Философія и женскія чары.
Майльсъ возвратился домой, не витая въ области мечтаній, какъ подобало бы герою въ подобныхъ обстоятельствахъ, но здраво и обстоятельно разсуждая въ мысляхъ о всемъ случившемся въ этотъ вечеръ.
"Она не походитъ ни на кого", думалъ онъ и если этимъ хотѣлъ сказать, что Адріенна Блиссетъ не походила на обыкновенныхъ Тансопскихъ дамъ, то онъ былъ совершенно правъ. Но обыкновенныя Тансопскія дамы не были воспитаны такъ, какъ Адріенна Блиссетъ, и Майльсъ тогда не зналъ, сколько она перенесла горя, несчастій и лишеній, которыя и сдѣлали ее тѣмъ, чѣмъ она была. Двадцати одного года отъ рода, она уже видала много странъ и ея умъ приходилъ въ столкновеніе съ многими умами, далеко не дюжинными, что очень рѣдко бываетъ съ англійскими дѣвушками ея класса.
Майльсъ ничего этого не зналъ и только видѣлъ контрастъ, который возбуждалъ въ немъ удивленіе и восторгъ. Онъ восхищался ея граціей, умомъ и нѣжнымъ голосомъ; онъ спрашивалъ себя, увидитъ ли ее на слѣдующій день и будетъ ли она съ нимъ такъ же любезна; онъ радовался, что далъ хорошій урокъ негодяю Спенслею, котораго призрительно приравнивалъ къ Малори и ему подобнымъ. Вотъ о чемъ думалъ Майльсъ, идя по знакомымъ ему улицамъ, не подозрѣвая какой паутиной опутывали обстоятельства его прошедшее, настоящее и будущее, его, сына труда, потомка многихъ поколѣній скромныхъ тружениковъ, не чувствуя, что въ немъ впервые зашевелился зачатокъ цѣлаго міра страданій, любви, надеждъ, веселія и отчаянія.
Утро субботы принесло съ собою обычный трудъ, а полдень отдыхъ. Въ два часа Майльсъ и Мери вернулись вмѣстѣ домой.
-- Кого ты ждешь, Майльсъ? спросила молодая дѣвушка, замѣтивъ, что братъ постоянно оборачивается и смотритъ во всѣ стороны.
-- Я... никого, отвѣчалъ Майльсъ поспѣшно, съ напряженнымъ смѣхомъ.
Онъ почти машинально искалъ глазами Адріенну, но тщетно.
Вечеромъ онъ какъ обыкновенно пошелъ въ читальню. Ея еще не было и, усѣвшись на свое всегдашнее мѣсто, онъ взялъ Вестминстерское Обозр ѣ ніе и сталъ читать начатую наканунѣ статью о высшихъ классахъ. Но онъ не могъ вполнѣ усвоить всего, что читалъ, пока дверь не отворилась и не послышались тихіе женскіе шаги и шелестъ платья. Онъ поднялъ глаза. Она была передъ нимъ.
Адріенна поклонилась съ той улыбкой, которая придавала такую прелесть ея красивому лицу. "Она дѣйствительно красива", подумалъ теперь Майльсъ, и онъ былъ правъ. Она была именно такая женщина, которая ни красива и не уродлива пока съ нею не освоишься, а тогда она становится прелестнѣе всякой красавицы.
Увидавъ ея улыбку и услыхавъ ея "здравствуйте", онъ успокоился и, принявшись снова за чтеніе, уже сталъ понимать каждое слово.
Миссъ Блиссетъ, съ своей стороны, углубилась въ изученіе нотъ, дѣлая по временамъ необходимыя выписки.
Время шло и когда пробило девять часовъ она сложила свои книги и встала.
-- Мистеръ Гейвудъ, сказала она:-- я разсказала дядѣ о случившемся вчера и онъ проситъ васъ зайти къ нему сегодня вечеромъ. Вы согласны?
-- Съ большимъ удовольствіемъ, отвѣчалъ Майльсъ, очень довольный и въ то же время нѣсколько удивленный; ему казалось страннымъ, что ея дядя, который дозволялъ ей ходить одной по вечерамъ, заботился о человѣкѣ, оказавшемъ ей столь маловажную услугу.
Они вышли на улицу, кишѣвшую грубой въ движеніяхъ и въ разговорахъ Ланкаширской толпой.
-- Еще одинъ вечеръ и моя работа окончена, сказала Адріенна:-- мнѣ тогда не надо будетъ ходить въ библіотеку.
-- Я очень радъ это слышать, отвѣчалъ отрывисто Майльсъ.
-- Вы любите читать? произнесла Адріенна:-- вы много читали?
-- Нѣтъ, не очень, сказалъ откровенно молодой человѣкъ.
-- Тансопская библіотека очень не дурна, замѣтила она: -- хотя немного отстала отъ современнаго развитія науки и философіи.
-- Я полагаю, что завѣдывающіе ею джентльмены также поотстали отъ своего времени.
-- По счастію, они не имѣли никакого дѣла до музыки, такъ какъ эту часть библіотеки пожертвовалъ городу очень образованный человѣкъ.
Разговаривая такимъ образомъ, они дошли до Стонгэта. Адріенна отворила дверь и Майльсъ вошелъ въ первый, но не въ послѣдній разъ въ этотъ уединенный, мрачный, старый домъ.
Они находились въ четырехугольной комнатѣ, освѣщенной днемъ окномъ въ потолкѣ, а теперь японскимъ фонаремъ. Посреди, на большемъ дубовомъ столѣ красовалась великолѣпная сѣроватозеленая ваза. Надъ каминомъ висѣла очень хорошая копія масляными красками знаменитаго портрета Гезе въ юности; напротивъ, на пьедесталѣ стоялъ бюстъ Орфилы. Это были единственныя украшенія комнаты, которая была загромождена полками съ книгами.
-- Сюда, сказала Адріенна и провела Майльса въ другую комнату, такъ же освѣщенную лампами и свѣчами.
У большаго письменнаго стола, заваленнаго книгами, бумагами и рукописями сидѣлъ человѣкъ, къ которому тотчасъ подошла Адріенна.
-- Дядя, сказала она, дотрогиваясь до его руки:-- вотъ мисстеръ Гейвудъ, о которомъ я вамъ говорила.
Онъ поднялъ голову и Майльсъ увидалъ странное, длинное, блѣдное лицо съ впалыми глазами и большимъ, какъ ему показалось, безъ всякаго выраженія ртомъ. Во всѣхъ чертахъ его сквозило приближеніе смерти.
-- Мистеръ Гейвудъ, произнесъ онъ: -- очень радъ васъ видѣть. Присядьте.
Нѣсколько озадаченный этимъ холоднымъ пріемомъ Майльсъ молча сѣлъ, чувствуя себя очень мелкимъ и незначительнымъ. Между тѣмъ Адріенна развернула принесенныя ею выписки и начала приводить ихъ въ порядокъ. Мистеръ Блиссетъ повернулся къ ней, не пододвигая кресла.
-- Извините насъ, мистеръ Гейвудъ, на одну минуту, замѣтилъ онъ Майльсу и сталъ слушать отчетъ Адріенны о сдѣланной ею работѣ въ библіотекѣ.
Вскорѣ Майльсъ замѣтилъ съ внутреннимъ содроганіемъ, что у этого бѣднаго человѣка, по всей вѣроятности, была парализована нижняя часть тѣла. На это, конечно, намекала Адріенна, говоря, что онъ не можетъ самъ ходить въ библіотеку. Вотъ почему онъ былъ на столько застѣнчивъ и нелюдимъ, что его надо было приготовить къ посѣщенію гостя. Майльсъ понялъ все это теперь, зная, по опыту брата, что такое калѣка, а мистеръ Блиссетъ находился еще въ худшемъ положеніи, чѣмъ Эдмундъ.
Окончивъ свой докладъ, Адріенна вышла изъ комнаты, а ея дядя, оставшись наединѣ съ Майльсомъ, поблагодарилъ его тѣмъ же холоднымъ тономъ за оказанную наканунѣ услугу молодой дѣвушкѣ.
-- Я очень сожалѣю, прибавилъ онъ, пристально осматривая съ головы до ногъ посѣтителя:-- что моей племянницѣ надо ходить въ библіотеку, но она говоритъ, что еще одного вечера будетъ достаточно для окончанія ея работы, иначе я тотчасъ запретилъ бы эти прогулки. Впрочемъ, я надѣюсь, что вы надолго отпугали молодца!
-- О, да, онъ болѣе не станетъ ея безпокоить, сказалъ Майльсъ.-- Все же не лучше ли ей ходить днемъ въ библіотеку?
Мистеръ Блиссетъ пожалъ плечами.
-- У нея столько дѣла днемъ, отвѣчалъ онъ:-- писать письма, читать вслухъ, списывать рукописи. Но я очень берегу ее и не даю ей никакого занятія по ея возвращеніи домой изъ библіотеки. Остальное время принадлежитъ ей.
-- Еще бы, съ девяти-то часовъ! подумалъ Майльсъ съ удивленіемъ:-- она я думаю рада лечь спать въ десять часовъ послѣ такого дня. Право, я менѣе работаю.
-- Остальное время принадлежитъ ей, повторилъ дядя, какъ бы останавливаясь съ удовольствіемъ и гордостью на этомъ снисхожденіи, словно оно заглаживало всѣ тяжести ея ежедневнаго труда.
Дѣйствительно его болѣзненное состояніе, долгое пребываніе на одномъ мѣстѣ, сосредоточеніе всѣхъ способностей на одномъ трудѣ, которымъ онъ хотѣлъ прославить свое имя, а особливо преданность къ нему Адріенны, посвятившей ему все свое время, сдѣлали его столь эгоистичнымъ, что онъ искренно считалъ возлагаемое на молодую дѣвушку иго легкимъ и время послѣ возвращенія ея изъ библіотеки достаточнымъ для ея личныхъ занятій и удовольствій.
И, однако, онъ не былъ злымъ или жестокимъ и еслибъ онъ вдругъ, такъ или иначе, лишился Адріенны, то оплакивалъ бы ея нѣжную бесѣду и очаровательное общество, а не оказываемую ею помощь въ его занятіяхъ.
Майльсъ вскорѣ понялъ, что его холодность происходила, главнымъ образомъ, отъ физической слабости и утомленія, а не отъ недостатка сочувствія къ тому, что дѣлалось вокругъ него.
-- Вы заняты великимъ трудомъ? спросилъ Майльсъ, чувствуя необходимость сказать что-нибудь.
-- Никто не можетъ назвать какого бы то ни было литературнаго труда великимъ, кромѣ потомства, отвѣчалъ мистеръ Блиссетъ.
-- Гм! подумалъ Майльсъ: -- онъ, однако, увѣренъ, что его книга дойдетъ до потомства.
-- Только одна отрасль знанія можетъ создавать труды, которые можно признавать великими при ихъ появленіи -- это наука.
-- Такъ ваша книга не научная?
-- Она преимущественно историческая и философская, но я надѣюсь, что въ основѣ ея лежатъ строго научные принципы. Я разсматриваю въ ней важный вопросъ, могутъ ли существовать и идти рука объ руку высшая цивилизація и животворящій, своеобразный духъ художественнаго творчества, способнаго создавать новыя, великія произведенія.
-- Къ какому же вы приходите заключенію?
-- Я началъ съ надежды, но она мало-по-малу умерла. Музыка еще остается громаднымъ, едва обработаннымъ полемъ, но что касается остального...
И онъ покачалъ головой.
-- Конечно, это гигантскій трудъ, продолжалъ онъ:-- и я посвятилъ ему двадцать лѣтъ жизни. Но я полагаю, что, окончивъ мою книгу, я почти совершенно исчерпаю предметъ.
-- И терпѣнье твоихъ читателей, подумалъ Майльсъ, который не могъ понять, какую пользу могъ принести этотъ гигантскій трудъ.
Въ эту минуту Адріенна возвратилась и Майльсъ, увидавъ ее впервые въ домашнемъ костюмѣ, почувствовалъ еще болѣе нѣжное и глубокое чувство восхищенія. Въ ней была какая-то особая чужестранная прелесть, которая дѣйствовала на него съ таинственной силой. Она держала въ рукахъ вышиванье и, усѣвшись подлѣ дяди, стала внимательно слушать его тихую, монотонную рѣчь, которая мало-по-малу увлекла и очаровала Майльса. Онъ забылъ даже о грустной судьбѣ молодой дѣвушки въ обществѣ этого эгоиста и слушалъ съ восторгомъ, какъ онъ говорилъ о предметахъ, возбуждавшихъ все вниманіе юноши -- о народахъ, правительствахъ и урокахъ исторіи. Когда же оказалось, что, разсматривая эти вопросы съ глубокимъ знаніемъ ученаго и философа, мистеръ Блиссетъ держался той же точки зрѣнія, какъ Майльсъ, того же лозунга: "Народъ и народъ" -- то его восторгъ перешелъ въ энтузіазмъ.
Мистеръ Блиссетъ былъ очень доволенъ пламеннымъ сочувствіемъ молодого человѣка къ его словамъ и съ удовольствіемъ смотрѣлъ на его красивое лицо, пылавшее одушевленіемъ.
-- Вы должны еще разъ зайти къ намъ, сказалъ онъ: -- мнѣ очень пріятно видѣть человѣка, который много думалъ и имѣетъ здравыя идеи по этимъ вопросамъ. Но эта долгая бесѣда меня очень утомила. Адріенна, моя радость, сыграй намъ что-нибудь.
-- Сейчасъ, отвѣчала она и прибавила, цѣлуя его въ лобъ:-- я люблю, когда вы такъ говорите. Тогда можно васъ вполнѣ оцѣнить.
Въ комнатѣ находилось фортепіано и Адріенна всегда по вечерамъ играла дядѣ. На этотъ разъ она выбрала тихія, патетическія мелодіи Гейдена, Баха и Бетговена.
Мистеръ Блиссетъ слушалъ, закрывъ глаза, а Майльсъ и слушалъ, и смотрѣлъ. А чѣмъ болѣе онъ смотрѣлъ, тѣмъ сильнѣе дѣйствовали на него магическія чары. Повидимому, во всѣ эти долгіе годы тяжелаго труда, въ глубинѣ его души скрывался тайный, несознаваемый имъ идеалъ существа достойнаго поклоненія и теперь, подъ звуки нѣжныхъ мелодій, передъ нимъ открылись двери этого желаннаго рая.
Онъ очнулся отъ чуднаго сна только тогда, когда замерли послѣднія ноты Бетговена, и поспѣшно простился съ Адріенной и ея дядей, который взялъ съ него слово, что онъ посѣтитъ ихъ еще разъ.
Вечеръ былъ субботній и Майльсъ нашелъ на улицахъ еще сильное оживленіе. Онъ видѣлъ знакомыя ему зрѣлища, слышалъ знакомые его ушамъ звуки; пьяные выходили, пошатываясь изъ кабаковъ и пѣли неприличныя пѣсни. Онъ никогда не находилъ удовольствія въ подобныхъ грубыхъ забавахъ, но привыкъ къ тому факту, что другіе люди, съ которыми онъ былъ въ хорошихъ отношеніяхъ, считали это препровожденіе времени очень пріятнымъ. Но теперь онъ думалъ о только-что видѣнной имъ сценѣ и какое-то горькое чувство сомнѣнія и почти отчаянія омрачило его счастливое, восторженное настроеніе. Встрѣчавшіеся на улицахъ люди были его товарищи, его братья, и съ дѣтства онъ привыкъ думать о нихъ и желать имъ добра и возможнаго развитія. Онъ не могъ имъ измѣнить, ихъ бросить.
-- Да развѣ она потребуетъ, чтобъ человѣкъ измѣнилъ тому, чему онъ долженъ посвятить всю свою жизнь, она -- олицетворенная правда! воскликнулъ онъ, наконецъ, въ глубинѣ своей души.