Мистриссъ Лассель никогда не сходила къ утреннему завтраку. Мужъ ея принадлежалъ къ числу тѣхъ необыкновенно дѣятельныхъ людей, которые успѣваютъ встать, позавтракать и внйдти изъ дому въ такіе часы, какіе обыкновенные смертные готовы назвать глубокой ночью. Къ счастію, онъ не требовалъ отъ упомянутыхъ обыкновенныхъ смертныхъ, при ихъ слабостяхъ и несовершенствахъ, чтобы они слѣдовали его примѣру.-- На другой день Маргарита и Дамарисъ завтракали вдвоемъ въ половинѣ девятаго. Затѣмъ она должна была идти навѣстить Руперта въ классной. Она послала Дамарисъ играть, сказавъ ей, что онѣ въ это утро вѣроятно не будутъ заниматься, но что она пошлетъ за нею, если понадобится. Исполнивъ это, она отправилась на великое свиданіе,-- она теперь сознавала вполнѣ, что этотъ бѣдный Рупертъ есть центръ домашняго мірка, мало того, что въ глазахъ домашнихъ, онъ центръ вселенной. Она нисколько этому не удивлялась. За ночь она обдумала свое положеніе и рѣшила, что если больной мальчикъ полюбитъ ее, она охотно останется. Сознаніе, что она кому-нибудь приноситъ пользу, значительно скраситъ ея жизнь. Дамарисъ проводила ее до классной, и Маргарита, которая уже успѣла побывать въ саду, вооружилась букетомъ изъ левкоевъ и нарциссовъ. Она рѣшилась завоевать сердце Руперта, поднеся ему цвѣты. Не слѣдуетъ забывать, что Маргарита отличалась замѣчательной красотой, сверхъ той особенной прелести, которую болѣе или менѣе чувствовалъ всякій, кто приближался въ ней. Ея простое, гладкое черное платье, съ узкимъ полотнянымъ воротникомъ и рукавчиками, оттѣняло яркій, красновато-каштановый цвѣтъ ея обильныхъ волосъ, выказывало всю гибкость ея граціозной фигуры, всю нѣжность ея молочно-бѣлой кожи. Она вошла въ комнату и затворила за собою дверь. Это была большая свѣтлая высокая комната, наполненная всякаго рода красивыми предметами. Въ этой комнатѣ у окна стояла кушетка, на которой лежалъ Рупертъ. Возлѣ него стоялъ маленькій столикъ съ подносомъ, на которомъ быль разставленъ почти нетронутый завтракъ. Костыль его также былъ прицѣпленъ къ кушеткѣ. Мальчикъ приподнялся, когда Маргарита вошла; она увидала то же лицо, которое видѣла въ прошлую ночь; но широко раскрытые глаза настолько измѣняли его, что оно почти казалось другимъ. Странное было это лицо: такое юное, а между тѣмъ такое старое; блѣдно-голубые, почти водянистаго цвѣта, но чрезвычайно живые глаза, придавали ему выраженіе необыкновенной проницательности. Онъ пристально разсматривалъ ее этими глазами, изъ-подъ выпуклаго нависшаго надъ ними лба, пока она подходила, тогда какъ жалкія, некрасивыя губы, привыкшія сжиматься отъ боли, теперь раскрылись подъ вліяніемъ ожиданія. Маргарита замѣтила, что онъ смотритъ на нее нерѣшительно; она улыбнулась ему, подходя и добродушно протянула ему руку. Она отодвинула маленькій столикъ и сѣла возлѣ него.

-- Я вчера вечеромъ видѣла васъ спящимъ, и вы мнѣ тогда пожали руку,-- сказала она.-- Вы были больны. Надѣюсь, что сегодня утромъ вы лучше себя чувствуете; я вамъ принесла эти цвѣты изъ саду.

Она прямо смотрѣла ему въ глаза, пока говорила, и замѣтила странное выраженіе его лица -- угрюмое и холодное. Отвѣтъ его былъ неожиданный. Онъ взялъ цвѣты и спросилъ:

-- Кто сказалъ вамъ нарвать ихъ?

-- Никто.

-- Вы ихъ нарвали для меня?

-- Конечно.

-- Зачѣмъ?

-- Потому что надѣялась, что они доставятъ вамъ удовольствіе.

-- Вы совершенно увѣрены, что нарвали ихъ для меня по собственному желанію и побужденію?

-- Я убѣждена въ этомъ.

-- Такъ я сохраню ихъ. Вы говорите, что видѣли меня вчера вечеромъ спящимъ?

-- Да. Мама ваша привела меня къ вамъ въ комнату. Вы взяли меня за руку, и я подумала, что полюблю васъ.

-- Если вы видѣли меня спящимъ, вы видѣли порядочнаго-таки урода, сказать по совѣсти. Но все же, если вообще на меня смотрѣть, лучше видѣть меня когда я сплю, потому что тогда я спокоенъ, а когда бодрствую, то обыкновенно огрызаюсь. Можете спросить Дамарисъ.

Маргарита засмѣялась.

-- Мнѣ бы казалось,-- сказала она,-- что вамъ лучше было бы предоставить мнѣ высказать, что я о васъ думаю, а не приписывать мнѣ вашихъ собственныхъ мыслей.

Мальчикъ бросилъ на нее проницательный взглядъ.

-- Это прежде всего доказываетъ, что у васъ есть умъ,-- сказалъ онъ насмѣшливо, и Маргарита опять засмѣялась.-- Но что касается до того, что это мои собственныя мысли -- это мысли всѣхъ и каждаго. Люди могутъ говорить мнѣ, что хотятъ, они именно это обо мнѣ думаютъ.

-- Что? Что вы некрасивы когда спите, и постоянно огрызаетесь, пока бодрствуете, вы это хотите сказать?

Онъ печально кивнулъ съ холодной, но задумчивой улыбкой.

-- Если вы будете такой сердитый, я не скажу вамъ, что я подумала,-- сказала Маргарита, улыбаясь самой нѣжной своей улыбкой и чувствуя, какъ ея любящее сердце переполнялось сочувствіемъ и даже любовью къ нему. Отвѣтъ его, въ первую минуту, показался ей ничѣмъ не мотивированнымъ. Гладя ее по рукѣ, съ которой она, по мудрому совѣту миссъ Персиваль, сняла всѣ кольца,-- гувернантки обыкновенно не носятъ на пальцахъ драгоцѣнностей фунтовъ на четыреста увѣряла миссъ Персиваль,-- Рупертъ сказалъ:

-- Какія у васъ мягкія руки.

-- Да? Вамъ нравятся мягкія руки?

-- Иногда. Я люблю сильныя, твердыя руки. Ваши кажутся сильными; и какія онѣ тяжелыя! Онъ поднялъ одну за кисть своей худенькой ручкой и прибавилъ:

-- А онѣ сильныя?

-- Да, мнѣ кажется.

-- Я въ этомъ увѣренъ. И онѣ такой величины, какъ слѣдуетъ. Ненавижу видѣть высокихъ, полныхъ людей съ маленькими, миньятюрными ручками и ножками. Но я знаю человѣка, у котораго руки сильнѣе вашихъ.

-- Да? это же это?

-- Я, можетъ быть, скажу вамъ въ другой разъ. Онъ -- мой лучшій другъ, онъ можетъ заставить меня дѣлать все, что хочетъ.

Въ голосѣ Руперта слышалось какое то подавленное волненіе.

-- Онъ... такъ это понятно, мужскія руки должны быть сильнѣе женскихъ.

-- Не знаю, какими онѣ должны быть. Я знаю, какія онѣ есть. О, онѣ очень сильныя. Онъ также силенъ, хотя никогда объ этомъ не говоритъ. Я поклоняюсь ему, потому что онъ силенъ и добръ.

-- Я могу быть доброй, если я не сильна,-- сказала Маргарита.

-- Я еще не могу рѣшить, сильны ли вы. Когда мой другъ васъ увидитъ, я спрошу его, и повѣрю тому, что онъ мнѣ скажетъ, и больше ничему.

-- Вы стараетесь запугать меня, но это вамъ не удастся,-- сказала она, ласково улыбаясь ему.-- Помните, я не утверждаю, что я сильна.

-- Нѣтъ, я знаю: но вы могли бы быть сильной, сами этого не признавая, и могли бы не быть, хотя бы и утверждали, что вы сильная; а потому я спрошу его, какъ онъ рѣшитъ.

-- Неужели вы можете любить однихъ сильныхъ людей, Рупертъ?

-- Я этого не говорилъ, но я предпочитаю сильныхъ, потому именно, что самъ я такой несчастный, такой слабый намекъ на человѣка.

Тѣнь мрачнаго волненія подернула его блѣдные глаза.

-- Вы постоянно страдаете?-- спросила Маргарита.

-- Почти постоянно. Я не могу ходить, какъ слѣдуетъ. Я могу только ковылять вонъ съ той штукой -- онъ указалъ на свой костыль -- или кататься въ экипажѣ по дорогамъ, или ѣздить туда, къ морю, полюбоваться имъ. Это едва ли не самое большое удовольствіе для меня. Надо, чтобъ вы иногда ѣздили со мной. Тогда я все думаю о морѣ; странныя мысли приходятъ мнѣ въ голову, я ихъ записываю.

-- Да? Стихами или прозой?

-- Иногда стихами, иногда прозой. По большей части прозой; хотя умъ мой не изъ бойкихъ, его хватаетъ на то, чтобъ дать мнѣ понять, что я никогда мнѣ не буду поэтомъ.

-- Не покажете ли вы мнѣ вашихъ замѣтокъ?

-- Да, если хотите. Теперь вы очень много обо мнѣ знаете. Скажите: а вы что умѣете дѣлать?

-- Я,-- повторила озадаченная Маргарита, быстро перебирая въ умѣ свои таланты, которые показались ей очень немногочисленными и жалкими.

-- О, я немного пою, немного играю, и конечно, кое-что преподаю,-- прибавила она, покраснѣвъ.

-- О,-- неособенно восторженно отозвался Рупертъ:-- неужели и у васъ масса этихъ ужасныхъ дипломовъ и аттестатовъ, какъ у миссъ Флинтъ, которая прежде здѣсь жила?

-- Да, они есть у меня.

-- Ну, у миссъ Флинтъ они были выписаны на лицѣ. У васъ этого нѣтъ. Мы не будемъ говорить о нихъ. Мнѣ хочется спросить у васъ кое-что. Могу я называть васъ Маргаритой?

-- О да, если хотите. Я даже буду этому рада,-- сказала Маргарита, почувствовавъ облегченіе при мысли, что этотъ Рупертъ, котораго она уже успѣла полюбить, не будетъ огорчать ее, постоянно называя ее по имени, которое ей не принадлежало. Разговоръ ихъ продолжался до завтрака, касаясь самыхъ отвлеченныхъ и разнообразныхъ предметовъ, но ни на минуту не прекращаясь. Маргарита была восхищена тѣмъ, какъ мальчикъ отдался подъ ея покровительство, стучался въ дверь ея сердца, чтобы спросить, не найдется ли мѣстечка и для него въ этой храминѣ. И мѣстечко нашлось. Онъ довѣрилъ ей небольшую связку священныхъ рукописей, которыя, по словамъ его, составляли отраду его жизни, когда онъ чувствовалъ себя немного крѣпче обыкновеннаго и могъ, сидя за конторкой, писать ихъ. Они уже были искренними друзьями, когда наконецъ раздался звонокъ, и Рупертъ сказалъ:

-- Это къ завтраку, и я сегодня такъ хорошо себя чувствую, что пойду въ столовую, если вы позволите мнѣ сѣсть возлѣ васъ?

-- Пусть ваше мѣсто всегда будетъ около меня. А теперь, возьмите-за свой костыль, я вамъ подамъ руку, и мы вмѣстѣ доберемся.