Около половины іюля мистриссъ Лассель однажды озадачила Маргариту, сказавъ: -- Дорогая, намъ слѣдуетъ условиться насчетъ вашихъ каникулъ. Нужны же вамъ каникулы.
У захваченной врасплохъ Маргариты не нашлось тотчасъ благовиднаго предлога къ отказу, и она поспѣшно проговорила.
-- Какъ, вы хотите, чтобъ я оставила васъ, мистриссъ Лассель?
-- Сохрани Богъ, мое дорогое дитя. Но вамъ, вѣроятно, хочется сколько-нибудь отдохнуть отъ этой однообразной жизни.
-- Этого-то именно я и не хочу,-- горячо отвѣчала она.-- Можетъ быть, около Рождества я попрошу у васъ отпуска. Повѣрьте, что теперь я гораздо охотнѣе останусь здѣсь, и... Рупертъ не захочетъ отпустить меня.
-- Всѣмъ намъ тяжело было бы съ вами разстаться. Но ваши друзья, ваши родные...
-- У меня почти нѣтъ родныхъ и совсѣмъ нѣтъ друзей,-- отвѣчала Маргарита, съ крайнимъ неудовольствіемъ думая о свиданіи съ Пирсами, о шутливыхъ комментаріяхъ и безсмысленныхъ шуткахъ, которымъ ей пришлось бы подвергнуться изъ-за своей "фантазіи". Мысль, что объ ея теперешнихъ друзьяхъ станетъ судить и рядить, что надъ ними будетъ смѣяться семейство Пирсъ, была слишкомъ ужасна; еще съ большей неохотой отворачивалась она мысленно отъ Бекбриджскаго Аббатства, оживленнаго обществомъ обѣихъ миссъ Персиваль, съ Морисомъ Биддульфомъ въ ближайшемъ сосѣдствѣ.
-- Нѣтъ,-- продолжала она,-- позвольте мнѣ пока остаться здѣсь, если вы ничего не имѣете противъ этого. Я могу воспользоваться отпускомъ во всякое время, когда представится удобный случай.
Мистриссъ Лассель очень обрадовалась такому разрѣшенію вопроса. Маргарита осталась и въ тайнѣ упрекала себя въ недостаткѣ мужества, увѣряя себя, что ей слѣдовало уѣхать и, какъ она выражалась, "порвать чары". Она осталась и чары продолжали дѣйствовать.
Лѣто пролетѣло, время проходило, а она по прежнему оставалась въ Блэкфордъ Гренджѣ, все еще не сказала ничего рѣшительнаго, не пришла ни къ какому заключенію относительно своихъ будущихъ плановъ, но была менѣе счастлива въ концѣ сентября, чѣмъ въ половинѣ іюля, иногда даже чувствовала себя очень несчастной. Обстоятельства все болѣе и болѣе усложнялись; тайная власть, пріобрѣтенная надъ нею однимъ изъ дѣйствующихъ въ этой исторіи лицъ, парализовала ея разсудокъ, ея чувство долга, указанія разума и справедливости. Общество одного человѣка, и только одного, доставляло ей истинное удовольствіе -- это было общество Руперта. Въ его глазахъ, все, что она дѣлала или говорила, было хорошо и всегда останется хорошимъ. Но она мучилась изъ-за мистриссъ Лассель. Она такъ нѣжно полюбила ее, что сказать ей, что она ее обманула, было ей положительно тяжело: она еще не нашла въ себѣ мужества это исполнить. Странно сказать, теперь она всего свободнѣе чувствовала себя съ Луисомъ Бальдвиномъ -- когда-то онъ болѣе другихъ стѣснялъ ее. Она съ такимъ безграничнымъ довѣріемъ относилась въ его характеру, во всей его личности, въ его сужденіямъ, она такъ слѣпо полагалась на его прямоту, что уже одно то, что онъ обращался съ нею теплѣе, задушевнѣе прежняго, повидимому, безъ всякой подозрительности, заставляло ее отдыхать душою. Она не могла отдать себѣ отчета въ этомъ ощущеніи. Ей казалось, будто Луисъ видитъ ее насквозь, знаетъ всѣ ея хорошія и дурныя стороны -- она не въ силахъ была себѣ представить, что онъ не можетъ знать всей правды о ней. Положеніе было очень искусственное, очень натянутое...
Она вообще находила его сноснымъ. Но бывали минуты, когда оно становилось почти невыносимымъ. Во снѣ, среди котораго протекала ея жизнь, съ ужасающей реальностью выдѣлялась одна фигура, безпощадно обращалъ на себя ея вниманіе одинъ фактъ. Она пыталась отрицать его, иногда ей удавалось забывать о немъ на время, но въ присутствіи Джона Мадлабара отрицаніе становилось невозможнымъ. Онъ былъ кротокъ съ нею, кротовъ и спокоенъ, но натура его не измѣнилась. Онъ былъ горячаго характера, пылкій, порывистый, онъ былъ влюбленъ въ нее и, какъ истый мужчина, рано или поздно переломаетъ жалкія преграды, которыя она силилась воздвигнуть между ними, разрушитъ ихъ однимъ ударомъ, предложитъ свой вопросъ и потребуетъ отвѣта. Мысль объ этой минутѣ подавляла ее точно кошмаръ; тѣмъ болѣе ужасала она ее, что она отдавала ему полную справедливость, не находила въ немъ и тѣни грубости или мелочности, ничего кромѣ мужества, доброты, прекрасныхъ, благородныхъ качествъ.
Она допускала, что онъ, говоря вообще, человѣкъ лучшаго закала, чѣмъ Луисъ Бальдвинъ, потому что его благородное поступки были самопроизвольны; тогда какъ даже сильныя стороны характера Луиса имѣли своимъ источникомъ нѣчто въ родѣ злобы. Онъ рѣдко особенно дорожилъ чѣмъ-нибудь, пока не убѣдится, что это трудно узнать, получить или сдѣлать; тогда во что бы то ни стало, оно должно принадлежать ему, онъ долженъ обладать имъ, сдѣлать это, добыть, и, чѣмъ болѣе встрѣчалось препятствій на его пути, тѣмъ упорнѣе стремился онъ ихъ удалить. Маргарита это знала; она знала, что у Джона Маллабара добрые, рыцарскіе поступки являлись сами собой, тогда какъ у Луиса великодушные поступки часто проистекали изъ положительнаго разсчета, имѣвшаго цѣлью не выгоду, но достиженіе того, что хорошо, похвально, справедливо. Маллабаръ всегда угадывалъ это инстинктивно, и радостно исполнялъ. Она все это знала, но могла бы сказать о Луисѣ какъ въ поэмѣ мистриссъ Броунингъ говорилъ поклонникъ Авроры: "Не стану утверждать, чтобъ у тысячи женщинъ глаза не были больше. Довольно, что она одна взглянула на меня глазами, которые, велики они или малы, заполонили мою душу".
Не радостно ожидала она дня, когда Джонъ Маллабаръ порветъ путы этикета и пожелаетъ узнать, отчего она не можетъ любить его.
Отчетъ о времени между іюлемъ и сентябремъ можетъ быть пропущенъ. Оно было однообразно въ самой быстротѣ своего теченія. Лѣто въ этомъ году было длинное и чудное. Они почти жили на воздухѣ, до такой степени, что Маргарита, благодаря близкому знакомству, совершенно свыклась съ страннымъ садомъ. Больше всего она любила стоять на каменномъ мосту, смотрѣть на домъ, за который великолѣпно садилось солнце, озарявшее страннымъ, неземнымъ свѣтомъ, непохожимъ ни на дневной ни на вечерній, всѣ окружающіе предметы. Рупертъ необыкновенно хорошо себя чувствовалъ; съ нимъ не бывало болѣе внезапныхъ, мучительныхъ припадковъ; онъ началъ ходить немного больше, и, поддерживаемый Маргаритой и Луисомъ, даже добрался до моста и назадъ. Они надѣялись, что этимъ путемъ удастся побѣдить суевѣрный ужасъ, который внушало ему это мѣсто, но опытъ оказался неудачнымъ. Онъ поблѣднѣлъ и задрожалъ, глядя на быстро-несущійся ручей, катившій свои шумныя и прозрачныя воды по темному, каменистому дну.
-- Позвольте мнѣ уйти,-- сказалъ онъ.-- Конечно, я вовсе не могу помнить этого событія, но я знаю, что жизнь моя была загублена за этомъ мосту. Иные люди рано переходятъ Рубиконъ. Ненавижу я это мѣсто.
Маргарита вспомнила, что въ день своего пріѣзда сказала себѣ, что это ея Рубиконъ; она начинала думать, что была права. По крайней мѣрѣ жизнь никогда болѣе не могла быть для нея такою, какой нѣкогда была, никогда, съ той минуты, когда она въ первый разъ переѣхала этотъ мостикъ.
Они увели его, и впослѣдствіи старались ограничивать его прогулки другой стороной сада. Въ началѣ октября пошли вѣтра и дожди; пришлось сидѣть въ комнатѣ. Здоровье Руперта снова измѣнило ему. Маргарита безъ устали за нимъ ухаживала, онъ почти не отпускалъ ее отъ себя. Его страданія и безпомощность не создали но обнаружили безконечное терпѣніе и состраданіе, скрывавшіяся въ глубинѣ ея женскаго сердца. Она не жалѣла для него ни времени, ни заботъ, ни силъ. Она была вознаграждена, когда голова его, наконецъ, нашла отдыхъ на ея груди, когда онъ прижалъ свои дрожащія губы къ ея рукѣ и прерывисто прошепталъ:-- Маргарита, какъ я жилъ безъ васъ? Я вѣрно чувствовалъ, самъ того не сознавая, что вы приближаетесь во мнѣ.
Джонъ Маллабаръ опять былъ вызванъ въ городъ по дѣламъ, правда, только на нѣсколько дней, но его отсутствіе позволило Маргаритѣ вздохнуть свободно, избавило ее отъ давленія тяжелаго предчувствія. Раза два или три въ недѣлю она съ положительнымъ страхомъ смотрѣла на его гнѣдую лошадь, когда онъ на ней въѣзжалъ рысью по аллеѣ и переѣзжалъ мостъ, въ то время какъ они сидѣли въ сумерки въ гостиной. Со страхомъ ждала она его появленія, пять минутъ спустя, слѣдила за нимъ, когда онъ цѣловалъ руку у мистриссъ Лассель и спрашивалъ, не дастъ ли она ему чашку чаю послѣ дневныхъ трудовъ. Затѣмъ обсуждались различные случаи, происшедшіе на охотѣ. Если сквайръ появлялся въ то же время, дѣло было еще хуже, такъ какъ онъ былъ ярый охотникъ и любилъ распространяться о событіяхъ дня. Въ такихъ случаяхъ Маллабаръ неизбѣжно подходилъ къ Маргаритѣ, предлагалъ ей какой-нибудь вопросъ, можетъ быть, самъ по себѣ и пустой, но такимъ тихимъ голосомъ, съ такимъ краснорѣчивымъ взглядомъ, по которымъ можно было заключить, что ему не до шутокъ. Наконецъ онъ уѣхалъ, за что она была очень благодарна.
Выше было сказано, что она питала глупую, ни на чемъ не основанную мысль, что Луисъ разгадалъ ее, но что, будучи самъ скрытенъ и щадя чужую скрытность, онъ ничего объ этомъ не говорилъ. Ей казалось, что онъ все знаетъ и что она въ его власти. Ей пришлось разочароваться вполнѣ.
Луисъ заѣхалъ какъ-то утромъ и остался завтракать. За столомъ мистриссъ Лассель сказала:
-- Мистриссъ Пьерпонтъ привезетъ ко мнѣ сегодня свою племянницу, миссъ Бженгамъ; вы должны видѣть ее, Маргарита. Говорятъ, у нея великолѣпный голосъ. Можетъ быть, намъ удастся убѣдить ее спѣть что-нибудь. Я много слышала о ея красотѣ: Джонъ Маллабаръ говоритъ, что она была одной изъ первыхъ красавицъ этого сезона. Я спросила его, отчего онъ не позволилъ ей воцариться въ его сердцѣ, и глупый мальчикъ какъ будто разсердился.
Маргарита, чувствуя на себѣ пристальный взглядъ Луиса и мучительно сознавая, кто царитъ въ сердцѣ Джона Маллабаръ, проговорила:
-- А -- богата она, эта миссъ Бженгамъ?
-- Самая богатая наслѣдница въ своихъ краяхъ,-- сказалъ мистеръ Лассель.-- Луисъ, вамъ не худо бы остаться и взглянуть на нее,-- прибавилъ онъ простодушно и безъ всякой задней мысли.-- Она могла бы быть лакомымъ кусочкомъ.
-- Для меня, хотите вы сказать? Въ качествѣ чего?
-- Жены, конечно.
Луисъ слегка засмѣялся.
-- Я видѣлъ миссъ Бженгамъ,-- сказалъ онъ,-- и издали воздалъ ей дань поклоненія. Могу себѣ представить ея взглядъ горделиваго удивленія, еслибъ кто-нибудь подалъ ей подобную мысль; какъ бы она поднесла лорнетъ къ глазамъ, чтобъ однимъ взглядомъ уничтожить меня и мой старый домъ. Она удивительно красива, и кромѣ того горда. Но еслибъ я восхищался ею въ десять разъ больше, чѣмъ восхищаюсь,-- ея громадное состояніе было бы непреодолимымъ препятствіемъ.
-- Фантазіи!-- связалъ сквайръ.
-- Для меня,-- продолжалъ Луисъ, наливая себѣ бордо и выпивая его,-- есть что-то необыкновенно вульгарное въ самой фразѣ: о, онъ прекрасно устроился, женился на богатой наслѣдницѣ. Я считаю такіе браки унизительными.
-- Для кого, для мужа или для жены?-- спросилъ сквайръ.
-- Для обоихъ.
-- Можетъ быть, и есть что-нибудь вульгарное въ самой фразѣ,-- сказалъ мистеръ Лассель, съ снисходительнымъ, добродушнымъ смѣхомъ.-- Въ доказательство же того, что въ самой вещи нѣтъ ничего дурного, позвольте мнѣ указать вамъ на особу, сидящую во главѣ моего стола. Э, Бесси?-- Онъ бросилъ ласковый взглядъ на жену, и прибавилъ:-- Вы, Луисъ, мелете возвышенную чепуху. Неужели вы воображаете, что еслибъ у моей жены гроша не было, я любилъ бы ее за одну іоту меньше? Да, Господь надъ нею! она всегда бы обвила меня вокругъ пальчика, чѣмъ бы она ни была. И изъ-за того только, что у нея было свое приличное состояніе, мнѣ по вашему слѣдовало бы растерзать свое и ея сердце, не найдя въ себѣ силъ стать выше ея денегъ?
-- Милый мой, ты такъ сильно выражаешься!-- съ улыбкой замѣтила она.
-- Это дѣло совсѣмъ другое,-- сказалъ Луисъ.-- Я знаю, что у мистриссъ Лассель было состояніе, но ваше было еще больше. Лишь бы средства жены моей не превышали моихъ собственныхъ.
-- Полноте! Точно для такихъ случаевъ могутъ существовать твердыя, незыблемыя правила. Предположите, что вы влюблены въ милую, хорошую женщину. Вы узнаете, что у нея втрое больше денегъ, чѣмъ у васъ. Чтожъ изъ этого?
-- Мнѣ было бы очень прискорбно,-- рѣшительно сказалъ Луисъ,-- но я счелъ бы своимъ долгомъ надѣть шляпу и раскланяться съ ней. Такіе браки слишкомъ неравны. Кромѣ того, мужчина не долженъ подвергать себя даже возможности быть принятымъ за авантюриста.
-- За авантюриста! Вы, вѣроятно, хотите сказать, что жена ваша, пожалуй, стала бы выражать собственное мнѣніе о многомъ и всякій разъ, какъ это случилось бы, вы воображали бы, что играете вторую скрипку, и не въ силахъ были бы этого вынести. Чепуха, мой милый!
-- Я, кажется, оговорился, что это у меня манія. Всѣ мы подвержена маніямъ и находимся въ сильной зависимости отъ вашихъ субъективныхъ ощущеній.
-- Въ чорту субъективныя ощущенія! Это зависитъ отъ сердечной теплоты. По моему, если ваша любовь къ женщинѣ не можетъ стать выше ея денегъ, такъ она должна благодарить Бога, что избавилась отъ васъ, и все тутъ!-- Бальдвинъ только слегка засмѣялся.
-- Очевидно, что мы съ вами не сходимся во мнѣніяхъ,-- сказалъ онъ.
Въ этотъ день Маргарита, сидя въ сторонѣ, смутно слышала разговоръ Луиса съ Рупертомъ, не сознавая, что они говорятъ или хотятъ сказать.
"Джонъ Маллабаръ никогда бы не держался такого холоднаго, ужаснаго взгляда", говорила она себѣ. "Зачѣмъ подвергаюсь я этимъ униженіямъ? Зачѣмъ не стряхну съ себя этой галлюцинаціи. Я увѣрена, что это ничто иное, какъ галлюцинація. Такія понятія не обнаруживаютъ благородства души. О, нѣтъ. А между тѣмъ, какъ только онъ взглянетъ на меня, или заговоритъ со мною, я все это забываю. Развѣ я обязана выбрать лучшее?.. Отчего не могу я всегда помнить, что онъ никому не раскрываетъ своего сердца, не даритъ своего довѣрія, какъ товарищу и равному? Это ужасно! Я стряхну съ себя эти чары, и все разскажу мистриссъ Лассель. Она будетъ добра ко мнѣ. Ей я могу довѣриться. Что до остального, я должна пойти ему на-встрѣчу. Будетъ страшно тяжело, если все не устроится какъ... какъ... ну да все равно. Надо рѣшиться".
Такъ сидѣла она и долго размышляла, пока голосъ Бальдвина не вывелъ ее изъ задумчивости. Онъ сидѣлъ возлѣ нея и говорилъ:
-- Обѣщаете ли вы мнѣ выйти завтра, какая бы ни была погода? Вы слишкомъ много сидѣли дома, это начинаетъ на васъ дѣйствовать. Говоря: выйти, я хочу сказать, что вамъ надо пройтись. Вамъ необходимы движеніе и свѣжій воздухъ.
-- Я, да, о, да! Я завтра какъ-нибудь выйду,-- отвѣчала она, глядя на него съ выраженіемъ испуга. Луисъ вѣроятно замѣтилъ ея впалыя, блѣдныя щеки, ея глаза, казавшіеся неестественно большими, необыкновенно темными и печальными. Онъ несомнѣнно видѣлъ все это, хотя невозможно рѣшить, приписалъ ли онъ эту перемѣну только ея неутомимому ухаживанью за Рупертомъ и сидѣнью взаперти.
-- Я говорилъ съ Рупертомъ,-- продолжалъ онъ.-- Я сказалъ ему, что, даже съ эгоистической точки зрѣнія, ему не мѣшаетъ отъ времени до времени отпускать васъ отъ себя, такъ какъ въ противномъ случаѣ вы у насъ заболѣете и вамъ придется уѣхать, чтобъ отдохнуть. Вы были бы этому рады?
Маргарита взглянула на него едва дыша. "Я права", подумала она. "Онъ что-то знаетъ или о чемъ-то догадывается. Вслухъ она поспѣшно проговорила:-- Совсѣмъ нѣтъ,-- и Луисъ съ долгимъ взглядомъ и полу-улыбкой отошелъ отъ нея.