъ дрогнули какъ будто отъ внезапной боли, и это доставило ему удовольствіе.
"Значитъ, она еще считается со мной,-- подумалъ Марко.-- Или это только отъ гордости?"
У нея хватило мужества отвѣтить просто, безъ малѣйшей надменности.
-- Тѣмъ лучше! Я меньше буду упрекать себя за прошлое, если я дѣйствительно заставила васъ страдать!
-- Если вы дѣйствительно заставили меня страдать!
Его голова упала на грудь. Съ минуту продолжалось молчаніе.
-- Я не хочу жаловаться, ибо жизнь меня утишила. Но теперь, когда я васъ снова вижу, когда я могу съ вами бесѣдовать, и вы сами этого хотите, не правда ли?..
-- Ахъ -- говорите, говорите,-- промолвила она.-- Развѣ я здѣсь не для того, чтобы слушать васъ и отвѣчать вамъ?
-- Я хотѣлъ бы, мадонна, попросить у васъ объясненія загадочнаго слова, отъ котораго я чуть не умеръ. Когда мы говорили съ вами въ первый разъ на праздникѣ розъ, вы не проявляли ко мнѣ ни непріязни, ни презрѣнія. Послѣ этой встрѣчи я могъ полюбить васъ безумно. Но потомъ вы прогнали меня отъ себя, какъ прогоняютъ назойливаго нищаго. Чѣмъ я заслужилъ это? Почему я сталъ предметомъ отвращенія и гнѣва. Вы осудили меня, но я и до сихъ поръ не знаю, по какой же причинѣ. Теперь я хотѣлъ бы ее знать. Вспомните, мадонна, чѣмъ вы были тогда для меня. Сколько я перестрадалъ изъ-за васъ! Тоска отравляла мое сердце, отчаяніе сушило его. А отъ бѣшенства подъ черепомъ носились адскія мысли! Хотѣлось бы знать, за что я долженъ былъ вынести все это.
-- Не все ли вамъ равно теперь, когда вы меня уже не любите -- сказала она грустно.
Альдобранди показалось, что онъ слышитъ не только журчанье фонтана, но и сдерживаемыя рыданія. Вся его гордость исчезла.
-- А почему я знаю,-- воскликнулъ онъ:-- что я ужо не люблю васъ?
Ея глаза, похожіе на глаза сокола, сверкнули и пристально остановились на немъ.
-- Мнѣ удалось забыть васъ. По крайней мѣрѣ, мнѣ такъ казалось. Но вотъ вы явились, и черезъ минуту я уже почувствовалъ, что меня снова влечетъ къ вамъ. Это нелѣпо, ибо вы попрежнему враждебны ко мнѣ. Но я снова вашъ. Это моя судьба. Почему же вы были такъ жестоки ко мнѣ? Вотъ что я желалъ бы знать!
Его упреки не оскорбляли ее. Казалось, она только жалѣла его. Когда онъ кончилъ, слышно было лишь журчаніе фонтана, напрасно старавшагося достать до потолка.
-- Вы ошибаетесь, Марко,-- отвѣтила она.-- Я не враждебна вамъ, да и никогда не была вашимъ врагомъ.
-- Даже тогда, когда вы дѣлали видъ, что не узнаете меня. Даже тогда, когда вы отправили обратно мое письмо, не читавъ его. А между тѣмъ я въ немъ умолялъ васъ сжалиться надо мною ради Бога, ради вашей матери?
-- Даже тогда.
-- Вы не чувствовали ко мнѣ ненависти? Въ чемъ же было дѣло? Скажите...
-- Я не была свободна. Тутъ дѣйствовала не я, а другіе, т. е. мои родители. Какъ вы могли не дога даться объ этомъ? Почему вы, не разузнавъ дѣла, стали обвинять меня. Если бы вы навели справки, то вамъ сказали бы, что Фалько Джинори вдругъ рѣшилъ выдать свою дочь замужъ за Бартоломео Канцельери, чтобы такимъ образомъ скрѣпить ихъ политическій союзъ и сдѣлать ихъ интересы общими. То было черезъ нѣсколько недѣль послѣ нашей встрѣчи. Та дѣвушка, которая не отвѣтила вамъ на вашъ поклонъ на берегу Арно, была рабыней, исполнявшей приказаніе своего отца, который запретилъ ей узнавать васъ... Тогда, когда я танцовала съ вами цѣлый день, тогда я была еще свободна. Когда же я опять увидѣла васъ, прежняя Фьямма умерла для васъ и для самой себя. Теперь понимаете?
-- Мадонна,-- перебилъ ее Марко, въ голосѣ котораго слышались слезы:-- эта прежняя Фьямма... любила ли она меня?
Она вздохнула.
-- Зачѣмъ вы спрашиваете объ этомъ теперь, когда уже слишкомъ поздно?
Но онъ настаивалъ неутомимо.
-- Любила ли она меня?
Мадонна Канцельери молчала. Чистая слеза скатилась по ея щекѣ, словно серебряная звѣздочка упала съ неба.
Марко схватилъ ее за руки.
Веселая, легкая музыка проникала снаружи сквозь листву, вдали послышались какъ будто звуки арфы. То начинался балъ.
-- Фьямма,-- серьезно сказалъ Марко:-- вы несчастны?
-- Не все ли равно!
-- Нѣтъ, для меня не все равно. Если бы вы этого захотѣли, я забылъ бы васъ. Счастливымъ не нужна наша вѣрность. Но нельзя забыть тѣхъ, кто страдаетъ. Отвѣчайте мнѣ: любитъ ли васъ Канцельери?
Она покачала головой.
-- Онъ васъ покидаетъ... Сегодня вы пришли сюда одна. Но это еще не все. Объ немъ говорили какъ-то въ моемъ присутствіи. Это жестокій и мрачный человѣкъ: у него страшное самомнѣніе. Во всѣхъ интригахъ противъ Медичи видна его рука. Я боюсь, какъ бы онъ не вовлекъ васъ въ свои происки, и хотѣлъ бы спасти васъ отъ этой участи.
-- Не беритесь за невозможную задачу. Оставьте меня. Вы уже пользуетесь любовью.
-- Да, но я-то люблю только васъ, Фьямма.
-- Что за безуміе!
Онъ бросился на колѣни.
-- Фьямма, въ такомъ положеніи я хотѣлъ бы провести всю жизнь. Взгляните! Я у вашихъ ногъ и на всю жизнь!..
Она взглянула на него съ безконечной нѣжностью.
-- На всю жизнь,-- повторялъ онъ.
Онъ поднялся. Фьямма не отвѣтила ни слова. Онъ обнялъ ее съ нѣжностью и поцѣловалъ ее въ щеку. Мадонна Канцельери не сопротивлялась.
Музыка становилась все громче, слышалась все ближе.Фьямма, вырвавшись изъ его объятій, выпрыгнула изъ грота, какъ лѣсная нимфа. Быстро пройдя лужайку, она присоединилась къ толпѣ прелестныхъ флорентинокъ.
Танцы остановились, но черезъ минуту начались съ удвоеннымъ весельемъ. Ставъ въ рядъ на изумрудной зелени, раскраснѣвшіяся отъ оживленія дамы едва успѣвали переводить духъ, подавшись грудью впередъ, какъ будто въ ожиданіи какой-то новости.
Фьямма поспѣшно заняла мѣсто среди этого цвѣтника. Долгое отсутствіе могло показаться невѣжливымъ по отношенію къ новобрачной.
Въ перерывѣ между танцами Альдобранди подошелъ къ ней какъ будто бы за тѣмъ, чтобы предложить ей прохладительнаго питья.
-- Когда я могу увидѣть васъ?-- тихо спросилъ онъ.
Она колебалась.
-- Я напишу вамъ, когда я буду свободна.
-- Вы мнѣ обѣщаете это?
-- Да.
-- Благодарю. Я люблю васъ.
Съ этими словами онъ ушелъ съ бала.
Какое-то шумное счастье волновало его.
На другой день, не имѣя силъ оставаться дома, онъ поскакалъ къ Сесто, оттуда, держась цѣпи дубовъ, поѣхалъ по величавому склону холмовъ, тянувшихся до самыхъ отроговъ Аппенинъ, усаженныхъ виноградниками и каштановыми деревьями.
Въ Морелло онъ оставилъ лошадь въ какой-то бѣдной гостиницѣ около церкви, которая господствуетъ надъ огромной долиной, и пѣшкомъ отправился на высокую гору, которую видно за нѣсколько верстъ. Монте Морелло настоящее искушеніе и мученіе для всѣхъ туристовъ. По тропинкамъ, усыпаннымъ острыми камнями, подъ палящимъ солнцемъ, онъ шелъ черезъ молчаливыя ущелья, гдѣ тишина нарушается лишь позвякиваніемъ колокольчиковъ у коровъ. Марко шелъ дальше, черезъ волнообразныя и желтыя пустыни, черезъ выцвѣвшія пастбища, гдѣ почти не было травы для скота. Оглянувшись кругомъ, онъ могъ вообразить себя на вымершей планетѣ, проклятой небомъ. Но, сдѣлавъ поворотъ, онъ вдругъ увидѣлъ себя какъ бы надъ бездоннымъ колодцемъ, отъ котораго у него закружилась голова и въ который глянулъ на него зеленый Божій міръ.
Онъ сдѣлалъ еще нѣсколько шаговъ и достигъ края перпендикулярнаго дикаго обрыва: словно чудомъ, держались на немъ черными лентами овцы. Пастуха не было видно. Дѣйствуя руками и ногами, онъ наконецъ взобрался на самую высокую вершину. Горная цѣпь отъ него тянулась извилистой линіей вправо, а налѣво внезапно прерывалась проваломъ. На этой вершинѣ онъ подвергся такимъ яростнымъ нападеніямъ вѣтра, что принужденъ былъ скорѣе карабкаться къ покинутой хижинѣ какого-то горнаго пастуха, которая на три четверти была разрушена этими вихрями.
Борясь съ вѣтромъ, который, казалось, хотѣлъ унести и высушить его, замораживая его вспотѣвшее лицо, онъ выпрямился во весь ростъ и, повернувшись къ Аппенинамъ, подножіе которыхъ было закрыто туманами, крикнулъ въ безконечное пространство:
-- Я люблю ее и она любитъ меня!
Въ это время Фьямма жила одна въ своемъ мрачномъ дворцѣ возлѣ церкви San-Spirito. Ея мужъ еще не возвратился изъ путешествія. Бартоломео Канцельери нерѣдко отлучался изъ дому съ какими-то таинственными цѣлями, о которыхъ она боялась догадываться. Она знала о его сношеніяхъ съ аристократами, непримиримо враждебными къ Флоренціи. Развѣ его отецъ не примыкалъ къ той же партіи, втайнѣ мечтавшей сломить могущество Медичисовъ и буржуазіи? Оба они остерегались посвящать ее въ свои интриги, но она догадывалась, что они затѣвали что-то страшное.
Несомнѣнно, Канцельери, пропадавшій изъ дому по цѣлымъ недѣлямъ, отыскивалъ соучастниковъ для какого-нибудь темнаго предпріятія и обходилъ всѣхъ, кто былъ недоволенъ Медичисами.
Если эти происки увѣнчаются успѣхомъ, сколько крови будетъ пролито, сколько падетъ жертвъ! Одной изъ первыхъ будетъ Марко Альдобранди, который славился во Флоренціи своей близостью къ обоимъ принцамъ. Но если эти интриги не удадутся,-- смерть постигнетъ заговорщиковъ, смерть постигнетъ ея отца, котораго она не переставала нѣжно любить, хотя онъ и принесъ ее въ жертву своему честолюбію. Хуже всего было то, что въ виду опасности, грозившей съ обѣихъ сторонъ, она была осуждена на бездѣйствіе: если бы только она захотѣла знать все то, что отъ нея скрываютъ, свирѣпый мужъ неминуемо заподозрѣлъ бы ее и отправилъ ее куда-нибудь на отдаленную виллу, гдѣ она могла бы умереть отъ неизлечимой лихорадки. Маремскія болота были недалеко.
Пока она думала эти думы, облокотившись на рѣшетку выходившей на дворъ галереи, Бартоломео Канцельери неожиданно появился на лѣстницѣ. Увидѣвъ, что онъ направляется къ ней, она содрогнулась всѣмъ тѣломъ.
Бартоломео одновременно походилъ и на разбойника и на сеньора. Въ немъ чувствовалась порода, но чувствовалась такъ, какъ это бываетъ у хищныхъ птицъ. Длинный и тонкій носъ, обличавшій наслѣдство этрусковъ, напоминалъ своей кривизной клювъ ястреба. Его руки, нѣжныя и аристократическія, были желѣзными тисками. Въ глубоко всаженныхъ глазахъ загорались то и дѣло золотыя искры, какъ это бываетъ у плотоядныхъ звѣрей. Они указывали на жестокость и гордость. Чувствовалось, что для обладателя подобныхъ главъ остальные люди не существовали. Все лицо его носило отпечатокъ какого-то аскетизма, словно адскій пламень высушилъ его щеки. Отъ густой, раздваивавшейся на концѣ бороды лицо это казалось еще длиннѣе.
На головѣ Бартоломео красовался бархатный беретъ съ длиннымъ, спускавшимся назадъ перомъ, которое прикрѣплялось рубиномъ. Одѣтъ онъ былъ въ темнокрасный камзолъ съ широкими рукавами. Черезъ плечо онъ носилъ миланскую шпагу, которая была прикрѣплена къ поясу золотой пластинкой съ брильянтомъ.
Отъ него не укрылось движеніе, которое сдѣлала Фьямма при его появленіи и въ которомъ вмѣстѣ съ изумленіемъ отразился и ужасъ. Это ему, впрочемъ, очень понравилось: онъ любилъ, чтобы его боялись всѣ и въ особенности его жена.
-- Вы не ожидали меня такъ рано, мадонна,-- сказалъ онъ насмѣшливо.
-- Дѣйствительно, не ожидала. Я думала, что вы уѣхали въ Пистошо на нѣсколько дней. Вѣдь вы мнѣ, кажется, такъ говорили?
-- Я перемѣнилъ свои намѣренія. Впрочемъ, я туда отправлюсь, вѣроятно, послѣзавтра. Можетъ быть, придется ѣхать дальше въ Римъ, или въ Имолу, хорошенько еще не знаю.
Мадонна Канцельери поспѣшила скрыть свою радость, которую она почувствовала при этомъ извѣстіи.
-- Вамъ, вѣроятно, непріятно будетъ оставаться одной?-- продолжалъ онъ съ ироніей, которую онъ уже не скрывалъ болѣе.-- Я, несомнѣнно, похожъ на супруга, который пренебрегаетъ своей семьей. Но что прикажете дѣлать? Мнѣ приходится заниматься важными дѣлами, которыя къ тому же не одного меня касаются. Вы на меня не сердитесь, Фьямма.
Она не знала, какъ отвѣчать ему: ее смущала эта иронія.
-- Ну,-- вдругъ сказалъ онъ съ грубостью, отъ которой его жена содрогнулась,-- будемъ откровенны. Сознайтесь, что вы только и ждете того времени, когда меня не будетъ здѣсь.
-- Мессеръ,-- прошептала она:-- изъ- чего вы это заключаете?
Ея губы задрожали. Она имѣла виноватый видъ. Канцельери
жестоко игралъ ея смущеніемъ. Онъ любилъ мучать ее этими переходами отъ насмѣшливой нѣжности къ внезапной рѣзкости. Онъ съ трудомъ выносилъ эту покорную и вмѣстѣ съ тѣмъ гордую женщину, которая никогда не жаловалась на его пренебреженіе и которую онъ не имѣлъ права въ чемъ-либо обвинять. Казалось, своей манерой держаться она только подчеркивала свое превосходство надъ нимъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ она была дочерью Джинори, его соумышленника, который держался наставникомъ, иго котораго онъ носилъ съ такимъ нетерпѣніемъ. Свою злобу онъ вымещалъ на его дочери.
-- Я знаю, что вы меня не любите,-- продолжалъ онъ, на этотъ разъ съ спокойнымъ высокомѣріемъ.-- Вы вышли за меня замужъ не изъ любви ко мнѣ, а по приказанію вашего отца. Вы, конечно, свободны въ своей любви. Я ни у кого милостыни не просилъ. Итакъ, мадонна, пусть ваше сердце будетъ свободно, располагайте имъ, какъ хотите, но будьте осторожны.
-- Мессеръ,-- отвѣчала она:-- я не боюсь вашихъ угрозъ и презираю ваши оскорбленія. Моя совѣсть не можетъ упрекнуть меня ни въ чемъ относительно васъ.
Бартоломео молча глядѣлъ на нее: въ его глазахъ бѣгали искры, а лицо было блѣднѣе обыкновеннаго. Но и Фьямма не опускала глазъ: вооружившись гордостью, она готова была обнаружить свой боевой темпераментъ. Обѣ эти души, столь различныя и столь закаленныя, стали другъ противъ друга.
-- Тѣмъ лучше, если это такъ!-- холодно промолвилъ Бартоломео. Впрочемъ, не думайте, чтобы у меня было время разбираться во всемъ томъ, что можетъ забрать себѣ въ голову женщина. У меня есть заботы и поважнѣе. Я только прошу васъ объ одномъ. Считайте, что я уже почти умеръ. Медичи -- враги мои и враги вашего отца. Берегитесь молодыхъ людей, которые ихъ окружаютъ: они способны на все, чтобы понравиться этимъ выскочкамъ-купцамъ. Если хоть одинъ изъ нихъ пріобрѣтетъ на васъ какое-нибудь вліяніе -- хотя бы самое ничтожное,-- онъ воспользуется имъ противъ меня, противъ вашего отца, противъ нашихъ друзей. Любите меня, или не любите -- это дѣло ваше. Но не вздумайте сдѣлаться въ рукахъ какого-нибудь франта орудіемъ шпіонства и измѣны. Вотъ все, о чемъ я васъ прошу.
-- У васъ есть какія-нибудь особыя причины, почему вы мнѣ говорите объ этомъ сегодня?-- спросила она, стараясь угадать, какъ далеко шли подозрѣнія Канцельери.
-- Вы были на свадьбѣ Віолы Ручеілаи, а тамъ присутствовали всѣ придворные Лоренцо. Не совѣтую вамъ впредь такъ неосторожно вращаться въ обществѣ моихъ враговъ.
Свирѣпый взглядъ, который онъ бросилъ на жену, не произвелъ никакого дѣйствія: имя Марко Альдобраиди не было упомянуто.
Когда онъ обогнулъ галерею и скрылся изъ виду, Фьямма, подперевъ голову обѣими руками, тихо шептала:
-- Марко, онъ самъ этого хотѣлъ! Я буду любить тебя, пока жива.
Бартоломео Канцельери рыскалъ по Тосканѣ и Романьѣ, плетя свои интриги. Фьямма, обезпечивъ себѣ свободу на нѣсколько дней, отправилась къ фермерамъ своего отца, своимъ старымъ слугамъ, которые ее воспитали и ради нея готовы были измѣнить Богу, республикѣ и всему христіанству. Тамъ на другой день засталъ ее Марко Альдобраиди.
Они полюбили другъ друга со всею нѣжностью, со всего боязнью. Сколько времени будетъ продолжаться ихъ безопасность? Не всегда же Канцельери будетъ въ отсутствіи. А когда онъ вернется, Фьяммѣ нельзя уже будетъ являться сюда. Придется видѣться лишь украдкой, среди тысячи опасностей.
Медленно и какъ будто нерѣшительно шли они обыкновенно черезъ виноградники и луга. Перейдя высохшее русло рѣчки Эмы, они большею частью направлялись къ возвышенности, на которой возвышался монастырь, сооруженный усердіемъ Ачьяюоли и похожій скорѣе на укрѣпленный замокъ.
Однажды Фьяммѣ пришло желаніе осмотрѣть его, хотя женщинамъ и запрещено было туда входить: онѣ считались нечистыми и опасными. Ея имя заставило нѣсколько смягчить это суровое правило, и отецъ привратникъ повелъ молодыхъ людей по извилистымъ коридорамъ этой цитадели. Онъ привелъ ихъ въ блестѣвшую золотомъ церковь и въ погребальный склепъ, гдѣ покоился прахъ строителя монастыря. Затѣмъ они пошли подъ сводами монастыря между двумя рядами монаховъ, которые въ своихъ бѣлоснѣжныхъ одѣяніяхъ стояли молча, прислонившись къ колоннамъ. Другіе качали воду изъ колодца. Сидя на желѣзной перекладинѣ, ласточки щебетали, очевидно, не чувствуя передъ ними никакого страха. Усыпанный розами монастырскій дворъ былъ одновременно и лугомъ и садомъ. Вдали виднѣлась Флоренція съ своими блѣдными очертаніями, свѣтлая долина Арно и мрачная Монте-Морелло.
Альдобрандивдругъ пришла въ голову мысль, что монахи, жившіе среди всѣхъ этихъ прелестей, должны были испытывать особеннаго рода счастье, особенно сладкое для тѣхъ, кто еще не испытывалъ страстей или уже пережилъ свою любовь. Молиться, размышлять подъ этими сводами, полными свѣта, поливать цвѣты на фонѣ этого чудеснаго ландшафта, развернувшагося на всѣ четыре стороны; вставать ночью, когда дежурный монахъ будитъ васъ черезъ отверстіе въ двери, пѣть въ церкви, сіяющей неугасимыми лампадами,-- вотъ лучезарный способъ незамѣтно для себя перейти въ вѣчность.
На одну минуту Марко показалось, что онъ самъ принадлежитъ къ числу этихъ молчаливыхъ людей въ бѣлыхъ одѣяніяхъ, но онъ быстро оправился отъ этой галюцинаціи. Фьямма стояла передъ нимъ и улыбалась. Онъ какъ будто вновь родился для любви и вдругъ всѣми своими нервами почувствовалъ безконечную страсть...
Въ тѣ дни, когда не приходилось бывать въ долинѣ Эмы, Марко почти не выходилъ изъ дворца Альдобранди. Онъ почти оставилъ дворъ Медичисовъ и потерялъ вкусъ къ удовольствіямъ, которыя могли вывести его изъ его мечтательности влюбленнаго. Кромѣ того, онъ боялся встрѣчи съ мадонной Франджипани.
Нера писала ему дважды. Сначала она прислала ему письмо, полное упрековъ и жестокихъ нападокъ, къ которымъ примѣшивалась не меньшая нѣжность. Она считала это легкимъ увлеченіемъ и приказывала ему явиться немедленно и просить у нея прощенія. Марко не отвѣтилъ на это письмо. Послѣ этого она прислала ему нѣсколько строкъ, холодныхъ и острыхъ, какъ кинжалъ, вонзающійся въ тѣло. Онъ не могъ не испугаться за Фьямму, ибо въ концѣ письма было сказано: "Тебя я презираю, и потому месть моя обрушится не на тебя". Онъ боялся, какъ бы Нера не догадалась о Фьяммѣ, и каждый день ждалъ грозы. Цѣлая недѣля прошла благополучно, и онъ впалъ опять въ свойственное влюбленнымъ равнодушіе ко всему, что не касается предмета ихъ любви.
Вдругъ воздушные замки, въ которыхъ онъ жилъ до сего времени, распались до основанія. Канцельери вернулся во Флоренцію и черезъ нѣсколько дней увезъ съ собой жену на небольшую виллу около Сіенны, гдѣ онъ предполагалъ провести остатокъ осени.
Альдобранди остался одинъ. Какъ и въ тѣ времена, когда онъ любилъ Фьямму еще дѣвушкой, такъ и теперь онъ блуждалъ до Флоренціи, которая сдѣлалась для него пустыней. Цѣлыми часами ходилъ онъ вдоль желтѣющихъ береговъ Арно, то бродилъ около церкви св. Троицы, гдѣ онъ впервые увидѣлъ ее, то стремился на лѣвый берегъ, къ Санъ-Спирито, гдѣ воздухъ для него былъ какъ будто напоенъ ароматомъ ея присутствія.
Его дни проходили въ мрачной тоскѣ, и друзья не могли его видѣть. Болѣе чѣмъ когда-либо пропадалъ онъ изъ отцовскаго дома и бродилъ по улицамъ и площадямъ, словно человѣкъ, приговоренный къ изгнанію.
Въ одно прекрасное утро, когда онъ только что хотѣлъ выйти изъ дому, передъ его подъѣздомъ появился верховой крестьянинъ и просилъ вызвать къ нему Марко. Марко быстро выбѣжалъ изъ комнаты, какъ бы убѣгая отъ снѣдавшей его тупой тоски.
Крестьянинъ, тщательно удостовѣрившись, что передъ нимъ дѣйствительно Марко Альдобранди, передалъ ему письмо, которое заставило его поблѣднѣть отъ радости: онъ узналъ почеркъ мадонны Канцельери.
"Милый другъ,-- писала она.-- Извѣстный вамъ человѣкъ только что опять уѣхалъ и, по всей вѣроятности, на нѣсколько недѣль. Пріѣзжайте. Я одна и люблю васъ. Мнѣ хочется вѣрить, что эти дни были печальны для васъ. Что же я могу сказать про себя за это время? Вы по крайней мѣрѣ имѣли возможность страдать свободно, за вами не слѣдили, у васъ не требовали отчета о причинахъ вашей блѣдности, вздоха, смутнаго взгляда. Вамъ не приходилось выносить присутствія непріятнаго и ненавистнаго вамъ человѣка. Поэтому вы имѣете меньше права жаловаться, чѣмъ я. И это еще не все: въ теченіе этихъ двухъ недѣль я испытала ужасные приступы страха. Человѣкъ, котораго я предпочитаю не называть, готовитъ ужасныя вещи. Онъ уже близокъ къ осуществленію своего плана. Я прихожу въ ужасъ отъ того, чего я еще не знаю и о чемъ только догадываюсь. Сколько безпокойствъ заставилъ онъ меня пережить. Пріѣзжайте, чтобы я могла разсказать все, что я перенесла. Я люблю васъ. Пріѣзжайте".
Золотистый осенній вечеръ спускался надъ сіенской равниной, когда Марко приближался къ холмамъ долины Эльзы.
Круглыя верхушки горъ были залиты матовымъ свѣтомъ солнца, словно на картинахъ Диччьо, этого дивнаго предшественника Рафаэля. Босоногій крестьянинъ велъ съ поля пару большихъ быковъ; согнувъ подъ ярмомъ голову, украшенную огромными, почти горизонтальными рогами, они медленно шагали по направленію къ западу. Солнце, еще не потерявшее своего великолѣпія, свѣтило какъ разъ между рогами одного изъ нихъ и казалось какимъ-то огромнымъ плодомъ между двумя вѣтвями фантастическаго дерева. Насыщенный свѣтомъ пейзажъ дышалъ нѣжностью и въ то же время величавостью.
Вдругъ Марко увидѣлъ фигуру, которая быстро приближалась къ нему навстрѣчу, какъ будто утопая въ нѣжномъ великолѣпіи вечера. Онъ тотчасъ узналъ ее и ускорилъ шагъ. Она сдѣлала то же. И вдругъ оба, не имѣя больше силъ сдерживать себя, бросились бѣгомъ другъ къ другу. Безъ крика, безъ словъ, почти въ обморокѣ упала Фьямма на грудь Марко. Онъ тоже молча и крѣпко прижалъ ее къ себѣ, какъ будто спасалъ ее отъ смерти. Въ этотъ моментъ они любили другъ друга слишкомъ сильно и имъ не нужно было словъ. Долина Эльзы казалась вся въ пламени, въ небѣ блестѣло золото всѣхъ оттѣнковъ -- зеленоватое, какъ море, яркое, какъ у нимбовъ святыхъ дѣвственницъ, красное, словно огни въ день битвы. Со стороны Вольтерры бѣжали зыбью облачка, подернутыя розовымъ цвѣтомъ.
-- Наконецъ-то,-- тихо прошептала Фьямма:-- наконецъ!
Она не могла подыскать другихъ словъ.
Два вяхиря сѣли рядомъ на сосѣдній кипарисъ, и одинъ изъ нихъ мелкими шажками, воркуя, сталъ кружиться около своей подруги. Изъ самой глубины его груди выходилъ мягкій и нѣжный стонъ, которымъ онъ привѣтствовалъ обоихъ влюбленныхъ, которые отъ захватившаго ихъ счастья не могли сказать ни слова.
Первой пришла въ себя отъ этого забвенія Фьямма. Ея душа изъ безднъ радости вернулась къ жизни. Она опустила голову на плечо Альдобранди, покрывъ его, какъ золотомъ, своими волосами, и, повернувшись къ нему лицомъ, устремила на него свои глаза, похожіе на изумруды, ежесекундно мѣняющіе цвѣта.
-- Марко, ты не знаешь, что пришлось мнѣ вытерпѣть. За одно это ты долженъ любить меня безконечно.
-- Я люблю тебя.
Она посмотрѣла на него пристальнымъ, долгимъ взглядомъ, какъ будто желая испытать глубину его любви.
-- Идемъ,-- сказала она.-- Становится уже поздно, а до виллы еще далеко. Мы будемъ говорить на ходу.
И они снова направились по дорогѣ къ Сіеннѣ. Ихъ жидкія, колеблющіяся тѣни становились длиннѣе благодаря косымъ лучамъ солнца, задержавшагося при заходѣ на нѣкоторыхъ виноградникахъ.
Мощное дыханіе вечера заставляло дрожать оливковыя деревья и трепетать сверху донизу кипарисы.
-- Все, что я тебѣ писала,-- начала Фьямма,-- не въ состояніи дать даже приблизительнаго понятія о томъ, что мнѣ пришлось пережить безъ тебя въ теченіе этихъ двухъ недѣль. Въ его присутствіи мнѣ не хватало воздуха. Я испытала страданія человѣка, который тонетъ и задыхается. Я чувствовала себя осужденной, которую заперли въ свинцовую тюрьму. Я чувствовала, что день и ночь меня сторожитъ ненависть, которая не знаетъ ни жалости, ни усталости. Я была подавлена, пригнута къ землѣ бурей, которая еще не разразилась; мнѣ хотѣлось даже, чтобы меня поразила молнія. Нѣсколько разъ, чувствуя, что силы мои приходятъ къ концу, я едва не бросила ему въ лицо нашу тайну.
Вдругъ она остановилась, какъ бы чувствуя на себѣ всю тяжесть пережитыхъ дней, о которой она только что говорила.
Марко пожималъ ей руку, и это легкое прикосновеніе, напоминавшее о его присутствіи, давало ей силу итти дальше.
-- Чтобы спасти себя отъ начинающагося безумія, я часто уходила въ соборъ,-- продолжала она.-- Ты не знаешь сіенскаго собора, Марко? Это дворецъ молитвы. Онъ гораздо роскошнѣе, чѣмъ дворцы людей. Тамъ никогда не бываетъ вполнѣ свѣтло: свѣтъ падаетъ сверху, таинственно, какъ небесная благодать. Когда входишь въ него, то можно заблудиться среди цѣлаго лѣса бѣлыхъ и черныхъ колоннъ. Если поднять глаза кверху, то увидишь залитый свѣтомъ сводъ; если опустишь книзу, то подъ ногами окажется масса фигуръ. Вся церковь выстлана каменными плитами съ рѣзными изображеніями, такъ что ходишь по легкимъ, какъ дымъ, образамъ фантазіи. Я всегда искала убѣжища передъ большой каѳедрой, колонны которой поддерживаются львами, а бока украшены изображеніями всякихъ добродѣтелей. Мнѣ нравились эти женскіе лики, спокойные и твердые. Одна изъ этихъ фигуръ держитъ въ рукахъ ребенка, а одна изъ львицъ кормитъ своихъ дѣтенышей. Когда въ соборѣ начинало темнѣть, я воображала себя перенесенной въ какую-нибудь печальную райскую обитель, полную молитвъ и безмолвія. Именно въ эти часы я любила мечтать о тебѣ. Мнѣ казалось, что я уже мертва, а мертвые свободны... свободны въ своей любви.
-- Не говори о смерти, Фьямма. Забудь о ней. Лучше думай о жизни. Ты прекрасна, я люблю тебя, мѣстность -- самая милая. Итакъ, будемъ жить.
-- Ты правъ. Мы будемъ счастливы другъ подлѣ друга. Да, вѣдь ты не знаешь! Моя подруга Эсмеральда уступаетъ тебѣ свою виллу, которая находится рядомъ съ моей. Я ей сказала, что ты мой родственникъ, которому приходится на нѣкоторое время удалиться изъ Флоренціи, чтобы спастись отъ угрожающаго мщенія. Это моя подруга дѣтства, и мы знали другъ друга, когда еще жили у Санъ-Спирито. Она вышла замужъ за нѣкоего Толомеи, но теперь овдовѣла. Она живетъ одна съ дочкой въ старинномъ мрачномъ замкѣ. Мы сходимъ къ ней, конечно?
-- Конечно.
-- Но скажи, пожалуйста, почему ты пришелъ пѣшкомъ, какъ простой путникъ? Гдѣ твоя лошадь?
Отъ радости она засыпала его вопросами. Теперь въ ней не было и слѣда той скорби, которая такъ удручала ее часъ тому назадъ.
Марко только улыбался, видя ея радость.
-- Моя лошадь расковалась, и мнѣ пришлось ее оставить на дорогѣ въ гостиницѣ. Кромѣ того, она сильно нуждалась въ отдыхѣ. Такимъ образомъ, я пришелъ сюда, какъ пилигримъ. Да я и въ. самомъ дѣлѣ пилигримъ. Развѣ я не совершаю паломничество къ вашей красотѣ, мадонна?
И съ благоговѣніемъ, какъ будто передъ нимъ было изображеніе какой-Нибудь святой, онъ поцѣловалъ край вуали, который вился вокругъ ея головы, словно утренній туманъ.
Между тѣмъ вечерній сумракъ, такъ быстро смѣняющій осенью блестящіе дни, окуталъ всю мѣстность. Золотое небо потемнѣло, волны свѣта отъ заходящаго солнца перестали переливаться, лазурь стала неподвижной: мало-по-малу она блѣднѣла и переходила въ замиравшіе опаловые тона.
Обѣ виллы отдѣлялись другъ отъ друга только низкимъ и плоскимъ холмомъ, на верху котораго росли оливковыя деревья.
Передъ виллой Фьяммы разстилался цвѣтущій садъ розъ: она любила гулять въ немъ.
Одѣтая въ длинное красное платье, съ капюшономъ на головѣ, который предохранялъ ея лицо отъ все еще жгучаго октябрьскаго солнца, она сама походила на пышную розу.
Прежде всего они сдѣлали визитъ Эсмеральдѣ. Первый разъ въ жизни Марко шелъ по извилистымъ улицамъ Сіенны. Онъ удивлялся ихъ кривизнѣ, зданіямъ, построеннымъ изъ кирпича и приспосабливавшимся къ неровностямъ почвы, массивнымъ воротамъ, похожимъ на мостъ съ одной аркой, видами на укрѣпленія, которые открывались на каждомъ поворотѣ дороги. Построенный на трехъ холмахъ такъ, что дворцы и церкви лѣпились другъ на другй, городъ казался огромной цитаделью, которая пирамидой поднималась къ свѣтлому небу.
Воспитанный въ городѣ гармоніи и правильности, Марко переходилъ отъ удивленія къ удивленію въ этомъ лабиринтѣ переулковъ, среди которыхъ вдругъ въ какомъ-нибудь прорывѣ появлялись блестѣвшія горы и далекая равнина. Онъ долженъ былъ сознаться, что площадь Сеньоріи гораздо меньше Сатро, которое служило ареной для боя быковъ и игръ молодежи. Онъ удивлялся Torre del Maugia, столь высокой, что съ ея верхушки можно было замѣтить движеніе войска на самомъ отдаленномъ мѣстѣ горизонта.
Наконецъ они пришли къ мрачному замку гдѣ жили мадонна Толомеи и ея дочь, Сельваджія. Передъ зданіемъ на высокой колоннѣ стояла тощая волчица съ оскаленными зубами, символизуя происхожденіе Сіенны, дочери Сеніуса и внучки Рема. Замокъ былъ очень некрасивъ. Съ огромнымъ цоколемъ и тремя неравными воротами, продѣланными въ разныхъ мѣстахъ, онъ казался тюрьмой.
Въ этомъ именно замкѣ жилъ когда-то Піа Толомеи, который изъ ревности погубилъ свою жену, заточивъ ее въ Мареммахъ, гдѣ она и умерла отъ лихорадки.
Поднявшись по лѣстницѣ, Марко и Фьямма очутились въ залѣ, гдѣ ихъ ждала мадонна Толомеи съ дочерью.
Эсмеральда отличалась той особенной красотой уроженокъ Сіенны, которая не встрѣчается во Флоренціи. Величавость, кротость, особенная нѣжность лица придавали ея лицу тихую прелесть, столь непохожую на нервную и, такъ сказать, боевую красоту Фьяммы. Ея большіе глаза сіяли мистическимъ свѣтомъ, какъ тѣ расширенные отъ экстаза зрачки, которыми Дуччи и Симоне Мартини даютъ ихъ ангеламъ.
При появленіи гостей мадонна Толомеи поднялась и нѣжно поцѣловала свою подругу.
-- Добро пожаловать въ Сіенпу, синьоръ,-- сказала она Марко, съ благородствомъ отвѣчая на его поклонъ.
Марко сталъ благодарить ее за то, что она предоставила въ его распоряженіе свой домъ въ долинѣ Эльзы. Пока онъ говорилъ, мадонна Толомеи украдкой осматривала его и переводила взглядъ на Фьймму. И на ея пышныхъ губахъ играла улыбка снисхожденія.
Несомнѣнно, она не вѣрила разсказу своей подруги о какомъ-то ея родственникѣ. Къ тому же достаточно было взглянуть на Фьямму, страсть которой бросалась въ глаза. Но мадонна Толомеи не шокировалась этимъ. Она знала грубость Канцельери и не удивлялась тому, что супруга жили не въ ладахъ. Она не порицала Фьямму и говорила самой себѣ, что возлѣ ея подруги нѣтъ Сельваджіи, чтобы служить ей охраной.
Послѣ разговора, вращавшагося на безразличныхъ вещахъ, Марко и Фьямма поднялись. Хозяйка пошла провожать ихъ и, нѣжно обнявъ Фьямму, тихо шепнула ей:
-- Ты очень неосторожна. Съ такимъ мужемъ, какъ у тебя...
Она чувствовала, какъ задрожала молодая женщина при мысли, что ея тайна открыта.
-- Будь покойна, я тебя не выдамъ. Я вѣдь знаю, что ты не была счастлива...
-- Благодарю тебя,-- тихо промолвила Фьямма.
-- Въ случаѣ какой-либо опасности... или неожиданности... моя сестра -- настоятельница монастыря Санъ-Джиминьяно... У нея ты найдешь убѣжище, въ которомъ никто не посмѣетъ тебя потревожить. Извините, мессеръ,-- прибавила она, обращаясь къ Марко:-- но вѣдь у женщинъ, какъ извѣстно, всегда есть сказать другъ другу кое-что, о чемъ мужчинамъ нѣтъ надобности знать.
Марко молча поцѣловалъ руку мадоннѣ. Пока гости спускались по лѣстницѣ, гражданка Сіенны стояла наверху, прислонившись къ стѣнѣ, словно изваяніе, и провожала ихъ взглядомъ.
Прошло нѣсколько дней. Однажды утромъ Фьямма и Марко гуляли въ саду среди осеннихъ розъ. Они тихо шли вмѣстѣ и говорили вполголоса, чтобы не спугнуть счастья, которое бываетъ у насъ мимолетно, словно птичка, готовая вспорхнуть.
Они не замѣтили, какъ съ другого конца сада къ нимъ подошла какая-то женщина, закутанная въ длинную вуаль.
-- Мессеръ Альдобранди!-- сказала она рѣзко и съ этими словами сбросила покрывало. Марко вздрогнулъ при звукѣ ея голоса: онъ узналъ Неру Франджипани.
-- Вы совсѣмъ забыли меня,-- продолжала она съ ироніей.-- Зато я много думала о васъ.
-- Кто эта женщина, Марко?-- робко спросила Фьямма.
Нера не дала ему отвѣтить.
-- Женщина, которую этотъ кавалеръ когда-то любилъ, мадонна Канцельери.
-- Въ такомъ случаѣ вамъ нѣтъ надобности называть себя, мадонна Франджипани,-- отвѣчала высокомѣрно Фьямма.-- Марко разсказалъ мнѣ все. Что же вамъ здѣсь угодно? Вы знаете, что онъ васъ уже не любитъ, если только вообще онъ васъ когда-либо любилъ.
Нера пожала плечами и, повернувшись къ Альдобранди, сказала:
-- Я отвѣчу тебѣ, Марко. Намъ время дорого. Готовится катастрофа, которая можетъ поразить тебя не дальше, какъ сегодня.
-- Катастрофа?
-- Слушай. Мнѣ ваша тайна извѣстна уже недѣли три. Я догадывалась о той, ради которой ты разстался со мной. Я отправилась во дворецъ Канцельери и попросила доложить о себѣ синьорѣ. Мнѣ отвѣчали, что на осень она уѣхала на виллу въ Сіенну. Я догадалась, что и ты долженъ быть недалеко. И вотъ я явилась сюда. Я уже видѣла васъ разъ десять.
Ея лицо исказилось судорогой.
-- Ахъ, Марко! Какая это пытка! Спрятавшись за эту изгородь, я видѣла, какъ вы цѣловались. Я слышала вашъ шопотъ, и десять разъ готова была умереть. И тѣмъ не менѣе я жива...
-- Мадонна,-- холодно перебилъ ее Альдобранди:-- вѣдь вы говорили, что время намъ дорого.
-- Но я отомстила за себя.
-- Какимъ же это образомъ?-- вырвалось у Фьяммы, которая начинала бояться за Марко.
Мадонна Франджипани нарочно медлила отвѣтомъ.
-- Я написала вашему мужу,-- сказала она, пристально глядя на ея поблѣднѣвшее лицо.
-- Несчастная!-- вскрикнулъ Марко, сжимая кулаки.
Фьямма закрыла лицо руками.
-- Часъ тому назадъ,-- продолжала Нера спокойнымъ голосомъ,-- мой гонецъ помчался уже во Флоренцію, куда только что прибылъ мессеръ Канцельери. Онъ дважды долженъ перемѣнить лошадь, чтобы доскакать туда какъ можно скорѣе. Это человѣкъ, которому я хорошо плачу и который мнѣ преданъ. Ничто не можетъ его остановить, и никто не можетъ его догнать. Онъ летитъ за Канцельери и смертью.
При словѣ "смерть" она вдругъ вздрогнула.
-- Нѣтъ, Марко, я не хочу, чтобы ты умеръ. Я явилась сюда, чтобы предупредить тебя о томъ, что я сдѣлала. Ибо я люблю тебя, я теряю разумъ. Ты можешь еще спастись. Уѣзжай немедленно, умоляю тебя. Когда явится Бартоломео Канцельери, я скажу ему, что я его обманула, что я взвела на тебя обвиненіе изъ ревности, что я ничего не видѣла, что даже и нѣтъ ничего. Эта сумѣетъ солгать не хуже меня, иначе она тебя не любитъ. И онъ будетъ принужденъ намъ повѣрить. И она будетъ спасена... Идемъ же, идемъ!
Марко не слушалъ ее. Онъ увлекъ за собой Фьямму и, когда они были на такомъ разстояніи, что Нера не смогла ихъ слышать, сталъ говорить ей:
-- Фьямма, вы ли я ясны немедленно уѣзжать. Какъ можно скорѣе спѣшите въ Санъ-Джиминьяно съ письмомъ, которое вамъ дала мадонна Толомеи къ аббатиссѣ. Вы должны оставаться тамъ, пока не пройдетъ опасность. Не берите съ собой никого изъ вашихъ слугъ: они могутъ васъ выдать изъ страха передъ вашимъ мужемъ. Съ вами поѣдетъ слуга, котораго Эсмеральда оставила на виллѣ. У него есть лошадь, а вы сядете на мою.
-- А ты?-- вскричала она.-- Неужели ты думаешь, что я могу ѣхать, предоставивъ тебя ярости Канцельери? Если ты останешься здѣсь, я тоже останусь.
-- Я запрещаю тебѣ это. Чѣмъ ты можешь помочь мнѣ противъ него, Фьямма? Я умоляю тебя ѣхать. Во имя нашей любви!
Она взглянула на него. Его лицо выражало непреклонную рѣшимость. И на половину покоренная, она опустила голову.
-- Развѣ ты не рѣшаешься, положиться на меня? Развѣ ты думаешь, что я буду сильнѣе въ твоемъ присутствіи, если дѣло дойдетъ до схватки? Послушайся меня и уѣзжай.
-- Я поступлю такъ, какъ ты желаешь, Марко. Ты правъ. Я горжусь тобой въ этотъ моментъ и не боюсь за тебя.
Черезъ нѣсколько минутъ Фьямма въ сопровожденіи слуги скакала по дорогѣ къ монастырю Санъ-Джиминьяно
Экзальтація, которую въ ней поднялъ Марко, еще продолжалось, и она ни минуты не сомнѣвалась, что онъ выйдетъ побѣдителемъ. Въ необузданной радости она твердила себѣ, что теперь она навсегда разрываетъ съ прошлымъ и освобождается отъ Канцельери. Вдругъ, холодный страхъ сжалъ ей сердце. Какъ будто въ волшебномъ зеркалѣ, въ которомъ колдуны показываютъ будущее, она увидѣла схватку Марко и Канцельери. Марко выхватилъ свою шпагу. Вотъ онъ лежитъ на спинѣ. Онъ приподнимаетъ голову и шепчетъ съ тоскою: "Фьямма! Фьямма!" И ея нѣтъ около него!
Невольнымъ движеніемъ она остановила свою лошадь. Проводникъ съ удивленіемъ взглянулъ на нее и тоже остановился.
-- Синьорѣ нехорошо?-- спросилъ онъ.
Просьба Марко снова прозвучала въ глубинѣ ея души...
-- Ѣдемъ,-- коротко отвѣчала она.
Путь ихъ былъ довольно дологъ. Они миновали долину Эльзы, сжатую между двумя горными склонами, покрытыми виноградниками, и въѣхали на возвышенность, съ которой видна была вся равнина съ Флоренціей на горизонтѣ.
Повернувшись влѣво, проводникъ указалъ рукой на кучку оранжевыхъ и розовыхъ башенъ, напоминавшихъ мечеть и возвышавшихся на самомъ горизонтѣ горъ.
-- Вотъ Санъ-Джиминьяно,-- сказалъ онъ.
Пилигримъ, идущій сюда изъ Сіенны, съ Мареммъ или изъ Умбріи, чтобы помолиться св. Финѣ, покровительницѣ этой мѣстности, приходитъ въ трепетъ, завидя этотъ монастырь, Castel Fleuri, какъ онъ назывался во времена легендъ. Ему приходитъ на умъ мистическій райскій городъ. Всякій набожный человѣкъ привѣтствуетъ этотъ монастырь съ тѣмъ же энтузіазмомъ, съ какимъ крестоносцы привѣтствовали наконецъ-то появившійся на горизонтѣ Іерусалимъ.
Castel Fleuri не просто городокъ, возвышающійся надъ тихой, спокойной равниной, нѣтъ, это букетъ фантастическихъ башенъ, созданныхъ сновидѣніемъ. Онъ обманчивъ, какъ и самое чудо, его создавшее. Когда къ нему приближаешься -- онъ отходитъ, когда въ него поднимаешься,-- онъ оказывается все выше и выше.
Фьямма и ея спутникъ поѣхали въ гору. Усталыя лошади шли шагомъ, а извилистая горная дорога становилась все круче. Корона изъ розовыхъ башенъ на вершинѣ попрежнему казалась въ поднебесьѣ.
Наконецъ и эта часть пути была пройдена. По отвѣсной улицѣ, мостовая которой такъ и посыпалась подъ копытами ихъ коней, Фьямма и проводникъ въѣхали въ Санъ-Джиминьяно.
Они въѣхали черезъ массивныя ворота, погрузившись сразу въ полную темноту, и вдругъ очутились среди безпорядочной кучи дворцевъ, горѣвшихъ на солнцъ и представлявшихъ собою каждый крѣпость, способную выдержать цѣлую осаду. На переднемъ фасадѣ каждаго высилась огромная четыреугольная башня, съ которой можно было видѣть даль. Однѣ изъ этихъ башенъ были изъ пестраго, какъ тигровая шкура, камня, другія желтыя, третьи -- красноватыя, словно у нихъ внутри свѣтилась жаровня съ углями. Съ лѣвой стороны они проѣхали площадь, всю застроенную зданіями, громоздившимися одно на другое, и наконецъ достигли городскихъ валовъ.
На вершинѣ одного холма, выдававшагося на равнину, Фьямма увидѣла длинное, угрюмое зданіе, которое высокой стѣной съ узкими бойницами связывалось съ церковью
Она хотѣла было спросить о немъ проводника, но послѣдній предупредилъ ее:
-- Синьора,-- сказалъ онъ,-- Мы пріѣхали. Вотъ монастырь.
Фьямма вздрогнула при мысли, что ей придется войти въ эту могилу заживо погребенныхъ. Но она вспомнила объ опасности, которой ради нея подвергается теперь Марко, и ей стало стыдно своего малодушія.
Она подъѣхала къ страшной двери и постучала. Появилась привратница, нашептывая молитвенное привѣтствіе, и оглядѣла -- безъ всякаго, впрочемъ, удивленія, прекрасную незнакомую даму. Не разъ бывало, что эти свѣтскія дамы, несчастныя или обманутыя, искали здѣсь временнаго или постояннаго убѣжища.
-- Сестра,-- сказала ей Фьямма:-- будьте добры передать это письмо настоятельницѣ.
Пока монахиня отправилась съ письмомъ, Фьямма сошла съ лошади и бросила поводья слугѣ, который долженъ былъ отвести лошадей обратно въ Сіенну.
-- Благодарю тебя, Куррадо,-- обратилась она къ проводнику:-- Вотъ, возьми это себѣ.
Но онъ отказался принять кошелекъ, который она ему протянула.
-- Мессеръ Альдобранди и безъ того платитъ мнѣ щедро. Позвольте проститься съ вами.
Послѣднія слова онъ- произнесъ съ видимымъ волненіемъ. Грубая военная среда не заглушила въ немъ инстинктивнаго рыцарскаго уваженія къ женщинѣ въ несчастьѣ.
-- Прощай, Куррадо.
Слуга тронулся въ путь.
Нѣсколько минутъ мадонна Канцельери оставалась одна, пока не возвратилась привратница.
-- Благоволите слѣдовать за мною,-- произнесла она.
И она повела Фьямму по какой-то длинной галереѣ. Затѣмъ онѣ оказались въ пустой комнатѣ съ изображеніемъ Христа изъ темной бронзы, который какъ бы простиралъ руки ко всѣмъ входящимъ. По стѣнамъ видны были многочисленныя изображенія на тему о христіанской жизни.
По знаку привратницы, Фьямма приблизилась къ маленькому оконцу съ рѣшеткой, за которой ее ожидала настоятельница. Сквозь рѣшетку Фьямма успѣла разглядѣть неподвижную бѣлую фигуру съ блѣднымъ лицомъ, выцвѣтшими губами и потерявшими свой блескъ глазами. Раздался тихій голосъ, звучавшій такъ, какъ будто онъ шелъ издалека.
-- Добро пожаловать, мадонна. Моя сестра пишетъ, что вы обратились къ намъ, находясь въ большой бѣдѣ. Я не хочу разспрашивать объ этомъ. Нашъ долгъ подражать божественной любви Того, Кто принималъ всѣхъ приходившихъ къ нему. Вы можете оставаться здѣсь, сколько заблагоразсудите. Сестра Тереза, отведите эту даму въ монастырскую гостиницу и велите приготовить ей комнату. Для услугъ нужно назначить къ этой дамѣ послушницу.
Фьямма стала было благодарить ее, но аббатисса прервала еэ тихимъ, едва слышнымъ голосомъ:
-- Здѣсь нужно благодарить только Господа Бога.
-- Аминь,-- набожно промолвила Фьямма.
Онѣ простились. Бѣлая фигура вдругъ отдѣлилась отъ окошка и исчезла во мракѣ комнаты, какъ будто вдругъ погрузилась въ глубину водъ. Мадонна Канцельери послушно двинулась за привратницей въ назначенную ей комнату.
Эта комната была небольшая и имѣла видъ кельи. На полу были разостланы цыновки. На выбѣленной известкой стѣнѣ изображеніе смерти св. Клары, сдѣланное въ манерѣ первыхъ мастеровъ.
-- Это изображеніе работы нашей сестры Пиккордіи,-- сказала монахиня.-- Это ея послѣдняя работа передъ тѣмъ, какъ ей почить въ Бозѣ. Она поступила въ монастырь, когда ей было всего двѣнадцать лѣтъ, и умерла здѣсь на склонѣ дней... Съ вашего позволенія, я теперь удалюсь и пришлю къ вамъ послушницу, которая принесетъ вамъ обѣдъ.
-- Благодарю васъ, сестра.
Оставшись одна, Фьямма опустилась на единственный деревянный стулъ, стоявшій около кровати. Усталость отъ поѣздки овладѣла ею. Къ тому же на ней начинало уже сказываться и вліяніе монастыря. Ей казалось, что вотъ-вотъ стѣны ея кельи сдвинутся и раздавятъ ее.
Противъ нея лицо умиравшей св. Клары, радостно улыбалось въ предвкушеніи вѣчнаго блаженства. Созерцая его, Фьямма чувствовала, какъ мало-по-малу ею овладѣваетъ мистическое спокойствіе. Но вдругъ она сорвалась съ мѣста и выпрямилась.
-- Марко!-- произнесла она, словно сомнамбула,-- Марко!
То былъ какъ разъ часъ, въ который Нера просила Канцельери прибыть въ Сіенну. День догоралъ, и вся равнина была залита крае нымъ свѣтомъ, словно кровью.
Можетъ быть, они уже встрѣтились, и она ничего не можетъ узнать объ этомъ раньше завтрашняго дня!
Ночь уже давно спустилась надъ долиной Эльзы. Звѣзды стали болѣе яркими на безлунномъ небѣ.
По дорогѣ къ Санъ-Джиминьяно быстро несся всадникъ, безпрестанно пришпоривавшій свою лошадь. Не останавливаясь и не сворачивая, несся онъ въ ночной тиши среди заснувшихъ картинъ, безпрестано измѣнявшихся. За отлогими откосами холмовъ, на которыхъ раскинулись бѣлыя мызы, пошли отвѣсныя скалы, увѣнчанныя, словно воинъ шлемомъ, могучими крѣпостями, вздымавшими свои башни къ лазурному небу.
Всадникъ несется мимо, не замѣчая ихъ. Онъ смотритъ только на горизонтъ, гдѣ виднѣется его цѣль. И этотъ горизонтъ вдругъ наполняется какимъ-то сверхъестественнымъ феерическимъ зрѣлищемъ: на первомъ планѣ горъ показались чудесныя башни изъ пламени, окаймленныя горящими рубинами. На небѣ стоитъ зарево, какъ отъ пожара, и отражается на коричневыхъ скалахъ.
Всадникъ все сильнѣе пришпориваетъ лошадь. Для него этотъ городъ не фантасмагорія, а райская обитель. То причудливо раскрашенныя башни Санъ-Джиминьяно, который будетъ завтра праздновать память своей покровительницы, св. Фины.
Этотъ нетерпѣливый всадникъ, летящій съ такой поспѣшностью, не кто иной, какъ Марко Альдобранди;онъ несетъ Фьяммѣ радостную вѣсть о побѣдѣ. Бартоломею Канцельерй раненъ, его рука, пронзенная шпагой, теперь такъ же безсильна и безвредна, какъ рука ребенка. Альдобранди вернется во Флоренцію и будетъ просить тамъ у Медичи ихъ заступничества въ пользу Фьяммы. Но сначала онъ долженъ успокоить ее, утѣшить и обнять въ послѣдній разъ.
Наконецъ-то онъ достигаетъ монастыря, и какъ разъ въ то.время, когда гаснули звѣзды и таинственная игра цвѣтовъ башенъ, и городъ начинаетъ просыпаться въ золотой ряби утренней зари.